Несколько месяцев спустя единственное, что вспоминалось Саре о свадьбе, — это поразительное сходство священника с Хилари Клинтон. В каком-то смысле оно стало для нее подарком судьбы. Под размеренное чтение выбранного ими шекспировского сонета Сара отвлеченно разглядывала крепкие ноги святого отца, похожие на ноги Хилари, а при обмене кольцами с интересом отметила, что мохнатые брови также роднят его с супругой Клинтона.
Сначала предполагалось, что во время службы Том прочтет свои стихи, но в конце концов решили отложить декламацию до торжественного банкета. Сара была несказанно этому рада — выслушивать поэтическое поздравление из уст Тома на собственной свадьбе… нет, это свыше ее сил. У нее и так ноги подкашивались.
Он стоял так близко, что не смотреть на него было сущей мукой, но Сара упорно не сводила глаз с цветов. Цветы были потрясающими — никогда в жизни она не видела таких тигровых лилий. Однако не прошло и нескольких минут, как взгляд ее невольно скользнул в сторону затылка Тома. Господи, когда же все успело так далеко зайти? — беспомощно вопрошала она себя, пока священник бубнил положенные на брачной церемонии слова.
Как и все важные события в ее жизни, началось это тихо и незаметно, в ее квартире в Баттерси. Лиз только что узнала, что беременна, и они с Ричардом пригласили ее на ужин. После кофе Ричард извлек из бумажника листок голубой писчей бумаги. Это было письмо Тома с его новым стихотворением. Лиз как раз жаловалась на занудство одной телевизионной поэтической программы, и Ричарду пришло в голову привести стихи друга в качестве аргумента.
— Интересно, ты и после этого скажешь, что не любишь поэзию? — спросил он, вручая Саре листок.
Сара закатила глаза и с тяжелым вздохом принялась читать. Когда она опустила письмо, на глазах ее блестели слезы.
— Это здорово. — Ничего другого ей просто не пришло в голову.
— На тебе лица не было, когда ты читала, — заметила Лиз.
Стихотворение было про кенгурят, в сумерках пробуждающихся в зарослях Тасмании, и Саре оно показалось пронзительно — печальным и в то же время невыразимо трогательным. От стихов веяло Австралией, словно она сама там побывала, хотя единственное, что связывало ее с этой страной, — ночь с сиднейским барменом и пристрастие к сериалу «Соседи» в далеком детстве.
Сара понимала, что Ричарду хочется ее поразить, — во-первых, он считал поэзию материей, достойной ее внимания, а во-вторых, стихи написал его друг. Но она не ожидала, что они настолько ее тронут. Для нее это было равносильно шоку.
А потом Ричард показал Саре фотографию двухлетней давности — он, Том и Гарри в костюмах для крикета в преддверии матча между Комптоном и каким-то тасманским городком.
— Это Том? — спросила она, ткнув в Гарри.
— Да нет, это мой брат. По прическе видно. Глядя на Гарри с его бачками, коричневым пиджаком и оранжевой рубашкой, Сара подумала, что о нем, наверное, всю жизнь только так и отзывались: «По прическе видно».
Фотография Тома заняла свое законное место в бумажнике Ричарда, но Сара и по сей день помнила ее до мелочей. Это была одна из тех фотографий, на которых Том выглядел не просто «ну а-а-балденно» красивым, как выразились бы ее друзья, а прямо — таки светился небесной красотой. Не от мира сего — совершенно не от мира сего.
Когда она два месяца назад прилетела в Тасманию, Ричард устроил ей помпезную встречу, притащив в аэропорт толпу друзей и родных. Том тоже приехал, и ей наконец выдалась возможность сопоставить стихи и фотографию с реальностью. Исход оказался фатальным. Чем больше Сара противилась мыслям о Томе, тем больше они ее одолевали, каждый день, каждую минуту.
И сейчас, стоя с Ричардом у алтаря, она попыталась сравнить свою страсть с простудой или лихорадкой, но тут же безнадежно махнула рукой. В глубине души ей хотелось броситься с головой в этот омут, так что на простуду с лихорадкой это не особо походило.
После той суетливой встречи в аэропорту Сара довольно долго не видела Тома, пока однажды утром не столкнулась с ним в центре города. Он выходил из магазина рыболовных снастей, а она спешила в аптеку за очередной бутылкой репеллента. Они поговорили о рыбной ловле и комарах — вполне благопристойная беседа, но за ней последовала куда более рискованная чашечка кофе. Рискованная для Сары, поскольку она взглянула в лицо Тома, с трудом проглотила комок в горле и впервые усомнилась относительно свадьбы с Ричардом.
Они выпили по три чашки кофе. «И с каждой чашкой я все сильнее увязала», — думала теперь Сара, беспомощно оглядывая скопище гостей. Да, надо посмотреть правде в глаза — тогда, в Лондоне, это было просто наваждение, с Ричардом она испытала неизведанные и восхитительные чувства, но Том… он словно возвращение к теплу домашнего очага. И неважно, что она его почти не знает.
Сара уже потеряла надежду разобраться в себе — убила на это дело не одну неделю. И незачем искать оправданий поспешной помолвке с Ричардом. Том все равно свел бы ее с ума — где и когда угодно.
Священник дочитывал последние слова, а Сара смаковала пьянящие воспоминания о тех посиделках в кафе. Они торчали там до тех пор, пока официантки не начали на них косо поглядывать. Кофе к тому времени остыл, а ситуация становилась довольно щекотливой. И только тогда Том рассказал ей об Анни.
Сара вздрогнула и тревожно оглядела гостей, выискивая Анни, но той нигде не было видно. Ну и ладно, с облегчением вздохнула Сара.
Анни шел шестой десяток, она была старше Тома на двадцать с лишним лет, и тем не менее Сара просто умирала от ревности. Анни и Том жили вместе вот уже три года. Том признался, что когда-то Анни вытащила его из пропасти, куда он неудержимо катился, — играл в карты, пьянствовал, потерял водительские права, а заодно и счет в банке.
Когда они познакомились, Анни вообще не нуждалась в мужчинах — в ее поместье водилось столько денег, собак и лошадей, что можно было обойтись и без человеческого общения. Но между ними тут же вспыхнула страсть, и неспроста: Анни была неотразима. Тогда в кафе Том показал Саре ее фотографию: Анни в старой коричневой юбке из хлопка; волосы собраны в хвост; потрясающие зеленые глаза (это оттого, что она вегетарианка, пояснил Том).
Анни оказалась не только вегетарианкой, но и скульптором. Имя она сделала себе на лошадях — продавала в Америку по паре бронзовых коняк в год и жила на вырученные деньги. Скульптуры поменьше, вроде статуй собак, украшали ее сад. Том рассказывал с упоением. А еще Анни ваяла с одних и тех же животных — с трех лошадей, размещавшихся в дальнем загоне, и с многочисленных ретриверов, хилеров и лабрадоров, шнырявших по ее ферме.
Родители Ричарда и раньше упоминали, что Анни Арчер — нечастый гость на комптоновских свадьбах, так что неудивительно, что Том пришел один, решила Сара. И все же ей стало легче. Намного легче, подумала она под монотонный бубнеж двойника Хилари Клинтон.
А потом «Зима» в исполнении Найджела Кеннеди вдруг в очередной раз сменилась «Весной», и служба была окончена. Вот и все. Впоследствии, сколько бы Сара ни вспоминала свою свадьбу, она не могла избавиться от ощущения, что больше времени потратила на рыдания в туалете, чем на произнесение слов брачной клятвы.
В соседнем шатре подготовка к торжеству шла полным ходом, и когда новобрачные наконец перефотографировались со всеми желающими — многочисленными собачками, детьми и родителями, — на столах уже громоздились огромные блюда с тасманскими раками, тихоокеанскими устрицами и сыром бри с острова Кинг.
Едва дождавшись конца этой муки мученической, Гарри рванул к первому попавшемуся официанту, ухватил сразу два бокала шампанского и залпом осушил их. Затем вновь отыскал официанта и цапнул последний бокал рислинга, пролив добрую половину на свою чудную оранжевую рубашку.
Тем временем новобрачный расшаркивался с толпой пациентов и их хозяев, жаждущих обменяться с ним лапо- или рукопожатием. С другой стороны жениха домогались собратья по крикету.
— Поздравляю, Дик! — заорал официант.
— Местные его всегда так зовут, — объяснил Гарри, заметив удивление Сары.
— Ну прямо «Том, Дик и все-все-все» — ну и Гарри, конечно.
Сару поразило, как это она осмелилась произнести вслух имя Тома, да еще с такой легкостью. Но еще удивительнее, что у нее остались силы шутить. Наверное, все объяснялось тем, что самое страшное позади.
Гарри ухмыльнулся:
— А с чувством юмора у тебя ничего. Особенно для лондонской леди.
Сара поморщилась. Она уже начинала привыкать к его неизменному паясничеству. Правда, раздражал он от этого не меньше, но сейчас она была рада любому, кто отвлек бы от тягостных мыслей.
Официант испарился, оставив Ричарда и Сару в относительном одиночестве, если не считать Гарри, который по-прежнему болтался поблизости.
— Ты неотразима, — произнес Ричард и поцеловал ее. Затем повернулся к брату: — Гарри, музыка была…
— Я всегда говорил, что «Времена года» — редкое занудство, — согласился тот. — Хорошо, что у меня в загашнике нашлась кассета «Блонди», а то бы совсем труба. Кстати, Сара, платьице что надо, в «Харродз»[12] отхватила?
— Ну почему все считают, что раз я живу в Лондоне, то обязательно одеваюсь в «Харродз»? — возмутилась Сара.
Гарри пожал плечами:
— Ну, по-моему, вполне в твоем стиле.
— Вот спасибо. К твоему сведению, мне его сшили на заказ. Это так — кстати.
— Просто обожаю, как эти миленькие англичаночки произносят «кстати». Ну всегда кстати, — сказал Гарри.
— Ты аппаратуру к выступлению подготовил? — деликатно сменил тему Ричард.
Гарри кивнул:
— Ага, все на мази. Только Пиппин не хватает, опять хрен знает где шляется. И почему женщины вечно опаздывают? — Увидев выражение лица Сары, он закатил глаза: — Ладно — ладно, извини. Ну извини, я правда не хотел.
— Пиппин — это твоя барабанщица, да? — спросила Сара, пропуская слова Гарри мимо ушей. На прошлой неделе ей уже посчастливилось лицезреть Пиппин — та, в своем знаменитом кепи, подпирала стойку местного бара.
— Барабаны, бубен, вокал, — ответил Гарри.
— Вас что, всего двое?
— Ага, как Сонни и Шер. Или нет, как Рене и Рената. Ну и фанера, конечно.
— А кто такое название придумал — «Барабанные палочки «Блонди» в наших надежных руках»? — вежливо поинтересовалась она.
— Пиппин. Наклюкалась как-то и придумала. А про барабанные палочки — чистая правда. Я их на концерте в штаны спрятал, когда мне восемь лет было. Спроси мою мамочку — она подтвердит.
— А Пиппин… — Сара замялась. — Ну, я имею в виду, она… того?
— Женским полом увлекается? Ну да. И мужским. И нашим, и вашим… Вообще-то, чувак, — Гарри хлопнул брата по плечу, — ты мне нужен на пару слов. Как мужчина мужчине. Ничего? — повернулся он к Саре.
Она кивнула и неторопливо направилась к своим родителям.
— У нас тут кое-что наклевывается с нашими «Барабанными палками».
— Ага, сегодня, значит, «Барабанные палки»? — съязвил Ричард.
— Да! — Гарри выпятил челюсть и театрально взвыл: — Барабанные палки! Волшебные палки! Всем палкам палки!.. Ладно, я, собственно, вот о чем. Нам тут предложили пару выступлений — в пабе и на комптоновской ярмарке. Только и то и другое в будни. Выступление в Комптоне никак нельзя пропустить, а оно в пятницу днем…
Ричард вздохнул:
— И тебе нужна справка.
— Сам знаю, что обещал больше не клянчить, но это вопрос жизни и смерти.
— Как ты думаешь, каково мне все время просить своих друзей об одолжении только потому, что они врачи?
Гарри пожал плечами.
— Гарри, — вздохнул Ричард, — у меня свадьба. Ну почему я здесь с тобой стою и обсуждаю какие-то дурацкие поддельные справки? Можешь мне ответить?
— Потому что я твой брат. — Гарри смачно отхлебнул из очередного бокала. На сей раз это оказалось пиво.
— Исключительно потому, что это в последний раз. И только поэтому. А если ты когда-нибудь переплюнешь Элтона Джона, я в доле.
— Элтон Джон, — проворчал Гарри. — Господи, какой же ты пижон, Ричард! Ты меня убиваешь!
Тут он разглядел ковылявшую к ним Пиппин — одной рукой она волокла барабаны, а другой почесывала нос. Гарри оставил брата, ринувшись на спасение женского состава своей группы.
К Ричарду подошел Том:
— Жарковато сегодня.
А где же Анни? — подумал Ричард, глядя на друга. В последнее время она все реже и реже появлялась с Томом на людях. Даже на свадьбу не пришла, что, признаться, слегка задело Ричарда. Хотя Анни всегда чудила. Много лет назад Бронте все уговаривала ее сваять Микки, их жеребца, — так Анни прямо на улице так ее отбрила… Впрочем, она всегда славилась грубостью, а горбатого, как известно, могила исправит.
— Похоже, Гарри нам концерт устроит? — улыбнулся Том.
— Угу, и похоже, родители Сары не шибко в восторге.
— Что поделаешь, — пожал плечами Том, — некоторым нравится.
— Гарри говорит, им тут пару выступлений предлагают.
— Вот и хорошо. Сдается мне, работа в банке ему надоела. Он тут недавно мой чек заполнял, потом смотрю — весь оборот исписан новыми названиями группы, и все перечеркнуты.
— Любимое его занятие — новые названия выдумывать, — усмехнулся Ричард. — Иногда мне кажется, что он только ради этого музыкой занимается.
Тут появился и сам Гарри:
— Еще минутка — и все готово. Там у Пиппин с малым барабаном что-то не заладилось.
— Ты же знаешь, мне это абсолютно ни о чем не говорит, — ответил Ричард.
— Пойду-ка туалет поищу, — сказал Том. Гарри помахал руками, как крыльями, и пожаловался:
— Пот течет рекой. Как тебе в пиджаке?
— Жарко, — вздохнул Ричард. — Теперь понятно, почему мы в прошлый раз в церкви свадьбу устроили.
Гарри ухмыльнулся:
— Хочешь сказать, что согласился венчаться в церкви только из-за прохлады мраморных плит?! Сгинь, языческое отродье! Слышала бы тебя Бронте!
Идея венчаться в церкви принадлежала именно ей — в свои двадцать с лишним Бронте умудрилась сохранить искру католической веры. В тот раз свидетелем был ее брат.
— Анни что-то не видать, — мрачно сказал Ричард.
— А ты на нее рассчитывал?
Ричард пожал плечами:
— Полчаса ходу. Она здесь всех знает. Ее пригласили. Том мой свидетель. Хотя бы ради Тома.
— По-моему, как только Том перестал в ней нуждаться, она потеряла к нему всякий интерес.
— Да уж, у нее всегда был паршивый характер. Помнишь, как Бронте ее поначалу умасливала?
— Ну, положим, не без задней мысли, — возразил Гарри. — Бронте к ней подкатывала, потому что галереи Нью-Йорка заваливали Анни приглашениями на рождественские приемы. Так чего удивляться, что Анни осталась равнодушна к ее заигрываниям?
Несмотря на то что с Бронте они развелись пять лет назад, Ричард до сих пор чувствовал себя ответственным за нее. К тому же Микки она обожала, а к лошади Ричард относился с нежностью. Правда, их лошадью Микки стал уже после развода, на самом деле он всегда принадлежал только Бронте. И чем бы она ни грешила, будь то тщеславие или столичная манера пускать пыль в глаза, не Гарри ее судить.
— Нельзя же вечно все валить на Бронте, — заступился за бывшую жену Ричард. — Анни сама хороша. Сколько раз она меня к своим собакам вызывала, думаешь, хоть раз чаем напоила?
— Это потому, что стоит тебе появиться, как Том тут же к тебе бросается, вот она и ревнует.
— С чего это ты взял?
— Да я ее насквозь вижу. Знаешь, чем Тому пришлось поплатиться за жизнь в тепле да садик с цветочками? Она его в камень превратила. В статую.
— Хватит ерничать, — поморщился Ричард и поискал глазами официанта, чтобы избавиться от пустого бокала.
— Да не ерничаю я, — возразил Гарри. — Том для нее все равно что мебель. Просто он ей больше не нужен, вот и все. Или она ему больше не нужна. Неважно. Я это давно чувствую. Ну ладно, хватит об этом. Прими мои поздравления.
— Спасибо.
— Правда, моя-то личная жизнь в руинах, — продолжал Гарри.
— Я думал, руины мы проходили полгода назад. Та смазливенькая с губками.
— Да нет, это другие руины. Вернее, пустыня. Дамская пустошь. Пора мне сваливать из Тасмании.
— Может, для начала из Комптона? — предложил Ричард. — Как насчет Мельбурна?
— Господи, и откуда этот миф про Мельбурн? Послушай опытного человека, в Мельбурне женщин нет и подавно.
К ним подошла Сара:
— Не собираюсь вам мешать — просто хотела сказать, что меня попросили сфотографироваться для местной газеты. И вроде как о себе рассказать.
— О всемогущий «Вестник Комптона»! — воскликнул Гарри. — Не забудь им напомнить, что они опять переврали наше название — между прочим, в третий раз!
— О вас что, писали? — спросил Ричард.
— Да будет тебе известно, «Барабанные палочки «Блонди» в наших надежных руках» не сходят со страниц сего достойного издания. Особенно с последней страницы — знаешь рубрику «Концерты и выступления»? Вот там-то нас и пропечатали.
Сара рассмеялась:
— Обязательно скажу. Считай это моим первым тебе одолжением в качестве невестки.
— Вот видишь, — подмигнул брату Гарри, когда Сара ушла на поиски фотографа, — Бронте такой никогда не была. В этот раз тебе положительно повезло.
— Ладно, — отмахнулся Ричард, — вернемся к твоей личной жизни.
— Не к чему возвращаться — нет ее, и все. Смотрю и ничего подходящего не вижу. А когда вижу, пробую — и ничего не выходит.
— Ну уж это, — Ричард махнул рукой в сторону пальмы в горшке, — наверняка беспроигрышный вариант.
— А, с кадкой? С кадкой точно получится.
— Да нет, не туда смотришь, за пальмой. Гарри подался вперед, чтобы разглядеть, о ком говорит Ричард.
— Видишь тетку, которая с отцом треплется?
— Нет… Боже, это не женщина, а слонопотам!
— Гарри, не валяй дурака. Вон та, в платье сороковых годов. Красная помада. Длинные темные волосы. Теперь видишь?
— Теперь вижу, — вздохнул Гарри. — Венди Вагнер, ведьма верхом на помеле.
— Почему — ведьма?
— Да она пентаграммы на бланках рисует, когда деньги на счет кладет. Крошечные такие, думает, никто не заметит. А когда деньги протягивает, всегда одно и то же бормочет — «с лихвой».
— С лихвой?
— Ага. Мы сначала думали, это она так «спасибо» говорит, просто у нее дефект речи, проблемы с дикцией. А потом кто-то из наших ее раскусил. Когда ведьма с деньгами расстается, она должна шепнуть «с лихвой», чтобы они к ней потом с лихвой вернулись. Вот, значит, кому ты решил меня сосватать. Ну спасибо тебе.
Гарри поставил бокал на землю и почесал под мышкой своего уцененного пиджака.
— Слушай, они на Саре целую передовицу состряпают, — сказал он, наблюдая, как фотограф из местной газеты увлеченно делает снимок за снимком.
— Не хотел ей говорить, — Ричард понизил голос, — но, кажется, это наша матушка постаралась.
— С другой стороны, — задумчиво продолжал Гарри, — о чем им еще писать? О бедной женщине из Нижнего Комптона, у которой в пылесос засосало попугайчика? Или о патлатом подростке, который у обувного чуть не высморкался? По-моему, сам бог велел поделиться с ними Сарой. Прекрасное лондонское создание, прямиком из «Харродз», в нашем захолустье.
— Она же тебе уже сказала, что там не одевается, — вздохнул Ричард. — Надо бы тебе как — нибудь в Англию съездить, — может, тогда поймешь, что там обычные женщины.
— Ничего подобного, — возразил Гарри. — В Англии есть две разновидности женщин — похожие на принцессу Маргарет и похожие на Спорти Спайс.
Терпение Ричарда лопнуло, он повернулся, чтобы уйти, но столкнулся с Пиппин.
— Привет! — Она чмокнула его в щеку.
На Пиппин была футболка с осьминогом, белая хлопчатобумажная юбочка в кружевах, подозрительно смахивающая на неглиже, коричневые колготки в полоску, тупоносые башмаки из грубой кожи и кепи.
— Свадьба — высший класс! — продолжала она.
— Ричард мне Венди сватает, — перебил ее Гарри. — Как тебе это нравится? Представляешь, как низко я пал в его глазах! Каких глубин отчаяния достиг сей бедный отрок, если собственный брат толкает его в объятия дьяволопоклонницы?!
— Заткнулся бы ты, Гарри. — Пиппин почесала голову под кепи. — И вообще, я на эту красотку первая глаз положила.
Ричард вытаращился на нее.
— Пиппин, — назидательно произнес Гарри, — животному миру не свойственны игры и нашим, и вашим, а следовательно, ты только что глубоко шокировала моего брата.
— Ничего подобного, — возразил Ричард, лихорадочно роясь в своих порядком запылившихся познаниях в биологии и пытаясь припомнить представителя фауны с неоднозначной сексуальной ориентацией. — Морские коньки, — забормотал он, чтобы скрыть свое смущение, — морские коньки… э-э… и нашим, и вашим.
— А Венди мне сказала, что ты ничего. — Пиппин хитро прищурилась, глядя на Гарри.
— Но это же меняет дело! — воскликнул он. И как ни странно, братец прав, подумал Ричард. Еще как меняет. Ибо при всем его шутовстве Гарри достаточно было одного доброго слова, чтобы прекратить балаган и в кои-то веки стать серьезным.
— Еще пива, гарсон! — крикнул Гарри в сторону павильона.
Но официанты давно затерялись в несметных толпах гостей, подтягивающихся из Хобарта или Мельбурна.
Гарри снял пиджак, явив свету темные пятна под мышками.
— Прикольная рубашка, — одобрила Пиппин. — Где?
— Ливерпуль-стрит.
По опыту Ричард знал, что этот красноречивый ответ означает благотворительную лавку на Ливерпуль-стрит, а вопрос Пиппин, которая неизменно приходила в восторг от чудовищных рубашек Гарри, подразумевает примерно следующее: «И в каком же из заведений Общества Сан-Винсент де Пол или Красного Креста ты отхватил такой кайфовый прикид?»
Да-а, у них с Пиппин никогда ничего не выйдет, подумал Ричард. Для любви нужна тайна, а о каких тайнах здесь может идти речь? Он поискал взглядом Сару. Интервью, похоже, подошло к концу, и теперь ее окружало плотное кольцо местных жителей.
— Пойду спасать жену, — сказал Ричард и осознал, что впервые назвал Сару женой. Это доставило ему несказанное удовольствие, особенно после столь неудачного брака с Бронте, который чуть было не привел его к полному разочарованию в семейной жизни.
Гарри и Пиппин смотрели ему вслед.
— Слушай, ты же пошутил насчет Венди? — спросила Пиппин.
— Я одинокий мужчина, а потому отношусь всерьез ко всему, что двигается и пользуется дезодорантом.
— Тогда нечего удивляться, что до сих пор остаешься холостяком, — беззлобно парировала Пиппин. — И когда до тебя дойдет, что женщина — это не предмет? — Она двинулась прочь.
— Когда отдашь «Женщину-евнуха»[13], которую полгода назад одолжила на один день! — проорал Гарри ей вслед.
Он невольно покосился на Венди. Может, Пиппин не врет и он ей правда нравится. На сцене-то он смотрится вполне ничего, а она человек достаточно широких взглядов — колдовство, конечно, не в счет, — запросто может счесть его привлекательным.
Хотя бы с виду. Как ни крути, он тут единственный человек в шоколадно-коричневом кримпленовом костюме и оранжевой рубашке с рюшами. Вот если бы Венди познакомилась с ним поближе… Неизвестно, как еще все обернется.
Ладно, хватит дурью маяться, решил Гарри, и рука его сама потянулась за сигаретой, несмотря на то что отец все утро внушал гостям, что в павильоне курить запрещено.
— Тоже мне, нашли павильон — палатка паршивая, — демонстративно проговорил он и неожиданно осознал две вещи — он пьян, и его все достало.
И особенно его достала Пиппин. Интересно, со сколькими представителями мужского, женского и среднего пола в Тасмании она переспала? Гарри прищурился, не отрывая глаз от Венди. Он вообще сомневался, что Венди нравится Пиппин. Так, собственнический инстинкт, для галочки. Пиппин во всем надо его переплюнуть — не только по части женщин.
— Галочка-выручалочка, — опять произнес он вслух, чувствуя, как стремительно пьянеет.
Ох уж эти мне дерьмовые псевдофеминистки, подумал он и побрел в поисках еды.