Торговец цветами

Подрагивающей рукой Ваньнин прикоснулся к своим волосам — и, действительно, обнаружил, что несколько прядей оказались вне высокого пучка и свободно свисали сзади.

— А…, спасибо, — он кивнул, и в следующее мгновение просто распустил волосы и не глядя пересобрал их в низкий хвост.

При этом выбившихся прядей стало раз в пять больше.

Мо Жань едва удержал так и рвущийся смешок. Балетмейстер в этот момент представлял собой невероятно чувственную картину: разметавшиеся в беспорядке волосы ниспадали на обнаженное плечо, контрастируя с белоснежной кожей, словно свет и тень смешанные в одном причудливом танце.

Нет, ему следовало держать себя в руках, как бы ни «чесались» его руки прикоснуться к этому манящему участку кожи. Он должен был оставаться в границах дозволенного.

Как ни странно, делать это было намного сложнее, чем еще утром: возможно, виной тому был вздох, сорвавшийся с губ Чу, но что-то внутри Мо Жаня было готово сломаться в любую секунду. Он сжал руки на руле потому что просто должен был за что-то ухватиться — в противном случае он бы перестал за себя отвечать...

Внезапно повисшую тишину их поездки нарушил звук сообщения в мессенджере. Ваньнин извлек из кармана телефон и поспешно уткнулся в экран, что-то интенсивно печатая в ответ.

Мо Жань покосился на него… и едва не создал аварийную ситуацию на дороге, лишь в последний момент успев встроиться в нужный ряд.

Ваньнин переписывался… с Ши Мэем. Это было неожиданно, и заставило Мо Жаня вспомнить, как Чу совсем недавно сказал, что именно Ши Минцзин был единственным, кто его мог понять.

Юноша хмуро уставился на дорогу, стараясь не думать о том, что именно скрывалось за этими словами. Знал ли Ши Мэй о прошлом их учителя? Что именно ему было известно? Насколько Ваньнин доверял ему — и, главное, почему подпустил его так близко, тогда как Мо Жаня оттолкнул?..

Ши Мэй почему-то нравился ему все меньше.

Комментарий к Часть 14 Этот автор, как всегда, со своими “музыкальными паузами”!

На этот раз танец писался под песню Les friction – Dark matter. Сам текст песни, по моему скромному мнению, идеально подходит отношениям оригинальных героев, и в целом прямо веет вдохновением.

А, и еще: я заранее прошу прощения за то, что пришлось слегка исказить оригинальный сюжет в угоду вымыслу — но просто, да, именно так я представляю постановку, если бы она существовала. Массовые батальные сцены с “камнями” вэйци – марионетками, и т.д., и весьма мрачный финал (тут моё видение сходится с товарищем Ваней).

Но у нас в истории, конечно, хэппи энд будет, это же о любви!)

Всё, больше ничего не буду писать.

Спасибо, что читаете!

====== Часть 15 ======

Чу Ваньнин все еще не совсем понимал, почему до сих пор не съехал от Мо Жаня в гостиницу. С каждым днем находиться с ним в одном пространстве становилось все сложнее.

Балетмейстер намеренно в эти несколько недель согласился работать еще над несколькими постановками, и в итоге набирал так много работы, что едва справлялся — лишь для того, чтобы большую часть времени отсутствовать в квартире. Теперь у него больше не было выходных. Уходил он рано утром, а приезжал уже поздно вечером. Старался поесть где-нибудь вне дома, до возвращения.

Что было удивительно, так это то, что Мо Жаню еще не надоело его терпеть, потому что, совершенно очевидно, этот юноша был слишком хорошо воспитан и явно старался услужить своему вынужденному гостю любым возможным способом.

Гостеприимство же его, похоже, не знало никаких разумных границ.

Мо Жань упорно продолжал спать на диване, уступая свою огромную кровать балетмейстеру и не поддаваясь ни на какие уговоры.

Он готовил для балетмейстера еду, стирал его вещи.

Каким-то непостижимым образом он вставал раньше Ваньнина на полчаса (что было неслыханно, учитывая, что ложился юноша не раньше часа ночи) — и готовил для Чу завтраки. И балетмейстеру ведь действительно приходилось это есть — потому что разве он мог отказаться, если юноша, казалось, специально стряпал блюда по его вкусу? По всему выходило, что Мо Жань делал это нарочно — но Ваньнин понятия не имел, как сказать ему «стоп». Еда была слишком хороша…

Но, если бы Мо Жань остановился только на готовке, это было бы еще полбеды. Всякий раз он предлагал подвезти балетмейстера — и тому приходилось приучиться вызывать такси заранее, чтобы демонстрировать Мо Жаню, что его машина уже в пути.

Казалось, Чу не может даже просто лечь спать раскрытым, если ему становилось жарко — откуда ни возьмись всякий раз, стоило Чу только откинуть одеяло, появлялся этот несносный юноша и интересовался, не холодно ли ему. Если Ваньнин отвечал, что ему «не холодно», Мо Жань не отступал и интересовался на этот раз, «не жарко» ли ему. Если же Ваньнин все-таки засыпал раскрытым, наутро он всегда обнаруживал поверх себя слой одеяла...

Сколько бы ни пытался балетмейстер Чу останавливать своего бывшего ученика в его поползновениях, столько бы ни предпринимал попыток сократить свое присутствие под одной с Вэйюем крышей — казалось, его усилия ни к чему не приводили.

Что до их совместных репетиций — отвертеться от Мо Жаня становилось и вовсе сложно. Ваньнин и шагу ступить не мог чтобы его не спросили, не хочет ли он пить, есть, и не устал ли он.

Казалось, все свое свободное время Мо Жань тратит на Ваньнина. Это начинало… пугать.

Ши Мэй, с которым Чу всегда мог найти общий язык, как-то, оставшись наедине с балетмейстером, осторожно заметил:

— Мо Жань совсем перестал куда-либо ходить с нами. Это так странно… неужели так занят своим новым парнем?

Ваньнин, который никогда не видел, чтобы к Мо Жаню приходил его парень, или чтобы тот собирался на свидание, нахмурился. Если раньше он был уверен, что у юноши кто-то есть, сейчас его начинали одолевать смутные сомнения по этому поводу.

— Ши Минцзин, а ты… когда-нибудь видел, с кем Мо Жань встречается? — наконец решился он спросить.

— Нет, — Ши Мэй призадумался. — Но от него только и слышно, что у него нет времени на то, чтобы болтаться с нами. К тому же, даже сейчас он с кем-то переписывается… — он незаметно кивнул в сторону Мо Вэйюя, который действительно сосредоточенно пялился в телефон, но, как будто почувствовав, что на него смотрят, тут же поднял голову и широко улыбнулся, обнажая мягкие ямочки на щеках.

Ваньнин нахмурился, никак не реагируя на улыбку, и сделал вид, что посмотрел в сторону юноши случайно.

Действительно, Мо Жань часто что-то увлеченно набирал на телефоне… в кармане Ваньнина тихо пискнул его собственный телефон, но он лишь раздраженно закатил глаза потому что уже знал, что Мо Жань ему только что написал что-то.

Все-таки не стоило смотреть в его сторону.

Немного помолчав, он произнес:

— Ему стоит больше времени проводить с друзьями.

Этой короткой фразой он словно озвучил некий вердикт — решение, которое должно было заставить Вэйюя наконец прекратить вертеться вокруг него.

Чу опустил глаза, вздыхая, и его взгляд невольно упал на собственные судорожно сжатые пальцы. Тонкие, холодные, узловатые… некрасивые. Его руки были слишком худыми, так что он почти всегда носил одежду с длинными рукавами, стремясь скрыть их от посторонних взглядов...

...Эти тонкие, неловкие, некрасивые руки вчера прикасались к медово-смуглым плечам Мо Жаня, когда у юноши вечером внезапно свело судорогой трапециевидную мышцу спины.

Ваньнин вспомнил, как Вэйюй издал тихий, гортанный стон под его прикосновениями, как напряглась его шея, и как мягко он откинул голову назад, а полуприкрытые глаза, казалось, распахнулись, впиваясь в лицо Чу, как если бы он хотел найти в нем ответ на некий молчаливый вопрос. Он слегка прикусывал нижнюю губу всякий раз, когда Ваньнин сминал его плечи, а его дыхание вырывалось из груди теплой сладостной волной.

Его разгоряченная кожа имела приятный, пряный аромат, напоминающий запах скошенных диких трав посреди летнего зноя… Чем дольше Мо Жань продолжал смотреть на него, тем сильнее Ваньнин был смущен, пока в конце концов не вынужден был испуганно отстраниться, внезапно обнаружив, что больше не может выносить этот странный, подернутый поволокой, темно-фиалковый взгляд.

К счастью, в комнате было темно, иначе Мо Жань наверняка бы заметил, как безбожно дрожат его руки, и как обыкновенно бледное лицо буквально пылает огнем.

— Ваньнин… почему… почему ты остановился? — в темноте голос Мо Жаня в тот вечер звучал странно хрипло, проходясь по нервам Чу подобно электрическому разряду. Горячая волна желания разливалась по нервам Чу, будя абсолютно ужасающее чувство беспомощности перед собственным телом.

Он понимал, что Мо Жань считает его прикосновения абсолютно невинными, что его бывший ученик не думает, что сидеть полураздетым на расстеленной постели в полумраке — сколько-нибудь зазорно… но для Чу, не имевшего подобного опыта, все это было просто… слишком.

Он буквально тонул в океане, в который по неосторожности зашел сам, думая лишь намочить ноги…

Нет, ему определенно не стоило прикасаться к Мо Жаню. Ни тем вечером, ни ранее… все эти несколько недель он словно балансировал на грани, испытывая попеременно то отчаянное возбуждение, то сокрушительное раскаяние.

А его беспечный бывший ученик, казалось, вовсе ничего не подозревал, то прося Чу расстегнуть ему рубашку, потому что его руки были слишком неловкими и не справлялись с крошечными пуговицами, то буквально умоляя Ваньнина по несколько раз в день пересобрать ему растрепавшиеся волосы в ровный пучок…

Так продолжаться дольше не могло.

Ваньнин пребывал в аду. Чем дольше он находился рядом с Вэйюем, тем отчаянней было его желание — но разве ему не было известно, что такой человек, как он, не имел права желать?..

Он не выносил чужих прикосновений.

Он был тем, кого приводила в панику одна лишь мысль о физической близости.

То, что Мо Жань мог вызвать в нем подобные чувства, было абсурдным.

Ваньнин начал справедливо опасаться за собственный рассудок, потому что объяснить подобную двойственность он просто не был в состоянии. Это была патовая ситуация.

И, все же, прекрасно осознавая это, он продолжал медленно сходить с ума…

Ему нужно было набраться смелости, собрать вещи и прекратить пользоваться гостеприимством Мо Жаня, но… он был малодушен. За эти несколько недель он настолько проникся Вэйюем, что снова оказаться в одиночестве казалось… невообразимым.

От одной лишь мысли о том, что рано или поздно ему придется вернуться в свой пустой огромный дом, его прошибал ледяной пот.

...Ваньнин снова мельком поднял глаза на Мо Жаня, и, к своему ужасу, обнаружил, что тот тоже на него внимательно смотрит. Пришлось снова перевести взгляд в сторону, усиленно делая вид, словно это произошло случайно.

Вот только Вэйюй, кажется, направился прямо к ним с Ши Мэем.

— ...Я слышал, что сегодня вечером в центре будет проходить уличный фестиваль, — продолжал о чем-то говорить Ши Минцзин, хоть Чу из-за своих размышлений уже давно успел потерять нить их разговора. — Балетмейстер Чу, Вы хотели бы пойти с нами? Будут Наньгун Сы, Е Ванси...

— Да, — неожиданно легко согласился Чу, натянуто улыбаясь Ши Мэю, и тут же думая о том, что таким образом ему удастся оттянуть время возвращения домой… Он продолжал смотреть на Ши Минцзина, а потому скорее почувствовал, чем увидел, что Мо Жань тоже к ним подошел. От его присутствия Чу всегда почему-то охватывал легкий, немного нездоровый жар. Особенно сильно начинали гореть уши.

— Что за фестиваль? В честь чего? — оживленно спросил Мо Жань у Ши Мэя, демонстрируя заинтересованность.

— Это фестиваль уличной еды, — Ши Минцзин, казалось, воодушевился вопросом. — Также будут выступать приезжие артисты и одна местная рок-группа… А-Жань, я рассказывал тебе о нем вчера, но ты сказал что, как всегда, занят…

— Планы изменились, — Мо Вэйюй приподнял брови, словно бросая другу вызов.

— Неужели твой парень не будет возражать? — ехидно подначил юношу Ши Мэй. — Или ты собрался наконец взять его с собой?

— Парень? Какой еще парень? — юноша сверкнул зубами в улыбке, больше напоминающей оскал. — О ком вообще речь?..

Ши Мэй и Ваньнин обменялись недоумевающими взглядами.

— Недолго музыка играла, — Ши Минцзин мягко рассмеялся. — Еще недавно ты говорил, что у тебя кто-то есть...

— Кто сказал, что мы встречаемся? — Вэйюй спокойно встретил взгляд друга.

Ваньнин деликатно кашлянул, вперив отсутствующий взгляд себе под ноги. Он вдруг вспомнил, что почти с самого начала Вэйюй говорил что-то о том, что «быть разрушенным лучше, чем отвергнутым…» — значило ли это, что некто, кто был ему дорог, так дурно к нему относился?..

Чу вдруг понял, что так мало знает о Мо Жане, в то время как юноша, кажется, знал о нем абсолютно все, начиная от того, что он любит есть на завтрак, и заканчивая самыми постыдными тайнами его прошлого, его самыми сокровенными страхами. От подобного осознания по спине прошла целая вереница мурашек странного предчувствия.

Мо Жань, кажется, заметил, как его учитель вздрогнул, и его непроницаемое выражение лица неуловимо смягчилось. Он сказал:

— Балетмейстеру Чу холодно? Я могу принести горячий чай…

— Мо Вэйюй, на кого я, по-твоему, похож? На немощного старика, не способного залить кипятком пакетик? — равнодушно процедил Ваньнин, а затем развернулся и спокойным шагом направился прочь.

Ши Минцзин и Мо Вэйюй некоторое время продолжали смотреть ему вслед, словно онемев. Подобная сцена не была редкостью — и, все же, такая реакция была слишком грубой даже по меркам Чу Ваньнина.

— А-Жань, разве ты не знаешь, что балетмейстер Чу не терпит такого отношения? — прошептал Ши Мэй тихо. — Зачем ты так с ним?..

— Как — «так»? — усмехнулся Мо Жань, продолжая наблюдать за удаляющейся стройной фигурой в белом. — Если все будут делать только то, что этот человек терпит, потакая ему, разве не останется он в итоге прозябать, стуча от холода зубами?

А затем направился следом.

В последнее время он не видел ничего предосудительного в том чтобы всюду при возможности ходить за Ваньнином — да, тот время от времени мог кричать на него, обзывая бездельником, но Мо Жань был готов терпеть эти оскорбления. Он уже успел понять, что Ваньнин чаще выпускает когти и шипит не оттого, что в действительности зол, а скорее из-за крайней степени смущения и недоумения.

К тому же, ему даже шесть лет назад безумно нравилось, как выглядит этот холодный, чуть надменный прищур. Единственное, чего он не мог вынести — когда в этих темных, словно бездна, глазах, плескался страх…

Репетиция в тот вечер и вправду затянулась, так что времени вернуться домой чтобы немного отдохнуть не было. Все решили ехать сразу на фестиваль — а, поскольку только у Мо Жаня был внедорожник, было решено отправляться вместе.

Наньгун Сы, Е Ванси и Ши Мэй сразу заняли широкое заднее сидение — а потому Ваньнину ничего не оставалось кроме как снова сесть на переднее, рядом с водителем.

Впрочем, с его непереносимостью чужих прикосновений он бы не вынес необходимости тесниться с кем-то, так что подобное решение было единственным правильным, несмотря на то, что мужчине все еще становилось не по себе.

Он изначально согласился поехать на фестиваль только потому что наивно подумал, что Мо Жаня с ними не будет… Как же так получилось, что теперь они все впятером сидят в одной машине, и Вэйюй вместе с Наньгун Сы, словно два одиноких волка, подвывают Билли Айлиш, а Ши Минцзин и Е Ванси погружены в обсуждение костюмов для предстоящего выступления и оживленно листают пинтерест?..

Балетмейстер Чу уставился в окно, стараясь не морщиться, когда кто-то из его учеников брал особо пронзительную ноту.

«I’m the bad type, make your mama sad type, make your girlfriend mad type..!»

Он покосился на Мо Жаня, который, очевидно, наслаждался поездкой.

Блики ночных огней высвечивали его лицо неоном, создавая жесткие тени, от которых обычно немного резковатые черты казались и вовсе демоническими. Взгляд юноши был устремлен на дорогу. Он продолжал напевать абсолютно глупую песню, скалясь в улыбке, а во взгляде танцевали фиолетовые искры, как если бы он предвкушал нечто.

Чу не мог оторваться от созерцания этого восхитительного лица, и ему все больше становилось не по себе от мысли, что он не должен так пристально и долго смотреть на Вэйюя.

Что, если кто-нибудь заметит?..

Он неосознанно сжал пальцы. Мо Жань, продолжая напевать глупую песенку, тут же скосил взгляд, как если бы его периферическое зрение было настолько острым, что малейшее движение Ваньнина могло его заинтересовать.

Чу тут же отвернулся, чувствуя, как лицо и шея начинают гореть под чужим изучающим взглядом. Ему в который раз стало мучительно душно. Именно потому он и предпочитал садиться на заднее сидение в те случаи, когда Мо Жаню удавалось настоять и подвезти его.

— ...Балетмейстер Чу, а Вам нравится рок-музыка? — неожиданно вырвал его из порочного круга Ши Минцзин. — На фестивале будет выступать местная рок-группа. Если не ошибаюсь, они в этом году выиграли конкурс в Линшань…

— Это ведь та самая группа, в которой играет двоюродный брат Мо Вэйюя? — неожиданно припомнил Ваньнин, и тут же осекся, когда осознал, что остальные присутствующие в принципе понятия не имели, что у Мо Жаня был брат.

— Да, Сюэ Мэн тоже будет на фестивале, — мягко улыбнулся Мо Жань. — Но, если балетмейстер Чу снова пожелает станцевать под его барабаны, на этот раз у него вряд ли получится — ту какофонию, которую они с близнецами Хансьюэ играют, сложно и музыкой-то назвать…

Ваньнин поджал губы, чувствуя, что ему не стоило в принципе упоминать Сюэ Мэна. Тот эпизод, когда Мо Жань случайно стал свидетелем его весьма провокационного выступления, до сих пор заставлял его мысленно сгорать от стыда.

«Зачем он снова вдруг это вспомнил?!»

— Балетмейстер Чу, Вы выступали под барабаны? — оживилась Е Ванси. — Я обожаю фольклорный колорит и трайбл! Что может быть прекраснее, чем мужественный танец древних воинов под ритмичные звуки скандинавских ударных!

Чу закашлялся.

— Это… действительно был фольклорный танец, — спустя несколько секунд отозвался он. — Брат Мо Вэйюя — мой хороший знакомый, и время от времени он выступает в поддержку благотворительных акций. В тот раз он попросил меня помочь, и я... согласился.

Он мельком взглянул на Мо Жаня, надеясь, что тот не станет раскрывать его тайну. К тому же, он чувствовал, что просто обязан наконец дать хоть какие-то объяснения о причинах, почему тогда выступал на площади с таким специфическим танцем. Мо Жань ведь вполне мог его превратно понять!

Юноша встретил его взгляд улыбкой.

— Балетмейстер Чу был прекрасен, как всегда, — его голос был пронизан теплом, от которого Ваньнин ощутил внутренний трепет.

Он не был уверен, почему такие простые, безыскусные слова имеют на него подобный эффект, но интуитивно чувствовал, что Вэйюй его не обманывает. Ему действительно понравилось.

Ваньнин не был уверен, почему, но ему вдруг захотелось улыбнуться. Он отвернулся, пряча все еще пылающее лицо…

Разговоры плавно текли вокруг него, и внутреннее напряжение понемногу уступало место какой-то странной, почти неведомой ему ранее, радости. Чу ведь был человеком, привыкшим к одиночеству, избегающим подобных развлечений, слывшим пресным и скучным — теперь же, оказавшись в окружении коллег, он ясно понимал, что никто из них не станет осуждать его или сторониться. Все они стали ему по-своему близки — несмотря на то что он временами раздражался и выплескивал на них свой яд.

Все они принимали его таким, каким он был… От осознания этого факта ему становилось удивительно легко на душе. В этот вечер ему больше не хотелось прятаться от мира, окружившись ледяными стенами безразличия — и, пусть это продлится лишь вечер, он готов был наслаждаться короткими мгновениями случайного счастья…

...Из-за фестиваля основные центральные улицы были перекрыты, а потому им пришлось припарковаться в нескольких кварталах от площади и пройти немного пешком. Наньгун Сы и Е Ванси пошли вперёд все разведать, а Ваньнин оказался в компании Ши Мэя и Мо Жаня. Немного рассеянно он подумал, что ведь шесть лет назад он вышвырнул обоих этих юношей за дверь, и тогда был уверен, что остался совершенно один. Что больше не увидит ни Мо Жаня, ни Ши Минцзина.

То, что они снова были втроем вместе, казалось за рамками фантазий…

— Балетмейстер Чу, не хотите засахаренных фруктов в сиропе? — предложил Ши Мэй Ваньнину. — Когда в прошлом году я гулял здесь со своим парнем, приметил одну неплохую лавку.

— Спасибо, не откажусь, — кивнул балетмейстер. — Ши Мэй, кстати, как себя чувствует твоя матушка? Всё наладилось?

Ши Минцзин удивленно моргнул:

— Мне удалось устроить ее в одном из лучших пансионатов. Она все еще почти не узнает меня, но… по крайней мере, она под присмотром, — он опустил глаза. — Я рад и этому.

— Хорошо, что всё так, — Ваньнин вздохнул.

Мо Жань, который не совсем понимал предмет беседы, хоть и был другом Ши Мэя, вклинился:

— Ши Мэй, разве твоя матушка нездорова? Ты никогда не рассказывал мне об этом.

Казалось очень странным, что отстраненный Чу посвящен в такие подробности жизни своего бывшего ученика.

— Ох, как-то не представлялось возможности, — отмахнулся Ши Минцзин. — Балетмейстер Чу хорошо знаком с моей семьей. Какое-то время он помогал мне… — он тихо вздохнул, и тут же сменил тему. — А вот и та самая лавка!..

Тема как-то сама собой быстро исчерпалась потому что все трое только что вышли на городскую площадь, которая сейчас была почти полностью заставлена множеством пестрых лотков и лавчонок.

Яркие крыши и навесы украшали разномастные вывески, на разный лад предлагающие всем желающим всевозможные угощения. В воздухе парили аппетитные ароматы лапши, сладостей и попкорна, а звуки музыки и гул голосов сливались в единое целое, сплетаясь в удивительно оживленную атмосферу теплого весеннего вечера.

Ваньнин тут же вспомнил утро, когда в толчее повстречал Сюэ Мэна — и подумал, что этим вечером людей стало действительно значительно больше, чем тогда.

Не успел он опомниться, как Ши Минцзин буквально растворился в толпе, видимо, направившись прямиком к лавке, о которой рассказывал ранее — и теперь с ним остался только один Мо Жань.

Чу рассеянно уставился себе под ноги, сверля взглядом стертую брусчатку, в неловком молчании ожидая, когда Ши Мэй вернется.

— Ваньнин, — окликнул его Вэйюй тихо, и его голос звучал удивительно мягко. — Не хочешь взять меня за руку чтобы случайно не потерять друг друга в толпе?

— …... — Чу молча поднял глаза на своего бывшего ученика. Тот внимательно смотрел на него. На лице читалось сдержанное почтительное выражение, и лишь уголки губ были приподняты в вежливой улыбке.

«Он ведь мог бы и сам взять меня за руку — зачем спрашивает?..» — рассеянно подумал балетмейстер.

В конце концов, неужели Вэйюй настолько серьезно отнесся к его словам о прикосновениях, что теперь опасался даже к руке ненароком притронуться?..

Впрочем, Ваньнин одернул себя, тут же подумав, что Мо Жань действительно все эти несколько недель всегда держался от него на почтительному расстоянии. Этот факт почему-то начинал странно раздражать.

— Ты ведь не ребенок чтобы тебя за руку всюду водить, — поддаваясь дурному настроению, бросил он. — Что с того, если мы потеряем друг друга из виду?!..

Теперь настала уже очередь Мо Жаня потупиться. Похоже, он не знал, что на это ответить, и, пока подбирал слова, Чу уже направился в сторону пестрых лавок с безделушками.

— Чу Ваньнин, подожди!.. — он следовал за балетмейстером практически вплотную, с трудом поспевая за спешащим словно на пожар человеком.

Ваньнин же в этот момент всерьез озадачился, почему Вэйюй решил идти за ним, хотя было вполне очевидно, что Чу нагрубил ему потому что хотел побродить в одиночестве.

Парадокс заключался в том, что, до тех пор, пока с ними был Ши Минцзин, Ваньнин чувствовал себя спокойно и даже расслабленно. Но стоило ему уйти, как внутреннее напряжение снова начало сводить Чу с ума.

Он мгновенно ускорил шаг, ловко лавируя между прохожими. В следующую же секунду его запястье до боли сжали обжигающие пальцы, и ему все-таки пришлось остановиться.

— Ваньнин… — Мо Жань стоял к нему слишком близко, а его ладонь продолжала сжиматься, обхватывая изящные тонкие пальцы Чу, — Я приехал сюда только потому что… беспокоился о тебе. Пожалуйста, не убегай от меня.

— Глупость, — Чу нахмурился. — Обо мне нечего беспокоиться — я вполне могу за себя постоять.

Однако слова Мо Жаня на самом деле болезненно вонзились в его сердце, на мгновение парализуя.

«Он снова тратит на меня свое время…»

Ваньнин вновь подумал, что этот юноша в эти несколько недель почти перестал общаться с прежними друзьями, и практически не отходил от него ни на шаг всё свое свободное время.

Под ложечкой неприятно засосало.

«Почему он так себя ведет? Он ведь мне ничем не обязан...»

Это переходило все возможные границы нормы.

Это следовало прекращать прямо сейчас.

— Мо Жань, послушай..., — Чу набрал в грудь побольше воздуха, собираясь с силами чтобы сказать, что собирается в ближайшие дни съехать от Вэйюя, но они все еще находились в толпе, и внезапно кто-то толкнул его со спины. Потеряв на мгновение равновесие, балетмейстер буквально впечатался в грудь юноши, который тут же притянул его к себе.

Тело обдало невыносимой волной жара, а дыхание моментально сбилось. Его лицо оказалось вплотную к широкой мускулистой груди, так что он мог слышать, как сумасшедше участился пульс Мо Вэйюя. Юноша резко выдохнул, а его руки мгновенно прошлись по спине Ваньнина, как будто проверяя, все ли с ним в порядке — и так и замерли, продолжая сжиматься.

Чу ощутил, как его буквально окутывает волнами жара. Голова странно закружилась, и, если бы не руки, удерживающие его на месте, он бы пошатнулся.

Впрочем, его тело мгновенно напряглось, словно инстинктивно группируясь, и в следующую секунду он попытался отстраниться. Вот только Мо Жань продолжал удерживать его, а его пальцы мягко прошлись по позвоночнику Чу таким интимным жестом, как если бы он вовсе забыл, что они до сих пор находятся в самой толчее, в общественном месте.

— Ты не ушибся? — спросил он тихо спустя минуту, и его голос мягко щекотнул и без того натянутые словно струны нервы Чу.

— Я… в порядке, — Ваньнин сделал еще одну попытку вывернуться из рук Мо Жаня, но в этот момент его бедро неловко задело некий выступающий весьма твердый предмет в нижней части тела Вэйюя. Тот резко выдохнул, а его лицо оказалось склоненным к шее Чу, так что рассмотреть его выражение не представлялось возможным.

Ваньнин неловко замер, а перед глазами замельтешили цветные пятна. То, что он ощутил… могло ли это быть?!!

Кровь прилила к лицу Чу так стремительно, что от обычной бледности не осталось и следа. К его ужасу, его собственное тело мгновенно отреагировало на близость Вэйюя практически так же агрессивно, заставляя его в панике наконец отпрянуть, отталкивая юношу.

— Ваньнин, — позвал Мо Жань хрипло. — Это… это вышло случайно. Прости.

«Случайно?! Мать твою, случайно?!»

Ваньнин отчаянно пытался придать своему лицу максимально безразличный вид, собираясь с мыслями.

— Я… понял, — чопорно кивнул он, пытаясь сгладить неловкость. — Такое… кхм, такое иногда случается...

В конце концов, он ведь и сам отреагировал на близость Мо Жаня — что в принципе шокировало даже его самого.

Именно в этот момент их и застал Ши Минцзин, который, не обнаружив их на прежнем месте, пустился на поиски.

— Балетмейстер Чу, я принес фрукты, — бодро сообщил он.

Ваньнин облегченно выдохнул, постепенно успокаиваясь. Ши Мэй с его мягкой улыбкой и теплым взглядом был как нельзя кстати.

— Спасибо, — он благодарно кивнул, решив временно избегать смотреть в сторону Вэйюя. Он почему-то боялся даже взглянуть юноше в глаза — хоть и не знал, что именно может в них увидеть.

Ши Мэй поделился с Мо Жанем и Ваньнином раздобытыми угощениями, и втроем они направились в сторону небольшой крытой шатром площадки, на которой уже начиналось выступление.

Ваньнин неловко кусал ягоды клубники и дольки яблок, вяло думая о том, что всегда любил сладости — вот только после всего произошедшего ему кусок в горло не лез. Даже любимые лакомства на вкус казались не лучше картона.

Ши Мэй оживленно рассказывал о том, что, пока искал их с Мо Жанем, наткнулся на лавку с безделушками и купил себе несколько традиционных шпилек для волос, болтал о прошлогоднем фестивале — и фейерверке, который должен был стать обязательной частью программы праздника.

Чу изредка вклинивался в его монолог с пустячными вопросами, но мысли его были далеки от происходящего вокруг.

Он чувствовал, что Мо Жань, все это время продолжавший молчать, смотрит на него.

— А-Жань, что-то ты совсем тихий сегодня, — Ши Мэй, похоже, тоже обратил внимание на необычное поведение своего друга. — Что-нибудь случилось?

— Нет, — коротко ответил Вэйюй. — Просто... немного задумался.

— В последнее время из тебя слово не вытянешь, — Ши Минцзин вздохнул.

— Тебе нужно больше общаться с друзьями, Вэйюй, — неожиданно резко бросил Ваньнин, и тут же проклял себя за назидательный тон. Временами он забывал, что Мо Жань — не шестнадцатилетний подросток, а он — не его учитель.

— У меня не так уж много друзей, балетмейстер Чу, — усмехнулся Мо Жань, но больше ничего не сказал.

Они подошли почти вплотную к высокой платформе, над которой на десятки метров простирался ярко-красный купол шатра, освещаемый гроздьями неоновых гирлянд. Внутри находились микрофоны и колонки, а в углу виднелась знакомая Ваньнину барабанная установка.

В следующую секунду к ним присоединились Наньгун Сы и Е Ванси, которые к этому моменту уже успели накупить целую гору разнообразных местных деликатесов и побрякушек.

— Балетмейстер Чу! Учитель! — Наньгун Сы неожиданно оказался перед Ваньнином, блокируя его обзор. — Я и для Вас кое-что успел купить! Это ведь Ваша любимая ягодная настойка Мо Сянлу... — он вдруг осекся потому что Мо Жань как-то внезапно возник за его спиной.

— Наньгун Сы, тебе не стоило так тратиться, — Ваньнин неловко замялся, не зная, под каким предлогом ему лучше отказаться от такого подарка. Настойка стоила неоправданно много…

— Что это за настойка? — полюбопытствовал Мо Жань. Его лицо не выражало ничего кроме ленивого интереса, и лишь по холоду в глазах Ваньнин догадывался, что юноша далеко не дружелюбен.

— О, — ничего не подозревающий Наньгун Сы достал наконец из рюкзака небольшой неприглядный пузырек. — Это проверенное старинное снотворное средство. Когда-то перед конкурсным выступлением, в одной из поездок, учитель напоил всех нас этой настойкой чтобы мы как следует выспались… Эта штука на вкус настолько сладкая, что никогда не догадаешься о ее коварном эффекте, — он рассмеялся. — Мы тогда едва не проспали выступление!

— Чушь, — Ваньнин поджал губы. — Я разбудил вас за полчаса до выхода — разве это можно назвать «проспали»?..

Правда же заключалась в том, что он и сам едва не проспал — и вспоминать об этом ему было до сих пор неловко. В конце концов, они приехали ради того конкурса на другой конец страны, тряслись в поезде несколько суток. Каким образом настойка оказала такое сильное действие, и почему он не услышал будильник, Чу не понимал до сих пор.

— В конце концов, наш танец все равно получил призовое место, хоть мы и не репетировали — едва успели добраться из отеля к нужному месту до окончания регистрации, — посмеиваясь, продолжил Наньгун Сы. — До сих пор с содроганием вспоминаю те мятые костюмы…

— Их следовало привести порядок с вечера, как я и советовал, — напомнил бесстрастно Ваньнин, а затем быстро наклонил голову, скрывая улыбку. Воспоминание об учениках в растрепанных костюмах, едва не обезумевших от спешных сборов, до сих пор живо маячило перед глазами.

Это был первый раз, когда он кого-то сопровождал на конкурс, так что он и сам едва не сошел тогда с ума.

— Интересно, как бы мы могли это сделать, если настойка буквально сшибла нас всех с ног ровно в девять вечера? — Наньгун Сы, посмеиваясь, протянул Ваньнину небольшой темный пузырек с жидкостью. — Держите, учитель. Она со вкусом винограда. Вам должна понравиться…

— Спасибо, — Ваньнин со вздохом принял подарок. — Но больше не смей мне ничего покупать, хорошо?

В то же мгновение Мо Жань буквально перехватил ее из рук Чу.

— Можно, я возьму ее посмотреть, балетмейстер Чу?

— Конечно, — ответил Ваньнин.

Что еще он мог ответить, если Вэйюй уже и так выхватил ее у него?..

...В этот момент наконец началось выступление, и, к счастью, все внимание окружающих теперь было обращено на рок-группу, которая только что вышла на платформу.

Чу мгновенно узнал Сюэ Мэна, сына Сюэ Чженъюна, и его двух товарищей — близнецов Хансьюэ. Один из них играл на бас-гитаре, другой — был клавишником. Сюэ Цзымин же, как обычно, расположился за баррикадой из сияющих хромированием барабанов и отбивал быстрый ритм.

Ваньнин так и не ответил в машине на вопрос Ши Мэя о том, любит ли он рок-музыку. На самом деле, будучи танцовщиком, он также мог смело называть себя меломаном, поскольку практически любую мелодию он представлял как некий эмоционально заряженный поток, который мог воплотиться в движениях. Вовсе не обязательно это должна была быть классика.

Группа, в которой играли Сюэ Мэн и близнецы Хансьюэ, исполняла авторские песни, и многие из них были ему неплохо знакомы. Мо Жань назвал их «какофонией», но он явно был склонен преувеличивать — музыка была не такой уж плохой. По крайней мере, люди, собравшиеся у сцены, активно подпевали и танцевали.

Так прошло несколько песен, и Ваньнин отметил, что Наньгун Сы и Е Ванси уже присоединились к танцующим и явно с удовольствием проводят время. Мо Жань же куда-то запропастился, и уже минут десять его нигде не было видно.

Он же продолжал стоять на месте, не совсем понимая, что именно ему делать. Ши Мэй, похоже, находился в такой же растерянности — а потому Чу направился к нему.

— Ши Минцзин, — позвал он. — Как ты смотришь на то, чтобы пойти в ту чайную неподалеку? Оттуда мы сможем смотреть выступление, но при этом нам не придется делать это стоя…

— Отличная идея, балетмейстер Чу, — кивнул Ши Мэй. — Честно говоря, мой парень должен был бы уже приехать, но его задержали на работе, так что сегодня, видимо, я предоставлен сам себе.

Он тихо вздохнул, косясь на телефон.

— По крайней мере, мы сможем составить друг другу компанию, — сдержанно улыбнулся Ваньнин. — Я понятия не имею, что бы здесь делал, если бы вы все разбрелись кто куда. Наверное, уже вернулся бы… домой, — он вдруг замялся, осознавая, что, пока Мо Жань находится здесь, он не сможет попасть к нему в квартиру.

У него ведь банально даже не было ключей...

— Балетмейстер Чу, — Ши Мэй рассмеялся, видимо, истолковав неожиданно побледневшее лицо Ваньнина по-своему. — На самом деле, это ведь я Вас позвал, так что было бы не очень порядочно с моей стороны оставить Вас одного, правда?

Они направились в чайную. Она представляла собой небольшое здание в несколько этажей с резными открытыми балконами и столиками, вокруг которых были разложены расшитые подушки. Именно на одном из таких балконов и задумал Ваньнин расположиться, предполагая, что оттуда будет хорошо просматриваться сцена, и в то же время можно будет посмотреть фейерверки. Все же, коротать время за чашкой чая, умостившись на подушках, представлялось лучшим вариантом, чем находиться в людской толчее.

Они с Ши Мэем заказали чай «восьми драгоценностей», поскольку к нему полагались всевозможные сладости, и быстро обустроились в уединенном алькове, откуда можно было наблюдать за всем, что происходило на площади и на сцене.

— Балетмейстер Чу, можно задать Вам один вопрос? — внезапно поинтересовался Ши Минцзин. — Мо Жань… Вам не кажется, что в последнее время он ведет себя как-то странно?

— Странно?.. — Ваньнин задумался, отпивая глоток обжигающей жидкости. — Боюсь, я знаю его далеко не так хорошо, как ты, Ши Минцзин. Вы были с ним дружны долгое время. Я не видел его шесть лет. Ты... переживаешь о нем?

— И да, и нет, — уклончиво ответил Ши Мэй, тихо вздыхая, а затем вдруг выпалил. — Я переживаю о Вас, балетмейстер Чу.

— Обо мне?.. — Чу немного помолчал, хмурясь. — Тебе… Мо Жань тебе что-то рассказал?

Ему вдруг стало не по себе при мысли, что Вэйюй мог обсуждать его проблемы с Ши Мэем за его спиной… В конце концов, он подозревал, что до этого может дойти, но все-таки не был готов к этому.

Он долгие годы тщательно скрывал от Ши Мэя все, что касалось угроз от Жуфэн, считая, что юноша и так пережил слишком много, и заслуживает спокойно спать по ночам… Но ведь Мо Жань был дружен с Ши Минцзином. Естественно, он вполне мог рассказать своему близкому другу обо всем, что приключилось с Чу…

Настала очередь Ши Минцзина удивленно уставиться на Ваньнина.

— Что именно Мо Жань мог мне рассказать?..

Ваньнин облегченно выдохнул. Значит, Вэйюй все-таки умел хранить секреты...

Ши Мэй, впрочем, продолжал на него внимательно смотреть, и в его взгляде промелькнуло сочувствие. Чу понял, что ответить на вопрос все же придется.

— Он знает о моем прошлом, — выдавил он из себя сухо. — У меня случилась очередная паническая атака, и пришлось как-то объясняться...

Ши Минцзин застыл, а чашка в его руке внезапно дрогнула.

— Ся Сыни… ты вовсе не обязан был оправдываться перед... ним! — он выдохнул. — В случившемся не больше твоей вины, чем моей… Послушай, ты действительно мало что знаешь о Мо Жане — но он из тех, с кем тебе стоит быть осторожнее…

Ваньнин не ожидал, что обыкновенно такой спокойный Ши Мэй так легко выйдет из себя. В это мгновение обыкновенно ласковый, словно вода, юноша выглядел… жутко. На нем буквально не было лица. Он настолько забылся, что назвал Чу его старым именем.

— Ши Мэй, тебе не стоит обо мне беспокоиться, — балетмейстер Чу покачал головой. — Тебе известно, что я могу за себя постоять. Что до Мо Жаня… я, действительно, мало его знаю. Но я уверен в том, что он неплохой человек…

В этот момент к их столику кто-то подошел, и Ваньнин слишком запоздало заметил, как длинная тень упала прямо на него. Его невольно пробрал озноб, но он тут же взял себя в руки, когда увидел, что это был Вэйюй.

«Что он успел услышать из нашего разговора?..»

Предупреждение Ши Мэя все еще звучало у Чу в голове, но… как он мог не доверять Мо Жаню?

Никто в жизни Чу и в половину так не заботился о нем, как делал это Вэйюй.

Эта забота была на грани навязчивости, приводила в ярость, но в то же время... от нее плавилось сердце.

И, пусть Мо Жань делал это из лишь ему ведомых соображений. Пускай все это рано или поздно должно было окончиться.

Чу не хотел об этом думать — сейчас он видел перед собой человека, к которому его отчаянно тянуло.

Человека, которого он хотел бы называть своим учеником, своим близким другом — да кем угодно, лишь бы он только оставался в его жизни…

Огорчало лишь то, что сам Ваньнин был вовсе не так благороден в своих побуждениях, как должен был быть. Он хотел от Мо Жаня того, что тот не смог бы ему дать.

И он прекрасно осознавал, что рано или поздно Мо Жань заметит его странности поведения, заподозрит неладное — и тогда любые их отношения будут навсегда разрушены.

Именно потому Чу следовало поскорее съехать из квартиры Мо Жаня — пока не стало слишком поздно.

Комментарий к Часть 15 Я, кажется, предупреждала, что новая часть выйдет быстро. Ну, вот!

Заранее прошу прощения за возможные опечатки. Если вдруг что-то заметите — пишите, у нас тут публичная бета (и ленивый автор) ^^

Всем, кто читает, заранее спасибо за понимание!

====== Часть 16 ======

...Вечерняя прохлада не приносила облегчения. Мо Жаня все еще преследовал дурманящий голову аромат цветущих яблонь, от которого стремительно учащался пульс, а ровно дышать становилось невозможно. Ваньнин… казалось, он просочился в каждую клеточку его тела, обвился вокруг его сердца подобно изящной ивовой лозе и вонзился в него острыми занозами, не давая покоя ни на секунду.

Все эти несколько недель, что Чу жил с ним под одной крышей, Мо Жань был словно в горячечном бреду. Порой он едва соображал, что именно делает. Несколько раз бывал в секунде от того, чтобы наброситься — но в какой-то момент останавливался, вспоминая о том, что своим поведением лишь вызовет у Ваньнина ужас. Он не хотел, чтобы Чу его боялся — пусть лучше будет вздорным, злым, оказывающим сопротивление, обзывает последними словами.

Он готов был принять что угодно — но только не страх.

Его душа словно раскололась надвое, и порой он больше не был уверен, что психически здоров, потому что как мог он одновременно желать защитить Чу, оградить от всех переживаний, заботиться о нем, словно о самом нежном цветке — и в то же время стремиться поглотить его целиком, смять его лепестки и растерзать на месте?..

Но на самом деле он любил ходить по краю, и потому всякий раз придумывал тысячу поводов, чтобы Ваньнин к нему прикоснулся. И плевать, что предлоги были сомнительными. Главное — они работали. Такие прикосновения могли однажды закончиться потерей контроля, но он готов был рискнуть ради того, чтобы ощущать на себе эти нежные, тонкие пальцы и хрупкие ладони…

Единственное, что все еще удерживало его разум в порядке — желание.

Желание, чтобы Ваньнин оставался рядом с ним как можно дольше.

Он хотел видеть, как нежные губы Чу подрагивают в тщательно сдерживаемой улыбке рано утром, когда Мо Жань готовит для него завтрак. Хотел замечать странные обжигающие искры в обычно холодных, словно мертвый космос, глазах.

Отчаянно желал одновременно и присвоить этого вздорного, гордого человека — и раствориться в нем…

Вот только Чу Ваньнина, похоже, невозможно было присвоить, а растворяться в себе он не позволял, с каждым днем все более четко давая понять, где находится граница между ним и его бывшим учеником, сводя их отношения к вынужденному сожительству двух едва не чужих людей.

Хуже всего, однако, было то, что Ваньнин даже не думал проводить такую границу в общении с Ши Мэем или Наньгун Сы. О, им он позволял баловать себя вниманием и подарками сколько угодно — и лишь на Мо Жаня реагировал диким шипением и язвительными замечаниями. Похоже, лишь Мо Жаня он обдавал леденящим холодом взгляда, когда тот заботливо готовил для него чай или хотел укрыть теплым пледом.

«Откуда такая избирательность, Юйхэн?!»

Иногда Мо Вэйюю хотелось кричать в голосину от такой несправедливости.

Он держался из последних сил на репетициях, когда Ваньнин подолгу болтал с Ши Минцзином, и даже, бл*ть, смеялся его шуткам. Держался... дома, когда балетмейстер, едва придя, тут же спешил переодеться, принять душ и лечь спать, отказываясь под любыми предлогами от ужина, совместного просмотра кино, или, тем более, откровенного разговора. Делал вид, словно Мо Жань был пустым местом. Словно Мо Жаня просто не существовало...

Но Мо Жань держался… до тех пор, пока не увидел, как улыбается его Юйхэн этому гребаному Наньгун Сы. Как ест фрукты, которые купил для него нежный Ши Мэй, и крошки сахара остаются на его губах словно крошечные кристаллы льда…

Прошло всего-ничего с тех пор, как он был в его, Мо Жаня, объятиях — пусть и по чистой случайности. Он был готов поклясться, что на короткое мгновение почувствовал отклик. Что Ваньнин не хотел отталкивать его, и застыл на месте на несколько секунд только потому что на самом деле не хотел, чтобы это прекращалось…

Вэйюй не мог не почувствовать, как тело Чу отреагировало в тот момент на их близость. Это не могло быть ошибкой...

...И, вот, этот несносный человек спустя каких-то полчаса бесстрастно советует Мо Жаню «проводить больше времени с друзьями». И игнорирует его. Не замечает, как Вэйюй пожирает его глазами. Даже не смотрит в его сторону...

Проклиная себя последними словами, Мо Вэйюй вдруг понял, что ему срочно нужно остудить голову — в противном случае быть беде. Он и так уже полчаса продолжал неловко мяться в стороне, не в состоянии выдавить из себя и двух связных слов, рассеянно отвечая на вопросы Ши Минцзина.

Ши Мэй же словно нарочно продолжал сыпать вопросами личного характера — как если бы ему доставляло удовольствие ставить Мо Жаня в неловкое положение. Как если бы он намеренно пытался выставить его перед Ваньнином полным дураком.

Этот вечер, пожалуй, не мог стать еще хуже.

Юноша решил незаметно раствориться в толпе — к счастью, на фестивале было многолюдно, так что сделать это было совсем нетрудно. В следующую секунду он уже шел мимо пестрых лавок и лотков, едва обращая внимание на их содержимое. Остановился, только когда понял, что гул голосов, смешанный с музыкой, почти не слышен. Прохладный ветер не помогал успокоиться, а лицо пылало. В голове роились тысячи непрошенных мыслей, одна абсурднее другой.

«Мог ли Ваньнин испытывать симпатию к Ши Мэю?»

«Почему так легко согласился поехать на этот чертов фестиваль, стоило юноше только позвать его?..»

Лоб начинал порядком болеть от напряжения. Разрозненными осколками впивались мысли о мягких полуулыбках его учителя в сторону Ши Минцзина, и о том, как неуловимо смягчался голос Ваньнина, стоило ему заговорить с Ши Мэем...

Мо Жань вдруг также вспомнил о том, по какой причине Ваньнин шесть лет назад сорвался на него вместе с Ши Мэем: ведь его друг сам же признался, что тогда был влюблен в балетмейстера Чу, и тем вечером открыто приставал к своему учителю… за что, собственно, Ваньнин и подтер им тогда пол, попутно вывихнув ему лодыжку.

«Почему он так легко простил Ши Мэя, но не меня?!»

Последняя мысль была подобна удару в живот, вышибая из Вэйюя последние крохи разума.

Он глухо дышал, прижимая внезапно ставшую пронзительно-холодной ладонь к пылающему лбу.

Вдруг пришло осознание, что только что он с легкостью оставил доверчивого Ваньнина практически в руках Ши Мэя. Наньгун Сы был слишком увлечен Е Ванси, так что, по сути, его балетмейстер наверняка сейчас был именно в компании с Ши Минцзином. Наверняка они оба неплохо проводили время — как могло быть иначе?

Достав телефон, Вэйюй наскоро написал Ши Мэю:

«Где вы?»

Он не стал писать Ваньнину, прекрасно зная, что тот предпочтет пару минут игнорировать его сообщение — как делал в последнее время почти всегда.

Ши Минцзин ответил, как и всегда, буквально сразу, и не стеснялся в выражениях:

«Мы — это кто, А-Жань?

Наньгун Сы и Е Ванси смотрят концерт, мы с балетмейстером Чу сидим на втором этаже чайной на главной площади...

А куда, спрашивается, подевался ТЫ?»

Последняя фраза явно была написана с раздражением. Вывести из себя нежного и ласкового Ши Минцзина было сложно, но, если он злился, он мог быть весьма едок в словах.

«Никуда не уходите.»

Мо Жань не собирался тратить время на объяснения в письменном виде. В конце концов, писать пространные цветистые сообщения никогда не было его сильной стороной.

Он должен был дать понять Ваньнину, что тот принадлежит только ему. Что он находится вне досягаемости других людей. Должен был прояснить ситуацию для них обоих… Но разве сам он не сказал первым, что их отношения будут дружбой?

Мо Жаня захлестнула бессильная злоба, но он не мог понять, на кого зол сильнее: на себя, или все-таки на Ваньнина, который снова решил выстроить вокруг себя периметр отчуждения?

Едва войдя в чайную, он направился прямиком на балкон, где безошибочно различил фигуру высокого мужчины в светлых одеждах. Ваньнин расслабленно сидел на мягких подушках, и в полумраке его лицо казалось несколько напряженным, как если бы он обсуждал с Ши Мэем не самую приятную тему. Как если бы был предельно напряжен в общении с Ши Минцзином, и от былых расслабленных улыбок не осталось и следа...

Сердце пропустило удар, а бессильная злость, разъедавшая его душу, на мгновение улеглась.

«Возможно, он держит на расстоянии не только меня…» — подумал Мо Жань.

...А затем он услышал спокойный, словно поток кристально чистого ручья, голос балетмейстера Чу.

Чу Ваньнин сказал Ши Мэю:

«...Что до Мо Жаня… я, действительно, мало его знаю. Но я уверен в том, что он неплохой человек…»

Вэйюй замер на месте.

Слова Чу буквально пригвоздили его намертво к полу, лишая способностей к здравомыслию.

«Я. Действительно. Мало. Его. Знаю…»

Каждое слово отозвалось в его душе темной, удушающей волной. В ушах звенело. Он словно тонул, и не было никого рядом, кто мог бы его спасти.

— А-Жань?.. — окликнул его встревоженно Ши Минцзин.

Ваньнин резко обернулся, запоздало заметив Мо Жаня за своей спиной. Его выражение лица было, как всегда, непроницаемым. Темные волосы были собраны в безукоризненный высокий хвост, ниспадая сверкающим черным водопадом на одно плечо. В темных глазах… мелькнуло легкое удивление. Мимолетное. Незначительное.

«Он считает, что не знает меня — с чего бы ему реагировать бурно?..»

Пальцы Мо Жаня рефлекторно сжались. Он заставил себя медленно выдохнуть и опустил глаза, опасаясь, что выражение лица его выдаст.

— Мо Вэйюй, — позвал его Ваньнин по официальному имени. — Тебя долго не было, и мы с Ши Минцзином решили немного отдохнуть здесь. Хорошо, что ты нашел нас.

— Садись, А-Жань, — вклинился Ши Мэй. Он определенно видел, что Мо Жань по-прежнему никак не реагирует, продолжая стоять на месте и молча пялиться на Ваньнина.

Но что ему оставалось делать?..

— Вэйюй? — Ваньнин неуверенно окликнул его, и что-то в его тоне наконец помогло юноше прийти в себя.

Изобразив на лице подобие улыбки, Мо Жань извлек из кармана небольшую коробочку и бросил на стол перед балетмейстером Чу.

Движение было наполнено каким-то странным, пугающим безразличием.

— Что это?.. — брови Ваньнина приподнялись в недоумении.

— Пусть балетмейстер Чу сам взглянет, — Мо Жань продолжал странно улыбаться и разместился на одной из подушек рядом с мужчиной — так близко, что их бедра буквально соприкасались.

Ваньнин слегка отстранился, незаметно отклонившись в сторону. Он бросил на Мо Жаня еще один недоумевающий взгляд — словно безмолвно задавал некий вопрос.

Как если бы спрашивал: «что с тобой не так, парень?»

Затем его тонкие, грациозные пальцы немного торжественно раскрыли бархатную коробочку, в которой на мягком ложе покоилась филигранная заколка-цветок. Золотое украшение мягко поблескивало в тусклом вечернем свете, а рубиновые вкрапления в форме лепестков хайтана казались каплями крови.

Балетмейстер Чу замер, а его лицо неожиданно сделалось отчаянно бледным. Он отдернул руки от коробочки, как если бы она обжигала.

— Что это?.. — еще раз спросил он, и его голос прозвучал пугающе холодно. Казалось, все намеки на эмоции словно разом выцвели из его тона, оставляя лишь звенящую пустоту.

— Подарок, — Мо Жань продолжал криво улыбаться. — Для Вас.

— Как красиво! — выдохнул Ши Мэй, который тут же принялся разглядывать изысканное украшение. — Это рубины… это, что, золото?! А-Жань, ты ведь купил ее не только что?.. Я не видел ничего подобного на фестивале…

— Да, я купил ее не здесь, — кивнул Мо Жань, но вдаваться в подробности не стал.

Ваньнин продолжал сидеть с пустым лицом, и лишь его взгляд был прикован к злополучному подарку. Он смотрел на него так, словно хотел стереть украшение с лица земли.

— Я... не девушка чтобы носить золотые заколки, — наконец выдавил он, полностью игнорируя тот факт, что Ши Минцзин лишь час назад рассказывал ему, как приобрел себе несколько новых шпилек для волос. — Забери... это. Верни туда, где купил.

Мо Жань не двинулся с места, а его взгляд продолжал скользить по Чу. Как можно мягче он вдруг поинтересовался:

— Что я могу сделать для балетмейстера Чу, чтобы он принял этот подарок? Я собственноручно рисовал эскиз, и заколка сделана под заказ. Вернуть ее не получится.

Ваньнин вздрогнул и наконец поднял на Мо Жаня глаза, в которых читалось изумление.

— Прости, что ты сделал?.. — переспросил он, как если бы не совсем понял смысл услышанного.

— Ваньнин, — Мо Жань спокойно встретил его взгляд. — Я не хотел покупать тебе ерундовых безделиц, но, кажется, сегодня тебя только ленивый не одарил чем-нибудь. Почему ты принимаешь их подарки, но отвергаешь что-то, что я сделал специально для тебя?..

Он говорил тихо, но каждое его слово звенело во внезапно образовавшейся тишине. Он намеренно назвал Ваньнина по имени, пытаясь вывести его на реакцию. Пошатнуть его самообладание. Заставить, в конце концов, хоть как-то реагировать!

Ваньнин молчал. Он смотрел на Вэйюя с пугающей растерянностью, и лишь его пальцы отчаянно сжимались, впиваясь в край стола.

— Я, наверное, пойду, — мягко предупредил Ши Минцзин. — Уже довольно поздно. А-Жань, я доберусь на такси, не волнуйся, — он скользнул к выходу, оставляя Ваньнина и Вэйюя наедине.

— Ши Мэй… — позвал его Ваньнин, вдруг начиная осознавать, что тот мог что-то превратно понять, и к тому же определенно слышал фамильярное обращение Мо Жаня к нему.

Он словно внезапно вырвался из транса, в котором только что пребывал — и «пробуждение» было не из приятных.

Заколка была идеальной. Ее узор был стилизован под изгибающуюся ветвь, распускающуюся нежными соцветиями. Сочетание золота и рубиново-красного цвета будоражило. Но… такой подарок должен был стоить целое состояние.

С чего Вэйюй решил вдруг дарить ему украшения?!

Ваньнин сделал попытку подняться чтобы последовать за Ши Минцзином, но неожиданно рука Мо Жаня впилась в его запястье, удерживая на месте. В следующее мгновение Вэйюй с силой потянул его на себя, и Чу потерял равновесие. Он упал прямо на руки Мо Жаня, задохнувшись от столкновения. Его бедра неловко сползли на колени Мо Жаня, а сам он буквально вцепился ему свободной рукой в плечи, пытаясь отстраниться.

Вот только его вторая рука все еще была словно зажата в тисках длинными сильными пальцами Вэйюя.

— Ваньнин, — тихо проговорил Мо Жань, и его дыхание коснулось губ Чу. — Не уходи.

Их лица оказались слишком близко.

Чу удивленно застыл на месте. Пугающее предчувствие сковало его. Он чувствовал, как вторая свободная рука Мо Жаня осторожно касается его волос. Медленные, бережные прикосновения контрастировали с грубой хваткой на его запястье.

Он не понимал, что происходит.

Ему хотелось накричать на Вэйюя, но так он бы только привлек к ним лишнее внимание. Пусть они сейчас и находились на открытом балконе — но все-таки были скрыты в тени небольшого алькова от посторонних взглядов.

Ваньнин не мог кричать. Он не мог начать вырываться, потому что Мо Жань, казалось, не делал в этот момент ничего ужасного. И, все же, его запястье уже начинало неметь.

— Расслабься, Ваньнин, — прошептал снова Вэйюй ему в губы. — Прости, если напугал тебя. Все, чего я хочу — заколоть твои волосы. Ты так часто помогал мне собирать пучки, что я решил, что по меньшей мере могу сделать для тебя то же самое...

Ваньнин недоверчиво моргнул.

Спокойные, тихие слова Вэйюя возымели на него положительный эффект. Его внезапно одеревеневшее тело снова обрело природную податливость.

— Вэйюй, это очень дорогой подарок, — понизив голос, прошептал он. — Я не должен принимать его.

Он старался отодвинуться, чтобы разрушить ощущение излишней интимности, но ему не удалось сместиться более чем на несколько сантиметров.

— Не должен или не хочешь? — Мо Жань продолжал мягко играть его волосами.

— Заколка действительно красивая, — уклончиво ответил Ваньнин, чувствуя, что может неосторожным словом оскорбить Вэйюя в лучших чувствах. — Будет правильно, если ты подаришь ее не мне, а кому-нибудь… особенному.

— Ваньнин, — Мо Жань прищурился, изучая неожиданно смущенное лицо Чу. — Ты… ты и есть самый особенный человек из всех, кого я знаю. Как ты думаешь, о ком я думал, когда рисовал ее эскизы? Как думаешь, о чем я думал?..

Злость, временно ослепившая его, наконец начала отступать, и он осознал, что напугал Чу до дрожи — к счастью, то, что Ваньнин наконец расслабился, окончательно вернуло его в реальность.

«Какого хрена я делаю?!» — он едва не застонал в голос, осознавая, что едва не пустился в описания того, о чем же он, собственно, думал.

Ни одна из его мыслей не должна была быть озвучена.

— О цветущем хайтане? — спросил вполголоса Чу.

— Да, — согласился Мо Жань. — А теперь, пожалуйста, повернись ко мне спиной, и я помогу тебе красиво собрать волосы.

Ваньнина не нужно было просить дважды. Он явно был не в восторге оттого, что буквально сидел на руках Вэйюя, а потому легко поднялся, стоило юноше выпустить его запястье из своей хватки — и снова сел на одну из подушек. Его тонкие изящные пальцы одним движением распустили волосы, и они упали на его спину длинным темным водопадом, поглощающим любые крупицы света.

В воздухе распространился тонкий аромат цветов, разливаясь дурманящим облаком, в котором хотелось захлебнуться.

«Ваньнин, ты такой доверчивый...» — вдруг подумал Вэйюй.

Его собственные руки неожиданно дрогнули, потому что осознавать, что Чу без проблем повернулся к нему спиной, позволяя к себе прикасаться — пусть и под вполне благовидным предлогом — было похоже на сладкую фантазию.

Мо Жаню внезапно перестало хватать воздуха. Он склонился над Ваньнином, зная, что тот не может его видеть, и прошелся губами по выступающему из-под растрепанных темных прядей кончику уха мужчины.

Чу не знал, что это был поцелуй — он наверняка думал, что Вэйюй просто задел его пальцами. Он не предпринял попыток уклониться, и лишь тихо выдохнул, продолжая спокойно сидеть, выпрямив спину и гордо расправив плечи.

Вэйюй же упивался прикосновениями к гладкому шелку волос, и его голова шла кругом. Он закрутил тяжелые пряди в толстый жгут и приподнял вверх, а его жадный взгляд уперся в беззащитную тонкую шею. Он застыл, пытаясь справиться с острым желанием склониться ниже к этой бледной, нежной коже, прикоснуться к ней губами.

В этот момент как раз наступила полночь и ночное небо над балконом озарилось яркими вспышками фейерверков. Сотни огней осветили пространство, и Ваньнин забылся, немного запрокинув голову назад. Он залюбовался яркими огненными соцветиями.

Яркие блики затанцевали на его коже подобно отблескам гигантского небесного витража.

И в эту секунду Вэйюй сдался.

Он впился в шею Чу, страстно целуя разгоряченную кожу. Его язык ласкал проступающие костяшки позвоночника, острые клыки прикусывали Ваньнина за загривок. Он тяжело дышал, а его пальцы продолжали ласкать рассыпающиеся темным потоком волосы.

Ваньнин тихо охнул, вцепившись пальцами в собственные колени, как если бы пытаясь найти опору.

— Стой, — прошептал он. — Вэйюй, стой…

Мо Жань тут же остановился, отстраняясь — но в следующее мгновение он взял заколку и наконец закрепил волосы Чу в высоком пучке, а его обе руки оказались свободны. Он тут же мягко обвил Ваньнина за талию, а его подбородок оказался на плече мужчины.

— Ты сейчас совсем не выглядишь испуганным, — заметил он мягко. — Почему же просишь меня остановиться?

— Вэйюй, — Ваньнин открыл глаза, как если бы вдруг понял, кто он, и что с ним происходит, и тут же сделал не вполне успешную попытку развернуться к Мо Жаню лицом, в результате которой оказался еще плотнее прижат к груди юноши — но на этот раз боком.

— Так почему?

Вместо ответа Чу резко толкнул Мо Жаня в грудь, заставляя того наконец ослабить хватку.

В следующую секунду он был уже на ногах. Его лицо было красным — и дело было совсем не в отблесках фейерверков. Пылающие уши и щеки удивительно гармонировали с рубинами на заколке. В то же время его брови были сведены вместе, а глаза полыхали яростью.

— Почему?!.. — прошипел он. — Вэйюй, какого… ты творишь?! Ты ищешь смерти?!

Мо Жань медленно улыбнулся.

— Прости, Ваньнин. Я… случайно, — на его лице читалась насмешка.

— Случайно?! — балетмейстер Чу едва не кричал, пользуясь тем, что грохот от салютов заглушал его голос. — Вэйюй!!! Ты потерял стыд!!! Как можно случайно…? — он внезапно замолчал потому что не мог даже толком произнести нечто подобное.

— Ты прав, Ваньнин, — Мо Жань продолжал улыбаться. — Мне совсем не стыдно. А тебе?

Это был вопрос с подвохом. Первой реакцией Чу было все отрицать. Он не привык уступать в чем-либо окружающим. Он хотел, было, уже ответить, что ему не стыдно — но тут же понял, что это будет ошибкой. Но и противоположный вариант ответа звучал бы еще ужаснее.

Он мрачно смерил Вэйюя взглядом, сохраняя гробовое молчание. Но все-таки не сбежал.

— Ваньнин, — Мо Жань вздохнул, чувствуя, что должен прекращать весь этот фарс. — Ты мне нравишься. Ты ведь понимаешь это?

Чу продолжал сверлить его тяжелым взглядом, стоя на месте. Он молчал, как если бы не понимал, что именно должен на это ответить.

— Ты мне нравишься, — повторил Мо Жань, не сводя с Ваньнина глаз. — Ты наверняка заметил это. Но, если вдруг не понял — я говорю это прямо сейчас, и хочу, чтобы ты меня услышал...

— Ты знаешь, что это невозможно, — оборвал его Чу. Его голос звучал отстраненно, и даже холодно, но выражение лица было... потрясенным. Зрачки расширились так сильно, что буквально поглотили собой всю радужку.

— Почему? — Мо Жань подался вперед, намереваясь взять Чу за руку, но тот незаметно отпрянул назад, и ладонь Вэйюя мазнула по воздуху.

— Ты знаешь, почему, — Ваньнин поджал губы. — Не питай иллюзорных надежд. То, что ты чувствуешь — мимолетное увлечение, но оно быстро пройдет. Тебе не будет интересно с человеком, который тебя сторонится. Который не может дать тебе того, что ты хочешь.

— Ваньнин, — Мо Жань вздохнул. — Ты сам сказал, что мало меня знаешь. Откуда тебе знать, что мне интересно, и что мне нужно? Куда больше меня беспокоит, интересен ли тебе я.

— Вздор, — это единственное слово ударило больнее, чем самая отборная брань. Вот только при одном взгляде на Чу становилось ясно, что он был слишком смущён, чтобы обсуждать свои чувства. Он нервно повел плечами, и тут же обхватил себя руками, словно пытаясь успокоиться.

— Похолодало, — заметил Мо Жань, меняя тему. — И к тому же уже поздно. Думаю, нам пора возвращаться домой.

— Я с тобой никуда не поеду.

Мо Жань удивленно вскинул голову, встречаясь глазами с балетмейстером. Ваньнин был предельно напряжен — его поджатые губы и неестественно прямая спина выдавали его с головой.

Его нельзя было никуда отпускать в таком состоянии.

Комментарий к Часть 16 И тут автора пробило на романтику...

P.S. Я кстати тут на выходных нарисовала небольшой арт к этой части (с заколкой), и он теперь вроде как на обложке. Не спрашивайте, почему всё такое фиолетовое — я художник, я так вижу XD.

====== Часть 17 ======

Признаться, если бы Мо Жаня спросили, почему в этот момент он поступил именно так, а не иначе, он не смог бы ответить. Но единственная мысль, которая была в его голове на тот момент, сводилась к тому, что Чу Ваньнин собирается уйти — и, если дать ему это сделать, он может уйти даже навсегда.

Найдет способ исчезнуть, и, возможно, будет прав.

Неизвестно, что именно рассказал Ши Минцзин балетмейстеру на этот момент, но ему определенно было, что сказать: он прекрасно был осведомлен и о прошлой затяжной ненависти Мо Жаня к своему бывшему учителю, и о многих прочих моментах, которые Мо Вэйюй предпочел бы скрыть от Ваньнина.

Впрочем, Ши Мэй вряд ли вдавался бы в подробности, ограничившись туманными предупреждениями — и, скорее всего, Чу был сейчас так напряжен вовсе не из-за Ши Минцзина.

Очевидно, он запаниковал по совсем другой причине. Его резко вскинутый подбородок и напряженное лицо говорили сами за себя. Похоже, его пошатнуло признание Вэйюя — настолько сильно, что он не знал, куда деваться, и решил спастись бегством. Он был настолько ошарашен, что даже на вопрос Вэйюя, взаимны ли его симпатии, не смог ответить ничего вразумительного кроме своего обыкновенного «вздор».

Мо Жань не предпринял попыток приблизиться к Ваньнину, позволяя ему находиться на безопасном расстоянии. Усилием воли он заставил себя солгать, хотя каждое слово буквально застревало в зубах:

— Хорошо, — произнес он со вздохом. — Я не должен был позволять себе лишнего. Ваньнин… балетмейстер Чу, я все понимаю.

Чу Ваньнин растерянно смотрел на него, в распахнутых глазах отчетливо читалась смесь облегчения и разочарования.

Но не страх.

Мо Жань мысленно поздравил себя с тем, что сумел его немного успокоить своим спонтанным враньем.

— Я все еще хочу считать Ваньнина своим другом, — продолжил он. — Что, если перед тем, как уйти, балетмейстер Чу выпьет со мной чаю? Я действительно немного замерз пока прогуливался.

Его бредовый, халатно состряпанный монолог не выдержал бы первой проверки: его тело все еще пылало от жара, а руки помнили ощущение трепещущего тела, которое лишь недавно прижималось к нему.

К счастью, Ваньнин и не подумал бы прикасаться к нему, чтобы проверить, обманывает ли его Мо Жань — особенно после того, как между ними повисло это неловкое признание.

Он принял слова юноши, как и всегда, за чистую монету, и, немного помолчав, кивнул.

В итоге они снова уселись за столик, и на этот раз между Вэйюем и Ваньнином было вполне приличное расстояние в несколько метров. Разбросанные пестрые подушки продолжали в беспорядке валяться на полу словно жертвы их поединка, а вспышки салютов постепенно стихали, погружая их укромный уголок в полумрак.

Мо Вэйюй принялся хозяйничать. Чайник на подносе был все еще теплым, так что он наполнил свою чашку — а затем подлил немного чая в чашку Ваньнина, который все еще избегал даже смотреть в его сторону и неловко возился с телефоном. Балетмейстер Чу как раз что-то кому-то писал, так что был слишком увлечен, чтобы заметить, как несколько капель настойки Мо Сяньлу оказались в его напитке. К счастью, чай балетмейстера, был сварен на молоке, и подавался с финиками и барбарисом, так что был и без того в крайней степени сладким. Распознать в нем какой-либо посторонний вкус было бы попросту невозможно.

Мо Вэйюй пододвинул к Ваньнину чашку и с тихим вздохом вытянул перед собой ноги, принявшись от нечего делать подбрасывать в воздух финики и ловить их ртом.

Ваньнин тут же переключил свое внимание на него. Отложив телефон, он прохладно поинтересовался:

— Мо Вэйюй, тебе обязательно сидеть в такой неподобающей позе?

Вэйюй как раз поймал финик, а потому, продолжая сжимать его в зубах и сияя белозубой улыбкой, поспешно выпрямил спину и подобрал под себя ноги.

— Так лучше?

Вместо ответа Ваньнин снова отвел взгляд и сконцентрировался на чае. Пил он медленно, словно наслаждался каждым глотком. Тонкие пальцы изящно обхватывали бледный фарфор чашки. От теплого напитка лицо его слегка раскраснелось, а губы и вовсе приобрели яркий оттенок цветков сливы. Волосы все еще были слегка растрепаны, а золотая заколка, которой Мо Жань закрепил сверху тяжелые пряди, неловко покосилась набок. При этом мужчина все еще выглядел настолько чинным и серьезным, что на контрасте беспорядок в его внешнем виде не мог не вызывать волну тепла.

— Я благодарен тебе за то, с каким гостеприимством ты отнесся ко мне, Мо Жань, — внезапно сказал Чу Ваньнин. — Ты помог мне в нелегкой ситуации. Считаться твоим другом для меня в радость.

Его слова звучали размеренно и плавно, словно легкая зыбь на глади воды, но мягкий, почти нежный тон скрывал за собой кое-что очень далекое от благодушия.

Все эти витиеватые слова прятали под собой попытку красиво попрощаться — и Мо Жань отчетливо понимал смысл, который Ваньнин закладывал в сказанное. Он знал, куда ведет весь этот разговор, и, несмотря на то, что в его голове уже созрел определенный план, часть его все равно невольно похолодела от ужаса. Он слишком хорошо знал, как этот чопорный человек умел отталкивать от себя окружающих — прочувствовал все это на собственной шкуре.

Последние сожаления о том, что он решился использовать снотворную настойку на Ваньнине, рассеялись.

— Если балетмейстеру Чу снова понадобится помощь, я всегда буду рядом, — осторожно ответил он, опуская глаза.

В этом он почти не обманывал.

— Мо Жань, — внезапно окликнул его Ваньнин, и его голос странно дрогнул. Он словно хотел сказать что-то еще, но не решался этого сделать.

Его глаза, казалось, странно блеснули, но он слишком быстро отвел взгляд чтобы Вэйюй смог понять, что это было за выражение.

Вдруг он резко покачнулся, и чашка едва не вылетела из его рук.

— Балетмейстер Чу?.. — Мо Жань медленно моргнул, но не предпринял попыток поддержать Ваньнина. Он прекрасно слышал рассказ Наньгун Сы про эффект Мо Сяньлу, но не ожидал, что он проявится так скоро.

Ваньнин испуганно замер, упираясь ладонями в стол чтобы сохранить равновесие. Часть волос упала ему на лицо, а заколка от резкого движения окончательно сползла с его головы.

— Мне… мне, кажется, нехорошо, — проговорил он неуверенно. Только что пышущее румянцем лицо покрылось слоем меловой бледности. — Мо Жань…

Вэйюй, отбросив осторожность, тут же подсел к Ваньнину, бережно обхватывая его за плечи.

— Все в порядке. Это, должно быть, переутомление, — тихо проговорил он. — Я отвезу Вас домой, балетмейстер Чу.

Ваньнин внезапно резко сощурился, а его губы поджались в тонкую линию. В этот момент его лицо выражало крайнюю степень волнения.

— Что-то было… в чае, — он вздрогнул. — Тебе нельзя за руль, Вэйюй.

— Я не пил чай, — спокойно ответил Мо Жань. — Только ел сладости.

Ваньнин тут же уставился на него во все глаза, хмурясь.

— Что? — Мо Жань усмехнулся. — Я просто не люблю пить чай горячим, так что ждал, пока остынет!

— Но ты сказал, что тебе холодно, и ты хочешь горячего, — процедил Ваньнин мрачно, чеканя каждое слово.

Его слабость как рукой сняло, а голос вновь звенел сталью.

— Правда?.. О, я и забыл, — Мо Жань рассеянно пожал плечами. — Балетмейстер Чу, пойдем. Уже действительно слишком поздно — а нам еще ехать. Ничего страшного, если Вы поспите в машине…

— Посплю?!.. — Ваньнин едва не выплюнул последнее слово. — Я сказал, что меня клонит в сон, Вэйюй?!..

Он тут же попытался отстраниться, но, как только его руки оторвались от поверхности стола, снова покачнулся, теряя равновесие — и в итоге буквально вцепился в плечи Мо Жаня.

Было удивительно, как отчетливо он продолжал мыслить притом, что его конечности словно медленно деревенели. Сейчас он был похож на кровожадного тигра, запертого в теле беспомощного котенка.

— Вы, правда, ничего не говорили, — поспешно согласился Мо Жань, пытаясь придать своему лицу обеспокоенное выражение. — Но Вас буквально качает из стороны в сторону. Хотите, я позвоню дяде Сюэ?..

Он уверенно блефовал, отлично зная, что Ваньнин даже с температурой сорок не согласится тревожить Сюэ Чженъюна посреди ночи. Ожидаемо, балетмейстер Чу вяло отмахнулся от его предложения:

— Не нужно. Просто отвези меня домой... Ты прав, я действительно ужасно устал.

Мо Жаня не нужно было просить дважды.

Расплатившись в чайной, он вывел Ваньнина на улицу. На площади все еще было многолюдно, но, к счастью, по пути к машине они не повстречали никого из знакомых.

Балетмейстера Чу немного качало из стороны в сторону всю дорогу, но выглядело это так, словно он слегка перебрал — ничего необычного.

Мо Жань помог ему сесть на заднее сидение, а сам быстро забрался за руль, и в следующую секунду они уже ехали по ночному городу.

Удивительно, но Ваньнин все еще не спал — время от времени он впивался в спину Мо Жаня тревожным взглядом, и в этот момент его лицо становилось абсолютно непроницаемым. Но весь путь он продолжал хранить молчание, и этот факт беспокоил Вэйюя намного сильнее, чем если бы мужчина продолжал сыпать вопросами, или даже напрямую спросил, что именно было в его чае.

Впрочем, он явно не был глуп, и, должно быть, уже сам все понял.

«И все же ты позволил мне увезти себя домой, Юйхэн, — мысленно изумился Мо Жань, — Насколько же сильно ты доверяешь мне?..»

То, что Ваньнин так спокойно себя повел, хотя, очевидно, уже обо всем догадался, приводило одновременно в ужас и вызывало восторг.

Мо Жань тут же вспомнил, что Ваньнин так и не ответил, чувствует ли к нему симпатию. Вместо этого он называл признание Мо Жаня вздором, и утверждал, что тот обманывает себя. Эта формулировка была весьма любопытной, оставляя огромное пространство для догадок — которые, впрочем, могли быть лишь предположениями.

«По крайней мере, он не сказал мне «нет» напрямую,» — Мо Жань снова покосился на Ваньнина, который к этому моменту уже практически лежал на заднем сидении, но все еще по какой-то причине не спал.

Они уже парковались когда Ваньнин неожиданно мягко произнес:

— Это ведь настойка, правда?

Его губы едва шевелились, и потому вопрос прозвучал почти беззвучным шепотом.

Когда Мо Жань ничего ему не ответил, он тихо вздохнул, а затем добавил:

— Я длительное время использовал ее вместо снотворного для того, чтобы избавиться от кошмаров, и потому нескольких капель мне недостаточно, чтобы уснуть, Мо Жань…

«Бл*ть!»

Мо Вэйюй покосился на мужчину, который смотрел на него с таким расслабленным лицом, словно ничего особенного не происходило, и его бывший ученик только что не пытался его опоить неведомой дрянью.

— Я просто хотел, чтобы ты остался со мной, — решил признаться он. — Ты собирался уйти, Ваньнин. Я видел это по твоим глазам.

— Действие настойки закончится. Как ты собирался остановить меня? — спросил Чу мягко, а затем медленно поднял руку к своему лицу и принялся с удивлением разглядывать свои пальцы, словно впервые их видел… при этом его брови странно хмурились.

«Да он… и вправду пьян!» — ахнул Мо Вэйюй.

До этого он никогда не видел, чтобы Ваньнин вел себя подобным образом. Обыкновенно он был относительно стоек к алкоголю — еще совсем недавно, в клубе, где Мо Жань выступал, он выпил немало, но его ум оставался предельно острым.

Но теперь его повело всего от нескольких капель снотворной настойки?..

В этом, похоже, и крылась истинная причина предельного спокойствия Чу Ваньнина.

— Откровенность взамен на откровенность, — медленно проговорил Мо Жань, не сводя глаз с Чу, который теперь принялся неловко тереть пальцами лоб, как если бы пытался избавиться от преследовавшего его наваждения. — Я честно отвечу на вопрос Ваньнина, если он ответит на мой.

— Идет, — согласился балетмейстер. — Я отвечу на любой вопрос. Но только на один, — его тонкие губы неожиданно приподнялись в хрупкой улыбке, от которой у Мо Жаня перехватило дыхание. Чу Ваньнин улыбался искренне крайне редко. Почти всегда его бесстрастное выражение лица выполняло роль плотины, перекрывающей любые проявления теплых эмоций. Но теперь… теперь, похоже, плотина дала огромную брешь.

— После окончания действия настойки я не стал бы задерживать балетмейстера Чу, и, если бы он захотел уйти, я бы позволил ему это, — ответил Мо Жань на вопрос.

Он не кривил душой, когда давал такой ответ: с самого начала он отлично понимал, что его поступок, мягко говоря, нельзя назвать честным.

Вот только он решил умолчать о том, что на самом деле в глубине души мечтал о том, чтобы продолжать спаивать Ваньнина настойкой, не давая ему возможности уйти еще несколько дней. Что до того, что он собирался делать потом… он не загадывал так далеко. Лишь надеялся, что сможет за это время убедить Чу остаться.

Он отдавал себе отчет в том, что такое поведение нельзя было назвать нормальным — но что-то внутри него давным-давно стало неправильным за все эти годы, и теперь, когда Ваньнин практически стал частью его жизни, отпустить его было немыслимо. Это бы разрушило Мо Вэйюя окончательно.

— Спрашивай, — вырвал его из мучительных размышлений голос балетмейстера Чу.

Похоже, все это время он ожидал вопроса и совсем не обратил внимание на весьма неоднозначный ответ Вэйюя и странные взгляды, которые юноша бросал в его сторону.

Мо Жань усмехнулся:

— Почему балетмейстер Чу не кажется злым или напуганным, узнав о настойке?

Изначально он хотел спросить кое-что другое, но подумал, что Ваньнин никогда не даст прямого ответа на вопрос из разряда «как ты ко мне относишься» — иногда Мо Жаню казалось, что тот и сам не понимает, как относится к Вэйюю.

Заданный же им только что вопрос был вполне логичен.

Чу Ваньнин ненадолго замолчал, а затем, хмыкнув, заметил:

— А что именно меня должно пугать? Ты, Мо Жань?.. — на его губах все еще играла улыбка, но теперь она как будто стала еще отчетливей, и в ней появилась насмешливость.

В этих словах было так много бравады, что Вэйюй едва не рассмеялся. Все-таки его бывший учитель был пьян — едва ли он мог бы выдать нечто подобное в трезвом состоянии.

— Некрасиво отвечать вопросом на вопрос, Ваньнин, — он тряхнул головой. — Я надеялся на честность балетмейстера Чу, но, похоже, недооценил его умение изысканно уходить от ответов…

Ваньнин на это лишь хмыкнул, восприняв слова Мо Жаня как комплимент... И, предприняв попытку выйти из машины, едва не грохнулся, лишь в последнее мгновение ухватившись за дверцу.

— Ваньнин! — Мо Жань не ожидал такой прыти от человека, который только что едва не пластом лежал на заднем сидении. Чу действительно вел себя словно хмельной: его движения были слегка раскоординированы, но в то же время природная пластичность никуда не исчезла — и в результате даже то, как он неуклюже хватался за раскачивающуюся дверцу внедорожника, оставляя мутные отпечатки на стекле, выглядело удивительно изящно.

— В следующий раз добавляй в чай не менее пяти капель настойки, Вэйюй, — назидательным тоном прошипел Чу себе под нос. — Избавишь меня от опасности разбить лицо об бетонный пол парковки…

Вэйюй, игнорируя бессвязные бормотания мужчины, одним движением подхватил его на руки — и, плавно закрыв многострадальную дверцу, понес Ваньнина к лифту.

Это был уже третий раз, когда он куда-то нес балетмейстера Чу — но впервые тот был в сознании, заставляя Вэйюя действительно искренне сожалеть о просчете с дозировкой.

— Я тебе не мешок редиски!.., — зло шипел он всю дорогу до лифта. — Либо поставь меня, либо возьми меня, как подобает!

Вэйюй на последней фразе действительно едва не выпустил Ваньнина — просьба мужчины «взять его» немедленно породила в его воображении целую вереницу не самых пристойных идей.

Ваньнин же, почувствовав, что хватка Вэйюя ослабла, мгновенно попытался выкрутиться из его рук. Он был удивительно юрким и ловким как для пьяного, и его ладони то и дело попадали Вэйюю по лицу, осыпая юношу хлесткими ударами и царапинами.

Мо Жаня неожиданно начало не на шутку заводить это странное сопротивление.

Прикосновения Ваньнина, до этого нежные и слишком осторожные, когда тот помогал Мо Жаню собрать волосы, были очаровательными, сладкими, дурманящими — но то, что происходило сейчас, было безумно горячо.

Мужчина перед ним выглядел растрепанным и немного злым, его дыхание сбилось, а взгляд буквально искрил.

Едва за их спинами закрылись двери лифта, Мо Жань прислонил Ваньнина к стене, сжимая его руки в своих, не давая тому сдивнуться с места. Его лицо приблизилось к Чу настолько, что он мог рассмотреть каждую ресницу, каждый миллиметр белой кожи, сквозь которую начинал пробиваться пунцовый румянец.

Ваньнин же в это мгновение, очевидно, вообще забыл о том, что должен испытывать страх — он точно так же бесстыдно рассматривал Вэйюя, как если бы видел его впервые.

Впрочем, когда его взгляд столкнулся с Мо Жанем, он тут же прищурился:

— Смотреть так пристально неприлично, Вэйюй.

Мо Жань изумленно приподнял брови, не зная, что на это вообще можно ответить.

Его глаза тут же скользнули к губам Чу — нижняя казалась слегка припухшей, как если бы мужчина совсем недавно ее усиленно кусал. Казалось, он может даже различить то место, куда пришелся основной укус — там остался слишком яркий след. Смотреть туда было ошибкой потому что мысли мгновенно наполнились фантазиями о сладких до дрожи поцелуях. Почему-то ему всегда казалось, что поцелуй Ваньнина будет нежным, словно прикосновение к лепесткам цветка.

«Что, если… » — Мо Жань подался к Чу, окончательно переставая осознавать свои действия. Его кончик языка мягко прошелся по месту укуса, пробуя его на вкус.

В этот момент он практически вжался в Ваньнина, и его тело отреагировало на подобную близость вполне однозначно: бедра напряглись, а по спине прошиб сладкий разряд предвкушения. Желание окутывало его горячей волной, заставляя забыться. Руки сжались на запястьях Ваньнина сильнее, а осторожное прикосновение к губам превратилось в поцелуй.

Ваньнин внезапно моргнул, и в следующее мгновение его острые зубы с силой сомкнулись на губах Вэйюя. Мо Жань хрипло простонал, чувствуя, как привкус собственной крови смешивается с пьянящим ароматом цветов. Этот грубый укус заставил его буквально задохнуться. Он продолжил целовать Чу еще исступленней, боясь, что, если прекратит — окончательно съедет с катушек. Его язык жадно исследовал рот мужчины когда лифт оповестил их обоих мягким сигналом о том, что они оказались на нужном этаже. Дыхание окончательно сбилось, а в ушах шумело, потому суть происходящего до него дошла не сразу.

В то же время он почувствовал, как напрягся Ваньнин, буквально выдыхая ему в рот:

— Прекрати… это...

Его голос звучал приглушенно, проходясь по раскаленным нервам дурманящим холодком.

Но прекратить начатое было немыслимо. Мо Жань буквально сгорал от ощущения близости, от вкуса этих мягких, влажных губ на своем языке. С глухим рыком он впился в запястья Чу сильнее, вжимая мужчину в стену. В это же мгновение нога Чу с силой пнула Мо Жаня чуть ниже коленной чашечки. Это был отточенный лоу-кик, которому, впрочем, не хватило амплитуды — однако удар все еще был очень болезненным.

На мгновение в глазах Вэйюя потемнело, и исступленный жар желания смешался с пронизывающей болью. Он на секунду ослабил хватку, хватая ртом воздух. Ваньнин же наконец смог вывернуться. С невиданной прытью для человека, находящегося под воздействием снотворной настойки, он выскочил из лифта.

— Ваньнин!.. — Мо Жань уже пришел в себя и бросился за ним следом.

К счастью, на этаже в такой поздний час никого кроме них не было, а Ваньнин был достаточно дезориентирован чтобы запутаться, в какую сторону идти. Его красивое лицо пылало, зрачки расширились. Было очевидно, что он не совсем понимает, что ему делать дальше.

— Ваньнин, стой! — Мо Жань в одну секунду оказался рядом с ним. Одним точно рассчитанным движением он сгреб Ваньнина в охапку — и, игнорируя яростные попытки Чу вырваться, решительно направился домой.

Он перекинул балетмейстера через плечо, так что тот буквально свешивался вниз головой, а его бедра оказались на груди Вэйюя.

К счастью, мужчина в его руках сопротивлялся только вполсилы — удары, которыми он тут же попытался осыпать спину и голову Мо Жаня, часто приходились по воздуху.

«Если бы он был трезв, точно уже оглушил бы меня» — подумал Мо Жань не без восхищенного удивления.

— Ваньнин! — не выдержал он, когда очередной размашистый хук едва не проехался по его печени. — Я упаду, и ты упадешь вместе со мной! Если так хочешь избить меня, дождись, пока я отпущу тебя!

Однако Чу его словно не слышал. Стоило Мо Жаню переступить порог квартиры и захлопнуть дверь, как очередной тяжелый удар пришелся по его бедру. Вэйюй покачнулся, чувствуя, как перед глазами все пляшет от боли.

— Твою ж…! — он инстинктивно прижал Ваньнина к себе крепче чтобы не уронить. Его пальцы импульсивно сжались на стройной талии и узких бедрах.

«Такой изящный…»

Мужчина в его руках напрягся, не то вздыхая, не то шипя, и прекратил молотить руками без разбора. Мо Жань практически ощущал, как бешено колотится сердце Чу, как тот прерывисто дышит.

Его ладонь тут же смягчилась, проходясь вдоль внутренней стороны бедра Ваньнина. Его собственная нога все еще пронзительно ныла от боли, но он готов был вытерпеть еще хоть десяток таких ударов, если Ваньнин просто позволит ему к себе так прикасаться.

— Тебе понравилось? — поинтересовался он тихо.

Ваньнин вместо ответа дернулся в его руках. Это была слабая попытка сопротивления — очевидно, предпринятая больше для собственного успокоения чем из желания, чтобы Вэйюй прекратил.

Пальцы юноши тут же снова впились в бедра Ваньнина, нежно поглаживая длинные ноги. В следующую секунду он решился спросить:

— Если ты позволишь мне снять твои джинсы, тебе будет еще приятней. Мне сделать это?

Ваньнин снова напрягся, но прикосновения Мо Жаня, похоже, лишили его былого напора.

Он по-прежнему упрямо ничего не отвечал, и потому Мо Жань только вздохнул. Он продолжал мягкие, дразнящие ласки, стараясь игнорировать желание перейти к более решительным действиям. Он не хотел напугать Чу, понимая, что грань между возбуждением и страхом у этого мужчины слишком тонкая.

На самом деле, он действительно опасался, что Ваньнин впадет в панику еще после поцелуя — но этого не случилось. Возможно, всему виной было расслабляющее действие настойки, или тот факт, что Ваньнин был уже достаточно возбужден.

Самому Мо Жаню к этому времени удалось отчасти вернуть себе контроль, и потому он собирался попробовать приласкать Ваньнина. Ему хотелось в первую очередь доставить ему удовольствие.

— Ладно… — вдруг сказал Чу, прерывая хаотичный поток мыслей Мо Жаня. Он буквально выдохнул это слово, но его оказалось достаточно.

Пальцы Мо Жаня на секунду замерли в воздухе.

А затем он решительно поставил Чу на ноги, на мгновение отстраняясь. Ваньнин все еще был красным до кончиков волос. Он прикрыл глаза, как если бы был слишком смущен чтобы смотреть на Мо Жаня прямо. Обыкновенно идеально собранные волосы теперь окончательно растрепались и запутались от недавней возни и просто хаотично ниспадали иссиня-черными прядями на разгоряченное лицо.

В следующее мгновение Мо Жань подался к Ваньнину снова — но тот, словно забыв о том, что только недавно сам согласился раздеться, мгновенно отпрянул в сторону.

Их глаза снова встретились, и балетмейстер Чу медленно моргнул, как если бы пытался собраться с духом.

— Я… сам, — наконец, бросил он. Его голос немного дрожал от напряжения. — Дай мне пять минут.

В следующую секунду он развернулся и уверенно направился в сторону ванной, оставляя Мо Жаня одного.

Комментарий к Часть 17 Оффтоп: не одна ведь я, когда в магазине на стойке со специями вижу “Ванилин”, читаю неправильно? XD

Да-да, я в курсе, как переводится это имя, но всё равно смешно ж (наверное О.О).

А вообще спасибо всем, кто дождался! Я старалась на затягивать с продолжением, и даже немного недоспала ради всего этого безобразия.

Как всегда, рада комментариям, лайкам, и отдельно благодарю всех, кто находит всякие глупости, неточности, и присылает правки <3.

====== Часть 18 ======

Комментарий к Часть 18 Товарищи, рейтинг этой главы — NC-17. Это значит, что no children under 17 admitted. Я искренне надеюсь на понимание, и на то, что мои читатели — сознательные булочки. Если вдруг для Вас это неприемлемый контент, или Вам меньше 17, не читайте. Сюжет от пропущенной главы ничего не потеряет (у нас история вообще-то не о кексе, а о любви!).

...Даже закрывшись в ванной комнате Ваньнин все еще не чувствовал себя в порядке. Из огромного настенного зеркала на него полубезумным взглядом смотрел незнакомец. Пришлось несколько раз плеснуть себе в лицо ледяной водой чтобы хоть немного собраться с мыслями.

«Что я наделал?!»

Чу схватился за голову, пытаясь осознать, как вообще могло дойти до такого. Как он в принципе допустил нечто подобное — и как теперь все исправить.

Сердце продолжало надрывно колотиться в груди, а перед глазами проносились словно в жутковатом калейдоскопе его собственные бесстыдные вздохи, глухой от возбуждения голос — и распаленное, расцарапанное, искусанное до крови лицо Мо Жаня прямо перед ним. Темно-фиалковые, словно весенние сумерки, глаза, стали практически черными от вожделения. Они, казалось, пожирали Ваньнина, не давая укрыться. А затем… затем Чу вспомнил, как его тело на секунду превратилось в раскаленный металл, как если бы он хотел вплавиться в руки, которые так настойчиво ласкали его сквозь одежду. Как его бедра дернулись, и как отчаянно он хотел в это мгновение… чего именно — он и сам не мог определиться. Разве можно было одновременно хотеть умереть от стыда — и в то же время так яростно желать, чтобы это мгновение продолжалось бесконечно?

Ваньнин с тихим стоном прижался лбом к ледяной поверхности зеркала. Он едва узнавал себя в собственном отражении — разве удивительным было то, что он перестал также узнавать собственные желания?..

«Идиот!..»

Он раздраженно стянул с себя всю одежду, а затем направился под холодный душ. Впрочем, впервые его трясло не от холода, а от неудовлетворенного желания, которое продолжало циркулировать по его телу беспощадным огнем.

Сгореть в нем представлялось в какой-то момент отличной идеей — но лишь до тех пор, пока он не увидел, в каком состоянии был сам Мо Жань. Юноша выглядел так, словно Ваньнин несколько раз приложил его лицом об асфальт — но при этом продолжал смотреть на Чу, словно хотел еще.

Стоя под ледяным душем, балетмейстер тихо выругался. Даже холодная вода никак не могла заставить его успокоиться. Нижняя часть его тела продолжала отчаянно требовать к себе внимания. Ко всему прочему, его трясло, словно в лихорадке.

Перед глазами снова в определенный момент все поплыло — видимо, опять подействовала настойка. К слову, совсем несвоевременно… Сколько времени уже прошло с тех пор как он ее выпил? Больше часа? Меньше? Ваньнин не знал, через какое время сонливость одолеет его, но было очевидно, что из-за нарушенной дозировки это может случиться в самый неподходящий момент...

Черт, он даже хотел бы уснуть прямо сейчас — и плевать на то, что за дверью его ждал Мо Жань.

Но, к сожалению, мимолетное помутнение в голове прошло так же быстро, как и накатило. А глупое тело все еще требовало внимания… и требовало его весьма настойчиво.

Похоже, другого выхода у Чу просто не было — ему было необходимо прийти в чувства. Иначе, стоит ему вернуться к Мо Жаню в таком состоянии, и он снова потеряет контроль.

Неловкими, негнущимися пальцами он обхватил свою плоть — и тут же поморщился от болезненности прикосновения. Он никогда раньше не ласкал себя таким образом, и потому не совсем понимал, как это лучше сделать, хоть и представлял саму механику движений… теоретически.

Его ладонь обхватывала естество, продолжая дерганно двигаться. Ледяная вода стекала по волосам и лицу, смешиваясь с проступившей испариной. Ваньнин закрыл глаза, кусая губы, представляя, как Мо Жань снова неистово впивается в него поцелуем, и их тела прижимаются друг к другу… Он с трудом сдержал хриплый постыдный стон, прислонившись спиной к стеклянной перегородке душевой кабины. Пульс в висках и шум воды поглощал любые внешние звуки — в том числе и настойчивый стук в дверь, который повторялся уже не в первый раз…

Впрочем, прошло неизвестно сколько времени, а ему все никак не удавалось понять, как лучше двигаться: быстро, или все-таки медленно. Влажные волосы омерзительно липли к телу, мешая сосредоточиться, а от скользкого пола, вымощенного плиточной мозаикой, рябило в глазах.

В какой-то момент Чу Ваньнин окончательно сдался. Он грубо выругался, выключая воду, чувствуя себя растерянным, злым, грязным, голым… и продрогшим до костей.

Он развернулся, чтобы выйти из душевой — но тут же замер, потому что внезапно понял, что в ванной комнате он больше не один. Сквозь покрытое холодными каплями стекло мелькнул темный силуэт.

«Мо Жань… какого?!..»

К сожалению, ситуация сложилась весьма неловкая: Ваньнин уже выключил душ, но не мог выйти из кабинки чтобы взять полотенце и попытаться согреться. Для этого, во-первых, ему пришлось бы пройтись мимо Мо Жаня, так некстати вторгшегося в ванную комнату, обнаженным — а его начинало знобить еще сильнее даже от одного такого допущения.

Во-вторых же, определенная часть его тела, несмотря на жуткий холод и раздражение, вопреки всем законам природы, все еще рвалась в бой. Не то, чтобы Мо Жань не знал, что Ваньнин был возбужден, когда бежал в душ — но одно дело знать, а другое… видеть своими глазами.

В итоге у Ваньнина оставался лишь один вариант действий, и он, отчаянно пытаясь придать своему голосу нормальное звучание, окликнул Вэйюя:

— Мо Жань?...

— Да?.. — казалось, юноша только и ждал, когда Ваньнин его позовет.

— Я… я забыл взять полотенце, — Чу прикусил губу. — Подай мне его. Пожалуйста.

Он почти не запнулся. Только почему его голос звучал так, словно говорил вовсе не он, а некая затертая временем, срывающаяся на писк запись?

— Да, конечно, — Мо Вэйюй тут же торопливо завертелся, а Чу в этот момент облегченно выдохнул, чувствуя себя спасенным.

Он расслабленно привалился спиной к холодной стене, прикрыв глаза, и даже почти перестал дрожать, когда пушистое бамбуковое полотенце внезапно... оказалось обернутым вокруг него?!!

«Что происходит?!»

В следующую секунду он осознал, что Мо Жань вместо того, чтобы повесить полотенце на душевую кабинку, зачем-то вошел внутрь — и, ничуть не смущаясь, уже вовсю орудовал чертовым клочком ткани, растирая Ваньнину грудь и спину. Его руки двигались бережно, но с каждым прикосновением кожа все равно покрывалась красными пятнами, как если бы ее терли изо всех сил.

— Что ты делаешь?! — Чу тут же вскинулся, отстраняясь.

— Пять минут уже давно прошло, — тихо прошептал Мо Жань, и его глаза сверкнули, а искусанные губы растянулись в усмешке. — Ты здесь снова собрался превратиться в ледышку?

Ваньнин бросил на него испепеляющий взгляд.

— Я попросил полотенце, а не вытирать меня.

Мо Жань лишь приглушенно рассмеялся на этот выпад.

— Что смешного? — балетмейстер Чу хмуро уставился на него. — Ты себя в зеркало видел? Ты действительно... не понимаешь?

— Не понимаю — чего? — Мо Жань подался вперед, и его взгляд плавно скользнул по шее Ваньнина, открытым плечам — и ниже, к налитой мышцами груди и рельефному прессу.

Несмотря на некоторую хрупкость, Чу был отлично сложен, и его никак нельзя было назвать женственным. Впрочем, он сам считал себя излишне тонкокостным и худощавым, а потому предпочитал носить оверсайз. Вот только сейчас у него не было возможности укрыться за слоями мешковатой ткани. Он был весь как на ладони… это одновременно и смущало, и выводило из себя.

— Вэйюй!.. — Ваньнину казалось, его голова вот-вот взорвется от противоречивых ощущений, однако он должен был донести до юноши всю опасность ситуации. — Разве тебе не показалось, что я способен… причинить тебе боль?

Он вцепился в полотенце, отчаянно проклиная настойку, собственную глупость, а заодно — и беспечность Мо Вэйюя, который будто специально не хотел замечать, насколько нездоровыми были реакции Ваньнина.

— О… — Мо Жань усмехнулся, и его пальцы накрыли судорожно сжатую ладонь Чу. Жар его прикосновения, казалось, просачивался под самую кожу.

Балетмейстер дернулся, пытаясь отпрянуть в сторону, но за его спиной находилась стена. Ее твердая поверхность не располагала к маневрам.

— Значит, ты боишься, что навредишь мне? — продолжил Вэйюй тихо, и его голос был мягким, словно драгоценный бархат.

Свободной рукой он прикоснулся к собственной прокушенной губе, словно оценивая нанесенный урон.

Ваньнин проследил за его движением, судорожно сглатывая. Почему то, как этот юноша прикасался к собственному рту пальцами, вызывало в нем целую бурю эмоций?.. Он не мог смотреть на него и не представлять, каково было бы чувствовать его на себе. Подобная мысль заставила его вспыхнуть так отчаянно, что, должно быть, его лицо сравнилось по цвету с сигнальным фонарем.

Словно уловив состояние Ваньнина, Мо Жань не торопился убирать руку от лица. Он прошелся кончиками пальцев по своим губам, а затем скользнул к подбородку и шее. Все это время его полуприкрытые веками глаза неотрывно следили за тем, как Ваньнин реагирует на его действия.

«Что, мать вашу, он делает?..»

Чу словно под гипнозом продолжал пялиться на Вэйюя, жадно ловя каждое движение юноши. Его дыхание участилось, а по спине прошел холодок, как если бы Мо Жань прикасался не к себе, а к… нему.

— Но ты не сможешь причинить мне боль, если не притронешься ко мне и пальцем, — продолжил Мо Жань. — Скажи, ты хотел бы посмотреть, как я касаюсь себя?.. Просто посмотреть?

— Мо Жань!.. — Ваньнин побагровел. В его голове внезапно опустело. Рука Вэйюя, все еще сжимающая его пальцы, неожиданно сместилась, оттягивая полотенце, в которое Ваньнин так отчаянно кутался.

— Чего же ты боишься на самом деле, Ваньнин?..

— Я не боюсь!.. — Чу замер, а его глаза изумленно распахнулись, потому что Мо Жань наконец оставил его в покое, и теперь стягивал одежду уже с себя. И даже то, как он раздевался, было чудовищно… чувственным.

Они жили под одной крышей уже несколько недель, и мужчина, разумеется, уже видел его частично обнаженным — и даже как-то несколько раз делал ему массаж спины. Но в моменты, когда Мо Жань оказывался без одежды, Чу всегда старался не смотреть слишком пристально.

Сейчас же, чтобы перестать разглядывать бесстыдного юношу, ему пришлось бы разве что ослепить себя. Вся его сила воли разом куда-то исчезла. Он просто не был в состоянии закрыть глаза и игнорировать происходящее.

Его взгляд, не подчиняясь доводам рассудка, следил за гипнотическими движениями рук Вэйюя, который уже стянул с себя футболку, а затем уперся пальцами в пояс джинсов, теребя пуговицу. Темная грубая ткань контрастировала с медового цвета кожей, а мышцы пресса соблазнительно перекатывались при каждом движении, заставляя Ваньнина отчетливо чувствовать себя самого ужасно извращенным… и в то же время представлять, как он сам бы прикасался к этой мускулатуре.

Он тихо выдохнул, мысленно осыпая себя проклятиями.

«Не смотри! Не смотри, Ваньнин…!»

Но он продолжал, будто зачарованный, следить за тем, как Мо Жань расстегивает ширинку. В следующее мгновение он увидел ту самую часть тела, которую так отчетливо прочувствовал бедром немного ранее. И, если на тот момент он не был уверен, показалось ли ему, что эта часть просто огромна — теперь все сомнения исчезли. Мо Жань был весьма щедро… одарен.

Взгляд Вэйюя тут же встретился с глазами Чу, и он мягко усмехнулся.

— Смотри, что ты со мной делаешь, Ваньнин.

— Заткнись!.. — балетмейстер все еще не мог мыслить трезво. Его мысли метались, словно ополоумевшие мотыльки, вертящиеся вокруг единственного источника света.

Он внезапно ощутил, что совершенно растерян, и понятия не имеет, что следует делать в подобной ситуации. По сути, Мо Жань действительно и пальцем к нему не притронулся — но он уже был настолько возбужден, что даже дышал через раз. Колени неожиданно сделались ватными.

Когда Мо Жань обхватил себя рукой и принялся ласкать себя, Ваньнин едва не застонал в голос.

«Не смотри!..» — повторял он в тысячный раз самому себе, словно это было спасительной мантрой. Обжигающая волна стыда наконец помогла ему прикрыть глаза, но он все еще не мог ни на чем сконцентрироваться. Лицо горело.

— Ваньнин, — позвал его хрипло Мо Жань, продолжая двигаться, — Я хочу, чтобы ты видел… как я хочу тебя… — он не останавливался ни на секунду, а его взгляд все это время был прикован к лицу Чу, которое в этот момент выражало крайнюю степень шока.

Ваньнин содрогнулся. Этот прерывающийся хриплый голос, и пошлые звуки от движений, казалось, настигали его даже с закрытыми глазами. Он неистово замотал головой, пытаясь вырваться из наваждения.

— Ваньнин… — дыхание Мо Жаня окончательно сбилось. Он запрокинул голову, сквозь длинные полукружья ресниц продолжая наблюдать за мужчиной. — Пожалуйста…

Чу не понимал, о чем именно его просят, но от этого томного, тягучего стона его буквально повело. Он шумно выдохнул, а его рука внезапно легла на тяжело вздымающуюся грудь Вэйюя.

— Что… что я должен делать? — он моргнул.

Мо Жань тут же прижал его ладонь к себе, словно она была неким клеймом, которое он хотел оставить на своей коже навечно.

— Что угодно, Ваньнин.

Балетмейстер неуверенно провел свободной рукой по линии скулы, а затем начал неловко блуждать по подбородку юноши, прикасаться к шее, кадыку и заостренным ключицам. Он буквально чувствовал, как бешено пульсирует жилка, как воздух вибрирует, покидая тело Вэйюя с каждым выдохом.

Ему хотелось поймать губами такой вздох и попробовать на вкус. Хотелось снова ощутить прикосновение губ Вэйюя к своим — но он не осмеливался. Вместо этого он продолжал блуждать кончиками пальцев по разгоряченным плечам и крепкой груди.

Он был слишком увлечен своим исследованием чтобы заметить, как соскальзывает вниз его собственное полотенце — и опомнился уже когда оно оказалось под ногами.

Первой реакцией было отпрянуть назад, но Мо Жань продолжал прижимать его ладонь своей, а его пронизывающий взгляд тут же скользнул по фигуре Чу.

— Такой… красивый, — выдохнул он хрипло. — Стой… — он напрягся, когда Ваньнин резко попытался убрать руку.

Было неясно, когда из «только посмотреть» происходящее приняло такой опасный оборот. Все снова повторялось.

Вэйюй буквально ворвался в личное пространство Ваньнина — в который раз за эту ночь.

Ощущение неутолимого жара, закипающего в крови, смешалось с подступающей паникой.

Ваньнин, не соображая, что творит, замахнулся, но в какое-то мгновение его взгляд зацепился за припухшие губы и ссадины, и его рука замерла, а удар так и не достиг цели.

Это ведь был Мо Жань… как же так?! Почему он снова теряет контроль?!

В эту же секунду Вэйюй перехватил вторую руку Ваньнина и приник к ней губами, исступленно целуя.

— Расслабься, — Мо Жань продолжал целовать его пальцы, его губы и язык скользили по костяшкам и вздувающимся венам, острые зубы покусывали ладонь. — Ваньнин, все в порядке. Доверься мне.

Он продолжал скользить легкими поцелуями по предплечью, прикусил острый локоть, а затем вернулся к ладони и мягко прошелся по ней языком. Ощущения были необычными, но в то же время щекотали нервы, сводя с ума скрытой чувственностью.

— Я не стану ничего делать без твоего на то согласия, — продолжал нашептывать между поцелуями юноша. — Ты сейчас контролируешь все, что я делаю, Ваньнин. Если ты скажешь мне остановиться... я остановлюсь. Одного слова хватит. Просто смотри на меня, и не думай ни о чем.

— Мо Жань, я… — Ваньнин глухо застонал когда зубы Вэйюя до боли впились в его палец, а затем губы обхватили его, мягко посасывая.

Его тело было напряженным словно натянутая струна. Было что-то отчаянно порочное в том, чтобы наблюдать, как губы Вэйюя смыкаются на костяшках его длинных суставов, с каждым разом обхватывая их все глубже.

— Я хочу поцеловать тебя, Ваньнин, — выдохнул Мо Жань ему в ладонь, выпуская наконец пальцы изо рта. — Ты позволишь мне?

— Вэйюй… — взгляд Чу был прикован к лицу Мо Жаня, и он неожиданно осознал, что не в состоянии говорить. Все слова оказались разом успешно забыты.

Что он должен был ответить на это?! Что вообще на такое нужно отвечать?!!

Внезапно его голова снова весьма некстати закружилась, и в следующее мгновение он почувствовал ужасную слабость, расползающуюся по телу подобно легкой летаргии.

Во взгляде Мо Жаня мелькнула растерянность, сменившаяся пугающим беспокойством.

— Настойка, — выдохнул Ваньнин, наконец вспомнив еще одно слово кроме имени Мо Жаня.

Чертова настойка наконец начала действовать! Он был спасен!

Комментарий к Часть 18 Ну всё, в следующей части вернёмся к сюжету, хо-хо!

P.S. А вообще такие сцены я буду стараться выделять в отдельные части чтобы их можно было пропускать и продолжать чтение. Вот так! ^^

====== Часть 19 ======

...Все же было что-то неправильное в том, как солнечный свет падает ему на лицо — почему раньше он никогда не замечал, как ярко по утрам?.. Чу резко сел в постели, превозмогая мигрень.

Солнце пробивалось сквозь огромные панорамные окна и ложилось косыми лучами на безбожно скомканное одеяло, которое хотелось натянуть на голову чтобы никогда больше не видеть этого мира.

И уже было совсем не утро.

Ваньнин... проспал.

«Какой… сегодня день недели?!»

Мужчина тут же вскочил и понесся в сторону ванной комнаты. После попыток вспомнить прошлую ночь ему вдруг стало трудно дышать. Не особенно думая, он выкрутил кран до минимальной температуры и опустил на добрую минуту пылающее лицо под ледяную воду — а затем, хватая ртом воздух, уставился абсолютно пустым взглядом перед собой.

Живот перестало скручивать от беспокойства и первая волна паники миновала.

Взгляд медленно фокусировался на собственном отражении в зеркале, но лучше бы Чу не делал этого вовсе, потому что представшее перед ним зрелище вызвало новую волну тошноты. Он выглядел болезненно бледным, испуганным и растрепанным. Губы в нескольких местах были искусаны до крови, а в глазах читалось отчаяние.

Впрочем, в самом плачевном состоянии, пожалуй, были волосы: сбитые в воронье гнездо, они каким-то образом все еще были скреплены нелепо сбившейся набок золотой заколкой.

Стоило Чу только взглянуть на нее, как память с новой силой обрушилась на него — и иррациональный ужас заставил его отшатнуться от собственного отражения.

Он помнил каждую унизительную деталь прошлой ночи, начиная от собственного поведения под действием настойки, и заканчивая тем, как Мо Жань ворвался к нему в душ и обнажился, преследуя какие-то свои извращенные цели. Ваньнин до сих пор не мог понять, что именно произошло дальше, потому что, совершенно очевидно, между ними так ничего и не случилось (слава всем богам!)… но ощущение жгучего стыда от этого никуда не пропало.

Хуже того, он прекрасно помнил, как набросился на Мо Жаня, как исцарапал его лицо, и как, черт возьми, избил его.

В эту секунду он действительно пожалел, что оставил пистолет у себя дома — иначе бы всерьез призадумался о том, чтобы застрелиться. Как ни крути, его действительно нельзя было назвать нормальным человеком. Он был серьезно болен — давно подозревал об этом, на самом деле. И, пусть, в этом не было его вины, его тело реагировало раньше, чем он успевал подумать о том, что делает, по-своему пытаясь справиться с незнакомыми угрожающими ощущениями...

К счастью, в квартире Мо Жаня было тихо: очевидно, юноша куда-то ушел. И вообще-то Ваньнину следовало бы собраться с силами и прямо сейчас уехать на репетицию — то, что он в этот момент ненавидел себя особенно сильно, не избавляло его от рабочих обязанностей. Со всем остальным он разберется как-нибудь потом.

Словно вторя его мыслям тут же завибрировал телефон — звонил Хуайцзуй.

Ваньнин, сделав несколько жадных глотков воды прямо из-под крана, наконец почувствовал себя в состоянии связно говорить и ответил:

— Да? — его голос ничуть не изменился со вчера, не звучал больным или странным. Какое облегчение.

— Юйхэн, где тебя, черт возьми, носит?! Сегодня мы планировали полную прогонку всех сцен! — мужчина не скупился в выражениях. — Через час должны приехать спонсоры — разве ты забыл?!

— Я… помню, — Чу поморщился, отстраняя телефон от уха подальше. — Произошло досадное недоразумение.

— Юйхэн! Ты в порядке? Где ты сейчас находишься? — тут же обеспокоенно затараторил Хуайцзуй, явно додумывая лишнее. — У тебя снова паническая атака?! Наньгун Сы может приехать к тебе и..

— Нет!... — рявкнул Ваньнин, а затем, выдохнув, уже спокойнее добавил. — Не нужно. Я буду на месте максимум через полчаса.

— Что случилось-то? — не отступал Хуайцзуй.

— Я… — Ваньнин замешкался, пытаясь придумать правдоподобную причину, но в голове как назло было пугающе пусто. Что он мог ответить? Сказать, что у него жесткое похмелье?.. Поджав губы, он просто завершил звонок.

Ему и вправду следовало поторопиться.

В следующие пять минут он уже садился в такси — так и не позавтракав оставленными на столе Мо Жанем тостами… Думать о том, что Вэйюй снова пытался накормить его, было особенно тошно...

...Первая прогонка всегда бывала изматывающим событием, требующим огромной ответственности и выдержки, иногда затягиваясь на много часов. К счастью, в этот раз когда смертельно бледный и голодный Ваньнин ворвался вихрем на репетицию, сопровождаемый изумленными взглядами, никто еще ничего не начинал — но это также означало, что им всем, возможно, придется сегодня задержаться до поздней ночи.