Убрав из пышной причёски листья салата, Аглая ещё с минуту смотрела на пулевые отверстия в потолке. Взгляд её был мрачен, а лицо выглядело сосредоточенным. Губы постоянно что-то шептали. И если бы кто-то включил этому звук погромче, мог бы многое узнать о себе и людях вокруг.
— Моня, тут кажись проклятья в ход пошли. Валим, пока вуду по самую поясницу не накрыло, — ткнул в бок коллегу Нанай и решили перекурить. — А то мне что-то с самого утра выше копчика стреляет.
Выйдя в коридор первым, Моня Машонкин хмуро добавил:
— Так пусть пояснят за поясницу! Я такого беспредела на зоне за пятнадцать лет не встречал. А тут столько хавки годной на тарелке. Не баланда какая-нибудь залежалая. А они — хоба-ёба и колбасой по хлебалу. Это ж… не по понятиям!
— И не говори, — вздохнул бывший сокамерник, а ныне коллега по продаже изделий для взрослых и так же хмуро добавил. — Что воля с людьми-то делает. Ещё шаг и всё… в квадроберы.
— Чего? — прищурился Моня, который услышал для себя это слово впервые.
— На четыре кости, говорю, поставят, — подсказал более продвинутый в последнее время Игорь Пердищев, который периодически пытался забыть о погоняле.
С новой фотографией в паспорте в честь 45 лет, он всё чаще доставал его, а не справку об освобождении. Если попросят люди в форме. Но руку по привычке держал в кармане с крученными пальцами в эталонную фигуру — фигу.
Оба почти не пострадали в сражении за столом. Но прикрывая от нападок Яну Иванову, один впервые в жизни для себя отведал тунца. Пусть даже консервированного и даже если не собирался. А другой был как следует облит томатным соком от левого уха до самого паха. И теперь издали походил на мясника за работой.
— Лососнули тунца под кровавую Мэри, так сказать, — подытожил итоги боя Моня, даже не пытаясь избавиться от пятен на костюме. Но листик салата из-за уха коллеги всё же достал. — Теперь покурить надо или вечер насмарку.
— Погоди, давай сначала выпьем, — тут же зажевал его Нанай и оба подошли к стойке бара. — Слышь, бармен, плесни как какой-нибудь душистой гадости на два пальца.
Лёха, распрямившись от детского стульчика, припрятанного сына малознакомым людям предпочёл не показывать. Только бровь приподнял. Но и к чужим бутылкам предпочёл не прикасаться. Поэтому только бутылочку на всякий случай у наследника одолжил.
Не стоит отказывать людям с хмурыми лицами.
— Мужики, только молочная смесь есть… будете?
В глазах Мони мелькнул ужас. Но на «мужиков» на свободе он давно не обижался. А Нанай кивнул и с пониманием в голосе сказал:
— ЗОЖ. Уважаю!
В этот момент из кухни, на которую вел другой конец коридора, в вестибюль вышел Боря.
— Так, мужики. Новые провиант сейчас сделают. В зале только приберутся малость и продолжим. Покурите пока. На улице.
Подхватив племянника на руки, он закружил Пашку. От чего малец рассмеялся в голос. Но тут во внутреннем кармане пиджака зазвонил телефон. Пришлось вернуть ребёнка отцу.
Звонил Ромка, даже номер не поменяв.
«Не забыл, выходит», — обрадовался внутренний голос.
— Братан, с днём рождения! — весенним ручьём зазвенел голос Новокурова через динамик.
Боря оглянулся на Наная с Моней, перевёл взгляд на Лёху, затем увидел выходящих в холл из Малого зала Шаца с Вишенкой и Лаптева со Стасяном в братскую обнимку за шею.
— Братанов здесь полный ресторан, — тут же уточнил Боря. — А ты у меня один брат. Помни об этом.
— Так я и говорю, брат! — ничуть не растерялся Новокуров. — С днюхой тебя. Счастья, здоровья и… пиздец я как уже по вам всем соскучился.
— А ты где вообще?
— На границе. В Курской области, — ответил Роман и видимо оглянувшись, добавил тише. — Тема короче такая. Пограничников-срочников то лет 15 уже как нет. А в ФСБ меня с ходу не взяли, у Гусмана руки коротки оказались. Хули делать? Как однофамилец в КВН просел, так прочим не до связей стало. Но походу в 24 году вновь сформируют усиленные пограничные войска помимо безопасников. А мы пока так, переходный период. Чтобы вспомнить, что к чему было. Поэтому пока неподалёку от границы стоим, с духом собираемся. Но собак уже служебных натаскивают. Мне сегодня щенка выдали. Учить буду. А пока меня натаскивают, чтобы учил хорошему, а не плохому. Едим, правда, с разных мисок пока.
Мельком глянув, как Шац ставит сливку Лаптеву, Боря снова в экран посмотрел. Видео-картинки нет, но связь через приложение хорошая. И фотографии достаточно, чтобы представить отображение эмоций. А дальше дело за воображением.
— Как там вообще… обстановка?
— Да тихо вроде. Летает что-то поблизости, но до нас не долетает. К границе нет вопросов, тут же газ неподалёку качают. Транзит. Какие вопросы? — в этот момент Рома вздохнул и продолжил. — Мы же не новые территории, которые старые, но немного были забыты. Но мы же всё вспомним, да? О братьях… по самое ГДР.
— ГДР, — задумчиво повторил Боря. — Это… далековато.
— Ничего, ракетам всего десяток «махов». Главное, задачу поставить, — наверняка улыбнулся неунывающий Ромка и тут же спросил. — Ты в курсе, что у них на гербе циркуль с молотом был? Точно всё делали и соизмеряли. А лозунг их видел? «В социалистическом стиле жизни необходимо трудиться по-социалистически». Но как-то быстро забыли. А вот западные немцы о восточных как раз не забыли. И до сих пор серьёзное производство на восточную сторону переносить не собираются. Как я понял, пока в Германии тусил, восточные немцы «своими» так и не стали. Интеграция интеграцией, а промышленность врозь! Кстати, случай кстати вспомнил, как арабов русскому учил. Говорю: «Ислам, запомни. Фраза: „Я тебя никогда не забуду“, звучит нежно и ласково, а вот фраза „Я тебя запомню“ уже как-то угрожающе»… Он тогда пообещал, что в Россию никогда не поедет, а немцы пусть сами арабский учат. Им нужнее… Но самая корка была, когда пытался объяснить почему «бесчеловечно» и «безлюдно» не синонимы. Тогда даже африканцы сдались.
Боря улыбнулся. Похоже, брат на срочке не унывает. Это у них семейное. Добавил только:
— Тебе мож прислать чего туда?
— Да зачем? Всё есть. Кормят исправно, обмундирование выдали. Отслужу год и не замечу. Следующей весной встретишь. Ну а если полтора попросят остаться, тоже против не буду. Осенью даже приятнее возвращаться. Под Новый Год как раз. Можешь даже на моей тачке встретить. Как она там?
— Да… служит, — припомнил Боря о вишнёвой легковушке, которой не дал постоять и месяца у дома.
«Чего стоять, когда можно работать?» — кивнул внутренний голос: «Механизмы должны служить, пока до восстания машин не догадались».
Тут Ромин голос снова до встревоженного шёпота упал:
— Ладно, брат, пора мне. Служба! Бывай!
Связь отключилась. Но не успел Глобальный убрать телефон, как снова звонок. А на дисплее Степаныч. По видеосвязи.
— Боря, здорова! — появился седой профиль у бассейна в шляпе с кожей цвета разбавленного, но всё же — кофе.
— Приветствую, Василий Степаныч.
— А я тут смотрю у бассейна на сиськи упругие. Знаешь, такие, что не опадают и всегда как мячики. Ну явно — силикон. Потом стринги смотрю, а там… многовато. Даже для самого большого клитора. Ну и понимаю резко — не мои кореша! Зато вспомнил, что у корешка моего как раз — повод. Так что поздравляют тебя с мощным поводом, Борис. Подарок привезу, как только прилечу. Хотел почтой отправить, но в Россию напрямую отправлять отказываются. Это через Италию надо, потом Германию, Беларусь. Потом в Москве где-нибудь в метро обязательно заблудится. А через месяц я и сам вернусь и лучше в руки доставлю. Идёт?
— Степаныч, да мне сегодня хватает подарков, — отмахнулся Боря. — Как там обстановка? Что в мире делается?
— Да как-как, хмыкнул Дедов и поправил шляпу, оглянулся. — Вон в баре якут с финном в шахматы играет. Если наш проиграет, то до конца отпуска будет говорить «Бахмут» с кислой миной. Если выиграет, то интурист с кислой рожей должен говорить только — «Артёмовск» и важно кивать при встрече. И никак иначе.
— И кто ведёт?
— Пока один-один по партиям, — пожевал губы Степаныч. — Но это ещё «Хэпи аур» не начался. Дальше определить будет сложнее. В этот счастливый час солнце так жарит, что даже фигуры лень в теньке двигать. Тем более думать. И тем паче — действовать.
Следующий вопрос Бори был резонным, как улыбка одинокой женщины при покупке огурца на вечер:
— А украинцы есть?
— Конечно, есть. Куда бы они делись? Вон в волейбол играют с белорусами на победителя.
— И кто ведёт?
— Я пока не могу понять, — всмотрелся за ограждение Степаныч. — Все же по-русски матерятся.
— Так все такие… спортивные и культурные?
— Так все, кто против спорта на дискотеку упёрлись. Под белые розы плясать. А потом гитару где-то достают постоянно и пол ночи Цоя играют. Или Сектор Газа исполняют у моря. Якуты — хором, белорусы — акапельно. А я сижу у костра и слушаю с интересом тех и других. Всё равно не спится.
Из Малого зала в окружении компании официантов, временно исполняющих обязанности уборщиков, вышла Аглая. Зато туда сразу заскочили привезённые ей девушки, чтобы продолжить вторую часть развлекательной программы.
— Степаныч, пора мне, — глядя на все это, сказал Боря.
— Давай, развлекайся. На связи… Купаться пойду, — ответил наставник по сантехническому делу и отложив, но не отключив телефон, с трудом поднялся с шезлонга.
«Всё-таки чтобы отдыхать, тоже здоровье нужно», — пробормотал внутренний голос. И Боря уже хотел вернуться, но был перехвачен Лаптевым.
— Боря, я одного не пойму, — начал тот издалека, как и положено разведчику с парашютом за спиной. — Тут и так девушек для шоу достаточно. А ты мне решил ещё и персональное устроить? Нет, ну я благодарен, конечно, но мог бы и предупредить. А то мой подарок по сравнению с твоим, получается, не катит.
Глобальный сначала прищурился, стараясь через эмоции передать помехи в голове. Но понятней не стало. Пришлось уточнить с обязательным пояснением:
— Ну да… только о чём речь?
Лаптев кивнул и обнял тут же. Вместе с тем сам пробормотал:
— Хороший ты, Боря друг. Хоть и полон сюрпризов.
Телефон в руке зазвонил снова. Глянул. «Официантка Оля».
«Походу, подлечили», — пробубнил внутренний голос.
— Да, Оль? — отстранился от Лаптева Боря, чтобы снова в чём-нибудь подозрительном не поблагодарили. А то смотрит как Буратино на папу Карло и словно благословения ждёт, чтобы с Матрёшкой срослось всё. А пока стоит, лыбится и тряпку какую-то из кармана достал с рюшечками, и лоб стоит промокает.
— Борис Петрович, здравствуйте, — начала Оля скомкано, как газета в сельском туалете летом.
— Привет-привет. У тебя… всё в порядке?
— Борис Петрович, всё прекрасно! — тут же раскрылась Оля, но сразу добавила. — Только трусики привезите. А то одеяло мне сразу выдали, но сами понимаете… дует. Не май месяц, всё-таки.
Ещё раз поморщившись, Боря всё же на тряпку в руке Лаптева посмотрел снова. И умножив дважды-два, отдал телефон другу.
— Держи… кажется это тебя.
— А кто? — только уточнил Лапоть.
— Да насчёт трусиков.
— А-а! Ну тогда ладно, — тут же подхватил телефон Роман Геннадьевич и убыл на крыльцо.
Тогда как сам Боря вернулся в Малый зал. А там уже дамы себя в бараний рог на площадке у шеста сворачивают. А одна даже на него запрыгнула и вертится, как на детской площадке, а сама в кренделёк заплелась ногами и словно за пятку себя укусить пытается.
— Вот так номер, что б я помер! — воскликнул от обновлённого стола на это дело Вишенка и тут же уточнил. — Это в каком ведомстве люди работают, чтобы так изгибаться?
— Дурак, что ли? — опухшими губами донесла до него жена. — Какое ещё ведомство? Это ж — артисты!
— Вот и я говорю… красиво, — тут же присмирел Вишенка и погрузился в искусство, где обтянутая ягодица то у щеки мелькнёт, то титька у шеи покажется. — Жаль, что ты так не гнёшься. Уж мы бы пошалили!
И улыбнулся. Шутка мол, не бей. Но жена тут же отвернулась. Обиделась. И Вишенка сразу понял, что супружеский долг ему в эту неделю отдавать не придётся.
Но в этот момент в Малый зал вошла Леся с такой пышной причёской, что никакой шапки не надо. И с ходу начала поздравлять именинника и извиняться.
— Прости, Боря. Опоздала из-за ногтей. Никогда бы не подумала, что на эту хрень на пальцах по два часа уходит, и ещё столько же на причёску. Но сам понимаешь, статус. Теперь надо выглядеть как миллионерша. Держать марку.
— Понимаю, — кивнул Боря, всё же не понимая как безработные и отовсюду уволившиеся и бросившие учёбу могут ещё и опаздывать.
Но подарки с ходу вручили. Вместе с букетиком. И на душе сразу отлегло.
— Да ты проходи, присаживайся где удобно. Ты в принципе… ничего и не пропустила, — добавил юбиляр, стараясь на смотреть на простреленный им же потолок. — Но торт уцелел. Это главное.
Шоу закончилось раньше, чем предполагалось. Одна из гибких как молодой прутик девушек ещё только пяткой чиркала себя по уху, а другая чесала подмышку носом, как вдруг в Малый зал забежала таинственная женщина в чёрном и едва отыскав взглядом Вишенку, закричала. Причём ему же:
— Ага! Жрёте? А Гришка мой сидит из-за обид ваших! Свободу Григорию Маливанскому! — И метнула приоткрытый пузырёк с зелёнкой прямо на заранее заляпанный китель.
Но если мгновенно позеленевший полковник следующие десять секунд только пытался осмыслить ситуацию и снова накачивал лёгкие воздухом словно насосом, то жена его подскочила первой и тут же в мужа ткнула пальцем:
— Как это… сидит? Ты что же, карлика в тюрьму посадил? Ты в своём уме?
Жена Вишенки тут же присоединилась к неизвестной даме в чёрном и создав таким образом мини-пикет, они начали с двух сторон требовать от Бронислава Николаевича много и сразу. Но тут дама в чёрном резко оборвала себя на полуслове и только спросила:
— Как это… карлика? — тут она подбоченилась и тут же вышла из временной коалиции в угоду оппозиции. — Мой Гриша что, карлик по-вашему? Да как у вас язык только повернулся сказать такое?
— Ну ваш Гриша может и нет, а Гришка Маливанский — точно, — тактично разъяснила ситуацию Вишенка, как будто фанатки заключённых её мужа каждый день по ресторанам отыскивали. — Но разве это ему помешало… эм… быть хорошим человеком? — тут же выкрутилась Елизавета Валерьевна, пока Вишенка тёр зелёную как кочан созревшей капусты залысину.
Наконец, треснув по столу кулаком, полковник начал выдыхать. И на этом почти минутном выдохе Вишенка узнала много нового о себе, тогда как дама в чёрном предпочла не дожидаться окончания выговора, и сама поспешила на выход.
«Вот это я понимаю — мгновенная карма», — сказал внутренний голос, пока Боря прошёл мимо этой компании, чтобы посмотреть хотя бы часть шоу-программы. Что само по себе — подарок.
Присев на свободный стул прямо перед закреплённым к потолку шестом, чтобы лучше было видно, он даже ногу на ногу закинул. Всё-таки новые туфли порядком натёрли ноги и требовательно намекали на то, что весь мир вокруг — хаос и безумие. Но ему с натёртым мизинчиком сейчас ещё сложнее.
Рядом подставила стул и тут же присела Ирина Олеговна. Чёлка в соевом соусе только добавляла пергидрольной блондинке шарма. Но предпочитая не замечать её, она тут же спросила:
— Боря… ты хочешь поговорить об этом?
— Нет. Не хочу, — ответил именинник и признался в своём искреннем желании. — Танцевать хочу. Потанцуешь со мной?
— Конечно! А есть музыка?
Шоу программа как раз закончилась, и все запутанные девушки были распутаны и теперь получали заслуженные аплодисменты публики. И как только затихли последние рукоплескания, Боря крикнул через весь зал:
— Аглая, тащи ди-джея из Большого зала сюда. Танцевать будем!
Новость о танцах неожиданно быстро взбодрила народ. Подскочив из-за столов хотя бы ради этого, они едва дождались, пока зазвучала музыка из подвешенных к потолку колонок. И как только парень у монитора навёл трансляцию со своего плей-листа, тут же бросились в пляс. А что играло, уже не так важно.
Куда важнее — компания.
Все типы конечностей тут же замельтешили в воздухе, задрыгались телеса, словно током проходил драйв по людям и тем, кто пытался ими казаться. Двигались роботы, качались маятники и все попытки начать брейк-данс сводились к хлопкам в ладоши. На импровизированном танцполе в одинаковые условия мгновенно попали как залитые зелёнкой полковники и ещё минуту назад едва стоящие прямо капитаны, так и глубоко и надёжно беременные дамы разного возраста. И забыли про все понятия Моня с Нанаем, пустившись в пляс вокруг Яны. А Дина так плясала, словно раздевалась посреди зала. От чего Кинг-Конг краснел щеками, открывал рот, но ничего с этим не мог поделать.
Особый мастер-класс показывала Дуня, изображая прыгающий по полям трактор и Пётр Иванович, который хотя бы на две-три песни, но напрочь забыл о стреляющей пояснице и подмахивая совсем недавно освобождёнными от гипса пальцами, требовал ещё и ещё.
Скромно танцевала Дашка, но лишь до тех пор, пока рядом не принялся вращать руками-мельницами Стасян. Когда же рядом под новый трек пошли паровозиком Татьяна Юрьевна, Шац и Леся, быстро собирая вокруг себя змейкой прочих людей, безучастных просто не осталось.
И зацепившись за этот змеиный хвост последним Боря вдруг понял, что ему весело. А что ещё нужно для юбилея? Разве что понять, куда делся Лаптев с трусами в руках на ночь глядя. Но об этом его можно и в следующий день спросить.
Дальше всё закружилось как в карусели: новые тосты и обнаруженная гитара, чай с тортом и конкурс с шариками для всех желающих, а когда двое дам вновь оплели Бориса уже на стуле и танцевали стриптиз словно для него одного, он почти забыл о грядущей свадьбе. Потом ещё об одной… и ещё одной.
К счастью для Глобального, дамы сердца тут же напомнили и ещё не один медленный танец пришлось покружить вокруг длинного стола, пока обиды и тревоги сменились радостными лицами, а потом кто-то кормил его бананом с руки на крыльце. И целовался в беседке уже под полной луной.
Без телефона он был так свободен и независим. И пусть Рая сердилась, что пиджак восстановлению не подлежит, он точно знал одно — зато пиджак отлично под ней полежит. Да вон хотя бы там же, во втором вип-зале, среди подарков в углу, где уже без задних ног дрых отключившийся Кишинидзе.
В какой-то момент Боря просто понял, что сил больше ни на что не осталось. Но это оказалось так прекрасно — встречать рассвет на крыльце собственного ресторана уже без пиджака, но с явной надеждой на лучшее. И он снова брал гитару в руку и разодранными в кровь пальцами в который раз играл на разрыв души, пока оставалось хотя бы пара целых струн.
— Жизнь прекрасна, когда тебе двадцать один, — постоянно говорил ему Стасян и снова и снова протягивал стакан.
А Глобальный только улыбался и взглядом показывал, что руки заняты. То гитарой, то женщинами, то вилкой с ножом. И товарищ, кивнув, переключался на кого-нибудь другого.
А ему некогда пить. Ему жить поскорее надо!