Тот самый сантехник 5

Глава 30 — Дон Борис-6

Когда лейтенант Бобрышев очнулся в темноте в багажнике автомобиля, он испытал первый шок. Контролируемый. Всё-таки голова болела и чуть подташнивало. Ещё слабость во всём теле. Состояние на любителя, однако, жить можно.

Но когда свет фар проезжающего автомобиля отразился от обшитого кожей потолка и попал на лицо тела напротив, адреналин тут прибавил прыти. Зрение словно на мгновение обрисовало бледную, синюшную кожу век в опасной близости от него и неестественно вывернутую руку жертвы.

Тогда Бобрышев и сам не понял, как оказался на улице. Очнулся, только стоя у распахнутого настежь автомобиля. Ветер прошёлся по лицу и бахнул дверью, чем окончательно привёл в чувство.

Вновь открыв её, лейтенант осмотрел салон в представленной производителем подсветке автомобиля. И обнаружил несколько интересных моментов.

Во-первых, в нём лежало бледное тело. И холодина, как будто обоих везли из морга или в морг.

Во-вторых, в автомобиле было обилие чёрных пакетов. Плотных и непрозрачных. Даже не заглядывая внутрь, можно было легко понять, что в нём части другого тела, уже распиленного. А значит, и морга никакого не надо.

Выбросят в лес, а весной прикопают.

Проверяя эту теорию до верного, Бобрышев потыкал в ближайший пакет одним пальчиком и едва коснувшись прожжённой кастрюли, понял — плотное.

Значит, череп.

Не решившись развязывать пакет, чтобы подольше сохранить улику, лейтенант схватился за кобуру, пытаясь вооружиться и дать бой злодеям. Но те словно обезоружили его раньше.

Нет пистолета!

Похлопав по карманам, он не обнаружил и ключей от автомобиля. Как не было рядом и самого служебного автомобиля.

«Ну всё, пиздец! Угнали!» — захламили паникующие мысли мозг: «Теперь сократят по статье, ещё и выплачивать ущерб государству придётся. А как мне ему выплачивать, если я своё у него ещё не все добрал?».

От негодования лейтенант треснул по сиденью, а затем застучал многократно по бардачку серией мелких ударов, повторяя вслух:

— Чёрт, чёрт, чёрт!

Итальянское дизайнерское крепление не выдержало такого обращения и тут же открылось. На свет салона показался подозрительно-знакомый пистолет.

«Надо же, совсем как мой!» — ещё подумал Бобрышев и решил позаимствовать оружие неприятеля.

Всё просто. Сначала даст бой ему, а как подстрелит, (если не застрелит), потом обязательно выведает где тот хранит его табельное оружие и обратно конфискует.

С этой мыслью вновь вооружённый Бобрышев выскочил на дорогу и присмотрелся к снежному скату, где сугроб уже настолько примят, словно по нему слона тащили.

В этом действительно была часть правды. Так как на дорогу теперь тащили в одеяле Зину. Делать это было раз в шесть тяжелее, так как ноги ей никто не держал, а вес почти соответствовал. Ещё и холод с ветром никуда не делись. А силы — куда-то да делись. Где только искать?

Боря проклинал всё и вся. Руки рвались от усталости, ноги сводило, дыхание сбилось, артерия под горлом стучала так, что если ещё увеличить нагрузку, то организм скажет «ты больной?» и рухнет в снег, как когда-то рухнул на дорогу первый марафонец, пробежавший более сорока километров без подготовки под палящим средиземноморским солнцем.

От солнца Боря бы не отказался. Уши уже в трубочку свернулись, и носа не чувствовал. Что-то подсказывало, что побелело то и другое.

«Ампутации только не хватало» — пробурчал внутренний голос.

Рядом тянул покрывало изо всех сил Егор, которому сначала просто хотелось выплюнуть лёгкие, а потом «переноска слонов в зимний период» нагрузила так, что кабачки обратно просились. Тошнило от усталости. И мнение, что сегодня самый лучший день, в связи с новым рабочим местом, плавно сменилось на то, что сегодня — худший день в его жизни. На второе место даже сместился день знакомства с тёщей.

Оба мужика, продираясь через сугробы как собаки Руаля Амундсена к Южному полюсу, языки на плечо повесили, пока дотащили Зину до дороги. Видимых переломов на той не было, и шея свободно вращалась. Но массажистка-снайперша не приходила в себя и кровь на виске начинала подмерзать. С другой стороны, дыхание её было ровным и если отбросить частности, то походило на то, что просто крепко спит.

Стоило Боре с Егором дотащить волокушу с Зиной до трассы, как из-за автомобиля выскочил лейтенант и прицелился то в одного, то в другого.

— Стоять на месте! Руки вверх! Где мой пистолет?

Сантехник, ощущая для себя, как под ключицей давит, устало закатил глаза. Оружие его больше не пугало. Только не сегодня.

— Ты ебанутый? — смахивая пот со лба, спросил лейтенанта Боря.

— Я при исполнении! — поправил Бобрышев и снова поводил перед ними пистолетом.

Может, плохо видели?

— Я тебе пистолет твой в жопу сейчас засуну! — даже не думал пугаться Глобальный, так как очень хотел проглотить сухой ком в горле, а не получалось.

Язык теперь не на плече висел, а к нёбу прилип. И будет только хуже. Хоть снег ешь.

«Лучше начинать с мороженного на морозе», — прикинул внутренний голос.

— Кто ты? — удивился лейтенант.

Одно дело, если бы владелец Уруса его на хер послал вместо представления документов. Даже не удивился бы. Всё-таки на Ламборджини ездит! Нарочно не наворуешь, места знать надо. И совсем другое дело, когда из темноты какой-то мокрый бомж батарею тащит на горе металлолома, весь в снегу, вылезает с шапкой набекрень и хрипит угрозы, как будто бессмертие почувствовал.

— Я — дон Борис! — рявкнул измученный Боря. — Убери свой пистолет и помоги с ранеными!

Голос с хрипотцой походил на капитанский. Бобрышев на рефлексах сунул пистолет в кобуру и подсветил получше волокушу у дороги. А там — человек. Толстый, но всё-таки из рода Хомо Сапиенс.

«Потому что неандертальцев давно всех по Европе порешили», — точно знал Бобрышев, считая, что и современной Европе не долго осталось при таком наплыве африканцев с мигрирующими арабами.

История циклична!

Тогда Бобрышев мужиков подсветил, а один из них уже багажник Уруса открыл и давай труп теребить, дёргать. Никакого уважение к усопшим.

— Лапоть, очнись! Не до тебя сейчас!

— Шо такое? — вдруг промямлил «труп». — Я вас не звал, идите нахуй.

И снова без движений. Но лейтенант этим звукам обрадовался очень.

«Жив, курилка!» — промелькнуло в голове, а для верного украдкой пакет пощупал. А там — мягкое что-то. Типа одежды: «На тазобедренный сустав и голень не похоже, не кости!».

Бобрышев даже улыбнулся. И пистолет его на месте. Так, перепутал малость. Голова болит немного, на затылке шишка, но жить можно.

В целом — всё неплохо.

И от того настроение поднялось. А сам Бобрышев начал помогать Зину поднимать. Задача эта была не из лёгких даже для трёх мужиков. Благо, один был после сотрясения, а двое других изрядно вымотаны.

Стоило Зину приподнять, как Егору кольнуло в поясницу, а у Бори колено больно хрустнуло. Один разжал руки, второй отпрянул. А оставшийся один на один с проблемой под центнер лейтенант понял, что тут его полномочия — всё, кончились.

Повторное приземление Зины на асфальт, однако, случилось на покрывало. Зацепившись за угол краем, то создало некое подобие надувного самолётного трапа. И скатившись под углом, массажистка вдруг сделала перекат, подскочила и без всяких разговоров заехала Егору коленом по яйцам, швырнула Борю в сугроб, перекинув через плечо как тренировочную куклу, а когда пошла на сближение с лейтенантом, тот дал дёру вокруг машины.

— Гражданочка, я на слу-у-жбе-е-е! — кричал он, нарезая круги.

Тут как раз наступило время применить табельное оружие, но что-то подсказывало, стоит замедлиться и с северных территорий за ним спустится небольшой сибирский зверёк.

На этот счёт катающийся на асфальте в прогибе охранник точно мог сказать, что это пять букв по вертикали.

А Боря ничего не мог сказать. Он не сразу нашёл силы выбраться из снежного плена. Барахтаешься как дурак, а тебя обратно под собственным весом затягивает. Ещё и сил нет. Но когда набрав лицом снега, Глобальный всё же высунул голову наружу, обнаружил что всё не так уж и плохо.

Запала Зины хватило только на два с половиной оборота. Придя в себя, она замедлила скорость и осмотрелась, спросив удивлённо:

— Где я?

— В пизде на пятой полке, — поднялся на здоровом локте Лапоть, осторожно разворачиваясь среди чёрных мешков. — Там, где ебутся волки!

Боря из последних сил заполз обратно на трассу, устало пробормотав:

— Братан, ты как там? Живой?

Лапоть, подсвечиваемый внутренней подсветкой салона, даже улыбнулся и сказал:

— Деревня снилась. Детство. Мы старые сношенные под ноль коньки брали, лезвия отрезали и к основаниям стульев прибивали, приматывали или прикручивали. Тут уж кто на что учился. Или к какой сидушке, набитой чёрте чем, прикрепляли. Получался такой устойчивый санный транспорт с низкой посадкой, но гораздо короче санок. Шустрее, чем Феррари на льду. Берёшь две палки от лыж, укорачиваешь и на озеро пиздюришь два километра от центра деревни. А там катаешься столько, пока одежда колом не встанет. На тебе штаны тёплые с начёсом, свитер, потеешь как лось, хоть соль слизывай. Но идти далеко, и возвращаться всем лень. Да тупо нет сил уже туда-сюда бегать. Часто и после школы. Но нет там, Боря, ни голода, ни холода. Интерес один. Носишься по всему озеру на этом конько-сиденье, сначала разгоняясь ногами, а потом, заскочив, помогая себе палками. Скорость такая, что в ушах свистит, шапка-ушанка слетает. А других и не было, почитай. Привяжешь её за уши, не слышно нихрена, на лоб сползает. Ещё и не видно ни зги часто. И несёшься во весь опор по льду. А чистить-то лёд некому. Ну разве что клочок зимней лопатой, но то на школьном стадионе. А нам простора хочется, чтобы погонять как следует. И идём на озеро тогда, когда ещё молодой лёд встаёт, не заснеженный. Он гладкий, ровный, прозрачный. Вот раздолье! Мужики ещё на зимнюю рыбалку на лёд заходить боятся, а мы, малышня, уже там. Кричат на нас, ругают, а нам всё по боку. Весело нам.

Боря устало присел рядом, слушая раненного, подал Егору руку. Тот поднялся, присев рядом, и всё ещё придерживая «мужское хозяйство».

— Но как-то осенью я решил всех переплюнуть, — продолжил Лапоть, глядя на свисающую вниз руку, что плетью повисла вдоль тела. — Достал из сарая своё изобретение, оделся в какую-то ветровку. И пошёл на озеро один. А там лёд ну сантиметров пять у берега, а на глубине ещё меньше. Я разбег взял и скольжу. Хорошо мне. Много простора. Только от палок трещины расходятся, когда толкаюсь. Засмотрелся я на них и остановился. И только с седушки этой слез, как лёд подо мной и провалился. И смотрю я на берег, вроде не далеко до него. Метров двадцать. И берег на озере пологий. Неглубоко. Но и во мне метр с кепкой. И началось какое-то выживание. Хлебану воды, нырну, оттолкнусь, цепляюсь за лёд. Течения нет, это плюс. Но и лёд тонкий. Толком не уцепиться. Только начинаешь выбираться, а он проламывается под твоим весом. Я назад соскальзываю, нырну, оттолкнусь, опять вперёд наскакиваю на полынью, проламываю. И всё по новой… сколько там прыгал, не знаю, но как потом назад глянул, метров семь так и наломал перед собой. А дальше ноги дна коснулись и легче стало. И лёд крепче стал. Выбрался. День ещё такой погожий, ни ветра, ни снега, солнечно. Я только одежду всю с себя снял, трусишки выжал с майкой, обратно накинул. Зуб на зуб не попадает. Губы синие. Кожа синюшная. А я об этом не думаю. Только «а что мамка скажет?» и «батя же пиздюлей навешает!». Подхватил мокрую одежду с обувью и побежал в носках домой. Долго бежал, через силу. Сидушку эту с палками как там бросил, так и не вспоминал о ней потом. Пацанам рассказал — не поверили. И знаешь, что, Борь?

— Что? — даже заслушался Глобальный, восстановив дыхание.

— Домой прибежал. И всё — спасся. Сам. Мать в магазин пошла, отец на работе. Братья где-то гуляли. Никого нет. А я только одежду в баню повесил сушиться, самогоном батиным растёрся с ног до головы на летней кухни, пригубил малёхо и под два одеяла спать до вечера отрубился. А как проснулся, лишь лёгкая температура. Ни воспаления лёгких, ни ангины.

— Охуеть не встать, — даже перестал держаться за тестикулы Егор. — Даже не заболел?

— Даже насморка не было. А всё потому что — если бы заболел, пизды бы получил! — важно поднял палец здоровой руки Лаптев и добавил. — А как мы в деревне выживали, я вообще понять не могу. Летом — на тарзанке на высоте пятого этажа с дерева на горе. Верёвка старая, гнилая. Один оторвался, улетел в пропасть, сломал себе руку, его в райцентр увезли и что?

— Что? — повторил Боря.

— Так через полчаса новую верёвку повесили и снова все катались как раньше. Так же и с этими забавами на озере. По-моему, Борь, мы забыли, что значит быть детьми. Или это был естественный отбор?

Боря посмотрел на синюшную руку товарища, вздохнул. В городе было вызовом не меньше. Начиная от взрыва карбида в костре и заканчивая убеганием от сторожей и бомжей по стройкам, брошенкам. Серу со спичек насыпали в ямку на асфальте, гвоздь подкладывали и камнем сверху бросали. Кто успеет убежать — молодец. Кому не повезло — минус глаз. Но таких пиратов один-два на район за всё время выходило. Остальные целыми в юношество ушли и там уже нормально спились.

«А сколько по военным объектам лазили, убегая от солдат с автоматами? И после двадцати вспоминать о том всём — страшно. После двадцати другие вызовы: ипотека, платёжки, кредиты, налаживание социальных связей с новыми родственниками, которые от жены достаются. А ещё нужно тех же детей воспроизвести, которые выжить должны. Что в городе, что в деревне», — напомнил внутренний голос.

— Так, Лапоть, давай в больничку, а? — сказал Боря и на Зину посмотрел. Та активно с лейтенантом общалась, разъясняя ему про «слугу народа», пока он ей про «гражданский долг» пояснял. — Зин, ты как?

— Как в сказке, как же ещё? — потёрла она нос и присмотревшись к сантехнику в подсветке салона, сказала. — О, а ты нос отморозил. Не чувствуешь?

Боря покачал головой. Не чувствовал. Уши так хоть вообще не трогай — отвалятся как сосульки, от первого прикосновения.

— Где Князь? — добавила массажистка.

— Кира в больницу повезла, — ответил Боря и с тоской на ночное поле посмотрел. Это ещё две ходки делать, чтобы остальных вытащить. А там не только нос отморозит.

— А где служебная машина? — добавил лейтенант.

— Так на служебной машине и повезла, — ответил Боря.

— Угнала, выходит?

— С капитаном же повезла! — возразил Глобальный.

— А, ну с Артём Палычем можно, — почесав затылок, Бобрышев добавил. — А куда они поехали?

— Так, мужики… — начал было Боря проникновенно, не зная толком с чего начать.

Мужики кивнули. Мужики всё понимали.

Тут на трассе синие проблесковые маячки показались. Следом голосовой сигнал слуха коснулся. Скорая помощь спешила к месту аварии.

Боря на руку Лаптева вновь посмотрел, поморщился. Нос начинало щепать.

— Так, Зин, давай я вас в больничку отвезу с Лаптем? А тут уже без нас разберутся.

— Я останусь и за всем прослежу, — ответила Зина таким тоном, что спорить с ней не следовало. — Ты там Князя проведай только и мне позвоните.

Бобрышев посмотрел то на одну, то на другого и ничего не стал говорить. Он тоже хотел в больницу, но автоматом первым явился к месту аварии. Оставалось только с капитаном согласовать. А там уже не нагоняй будет, а грамота за доблестную службу, когда поможет тела на дорогу вынести.

Ведь Бобрышев тоже помнил, что такое детство. И так и не мог простить Вовке потерянного доверия, когда друг детства сказал «открой рот, закрой глаза», а вместо конфеты со вкусом лимона в рот одуванчиком созревшим дунул. Пуха наелся на всю жизнь вперёд!

Долго потом будущий лейтенант за Вовкой по двору бежал и обещал себе никогда с ним не дружить. Но через полчаса уже на пару за молоком шли в соседний район с бидоном, чтобы сестре его младшей в детской молочной кухне молока набрать.

Жаль только, что деньги забыли из бидона достать прежде, чем молоко налили. Невнимательная продавщица, ох не внимательная.

Продолжение следует…

Г. Биробиджан, 2023 год.