Три дня с миллиардером

Глава 6

Затолкнув в тесную кладовку, Громов пригвождает меня к стене и в тусклом свете автоматически загоревшейся лампочки глазами сдирает с меня кожу. Инвентарь из ведер, тряпок, контейнеров, пылесосов, утюгов мигом становится дороже и важнее меня — глупышки, решившей, что Антон Громов ей по зубам.

Задрав натренированные убивать руки, ладонями впивается в стену, а взглядом-пиявкой в меня. Кровь высасывает, душу вытягивает. Распарывает и кромсает, наслаждаясь моей одышкой и дрожью. Дышит хрипло, сбивчиво, гортанно. Как осатанелый зверь, у которого из-под носа увели сочную добычу.

Глухо рыкнув, сжимает кулак и со всей дури заряжает им по лампочке. Та, взорвавшись, осыпает нас мелкими осколками, кажется, вонзающимися в меня до самых костей. Тихо всхлипнув, закрываю лицо руками. Словно эта жалкая защита спасет меня, если Громов вздумает выбить мне зубы.

Склоняется к моему уху и медленно втягивает запах моего страха. Насыщается им, буквально впадает в экстаз. Такому шизику и правда Инесса — самая подходящая партия. Только она этого психа вывезет.

— Даже не знаю, — начинает он приглушенно и прерывисто, — презирать тебя или восхищаться.

Хватает меня за руки, отнимает их от лица и вздергивает вверх. Больно придавливает к стене над моей головой и щекой прижимается к моему виску. Настоящий энергетический вампир. Подпитывается мной, купаясь в неистовом удовольствии.

— Он дал нам с Ринатом два одинаковых кольца, — произносит без особого нажима, но заставляя меня вздрагивать на каждом слове. — Сказал, что первый, кто приведет в этот дом невестку, получит в качестве свадебного подарка всю империю Громовых. А ты хоть представляешь, какая это власть? Какие неограниченные финансовые возможности? Какое всесилие?

Перехватывает оба моих запястья одной своей лапищей, а вторую медленно опускает вниз и легонько сдавливает мою шею. Играючи, пугающе. Развлекается со мной, как кошка с мышкой.

— Он уже стар, — продолжает, обжигая своим дыханием мое лицо. — Хочет достойного покоя где-нибудь на собственном острове в Индийском океане. В окружении красивых служанок, с сигарой в зубах и с бокалом коллекционного бухла в руке. Он это заслужил. Лев Евгеньевич построил свое царство с нуля. По кускам собирал могущество и возводил неприступную стену. Бросить все на съедение шакалам? Не-е-ет. Лучше передать в надежные руки. Но так вышло, что у Льва Евгеньевича целых два верных наследника, а король может быть только один.

Он так близко, что я слышу биение его буйного сердца. Тук-тук. Тук-тук. Оно колотится так же яростно, как выплескивается из него желание унаследовать миллиарды Громова старшего. Вот, что толкнуло Антона сделать Инессе предложение. Жадность, эгоизм, жажда власти.

— То чертово кольцо — ворота в рай, — рычит он, свирепея и сильнее сжимая мою шею. — Если бы ты вчера его не проглотила, сегодня я уже готовился бы к коронации. Фирма, акции, чинуши, теневая экономика — я бы встал во главе всего этого. У моих ног распростерся бы весь мир. Но мало того, что ты спутала мне все карты, так еще и затеяла опасную игру. Лев Евгеньевич ошибок не прощает. Он хочет увидеть кольцо на пальце будущей госпожи Громовой. Не в брюхе, слыхала? На пальце. Мне повезло лишь потому, что фаворитка Рината в Англии. Ему требуется время сделать ей предложение. Но оно ограничено. В любой момент он введет ее в наш дом. И как ты думаешь, на ком остановит свой выбор Лев Евгеньевич? На грошовой официантке, проглотившей его двадцать два миллиона? Или на успешном директоре по маркетингу из Лондона? Вот почему я выбрал Инессу. Она конкурентоспособная. Любую роль сыграет, а легенду я ей сфабрикую.

В темноте его голос кажется вязким, клейким. Он обволакивает меня, застывая коркой смолы и парализуя.

— Придумай легенду мне, — тихо пищу. — Я сыграю не хуже Инессы. Обещаю. Поженимся. Получишь свою империю, и разведемся.

Из него вырывается короткий злорадный хохот.

— По-твоему, Лев Евгеньевич отупел с возрастом? — Подняв ладонь, большим пальцем гладит меня по лицу. С напором. Натиском. Силой. Принуждением. — Чтобы сыновья тщательнее выбирали себе спутниц, он выдвинул одно выверенное до совершенства условие: если преемник расторгнет брак в ближайшие десять лет, империя перейдет в руки второго сына. Безвозвратно. Независимо от того, будет тот женат или нет. Так что у меня только два пути: жениться раз и навсегда, или шлепнуть Рината. Но мне бы очень не хотелось кончать брата. Он четкий мужик, да и надежное плечо в нашем бизнесе куда дороже сраного бриллианта. — Громов склоняется к моему лицу и с маниакальной медлительностью проводит подушечкой пальца по моей нижней губе. — Что теперь скажешь, Рина? Согласна выйти за Антошу?

Его глаза… В них тяжело смотреть. От них не отвести взгляда. Омут болотистой зелени без дна. Непроходимая, зыбкая, гибельная топь. Даже сейчас, в полумраке тесной комнатушки, я чувствую эту непреодолимую силу. С такими глазами Громов может говорить все, что угодно. Каждое его слово залезает под кожу, всасывается в плоть, пронзает кости. И дробит меня на мелкие части.

— Тогда что мне делать? — вопрошаю навзрыд.

— Не реви! — его ледяной голос напоминает мне о двух пунктах, нарушение которых таит в себе опасность.

Моргнув, лихорадочно киваю, с болью глотая ком в горле. Он похож на битое стекло. Его словно утрамбовали и залили кипящей сталью.

— Пока не вернешь кольцо, будешь продолжать ломать комедию в роли моей чудной избранницы, — диктует он, заковывая меня в невидимые кандалы рабства. — Потом я сам выведу тебя из игры.

У меня сердце примерзает к ребрам. То есть как выведет? Убьет? Но уточнять не осмеливаюсь. Боюсь услышать положительный ответ.

— Анто-о-он! — зовет его прошелестевший листочками голос Алики. Дверь распахивается, и девушка первым делом поднимает лицо к потолку. — Вы чего в темноте?

— Лампочка взорвалась, — фыркает ей Громов, не отводя от меня взгляда и продолжая прижимать мои запястья к стене. — Газ скопился.

— Шашлык готов. Вас одних ждем. Долго обжиматься будете? — Алика разворачивается, не дожидаясь ответа, и добавляет, уходя: — Нашли место.

Антон разжимает пальцы, позволяя мне опустить затекшие руки. Мурашки, бегающие по коже, жалят в каждую клеточку. Я разминаю запястья, потираю плечи, не решаясь сдвинуться с места.

— Думай, что щебечешь за столом. Ты должна понравиться Льву Евгеньевичу. Настолько, что он непременно наградит Антошу дарами своей щедрости.

— Я постараюсь, — отвечаю тихо.

— Не мямли. — Громов двумя пальцами поправляет рукавчик моего топа и откидывает мои волосы за спину. — Выше голову. Сейчас все внимание будет на тебя. — Оставляет меня в покое, подарив глоток свежего воздуха. Первым выходит из комнаты, вздыхает, распрямляя плечи, и бросает мне: — Мы только что сосались. Сделай хотя бы смущенный вид.

Не представляя, как убедить Громовых, что я по уши влюблена в их сына-маньяка, на крошечных зачатках инстинкта самосохранения ладонями растираю себе щеки и вытягиваю губы в улыбке, которая от страха застывает на лице.

— Я тебя недооценивал, — хмыкает Антон, берет меня за руку и ведет на пир стервятников.

Лев Евгеньевич, как истинный вожак прайда, громоздится во главе стола. Его мощь здесь повсюду. Взгляд похож на сканер, от которого не скрыться. Он словно без аппарата УЗИ просвечивает мое нутро.

А имя-то какое соответствующее — Лев Громов!

Защиты у него от Антона искать бесполезно. Я прекрасно расслышала, откуда у этой семьи миллиарды. Странно, что дом такой скромный для их статуса. Наверное, летний вариант, дача. А в остальное время живут в своем собственном дворце где-нибудь в Майами.

Антон выдвигает для меня стул, а я даже ног согнуть не могу. Кое-как усаживаю себя, смотрю на сочное прожаренное мясо и в ярких красках представляю, какое мракобесие сейчас начнется за столом: как железные пасти будут рвать эти куски, проглатывать не жуя, смаковать, вылизывать пальцы.

Но ничего подобного не происходит. Мать семейства ограничивается салатом. Алика просит прислугу положить ей всего кусочек. А мужчины аккуратно орудуют вилками и столовыми ножами.

— Что будете пить?

Я растерянно смотрю на приступивших к еде Демида и Клима и ловлю себя на мысли, что к подчиненным тут относятся хорошо, если те верны боссам. Я могла бы не усложнять свое положение. Сказала бы, как Антон наказывал, что хореограф. Притворилась бы, что потянула лодыжку и танцевать пока не могу. Позже напросилась бы к Антону на работу. В качестве той же домработницы.

— Рина, у тебя спрашивают, — говорит он, отправив кусочек в свой рот.

Я внимательно смотрю на его перемалывающие мясо челюсти и сглатываю.

— А?

— Что вам налить? — доносится с другой стороны.

Оборачиваюсь и вижу вежливо улыбающуюся служанку. Она глазами указывает на разнообразие графинов, терпеливо ожидая моего выбора.

— Водички, — хриплю я.

— Вы повздорили? — интересуется Лев Евгеньевич, явно недовольный моей заторможенностью.

— Мы устали, — отвечает за нас обоих Антон. — Ты же знаешь, что случилось. Хотя мы не так планировали провести ночь после романтического ужина.

— У вас все пошло наперекосяк в тот момент, когда ты додумался бросить кольцо в шампанское, а твоя невеста его проглотила.

— Ой, Лева, — вздыхает его жена. — Не сейчас. — Она пригубляет бокал с вином и с улыбкой обращается ко мне: — Мы так и не представлены, Катюш. Я Ксения Вацлавовна. Можно просто Ксения. Главное — не мама, — смеется она. — Меня даже сыновья так не называют.

— Очень приятно. — Я дрожащей рукой беру стакан с водой и жадно пью.

— А чем ты занимаешься?

— Мной, — отвечает за меня Антон. — Как и ты своим мужем.

— Не груби матери, — делает ему замечание Лев Евгеньевич.

— Лева, он не грубил, — вступается за него Ксения. — Ты почему такой напряженный? — Она кладет ладонь на его крепкое предплечье и слегка массирует.

— В него ночью стреляли. Как я могу расслабиться? Я предупреждал насчет Беркута. Когда был шанс порешить его, твои сыновья меня отговорили. Думали под себя его подмять. Но майор-то оказался принципиальный. А теперь, Ксюша, ответь, есть ли смысл передавать дела этим идиотам?

Я чуть не захлебываюсь остатками воды. Вся семья в курсе кровавых дел. Проблемы обсуждаются за ужином, будто анекдоты. И никого не смущает Алика, которой на вид лет восемнадцать. Да и она, похоже, не особо травмируется. Жует себе лениво и в ТикТоке зависает.

— Лева, не горячись, — просит его жена. — Успокаивайся и кушай. Все живы и здоровы. Позже обсудите, что делать. А мы с девочками посплетничаем, да? — Подмигивает мне.

Я с каким-то неестественным скулежом выдаю ей ответную улыбку и переключаю внимание на свою тарелку, доверху наполненную мясом и овощами. Пока, скосив глаза, в стакан пялилась, Антон уже нагреб мне ведро еды.

— Жуй! — шипит мне в ухо.

Нехотя беру приборы и расковыриваю кусочек, опять вспомнив убитого парня. Хорошо, что на нем была маска. Я бы не выдержала, запомнив его лицо — открытый рот, распахнутые в ужасе глаза. Всю жизнь он преследовал бы меня во снах и наяву.

С трудом глушу подступающую тошноту и начинаю есть. Мясо мягкое, сочное, тает во рту. На веселом пикнике я похвалила бы шашлычника, но за этим столом хочется плакать.

— А я не думаю, что это Беркут, — внезапно подключается к разговору Алика, отвлекшись от планшета. — Нафига майору мараться? Ему награды нужны, повышение. Выгоднее вас за решетку посадить.

— Это твои слова? Или Рината? — спокойно интересуется Лев Евгеньевич.

— Какая разница? Я его поддерживаю. Пап, Ринат ни разу не ошибался. Антош, без обид. — Складывает ладони в молитве, взглянув на брата.

— А я с Аликой согласна, — кивает Ксения. — Ты помешался на этом майоре. Во всем видишь его причастность. Лева, ну забудь ты на время об этом Беркуте. Представь, что его нет. Кто еще хотел бы убить Антона?

— Может, тогда у Антона и спросим? — Лев Евгеньевич втыкает вилку в кусок мяса и закидывает его в рот.

— Генрих уже работает, — отвечает мой «жених».

— Добивает раненого? Это работа? Он не расколется. Знает, что ему по любому крышка…

— Погодите, — опять вмешивается Алика. — Почему вы так узко мыслите? Неужели никто из вас не допускает мысли, что покушались не на Антона? — Она обводит всех за столом подозрительным взглядом и задерживает его на мне. — Может, пришли за ней. За Катей.

Плохо пережеванный кусок с горем пополам протискивается в мою глотку. Я запиваю его водой, едва не расплескивая ее. На меня смотрят все: Лев Евгеньевич, Ксения Вацлавовна, Алика, Антон, даже их подчиненные. Словно на мне вот-вот должна зажечься вывеска с бегущей строкой из ответа на озвученный вопрос, а заодно объявление с акцией на мою и без того недорогую жизнь.

Во дворе становится слишком тихо. Теплый вечер трещит невидимой изморозью, накрывающей меня ощутимой вуалью. Жаль, под ней не спрятаться.

— Разберемся, — без лишних слов говорит Антон и продолжает жевать.

Он прекрасно знает, что моя презренная душонка официантки никому не сдалась, но другие вдруг увидели во мне вредителя.

— Ты поела? — неожиданно для меня интересуется у Алики Клим. С отеческим покровительством — в меру строгим и достаточно снисходительным. Встает из-за стола и кивком указывает ей тоже не задерживаться. — У тебя завтра фортепиано. Надо позаниматься перед сном.

Цокнув языком, она нехотя берет со стола свой гаджет и, пожелав всем спокойной ночи, в сопровождении верного подданного Льва Евгеньевича уходит в дом.

С напряжением глядя им вслед, улавливаю между ними что-то схожее. То ли в движениях, то ли в манерах, то ли во внешности, но эти двое как-то связаны. Мне не хочется думать, что у них роман, поэтому я отвлекаюсь, запихивая в себя еще кусок мяса.

— Катюш, может, тоже пойдем? — приятельски улыбается мне Ксения Вацлавовна. — Пусть мужчины дебатируют.

— Она еще ест, — отвечает за меня Антон.

— Переедать на ночь вредно, — морщит она носик и делает глоток вина. — Ты же не хочешь, чтобы к свадьбе твоя невеста превратилась в бочку?

— Пить на ночь тоже вредно. Печень может отказать.

Лев Евгеньевич больше не делает сыну замечаний. Наоборот, кладет тяжелую ладонь на руку жены, чем заставляет ее отставить бокал.

— Присматривай за дочерью, Ксюш. Она увлекается опасными вещами.

— Ладно, — вздыхает мать семейства. — Пойду послушаю, как она играет «Этюд» Сибелиуса. Не засиживайтесь. — Игриво проводит пальчиками с блистательным маникюром по плечу мужа и в развевающемся летнем платье упархивает со двора.

Демид, схватив тарелку с объедками, тоже исчезает из-за стола, а служанка теряется из поля зрения, выпровоженная немым приказом хозяина. Я остаюсь одна в обществе двух грозных саблезубых зверей. Безоружная, загнанная в капкан жертва, которую ждет стандартный для этих людей набор вопросов.

— Как вы познакомились? — начинает Лев Евгеньевич, расслабленно откинувшись на высокую спинку стула. Столовым ножом водит по салфетке, будоража в моем воображении кровавую картину вскрытия моего живота.

— Это личное, — отвечает Антон.

— В таком случае, кому достанется моя компания, тоже вопрос личный.

Намек ясен. Антон стискивает зубы. Откровенного разговора нам не избежать.

Мы с ним не успели обсудить альтернативную, но похожую на правду историю нашего знакомства. Не решили, как давно «встречаемся», чем я занимаюсь, и как докажу, что действительно «люблю» Антона, а не его деньги. Лев Евгеньевич внушает не только глубочайшее уважение, но и страх. Сочетает в себе благодетеля и губителя. Одной рукой погладит по голове, в другой сожмет нож, которым в случае чего перережет глотку.

— Однажды Антон обедал в ресторане, где я работаю официанткой, — отвечаю, посчитав лучшим быть максимально честной. — Я перепутала столики и принесла ему не тот заказ. Мы разговорились…

— Кто твои родители? — идет дальше по анкете Лев Евгеньевич.

Молчать о том, что отца у меня не было отродясь, я привыкла. К тому же, на такие случаи у меня припасена вросшая в мое сознание сказка.

— Они развелись, когда я была совсем маленькой. Где папа, я не знаю. Мама работает воспитателем в детском саду.

Антон гулко вздыхает, всем своим видом показывая, что недоволен моими откровениями. Он привык лгать, выкручиваться, дурачить. Я — нет. Начну врать и на чем-нибудь проколюсь. Или Лев Евгеньевич уже утром наведет обо мне справки и закопает меня под той пушистой голубой елью за его спиной.

— У вас с матерью своя квартира? — продолжает глава преступного клана.

— Съемная, — пищу, заметив, как подозрительно и колко он смотрит на сына.

— К чему этот допрос? — срывается тот, поднявшись. — Я уже неоднократно говорил, что у меня есть девушка. Просто не хотел торопиться. Знал, как важен для тебя статус ее семьи. Ты своими условиями вынудил меня привести ее в наш дом так — наскоком и под обстрелом. Поэтому смирись, что Катерина скоро станет моей женой.

Лев Евгеньевич кулаком ударяет по столу, отчего звякнувшая посуда подскакивает, как и я, звонко ахнув и прикрыв рот рукой.

— Мне осточертела твоя наглость! — рявкает, зловеще поднимаясь над столом. — Перестань быть скотоподобным ублюдком, или из своей империи я устрою пир для голодных шакалов. Поверь, даже самая трусливая паскуда не побрезгует сожрать кусочек!

Я буквально прирастаю к стулу. Немею всем телом и разумом. Забываю, как дышать и моргать. Даже не сразу замечаю появившегося во дворе Генриха, хотя в его руке очень знакомый чемодан со сломанным колесиком и царапиной сбоку.

— Прошу прощения, я не вовремя? — вставляет он свой вопрос, удачной точкой закончивший этот чудный семейный ужин. — Антон Львович, я привез вещи Катерины, как вы просили.

Только сейчас я понимаю, что он держит мамин чемодан! Ему уже лет двенадцать. Где он только не бывал. Но рассержена я из-за другого. Как Генрих попал в мой дом? Кто дал ему право рыться в моих вещах? Все ли в порядке с мамой?

— Отнеси в нашу комнату, — бросает ему Антон, обхватывая мое запястье горячим кольцом своим цепких пальцев. — Спасибо за ужин, отец. На чай мы не останемся. Вредно на ночь переедать.

Вытягивает меня из-за стола и тащит в дом. Злой, задетый, возбужденный и почти травмированный заявлением отца. Рассчитывал привести сюда Инессу, продемонстрировать кольцо на ее пальце, жениться, унаследовать деньги и власть, но его планы полетели в тартарары.

Заталкивает меня в комнату и нервно дожидается, пока Генрих оставит тут чемодан.

— Предупреди всех наших, что Катерина моя невеста, — велит ему.

Тот награждает меня озадаченным взглядом, но не тупит. Кивнув, выпрямляется перед боссом и скрещивает кисти рук.

— Что-то еще?

— Сообрази Инессе какую-нибудь путевку на море недели на три-четыре. Лишь бы она в городе не мелькала. Выясни, что там у Рината. И пни наших информаторов. Долго они вычисляют имена тех двух недоносков.

Я догадываюсь, что речь о киллерах, но переключаюсь на чемодан. Положив его, сажусь рядом на пол и вскрываю. Обнаруживаю свои вещи, даже белье. Какими же беспринципными говнюками надо быть, чтобы позволять себе трогать чужие женские трусики!

— Вы вломились в мой дом?! — не сдерживаюсь я.

— Мы работаем чисто, — отвечает Генрих без малейшего замешательства. — В вашей квартире полный порядок. Дверь заперта. Родная мать ничего не заметит.

Не верю, что все это происходит наяву. Захлопнув крышку чемодана, ногой отпинываю его, подскакиваю и отхожу к окну. Обняв плечи руками, просто устремляю взгляд во двор, по которому лениво расхаживают вооруженные охранники. Слушаю унылую игру на фортепиано и признаю, что я не выберусь из этой семьи живой. Я уже знаю больше, чем надо. С каждой минутой мои знания становятся дороже проклятого кольца с бриллиантом. Даже если Антон вдруг сжалится и отпустит меня, его отец навеки закроет мне рот. И глаза.

— Пусть Демид выгонит «Бугатти», — распоряжается Громов. — Мне надо проветриться.

— Босс, я настоятельно рекомендую вам не садиться за руль в таком состоянии.

— Свободен, — выставляет тот Генриха за дверь, запирает ее, сгущая в объятой матовым полумраком комнате вязкий мрак нашего уединения.

Я спиной чувствую, как он приближается ко мне. Жестко, агрессивно, по-хозяйски. Его энергия — яд. Кислота. Она прожигает воздух, дырявит мою кожу, разъедает сознание.

Странно как-то. Еще вчера я считала себя взрослой, готовой к чему-то серьезному. А сегодня, оказавшись по другую сторону нашего мира, понимаю, что мне даже вспомнить нечего из своей взрослой жизни. И это чувство беспомощности приводит меня в ярость. Страх постепенно теряет острые грани, превращаясь в глухую стену отчужденности. Я начинаю привыкать, мириться, искать островки безопасности в этой красной зоне.

— Генриху было бы достаточно дежурного «спасибо».

Я медленно втягиваю воздух носом и оборачиваюсь. Антон стоит в шаге от меня. Разглядывает меня цинично, с презрением и насмешкой.

— Кто дал ему право вламываться в мою квартиру? А если бы мама оказалась дома!

— Мои парни профессионалы. Не знаю, что собой представляет твой Радик, раз ты так недоверчива к мужикам. Сфальшивлю, если скажу, что мне не похрен. Просто заруби себе на носу: в моем кругу у парней есть яйца, они держат слово и точно не торчат от запугивания беззащитных женщин в возрасте. — Облизнувшись, Антон проводит по мне озабоченным каким-то скрытым азартом взглядом. — Поехали прокатимся.