Тритон

Глава 5

Большинство городов выглядят одинаково. Ветхие заборы, облупленные сарайчики, крошечные продуктовые магазины, с единственным автомобилем на стоянке, принадлежащем, скорее всего, самому владельцу магазинчика. И ни одного телефона-автомата. Подумать только, с таким огромным количеством старомодных вещей, которые эти города сохранили, они, по крайней мере, могли спасти хоть один телефон-автомат от вымирания.

Я даже не знаю, зачем я хочу воспользоваться телефоном-автоматом. Я до сих пор не разработала план Б о том, как столкнуть маму и Галена один на один, не рискуя нашей безопасностью. Если Гален обманывает и приведет за собой отряд Сирен, я могу подвергнуть маму опасности ареста, а себя... Мне даже страшно подумать , что они могут сделать, поймав полукровку вроде меня. И если бы у меня и был план Б для побега, ведущий план А — устроить им встречу лицом к лицу — стал чертовски трудным для выполнения, раз уж мама раскусила мои намерения действовать у нее за спиной. И нет никаких шансов, что она позволит мне сделать это снова.

Все равно, большая часть меня не уверена в том, что Гален лжет. Наверное, я отнекиваюсь, но он кажется таким искренним, таким открытым со мной, чтобы это было ложью. Но, в то же время, я не думаю, что мама обманывает. Я бы скорее сказала, она искренне верит, что убила Грома и нашей жизни угрожает опасность. Возможно, она ошибается. Не исключено, что Гром действительно жив, и они действительно отправились за ним. Может быть, существует очередное безумное объяснение, почему они считали друг друга погибшими в течении доброй половины века.

Дело в том, что я не могу рисковать. Я не могу просто быть рядом и окутывать маму в паутину лжи, будучи единственной, кому она сейчас доверяет. Я чувствую себя ужасно из-за звонка Галену. Но мне также плохо из-за того, что я его бросила.

Мне просто нужно придумать, как добраться до правды, не подвергая никого опасности. А пока мне ничего не приходит в голову, нет никакого смысла звонить Галену.

И это хорошо, потому что в этих захолустьях явно более важно сохранить пожароопасные заправки с переворачивающимися табличками-ценниками, чем что-то более нужное, —например, телефон-автомат.

На автостраде, по крайней мере, были приличные фаст-фуды на выбор. Здесь же, по проселочным дорогам, которые выбрала мама, приходится выбирать между закусочными с домашней кухней— с разношерстными столиками и подставками для зубочисток из старых банок от соуса, — и самопальными фаст-фудами — с сомнительной кухней и санитарными условиями.

Мой желудок протяжно урчит уже в одиннадцатый раз. С маминым старанием проложить как можно большее расстояние между мной и Галеном, я успела пропустить и завтрак, и обед.

— Я тоже проголодалась, — говорит мама, не отрывая взгляда от дороги. — Я думаю, мы можем взять перекусить с собой в каком-нибудь из окошек в придорожной забегаловке.

Когда я закатываю глаза, она добавляет:

— Помнишь нашу поездку в Атланту, как мы наткнулись на ту захолостную закусочную прямо за городом? Ты еще сказала, что у них самый вкусный персиковый пирог в мире. Можем попробовать отыскать ее снова, — но судя по ее лицу, она не слишком на это надеется, пристально разглядывая дорогу в поисках другого варианта.

Она останавливает свой выбор на оштукатуренном здании со здоровенной вывеской "Завтраки круглый день" на витрине. Когда мы открываем дверь, висящие над ней колокольчики оповещают о нашем прибытии. Мы занимаем столик с диванчиками у окна и мама заказывает кофе.

Я выглядываю из-за меню, наблюдая, как она ложит сахар в дымящуюся чашку. Все это я видела уже тысячу раз; она всегда пьет чуть-чуть кофе с целой кучей сахара. Но я никогда не видела этого, зная, кто она. Раньше она была просто мамой с кофеиновой зависимостью. Теперь же она Налия, принцесса дома Посейдона. В мире Сирен нет сахара. Как нет и кофе. Галена стошнило бы от одного вкуса и того, и другого.

Мама замечает мой задумчивый взгляд.

— Не легче ли просто спросить? — замечает она, будто размешивание ложкой сможет растворить всыпанный туда фунт сахара.

Я разворачиваю салфетку с приборами.

— Мне просто интересно, сколько тебе понадобилось времени приспособиться к человеческой пище? — я бросаю взгляд на ее чашку.

— А, это.

В этот момент, официантка с именем "Агнес" на бейдже, возвращается к нам принять заказ. Будто для большей иронии, мама заказывает блинчики с двойной порцией сиропа. Я заказываю бургер. В ресторанчиках вроде этого, обычно всегда подают увесистый бургер.

Когда Агнес уходит, мама обхватывает кружку обеими руками, словно стараясь удержать ее тепло.

— Я пью кофе не ради вкуса. Но ведь это же не причина не любить сахар, верно?

— Гален не ест ничего сладкого. Вернее, он вообще не берет в рот ничего, кроме морепродуктов.

Мама улыбается, словно она терпит упоминание имени "Гален" только ради разговора о сахаре.

— На это уходит какое-то время. Я прожила на суше приличный отрезок времени, Эмма. — Она наклоняется ко мне, понижая голос. — Со Второй Мировой войны. Если прикинуть, то я прожила человеком намного дольше, чем Сиреной.

Она говорит это так, будто я знаю ее настоящую дату рождения. Не верю своим ушам. Я уже знала, что Сирены живут сотни лет и медленно стареют. Конечно, у мамы есть проблески седины в волосах и кое-какие морщинки в уголках глаз. Но хоть убейте, она не выглядит на свои официальные сорок лет.

Она сжимает губы, пока официантка ставит бутылку сиропа на нашем столе. Когда она снова уходит, мама говорит:

— И это все? Больше нет вопросов?

Да нет же, полным-полно.

— Как ты на самом деле познакомилась с с папой?

Я осознаю, что полна чувств разобщенности с моей жизнью. Если мама не та, за кого она себя выдавала , то и папа мог поступать точно также. История всегда звучала так: они повстречались в колледже и это была любовь с первого взгляда. Теперь я понимаю, что полная история смахивает на заурядную, универсальную романтику. Избитое клише для одурачивания.

Мама кивает, словно я задала ей верный вопрос.

— Мы повстречались спустя многие годы моей жизни на побережье. Я продавала сувениры на набережной в Атлантик Сити, а по ночам работала в шоу уродов, — она ухмыляется. — Как русалка.

Я закашливаюсь, а она смеется.

— Заметь, не по-настоящему, — говорит она со взглядом, полным ностальгии. — Они напялили на меня нелепый костюм с блестящим плавником и заставили плавать кругами в огромном резервуаре, махая рукой туристам. Главарю шайки, — которого звали Оливер, — понравилось, что я задерживаю дыхание на длительный период времени. — Она пожимает плечами. — Все выглядело довольно по-дурацки, но так я зарабатывала легкие деньги.

— Значит, ты не училась в колледже.

— Нет, не училась, — она делает еще глоток. — Твой отец учился. Он приехал туда на весенние каникулы. И я его ограбила.

— Ты его что?

— Ты должна меня понять, я не зарабатывала достаточно денег, даже на двух работах. Мне едва хватало на еду. Я не могла охотиться, потому что...

— Ты не хотела, чтобы кто-то смог ощутить тебя в воде.

Иначе, она смогла бы прекрасно обходиться и без работы.

Она кивает.

— Однажды, я увидела компанию нахальных студентов колледжа, швыряющихся деньгами направо и налево. Вытягивающих купюры пачками из карманов, расплачиваясь за какую-то мелочевку, вроде мороженого, — она закатывает глаза. — Они светили деньгами повсюду, желая всем показать, насколько они богаты.

— Но это же не значит, что они хотели быть ограбленными, — бормочу я.

Мама пожимает плечами.

— Нет, но они пытались привлечь к себе внимание девушек, так что я решила им подыграть. Твой папа был среди них и я уже видела его раньше. Он приходил на шоу уродов и все время там сидел, не сводя с меня глаз. Господи, как же он мне действовал на нервы. Спустя какое-то время, он собрался с духом и пригласил меня на свидание, но для меня это было не более, чем отличным шансом поужинать за чужой счет. Он сводил меня в хороший ресторан и кино, а потом настоял на том, чтобы проводить меня домой. Поскольку дома у меня не было, я просто назвала первый попавшийся адрес и позволила себя туда отвести. Вот там-то он мне и сказал, что видел, как я дышу под водой, изображая русалку.

Официантка прерывает рассказ, ставя перед мамой тарелку с блинчиками, а передо мной — башню из хлеба, ветчины и сыра.

— Пока все? — спрашивает она.

Мы с мамой киваем.

— Дайте мне знать, если захотите что-нибудь еще, — продолжает Агнес. — Лестер только что достал из духовки клубничный пирог, и просто грешно его не попробовать, — она подмигивает и уходит.

— Я хочу клубничный пирог, — говорю я маме, вытряхивая кетчуп из бутылочки на свою картошку фри. — В счет морального ущерба.

Мама улыбается и стягивает пару ломтиков картошки у меня с тарелки.

— Идет. Пожалуй, я тоже возьму себе кусочек.

Я с сомнением разглядываю гору ее блинчиков.

— И что же? Что значит он увидел, как ты дышишь под водой?

— Ты же знаешь, что мы заполняем водой легкие и извлекаем кислород из нее, верно? — она понижает голос почти до шепота.

Я киваю. Доктор Миллиган рассказал нам об этом после изучения Галена. Интересно, обнаружил ли папа эту же особенность легких Сирен во время изучения мамы.

— Я пыталась дышать, как можно незаметнее, — ну, знаешь, — делать маленькие вдохи или уплывать на противоположную сторону резервуара. Но каким-то образом он умудрился это заметить.

Она так усердно поливает блинчики сиропом, что кажется, проходит целое десятилетие, прежде чем она наконец-то берется за вилку с ножом.

— Короче говоря, на этом моменте наше свидание и подошло к концу. Вместе с моей жизнью на побережье — я не могла больше там оставаться. Я не могла рискнуть и позволить ему меня разоблачить — правда, задумываясь над этим сейчас, я не уверена, как бы он смог что-либо доказать. Тем не менее, я оставалась без средств к существованию. Поэтому я наставила на него пистолет и потребовала его бумажник.

Газировка вместо горла попадает мне в нос, и я давлюсь.

— У тебя был пистолет?! — я откашливаюсь и сплевываю в салфетку.

Мама округляет глаза и прижимает палец к губам.

— Тсс!

— Где ты взяла пистолет? — шиплю я

— Оливер мне его одолжил. Он всегда присматривал за мной. Сказал — стреляй первой и беги, а вопросы и разглагольствования — оставь полиции, — она ухмыляется, видя мой шок. — Разве это не должно прибавить мне очков крутизны?

Я ковыряюсь ломтиком картошки в горке кетчупа на тарелке.

— Ты считаешь, это очень круто — наставить пистолет на моего отца? — говорю я с надлежащими ситуации снисхождением и неодобрением одновременно. Но глубоко в душе, мы-то обе знаем — это просто круче некуда.

— Да ладно, — она махает рукой. — Я даже не знала, выстрелит он или нет. В любом случае, он не отдал мне свой бумажник. Вместо этого, он сделал мне предложение.

— Предложение?..Фу!

— Да не такое предложение, испорченный ты ребенок. Он рассказал, что уже видел мой вид однажды, на Аляске, когда плавал подо льдами, и никогда не рассказывал об этом никому, будучи уверенным, что ему никто не поверит.

Он спросил меня, не позволю ли я ему себя изучить. Сказал, что учится на врача и пообещал мне кров над головой и плату за исследование.

— Обмен. Вроде, как у доктора Миллигана и Галена.

— Кого?

— А, — говорю я. — Доктор Миллиган — морской биолог, который работает в Дельфинариуме во Флориде.

Мама поднимает бровь.

— Вы же ездили туда навещать умирающую бабушку Галена? Так это было ради встречи с доктором?

Я киваю, не потрудившись скрыть свой страх.

Мама кладет свою вилку.

— А как много этот человек знает о нас?

— Все. Но тебе не нужно беспокоиться об этом. Они с Галеном знакомы уже много лет.

— Да?

Я закатываю глаза, не желая отрываться от этой увлекательной истории ради очередной перепалки о честности Галена. К тому же, мама лицемерит. Она доверяла человеку — моему папе — так почему Гален не может доверять доктору Миллигану?

— Значит... это не была любовь с первого взгляда? У вас с папой? Вы полюбили друг друга позже?

Я не знаю, почему чувствую такое разочарование. Я ведь даже не верю в любовь с первого взгляда. Но только, если это не касается моих родителей, казавшихся просто идеальной парой. В конце концов, разве это не та сказка, в которую хотят верить все дети?

— Дорогая ... Это никогда не было любовью.

Болезненное разочарование. Такое чувство, будто мне заехали под дых.

— В смысле не было любовью? Но вы же должны были... Тогда как я...?

Мама вздыхает.

— Ты стала... результатом... случайной...слабости с моей стороны, — она долго подбирает слова.

Интересно, что она хотела сказать сначала вместо "слабости"? Жалости? Глупости? Мама прикладывает салфетку к воображаемой капельке сиропа в уголке рта.

— Единственный момент слабости, который между нами когда-либо был — исключение из правил. Но я об этом не жалею, — быстро добавляет она. — Я бы ни на что тебя не променяла. Ты же знаешь это, верно?

Любопытно, а это "я бы ни на чтобы тебя не променяла" — тоже одна из сказок, которой потчуют детей?

— Выходит, мое появление на свет — случайность. И даже не неожиданность из разряда "одной ночи" или "упс, я забыла принять мои таблетки". Я неожиданность типа " ой, я нечаянно переспал с моим научным экспериментом". — Я закрываю лицо руками. — Прекрасно.

— Этот человек любил тебя, Эмма, с того самого момента, как ты появилась на свет. Он был бы очень расстроен, услышав сейчас твои слова. Честно говоря, я тоже расстроена. Я не была каким-то там экспериментом.

Я кусаю губы.

— Я знаю. Это просто ... чересчур, тебе не кажется?

— Вот почему мы собираемся взять только два куска клубничного пирога, Агнес, — говорит мама напряженным голосом.

Я провожу рукой по лицу и принуждаю себя улыбнуться.

— Да, пожалуйста, — говорю я. Я начинаю подумывать, что Агнес — не та официантка, которая крутится ради чаевых. Мне кажется, она преуспевает, добывая сплетни. Невозможно, чтобы обычная официантка была такой внимательной.

— Перестань себя жалеть — упрекает мама, когда Агнес уходит. — Твой отец и я были очень хорошими друзьями.

— Просто все это так странно.

Мне обидно за папу, но обижаться здесь глупо — ведь он пришел к соглашению с мамой и был в курсе всей этой дерьмовой дружбы. И судя по всему, с ним все было в порядке.

— Ты когда-нибудь рассказывала папе о Громе ?

— Я рассказала ему обо всем. Он всегда считал, что мне стоит вернуться. Попытаться со всем разобраться. Но после твоего рождения, передумал. Папа не хотел рисковать, чтобы они меня поймали или узнав о тебе, пришли за тобой.

Мы закончили разговор. Может быть, потому что я достигла предела восприятия сногсшибательной информации. Может быть, потому что мама подвела черту под своей уязвимостью. Так или иначе, мы обе, видимо, в один и тот же момент осознали, как мы на самом деле сблизились, и теперь вдвоем чувствовали себя неловко, совсем как в прежние времена. И если мы задержимся здесь подольше, вероятно, некая недосказанность затруднит нам сблизиться вновь.

— Агнес, мы возьмем несколько коробок для пирога и чек, пожалуйста.

* * *

Через несколько часов взойдет солнце, и будут уже сутки, как мы непрерывно едем, делая остановки только на заправках — выпить кофе и сбегать в туалет. Мои руки словно вросли в руль. Когда я наконец оторву их от него, мои пальцы наверняка навсегда останутся скрюченными.

Туман парит над дорогой тонкими полосками, напоминая плавающие слои марли над дорожным полотном. Восходящее солнце развеет всю эту мглу в ближайшее время. После завтрака, наступит очередь мамы вновь сесть за руль. Я бросаю взгляд на нее, задремавшую на пассажирском сиденье. Либо она опять мне доверяет, либо она заведомо способна понять, если я захочу свернуть с намеченного курса.

Но сейчас она может мне доверять. Я не могу позволить Галену найти нас, по крайней мере, пока не буду к этому готова, пока не разработаю четкий план "Б", на случай, если он врет. Но то, что мне можно доверять, не значит, что я не могу сойти с курса. У нас нет телефонов, а значит нет навигатора, а значит я должна внимательно следить за дорожными указателями, а не моргать по две секунды за раз, что сейчас и происходит.

Самая обычная дорога, прямая и скучная, с крайне незначительным количеством других автомобилей. Нет возможности включить радио, потому что мама спит, а так как мама спит, то и поговорить не с кем и...

Ух ты. Мои глаза должно быть, сыграли со мной злую шутку.

Мы только что проехали мимо Рейчел?

Нет, этого не может быть. Это была даже не машина Рейчел; Гален только-только купил ей первоклассную, компактную белую БМВ. А та, что мы проехали — голубое нечто с четырьмя дверьми, — в такую Рейчел не села бы ни за что в жизни. За тем исключением, что водитель выглядит, как ее сестра-близнец. Та же копна волос, красная помада и умопомрачительные акриловые ногти, с угрозой нависшие над рулем.

Я поправляю зеркало заднего вида и, не моргая, слежу за голубой машиной, пока мои глаза не начинают слезиться. Стоило мне подумать, что все обошлось и у меня просто разыгралось воображение, как голубая легковушка останавливается. Делает неуклюжий поворот. И набирает скорость, летя в нашу сторону с сигнальными огнями.

О-бал-деть. Я выжимаю газ.

— Мам, проснись. У нас проблема.

Она вздрагивает и с подозрением осматривается вокруг, словно это я ее похитила. Прекрасно.

— Где мы?

— Я не знаю, но Рейчел—женщина, которую мы представили тебе, как маму Галена —нашла нас. Она за нами в том голубом автомобиле. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Мама оборачивается назад и сдавленно ругается.

— Кто эта женщина? Как она нас нашла?

— Она бывшая мафиози, — я вздыхаю, словно только что призналась, будто это я экс-мафиози или что-то в этом духе. Это не помогает — мама смотрит на меня так, словно это и впрямь я.

— В смысле, бывшая мафиози? То есть, она из мафии?

Я киваю.

— Борода Посейдона, — бормочет она.

К чему-чему, а к моей маме, использующей подводные ругательства, я точно привыкну не скоро.

— Попытайся оторваться от нее.

— Это длинная и прямая дорога без всяких поворотов.

— Тогда прибавь скорости!

Она лезет в бардачок. И вытягивает оттуда чертов пистолет.

— Мам...

— Не начинай. Это чтобы ее отпугнуть. Обычно, все что нужно сделать — это показать кому-нибудь, что у тебя есть пистолет и ты не собираешься терпеть...

— Ты слышала, что я сказала? Она бывшая гангстерша. И ее пушка должна быть как три этих.

Мама щелкает пистолетом, как профи, и три пули падают ей в ладонь. Наблюдать, как твоя мама проделывает нечто подобное, просто невероятно — даже в таких обстоятельствах.

— Три, — выдыхает она. — Должно сработать.

Паника накрывает меня с головой.

— Что будет, когда ты его покажешь?

— То и будет. Раз уж она экс-мафиози.

— Ты не можешь в нее стрелять. Ты просто не сможешь.

Но она заряжает пистолет, как раз доказывая, что сможет. Я с трудом придерживаюсь на своей полосе на этой длинной, прямой дороге.

— Я не собираюсь ее застрелить. Я просто собираюсь в нее выстрелить, — моя свихнувшаяся родительница опускает окно. — Кроме того, если бы я и хотела кого-то пристрелить — так это Рейну, — она высовывает голову в окно и тянет следом пистолет.

Выбирай, выбирай, выбирай. Иногда, возможность выбора — недоступная роскошь. Иногда, в твоем расположении только один вариант и он, как правило, довольно-таки отстойный. Как собственно говоря, сейчас.

Поэтому я выбираю единственный верный вариант и сворачиваю с дороги.

Я слышу выстрел прямо перед ударом.