Ты мне нужен

ГЛАВА ВТОРАЯ

Кэйдж в изумлении таращился на стоящую перед ним женщину. Глазеть — это неприлично. Так давным-давно учили его родители. Но он не мог сдержаться. Прозвучавшее требование-предложение лишило его нужных слов и заставило забыть хорошие манеры.

— Ты решил, что я спятила, — сказала она. — Но знаешь, моя идея не такая уж ненормальная.

Спятила. Ненормальная. Отличные термины для описания ее предложений.

— Целыми неделями Совет использовал мою расовую принадлежность как предлог для отказов.

Нервничая, она то сжимала, то разжимала кулаки. Видно было, что даже не сознает этого.

— Я встречалась с ними на прошлой неделе. И они заявили, что, если я возьму девочку из Сломанного Лука и воспитаю в «белом мире», как они выразились, Лили потеряет связь со своим индейским прошлым, забудет, кто она и откуда. Я обещала, что такого не случится. Но они явно мне не поверили.

Взгляд Кэйджа блуждал по ее милому лицу. Тонкие черты — изящно изогнутые брови, густые ресницы, обрамляющие миндалевидные глаза, дерзкий маленький носик. Полуденное солнце подсвечивало каштановые волосы, отчего те вспыхивали золотистыми огоньками, их концы закручивались внутрь, падая на ее полную грудь.

Во рту внезапно пересохло. Кэйдж насупился. Последнее дело — стоять и таращиться на женские прелести. Он перевел взгляд на ее лицо, заметив теперь кроткие карие глаза. Под ними залегли темные круги — свидетельство многих бессонных ночей.

— Я наконец взвилась, — продолжала она. — Я напомнила им, что Лили наполовину белая. Сказала, что удерживать меня на расстоянии от племянницы лишь потому, что я белая, неверно.

Его брови взлетели вверх. По обычаю, решать, что верно, а что нет, было прерогативой Совета, а не того, кто стоял перед ним.

— Я сказала, что люблю малышку и буду обращаться с ней как со своей собственной дочерью. Кэйдж, она действительно моя! Я была так сердита! Заявила, что они совершат грех, если не отдадут мне девочку. Грех, за который им придется ответить.

Он представил старейшин, получающих хорошую выволочку от этой женщины, и губы непроизвольно начали растягиваться в улыбку.

— И как они отреагировали?

Ее глаза сверкнули.

— Объявили конец собрания. Почти неделю я им названивала. Мне казалось, что схожу с ума. Наконец они согласились на еще одну встречу. Там мне заявили, что не могут отдать Лили, потому что я одна и не смогу обеспечить девочке необходимой стабильности.

Она раздраженно помотала головой, волосы захлестали по роскошным выпуклостям.

Кэйдж уставился в землю, изучая носки своих пыльных рабочих ботинок.

— Это нечестно, Кэйдж. Неправильно! Я не позволю так со мной поступить. И с Лили тоже!

Он не мог не восхищаться ее силой и убежденностью. У нее железная воля. Это неплохо. В состязании с Советом пригодится.

Ее подбородок выдвинулся вперед.

— Я не хочу унижаться до мольбы. Но если она поможет мне убедить тебя помочь, то я стану умолять. Пожалуйста, Кэйдж!

Какого черта она от него ждет?

Он вытянул из кармана платок и обмахнул лицо. Не то чтобы ему стало жарко. Он просто пытался выиграть время. Надо подумать. Решить, как поделикатнее отказать.

— Кэйдж!

Что-то в ее голосе, произносящем его имя, разрядило его напряжение.

— Пожалуйста!

— Слушай, — начал он, — большая разница — просить меня о помощи или о…

Он остановился, не в силах продолжать.

— Женись на мне, — настаивала она. — Если ты женишься, то Совет, скорее всего, не откажет мне в опеке над Лили. Их доводы утратят силу. Я больше не буду одинокой, а моим мужем будет индеец.

Она излагает свой план, словно он вполне естественен!

— Ты просишь обмануть старейшин моего рода. — Он сжал платок в кулаке. — Если они узнают, что я помог тебе в обмане, то меня могут изгнать из Сломанного Лука.

Столь суровые меры, насколько ему было известно, не применялись на протяжении многих поколений, тем не менее вероятность их сохранялась.

Ее лицо выразило сильное удивление.

— Я не отдавала себе отчета в этом. — Но ее решимость немедля возродилась. — Я не допущу такого. Обещаю.

Кэйджу как-то пришлось схлестнуться с Советом, однако сейчас он почувствовал потребность вступиться за своих вождей.

— Они не собирались мучить тебя, Дженна. В первую очередь старейшины стремятся защитить интересы твоей племянницы. Пойми. Потом идут интересы рода. Дочь Давида Коллинза принадлежит роду. Не имеет значения, что ее мать белая. Ее дочь — индианка. Представь это как большую семью. Девочка…

— Имя девочки, — лицо Дженны оцепенело, — Лили. И в ней есть также кровь Батлеров. Возможно, она важная часть твоего рода, но она — единственная часть и семьи, которая есть у меня!

Сжав кулаки, молодая женщина зло пнула комок грязи.

— Можешь не трудиться повторять весь тот вздор, которым меня кормят ваши старейшины уже которую неделю!

Ее несгибаемостью можно восхищаться, но сама Дженна начала его утомлять.

— Ты понятия не имеешь, насколько серьезно старейшины относятся к своим обязанностям по отношению к роду.

Ее плечи опустились.

— Мне ужасно жаль, Кэйдж. Я не собиралась…

Она не закончила фразу. Резко дернув подбородком, взглянула в небо, глубоко вздохнула. Кэйдж отметил изящный изгиб ее шеи. Заставил себя смотреть в лицо, но обнаружил, что увлекся рассматриванием рта — полных, влажных губ, обещающих страсть. Должно быть, ее поцелуй слаще меда.

С раздражением вспомнил, что те же мысли приходили ему и в первый день знакомства. В день бури. Дождь тогда струился по ее лицу, от чего кораллово-красные губы влажно блестели. Сколько раз с тех пор ночами ему снилось, как он пьет их влагу! И всякий раз он просыпался в поту, сгорая от желания и тоски.

Его негодование росло. Но гнев был направлен не на женщину, а на себя. Почему он не может себя сдерживать? Свое собственное тело и проклятые плотские желания?!

Видимо, виной тому его беспокойство. Сны посланы ему как напоминание, что он не расплатился с этой женщиной должным образом. Хотя непонятно, отчего напоминание несет такую эротическую окраску.

— Так тяжело было потерять Эми и Давида, — прошептала она. — А если и Лили… как будто я потеряла всю семью целиком.

По ее щеке скатилась слеза. Его удивила собственная реакция. Хотелось утешить ее. Подойти и смахнуть слезу. Предложить решение ее проблем.

Какого черта! Он сошел с ума? Неужели и впрямь думает о ее сумасшедшем плане?

Нет! Союз, предлагаемый этой женщиной, стал бы насмешкой над тем, что он имел — и потерял.

Это опорочило бы память о той, кого он любил. О которой продолжал горевать до сих пор.

Связать себя священными узами с невесть откуда взявшейся незнакомкой, чтобы она могла получить опеку над своим младенцем, — значит в его случае забыть собственную крохотную дочь, потерянную так трагически.

— Прости. — В голове у него мутилось. Но решимость не поколебалась. — Дженна, я понимаю твою боль. Лучше, чем тебе кажется. — Комок застрял в горле, мешая говорить. — Но я не могу помочь тебе.

Ее подбородок задрожал, еще мгновение, и слезы извергнутся каскадом ручейков. Кэйдж не мог принудить себя не реагировать на страдание, написанное на ее ангельском лице. Он сжал зубы.

— Не можешь? Или не станешь?

— Какая разница? Я отказываюсь участвовать в твоем дурацком плане. Нельзя обманывать Совет. Только попробуй, и тебе вообще запретят видеться с племянницей.

Глаза Дженны широко раскрылись.

— Они не посмеют.

— Они могут. Так и сделают, если решат, что для нее будет лучше. Они — закон Сломанного Лука.

Внезапно ее решимость рухнула. Она закрыла лицо руками, плечи затряслись от рыданий. Кэйдж сжал кулаки. Конечно, он ей сочувствует, но сделать ничего нельзя.

— Ты должен мне! — воскликнула она, рывком подняла голову и взглянула на него сквозь слезы. — Ты сам сказал. Ты должен мне за спасение твоей жизни в ту бурю. Как ты это назвал? Подарок?

Конечно, он не забыл. Долг грузом лежал на его сердце все последние недели. Но когда она явилась сюда со своим нелепым предложением, он надеялся, что она не вспомнит об этом. Вне всякого сомнения, Кэйдж собирался ответить на услугу. Когда-нибудь. Как-нибудь. Если же не сможет, тогда придется вечно страдать, а его душе не будет позволено успокоиться. Но в то, что сейчас происходит, парень отказывался верить. Услуга обретет форму обручального кольца!

— Дар Жизни, — поправил ее он. — Я должен тебе Дар Жизни. Перед тем, как оставить меня на дороге, ты просила молиться за твою сестру. Я исполнил твою просьбу.

— Но твои молитвы не сохранили Эми жизнь, верно?

Он воззрился на Дженну.

— Ты не можешь всерьез надеяться, что я женюсь на тебе.

— Почему? — Ее лоб прорезала морщинка. — Твоя вера возражает против такого союза: жениться не по любви, а по необходимости?

— Нет. — Не будь он так честен, можно было бы вывернуться. Но индейская прямота общеизвестна. — Ты просишь слишком многого. Даже если я соглашусь, старейшин не проведешь. Они не поверят в брак, подоспевший слишком своевременно. Возникнут подозрения. Несомненно, они потребуют, чтобы ты жила здесь. В резервации. Со мной. Твоим мужем.

— Я готова, — ее лицо еще отражало страдание, но в глазах сверкнула искра надежды. — Пара месяцев их устроит, как думаешь? Ну, не больше трех.

— Но я даже не знаю тебя, — он хлопнул себя по бокам, сбитый с толку тем, что она вполне серьезно разрабатывает свою невероятную идею.

— Через три месяца, — поспешно продолжала она, — я уверена, все наладится. Я докажу старейшинам, что могу воспитывать Лили. Они везде будут ее видеть со мной. Мы будем посещать все мероприятия. Я даже могу участвовать. У вас ведь бывают собрания и специальные церемонии, да? Я читала в газетах. — Ответа она не ждала. — И всегда, когда мы будем вне ранчо, я буду изображать верную и преданную жену. Никто и не догадается. Мне все равно надо узнавать о вашей культуре, если я хочу учить Лили. Совету понравится мое отношение к делу.

— Дженна! Остановись!

Она застыла.

— Я не могу. — Он позволил словам просочиться в ее сознание, потом повторил: — Не могу.

Он ожидал новых слез, но вместо этого на него налетел шквал.

— Так значит, твоя жизнь не стоит трех паршивых месяцев?

Он нахмурился. Нельзя позволить ей добиться своего, унижая его.

— Разве ты не должен мне, Кэйдж Далтон? В день бури ты внушал мне, что Дар Жизни — очень серьезная вещь.

Она понятия не имеет, насколько серьезная.

Далтон побледнел от досады. Она, несомненно, понимает, как действуют на него ее нападки. И упорствует еще больше: лицо затвердело, в голосе металл:

— Так что… собираешься платить долги или нет?

Дженна Батлер загнала его в угол, и черта с два тут можно что-то поделать.

— А есть у вас доказательство, что этот брак действительно состоится?

Неудовольствие отразилось на сморщенном лице шамана. Среди всех сидящих за столом Ши-паи оказывал Дженне самое неистовое сопротивление. С первого дня он настаивал, что Лили не должна покидать резервацию.

— Конечно, — ответила ему Дженна. Ее ноги обратились в желе, все силы она направила на то, чтобы руки, протягивающие лицензию на брак, не тряслись. Хотя шаман и не демонстрировал откровенного неуважения к ней, Дженна с самого начала догадывалась о его отношении: он яростно сопротивлялся любым ее попыткам получить право опеки.

Он не потрудился прочесть документ, а спросил:

— Почему вы не сообщили о своих планах выйти замуж раньше?

— Вы не спрашивали.

В ответ на откровенную дерзость Ши-паи, естественно, насупился.

— Я отвечала на все ваши вопросы, — напомнила она. — Ничего не утаила. Никто из вас не может утверждать обратное. Как я могла ответить на вопрос, если он не был задан?

Спорить никто не стал.

— И этот человек индеец? — спросил другой член Совета.

— Он делавар. И живет в Сломанном Луке. Лили и я тоже будем жить тут… с ним. Мы поженимся, как только будут готовы анализы крови.

Необходимый тест на краснуху, требующийся в Монтане, — единственное, что стояло теперь между Дженной и Лили.

— Это не долго. Они обещали мне поторопиться. — Она сжала губы. Не следует сообщать все сразу, давать слишком много информации.

— Для меня, — объявил шаман, — это ничего не меняет.

Держись, Дженна. Этот человек имеет один голос из восьми. Несомненно, кто-то должен взять ее сторону.

Кэйдж предостерег ее относительно лжи. Иначе доверие к ней будет потеряно навсегда. Дженна и собиралась говорить только правду, но отчаяние часто вынуждает людей на безумные поступки. Хочется верить, что старейшины не доведут ее до крайности.

Лицензия продолжала путешествовать по рукам собравшихся.

— У меня вопрос.

У заговорившего третьего члена Совета были живые зеленые глаза. Длинные седые волосы разделены пробором ровно посередине и спускаются на плечи.

— Не хочу оскорбить вас недоверием, но мне хотелось бы знать, когда вы познакомились со своим женихом. Как давно вы знаете друг друга?

Тревога взметнулась тысячами языков пламени, угрожая пожрать Дженну. Хотя до прямых обвинений пока не дошло, вполне вероятно, что кое-кто из них может предположить, что тут скрывается нечто незаконное. Ясно, что брак вызывает у них подозрения. Глупо было бы думать иначе. Она ждала, что первым выскажется Ши-паи, но, видимо, и все остальные не прочь задать тот же вопрос.

Овладев голосом, Дженна сказала:

— Я встретила его до… возникновения этой ситуации. До смерти сестры.

Это не было ложью. Женщина произнесла ответ с чистым сердцем.

Пожилая индианка Ху-ма последней изучала лицензию Дженны. Брови ее изумленно взлетели ввысь, и Дженну одолело любопытство. Почему так реагируют на лицензию?

Ху-ма излучала спокойствие даже в своем молчании.

За недели своей тяжбы Дженна обнаружила, что Ху-ма пользуется в Совете большим уважением. Она была самой старшей из всех, и Дженна случайно узнала, что ее имя на языке рода значит «бабушка». Она мало говорила, но, если уж начинала, к ней прислушивались все.

Ху-ма подалась вперед, впилась в Дженну глазами.

— Вижу, что вы собираетесь выйти замуж за Кэйджа Далтона.

Дженна замерла. Имя Кэйджа старуха произнесла как-то странно. Словно она хотела обратить общее внимание на свои слова.

— Кэйдж собирается взять в жены эту женщину? — в голосе Ши-паи слышалось явное недоверие. И он взглянул на «бабушку». Но Ху-ма проигнорировала его. Переплетя узловатые пальцы, она обратилась к Дженне:

— Брак — священный союз, дитя мое. Разные нити могут связать мужчину и женщину. Некоторые сходятся по любви. Другие по необходимости. Кто знает все причины? Но связь, соединяющая мужа и жену, держит мир, и потому она не может, не должна, появляться, если Великий дух против.

Ясно, что у старухи есть множество невысказанных сомнений относительно приемлемости их поспешного брака.

— Воспользуюсь возможностью поздравить тебя, — продолжала она. — От лица Совета я желаю тебе и Кэйджу счастья. — Она оглядела старейшин. — Считаю, настало время разрешить Лили отправиться в свой настоящий дом.

— Ма-та! — Ши-паи встал.

Трудно было не уловить явное несогласие в его тоне. Дженна поняла, что он говорил «нет» на родном языке.

— Наш род слабеет с каждой минутой! — Лицо шамана перекосилось от ярости. — Наши дети поступают в колледжи и не возвращаются обратно. Молодежь оставляет Сломанный Лук, чтобы работать в городе. Если не вмешаться, нашему клану придет конец!

Безразлично отвернувшись от бушующего шамана, Ху-ма посмотрела на других, сидящих за столом.

— Дженна терпеливо смирялась со всеми нашими требованиями. — И с мимолетной улыбкой добавила: — По большей части. Она обещала уважать наследие Лили. В наших традициях рассказывать своим детям о прошлом. — Обернувшись теперь к Ши-паи, добавила: — В наших же традициях давать им крылья. Если их корни недостаточно глубоки, они забудут, откуда родом.

Шаман был вне себя, но ничего не сказал.

— Этот брак — прекрасное событие, — сказала Ху-ма. — Как только Дженна и Кэйдж поженятся, они получат Лили. И станут семьей. Я чувствую, что грядет исцеление от прошлых ран. Удивлена, что ты, Ши-паи, не чувствуешь того же. — И после паузы добавила: — Будем голосовать.