Ты - моя паранойя

47

Зак

Веки разлепить до невозможности сложно. Сердце работает на максимум. Откуда-то издалека слышу чужие голоса, которые наперебой что-то говорят.

- Парень живой… - меня трогают чьи-то руки, холодные пальцы ощупывают шею.

- А девушка?

- Пульс есть, но выглядит ужасно. Скорая уже едет?

- Да.

Голова идёт кругом. Обвожу плывущим взглядом пространство. На соседнем сидении осколки лобового стекла, на мне тоже мелкая крошка. Отталкиваю раскрывшуюся подушку безопасности, и только сейчас замечаю на ней кровь.

Тянусь ко лбу. Целый. Шоковое состояние блокирует любую боль, поэтому не удивлюсь, если на самом деле всё хреновее, чем я сейчас ощущаю.

Дергаю ремень безопасности и выбираюсь из машины.

- Парень, ты как? – Спрашивает какой-то мужик, чье плечо в крови.

Я лихорадочно осматриваюсь. Капот тачки напрочь склеился с Фордом, в который я влетел. У него смят зад, но лобовое целое. И кажется, это именно его водитель только что спрашивал как я. На автомате обхожу автомобиль.

Первое что замечаю на асфальте – снова кровь. На этот раз больше. Небольшая лужа ярко красной крови… Пульс замедляется. Шаг, еще один… Взгляд выхватывает вишневое платье, и неестественную позу Тары. Застываю, пропуская через себя увиденное. Эта кровь её. Электрический ток молнией проходит сквозь тело. Она не движется. Холод жгутом скручивает вены.

- Тара, - рывком бросаюсь к ней.

- Не трогай её, - меня перехватывают мужские руки, - скорая едет. Трогать нельзя, мы не знаем какие у неё внутренние повреждения.

Повреждения? Какие нахрен повреждения? Она только что сидела со мной…

Падаю задом на асфальт рядом с ней, тянусь руками. Горло сдавило так, что не вдохнуть не выдохнуть.

- Маленькая, - шепчу в прострации.

Отвожу с лица испачканные кровью волосы.

Нет, нет, нет! Это галлюцинации. Быть такого не может.

Меня трясет, пульс беспорядочно гонит кровь, мышцы коченеют. Сжимаю и разжимаю кулаки, смотря на то, как она с каждой секундой всё больше бледнеет.

Дрожащими пальцами веду по её холодному плечу, а потом кулаком прикрываю рот. С трудом сглатываю, перед глазами влажно плывёт. Мне и холодно и жарко одновременно. Трясет так сильно, что зуб на зуб не попадает.

- Прости меня! – мощным ударом меня швыряет к ней какой-то потусторонней силой, - Прости! Не смей, умирать, Тара! Не смей, блядь!

Из груди вырывается низкий хриплый звук, похожий на крик раненого зверя, когда я склоняюсь к ней и утыкаюсь носом в волосы. Они пахнут ее лаком и кровью. Металлический запах выжигает во мне всё живое. Она живая. Теплая, в её венах течет кровь, и она не в праве останавливаться!

Несколько раз остервенело бью ладонью по асфальту. Прости меня… Прости, маленькая. Я не хотел, чтобы так!

Следующие минуты я живу чисто на автопилоте. На фоне слышу оглушающие сирены, меня грубо отталкивают от Тары. Перекладывают её на носилки.

- Я еду с ней, - уверенно иду следом за теми, кто её несет и забираюсь в карету скорой помощи.

- Тебе и самому помощь нужна, - медсестра суетится вокруг меня, пока над Тарой толпятся врачи.

Мы едем долго. Они что-то обсуждают, какую-то сатурацию, потерю крови. Меня колотит, из глаз текут слезы. Когда они были последний раз? В детстве еще наверное. А сейчас я не могу их остановить. Смахиваю тыльной стороной ладони, а они сука, не заканчиваются. Всё плывет из-за них.

Я вспоминаю о Боге, о том, что должен же быть кто-то, кто поможет ей. Так не должно быть. Она не должна умирать! Не моя девочка. Не из-за меня!

В больнице почти сразу прибегает Камилла. Полными ужаса глазами смотрит на меня, пока я сижу в коридоре, раскачиваясь из стороны в сторону. Наполовину безумный.

Сразу встаю ей навстречу и мотаю головой.

- Прости меня, - шепчу еле слышно.

Камилла проносится мимо, прямиком в реанимацию. Я упираюсь ладонями в стену и дубашу её, будто это как-то поможет. Орать хочется, грудину раздирает.

Как мы дошли до этого, блядь? Как? Если бы не этот придурок, который вылетел мне на встречку, ничего бы не было.

Если бы ты смотрел на дорогу, ты бы мог это предотвратить, - орёт на меня внутренний голос. Трасса была почти пустая. Но ты блядь был так сосредоточен на этой ругани, что поздно очнулся. Заметил уже когда поздно было.

Падаю на стул, роняя голову в руки. Не могу думать о том, что с ней что-то случится. Не могу, но мысли не остановить.

Спустя полчаса приезжает отец с матерью. Они как раз вернулись на днях. Мама, причитая, садится рядом и начинает расспрашивать обо всём, отец кричит в трубку, что засудит мудака, из-за которого всё произошло. Но всё это так неважно.

Какой смысл, если её не станет?

Когда выходит Камилла, я даже смотреть не могу ей в глаза. Отец со всем сочувствием, на которое способен, объясняет ей что произошло. Клянется наказать водителя, тот в свою очередь приезжает сюда следом в клинику.

Я бросаюсь на него. Не останавливает ни вина в глазах, ни извинения, которые он разбрасывает и мне и Камилле. Пытается объяснять про усталость и так далее, я же не слышу ничего. Хочу задушить суку. Если устал – не садись за руль.

Отец уводит меня в комнату ожидания, а сам отправляется с ним разбираться. Но проблема в том, что злюсь я не на него. На себя. Это из-за меня всё. Нужно было её высадить, как планировал и ничего бы не случилось!

Сердце кажется болит так сильно, что я еле выдерживаю. Покалывает, сжимается. Давлю на грудь, пытаясь справиться с тревогой.

- Зак, милый, врачи делают всё, что могут, - успокаивает меня мама.

- А если не сделают?

- Не думай об этом!

Камилла тоже заходит в комнату ожидания. Исподлобья наблюдаю за тем, как она тихо садится на один из стульев и плачет. Что-то шепчет, видимо, как и я молитвы, не знаю. Каждый из нас в минуту безысходности пытается найти кого-то, кто поможет и отвернет беду. Кого-то всемогущего, способного совершить чудо.

Нужно бы сказать ей что-то, поддержать, но сейчас я не в состоянии. Каждый переживает часы, пока делают операцию, по своему. Я проваливаюсь в прострацию, понимая, что, если с Тарой что-то случится, я себе этого никогда не прощу. На моей футболке все еще её кровь, а последние слова, которые я сказал ей были, что я больше не хочу её любви.

Крепко зажмуриваюсь, ударяясь несколько раз затылком о стену.

Даже если она любила меня меньше, чем я её, это не отключает моих чувств. Они есть, они беснуются, горят в огне счастья, которое было у нас каких-то два дня назад.

Когда в зал ожидание входит уставший врач и снимает шапку, у меня пол из-под ног уходит. Я тут же подрываюсь и иду к нему. Камилла тоже вскакивает. Мужчина, чей халат в крови, что-то объясняет о сложности операции, о сотрясении и потери крови, а потом с сочувственным взглядом повергает меня в клиническую смерть:

- Она в коме.