— А я думал, розы у вас выращивают садовники.
Голос зазвучал где-то над головой. Вильем держался отстранённо три дня, но на пятый всё же сам пришёл с разговорами. Все эти три дня наше общение было подчинено единому распорядку: я запускаю его в библиотеку, захожу туда сама, читаю — ту самую книгу о выращивании проклятых роз, выхожу, возвращаюсь к тринадцати часам.
Сегодня распорядок был нарушен.
— А я думала, вам нужно заниматься своими делами и не лезть в чужие.
— Я имею право на маленькие перерывы, — Вильем, кажется, действительно не обижался — или упорно делал вид, что не обижался.
— Через четверть часа после начала работы?
— Ну и что? А вы… вы так сильно любите розы?
— Какая вам разница, что я люблю?
— Я буду жить здесь ещё четыре месяца. Мне хотелось бы быть в хороших отношениях с хозяевами, — мальчишка собрал длинные волосы в хвост и перевязал.
— Секрет хороших отношений со мной очень прост.
— Да? И в чём же он заключается? Или это… секрет? — я не смотрела Вильему в лицо, но чувствовала, что он улыбается, и это выбешивало невероятно. — Так что я должен сделать, чтобы завоевать ваше расположение?
— Заткнуться! — выпалила я и едва ли сама не заткнула себе рот кулаком. Что я творю? А если этот неженка пожалуется Мортону? — Простите. Я… я неважно чувствую себя последние пару дней.
— У женщин это бывает, природа порой жестока, — с умным видом кивнул Вильем, и я почувствовала, что опять вскипаю. Захлопнула книгу о розах.
— А вы всё знаете о женщинах? Такой обширный опыт в столь юном возрасте?
— Знание о женских регулярных недомоганиях вовсе не свидетельствует о широком интимном опыте, — засмеялся Вильем, ничуть не смущаясь. — Я рос среди женщин. И у меня три старшие сестры.
— Сочувствую, — брякнула я.
— О, и у вас? Сестры или братья?
— Одна сестра. Старшая.
— У вас хорошие отношения?
— Не сказала бы.
— Поэтому вы не заводите детей?
— А вот это точно не ваше дело.
Мне стало совсем неловко, я не привыкла откровенничать и совершенно не собиралась говорить на такие личные темы с первым встречным. Да вообще ни с кем! Подруги были у меня до замужества… потом, разумеется, всё это закончилось. Возможно, поделиться и хотелось, но никак не с этим юнцом. Однако мне всё же стало стыдно за свою резкость. Юный Вильем был не виноват, что Мортон привлёк его к своим извращённым планам с моим участием. Он, как и все остальные, видел только красивую обёртку: надёжного строгого мужчину, одарённого и сильного, магистра, профессора и королевского лейб-мага, заботливого мужа несомненно счастливой молодой женщины…
— Присоединитесь ко мне за ужином сегодня? — ляпнул мой язык прежде, чем я успела его прикусить.
— Конечно, хотя, вероятно, это довольно рискованное мероприятие. Вы очень… переменчивая женщина, леди Альяна. Только что вы мне откровенно хамили, потом пригласили на ужин… а что будет за ужином, остаётся только гадать. Наденете мне тарелку с супом на голову? Будете кормить с рук?
— Ваш перерыв закончен, — пробормотала я, прогоняя из воображения очередную яркую картинку, как я протягиваю Вильему кусочки лучшего шоколадного пирожного нашей кухарки, а он слизывает мягкий сочный бисквит, захватывая губами и языком мои пальцы. — Возвращайтесь к занятиям.
— У меня небольшая проблема, — как ни в чём не бывало отозвался юноша. — Не могу разобраться с одним теоретическим моментом по стихийному управлению. Вы мне не поможете?
— Я не… я в этом ничего не понимаю. Не разбираюсь.
— Но ведь вы тоже одарённая.
Это был как удар под дых. Сжала зубы так, что мигом разболелась голова.
— Я никогда ничему не училась.
— Как же так вышло?! — искренне изумился Вильем. Заканчивать разговор он явно не спешил, наоборот — перестал нависать надо мной, присел на стоящий рядом стол, а я вдруг подумала, как цепляет меня контраст между его светской манерностью и детской непосредственностью.
— Мне не хотелось, — коротко ответила я, потому что на «это не ваше дело» он всё равно не реагировал, а рассказывать о том, что Мортону даже в голову не пришло бы отправить меня учиться, было неприятно.
— И вас устраивает ваш нераскрытый дар? — настырно спрашивал мальчишка.
— Он совершенно бессмысленен, — против воли мой голос прозвучал горько. — Стихийный дар земли. Как вы справедливо заметили, с розами вполне справляются садовники. Стоит ли тратить годы на обучение, чтобы потом просто бессмысленно выращивать особенно крупные розы?!
— Но это же не только…
— Не о чем говорить, сэр Хоринт.
— Моя самая старшая сестра не стала развивать дар. Посвятила себя семье и мужу. У неё трое детей… Но мне кажется, она жалеет об этом. Ей уже сорок два.
— Большая разница. А я-то думала, это женщины болтливы, — я решительно встала, книга о розах, о которой я уже успела забыть, упала с колен на пол. Вильем оказался проворнее, и опустился на корточки, протягивая мне тонкий томик.
— Только не вы. Так приглашение на ужин в силе?
— Да, — вот такой, стоящий на коленях передо мной, он был особенно хорош. — В семь часов вечера. Надеюсь, еда займёт ваш болтливый рот.
— Не такой уж я обжора, — Вильем поднялся, снова оказываясь слишком близко. — А вот по друзьям и семье скучаю.
— Зачем вы тогда согласились на это всё?
— Мама умерла полгода назад, а две недели назад мой дом сгорел, — очень серьёзно ответил Вильем. — Они с отцом не жили вместе, у него другая семья. Магистр Койно заезжал в нашу Академию с ежегодным циклом лекций по стихийной магии, он ведь у вас очень видный специалист.
Я постаралась не скривить лицо.
— Я задал ему вопрос о действии и противодействии противоположных стихий, — Вильем снова улыбнулся, почти мечтательно. — Завязался спор, и мы с Кэтти продемонстрировали ему взаимодействие огня и воды. Ну, и он сказал, что готов взять такого пытливого студента в личные ученики. Я поймал его на слове… это был отличный выход жить под крышей и не зависеть от отца. Одним словом, мне крайне повезло.
Ещё и какая-то Кэтти…
— Иногда Мортон так щедр, — боюсь, мои слова были пропитаны нескрываемым сарказмом. Если бы этот мальчик знал, для чего на самом деле ему позволили поселиться в Койнохолле!
— О, да. Впрочем, мой родной отец довольно влиятелен, так что не исключаю и здоровой рациональной практичности. Хоть он и не признал меня официально, со мной полезно дружить.
— А ещё мой муж довольно вспыльчив и крайне требователен, — сухо сказала я. — Занимайтесь, сэр Хоринт.
— Зовите меня просто Вильем. Пожалуйста. А то у меня такое ощущение, будто я на экзамене. И в вашем случае постоянно его проваливаю.
Я поняла, что если отвечу хоть что-нибудь, этот разговор будет продолжаться вечно. Но в глубине души у меня было примерно такое же чувство.
Ради очистки совести, столкнувшись после обеда с леди Элоной, я пригласила на ужин и её. Кузина Мортона покосилась на меня с откровенным ужасом, как на ожившего мертвеца или явление демона из адова пекла во плоти. Вообще-то, с ней стоило попытаться наладить контакт: в отличие от Самсура, быть третьей в супружеской спальне Мортона этой святоше явно не нравилось, в случае чего она могла бы выступить моей союзницей. Однако от меня эта старая дева шарахалась не меньше, а точнее, куда больше, чем от Мортона. Возможно, ей он представил всё как именно мой каприз…
Настаивать насчёт ужина я не стала.
Наблюдать за Вильемом за столом было подлинным эстетическим удовольствием: он был изящен и прекрасно владел застольным этикетом. К сожалению, одним любованием дело не обошлось.
— Расскажите о себе, — сказал он, а я поморщилась от предсказуемости и тупиковости этого вопроса.
— Я жена Мортона Койно.
Смешно, но эта характеристика была максимально полной и неприглядно верной. Больше мне нечего было о себе сказать.
— Я жду продолжения, — засмеялся Вильем. Его манера насмешливо улыбаться раздражала даже больше смазливого лица.
— Где вы будете жить после этих четырёх месяцев?
— Переводите тему? Что ж. Надеюсь поступить в магистратуру, получить статус премагистра и пойти по стопам сэра Койно, — он аккуратно промокнул губы белой салфеткой, а я отвела взгляд. Надеюсь, никто и никогда не пойдёт по его стопам.
— Отец будет в ужасе, но я хотел бы просто жить в студенческом общежитии и быть, как все.
«С такой-то внешностью?!» — я почти фыркнула, но удержалась.
— Если магистр Койно согласится стать моим научным руководителем, то всё получится в наилучшем виде.
— А для этого вам следует меньше болтать.
— Вы же как солнце, освещающее мой утренний путь к знаниям, — оскалил Вильем белые зубы. — Я так совсем одичаю. Не представляю, если честно, как вы не скучаете без мужа — сэр Койно так часто разъезжает с лекциями… Вам одиноко, леди?
— Я люблю уединение. Хотите кофе?
— Вы сами его мне подадите? Вы настолько любите уединение, что избегаете даже слуг?
«Особенно слуг»
— С молоком?
— Да, если можно. Без сахара. Всё-таки вы удивительная женщина, леди Койно.
В этот самый момент молочник, который я успела взять, выскользнул у меня из рук — и рухнул прямо на голову Вильему. Мы одновременно ойкнули, я поймала перевернувшийся кувшин, отскочивший от головы незадачливого юнца, но он был полон до краëв, и молоко выплеснулось ему на волосы, белые струйки потекли по лбу и щекам.
— Боже, я…
— Что ж, мои прогнозы начинают сбываться, — хмыкнул Вильем, потирая ушибленную макушку. — Вы таки опрокинули еду мне на голову!
— Простите, — я просто не знала, куда деваться, — простите, не понимаю, почему всё так происходит… Я всё же позову служанку.
— Всё в порядке, леди Альяна, не надо никого звать. Если вы не против, я воспользуюсь вот этой салфеткой. Говорят, молочные маски полезны для волос… Но нужно непременно довести ситуацию до логического финала.
— Что вы имеете в виду?
— Для энергетического баланса и гармонии Вселенной, а также чтобы получить моё прощение, вы должны непременно покормить меня с рук.
— Вы…
Он улыбается, слизывая молочную капельку, свалившуюся с носа на губы, а я с каким-то обреченным ужасом понимаю, что всё идëт не туда и не так! Вильем живëт у нас всего пятый день. Мортона нет всего четыре дня. Что будет дальше? Нужно немедленно прекращать это всё. Пусть это только моя паранойя, и избалованный порочный мальчишка просто шутит, заигрывает неосознанно, по инерции, у него даже в мыслях нет соблазнять жену своего наставника, но я не могу это выносить.
— Пойду… Принесу ещё молока, — бросаю я первое, что приходит в голову, и быстрым шагом направляюсь у двери. Дохожу и даже берусь за ручку, но в этот момент рука Вильема касается моего плеча. Злосчастный молочник снова выскальзывает из моих пальцев и падает на пол, разбиваясь с тихим жалобным стоном.
— Леди Альяна…
— Уходите, — безнадежно говорю я.
Дергаю дверь на себя, но он давит на неё ладонью, не давая открыть.
— Леди Альяна… Чем я вас обидел? Вы как будто злитесь на меня, а я не могу понять, в чём дело.
Он стоит так близко, и единственная мысль, которая бьëтся в моей голове — надо бежать, пока не стало слишком поздно.
— Уходите. Отойдите от двери, — глухо твержу я, но он стоит, продолжая задавать глупые вопросы, на которые у меня нет ответа. Я не плачу, но от беспомощности и скручивающего напряжения плечи дрожат. И Вильем, конечно, воспринимает это по-своему.
— Альяна, Бога ради, простите меня…
Он тянет меня на себя, заставляя развернуться. Я хватаюсь двумя руками за кожаный ремень на его брюках, мимолëтно отмечая и то, что кожа дорогая, тонкая и мягкая, и то, какое неподдельное изумление проступает на его лице, такое искреннее, что я вдруг отчётливо понимаю: он не соблазнял меня по-настоящему. Но я уже не могу остановиться. То ли годы жизни с Мортоном так меня испортили, то ли муж был прав, чувствуя во мне глубоко скрытую порочность, о чём он сам так любил говорить…
Я почти грубо сдёргиваю его ремень, не просто расстёгиваю, а выдёргиваю из брюк, и глаза Вильема расширяются, будто я могу выпороть его, как нашкодившего ребёнка. Он и в самом деле почти ребёнок…
Я нащупываю пуговицы на его брюках, металлические, круглые, холодные, и расстёгиваю их, руки дрожат, и ещё можно остановиться, точнее — обязательно нужно. Но я тороплюсь, отрезая себе самой путь к отступлению.
Он мне не нравится, не понравился с первого взгляда. Но каждую женщину из тех, что уже воспользовались этим чистым, сильным и стройным телом, каждую, кто проделывал с ним то, что я делаю сейчас — и себя в том числе — я просто ненавижу.
Желание, яркое и необузданное, будто копившееся внутри меня все эти годы, взрывается фейерверком в глазах.
Стягиваю его брюки почти до середины бёдер, расстёгиваю пуговки на льняных, кремового оттенка кальсонах — мне почти не приходилось сталкиваться с этой деталью мужской одежды, имея дело с Мортоном — он-то ко мне являлся обычно уже без нижнего белья. А сейчас мне хочется глупо разулыбаться.
— Леди Альяна, подождите…
На брюках пуговиц было с полдюжины, а на кальсонах — всего одна. Мягкая ткань сваливается сама, и я кладу руку на его возбуждённый член, которые, будучи освобождён от плена одежды, почти прижимается к животу.
— Леди Альяна, я так не могу…
— Не стройте из себя скромника, — сипло шепчу я. — Раз уж вы сами не дали мне уйти вовремя…
Его член длиннее и чуть тоньше, ровнее, чем у Мортона, он идеален, как и всё в Вильеме Хоринте, но я, не отнимая руки, перевожу взгляд на раскрасневшееся, растерянное лицо мальчишки, мигом растерявшего свою браваду. А моя рука жадно ласкает его всего. Возможно, я тоже произвожу впечатление неопытной, ведь Мортон никогда не давал мне времени на инициативу, да и желания такого не вызывал ни разу, и я не трогала его. Но, слушая сбивчивое дыхание своей невольной жертвы, я легко понимаю, что и как нужно делать, чувствую инстинктивно. Мы просто стоим, молча, глядя друг другу в глаза, дышим друг другу в рот, не касаясь губами губ, пока я, сжав пальцы, вожу ладонью по его члену вверх и вниз, захватывая яички и то и дело обнажая головку, чуть ускоряясь, провожу и провожу, пока тёплая жидкость не брызгает мне в ладонь — и только тогда я медленно опускаю руку, чувствуя какое-то всепоглощающее опустошение.
Вильем молча отводит совершенно потерянный взгляд, торопливо натягивая бельё и брюки, а я, ещё пребывая в эйфорическом возбуждении, любуюсь иллюзией смущения, стыда, удовольствия и растерянности на его лице — и беспрепятственно выскальзываю в коридор.
…Боже.