Учебные часы

Глава 22

Ничто, ничто, не могло подготовить меня к виду Себастьяна Осборна в его борцовской майке: ни поисковые изображения google, ни маркетинговые снимки спортивного факультета университета, ни даже яркие визуальные эффекты, подпитываемые моим сверхактивным воображением.

Драма прошлой недели с Сидни испаряется, заменяясь видом в этом гладком, облегающем тело спандексе, это не что иное, как чудо.

Божий дар женщинам.

Убийственный комбинезон сконструированисключительно для того чтобы досаждать уровню моего эстрогена.

Он демонстрирует. Абсолютно. Всё.

Черный с талисманом школы на груди, низкие ремни на плечах обнимают его мускулистые груди, опускаясь вниз, чтобы продемонстрировать его нижнюю часть тела. Его брюшной пресс. Его грудь. От его твердых сосков до его хорошо развитой грудной клетки…

Его все. Я вижу каждую восхитительно четкую деталь.

Ох.

Я смотрю, как он потягивается на носках, прежде чем он замечает меня, выходящую из раздевалки спортивного зала, предназначенного для борцов. Я осматриваю мягкий центр комнаты, изображая интерес к блестящему деревянному полу и свежевыкрашенному школьному логотипу на бетонных стенах.

Оз стоит, уперев руки в узкие бедра, и улыбается, увидев, как я выхожу из раздевалки, одетая только в простой черный балетный купальник, за которым я, как сумасшедшая носилась по всему городу, слишком поздно осознав, что в этом студенческом городке нет танцевальных магазинов. Единственном месте, где продавалось что-то, отдаленно похожее на купальник, это Таргет[19]. А у них?

У них были только для детей.

Так что да. На мне самый большой из детских костюмов, который мне не подходит по размеру. На самом деле, он мне вообще не подходит.

Черный, без рукавов, и очень узкий, я стараюсь не обращать на него внимания и заставляю себя идти по холодному деревянному полу, дергая ткань, поднимающуюся по моей ягодице. И все потому, что Оз — мудак, который настоял, чтобы я его надела.

Над глянцевым полом в центре спортзала светится одинокая лампочка, как в кино.

Темнота окутывает углы комнаты.

Я указываю на свет наверху.

— Э-э, ты это спланировал? Это жутковато.

Он ухмыляется.

— Я могу знать, а могу и не знать обслуживающий персонал, и теперь я у них в долгу.

Он оглядывает меня с ног до головы.

— Кстати, ты выглядишь горячо.

Я неуверенно натягиваю бретели, едва прикрывающие грудь. И.Потому. Что. Идиотка. Спрашиваю:

— Горячо, как «дешевая стриптизерша»?

— Нет. Горячо, как «дешевая стриптизерша-балерина». Кстати, откуда у тебя эта штука?

— Таргет, потому что у меня не было времени заказать его в одном из тех танцевальных интернет-магазинов, и это было единственное место, где они были.

Его красиво очерченные губы изгибаются в понимающей улыбке.

— Разве у тебя нет Прайма[20]? Это заняло бы всего два дня.

Я хочу стукнуть себя по лбу, потому что он озвучил очень веское замечание. Вместо этого я полностью игнорирую вопрос.

— Мне холодно, может, покончим с этим? Я чувствую себя так, будто меня вот-вот поместят под микроскоп.

Продвигаясь дальше в комнату по блестящему полированному паркету, осматриваю свои голые, бледные ноги. Мои бледные веснушчатые руки. Мои накрашенные розовым цветом ногти на пальцах ног, которым не помешал бы свежий слой лака.

Понимая, что Себастьян смотрит, как я бреду босиком по комнате, я стараюсь не смотреть на его мужское великолепие. Его напряженное широкое тело. Его узкие бедра. Его массивные бедра. Его жилистые, пульсирующие бицепсы. Его выпуклость…

Боже.

Я не могу смотреть.

Но я должна посмотреть.

Мои порочные глаза блуждают от его ключицы вниз к твердым, как камень, грудным мышцам и плоскому, упругому прессу, каждый дюйм его длинного, толстого члена виден под тонким, узким костюмом.

Благослови Господь дизайнера этого ужасного наряда.

Мои глаза расширяются, когда останавливаются на его длине, вопиюще очевидной в спандексной ткани, которая ничего не оставляет воображению, потому что под ней на нем ничего нет.

Даже спортивной ракушки.

Я сглатываю.

Делаю еще несколько осторожных шагов.

Не решаюсь.

— Боишься? — спрашивает он, не насмешливо. Я удивлена, что он звучит… искренне. Заботливо. — Взволнована?

— Трудно волноваться, когда не знаешь, чего ожидать.

Я скрещиваю руки на груди, которую я всегда считала фарфоровой; она месяцами не видела солнца, а теперь она просто… белая. Белая, белая, белая.

— Значит, ты напугана.

Я киваю.

— Немного.

— Не стоит. Я буду очень хорошо заботиться о тебе. — Он движется под единственным тусклым светом. — Возможно, тебе даже понравится.

Я нервно сглатываю.

— Вряд ли.

— Не говори, пока не попробуешь.

— В последнее время ты меня бесишь, — фыркаю я немного возмущенно. — Тебе повезло, что я пришла.

— Мы заключили сделку.

— Я здесь, не так ли?

Его взгляд из-под полуопущенных век скользит вверх и вниз по моей фигуре так мучительно неспешно, что мурашки бегут по моей коже, по всему телу.

Я дрожу.

— Выпрями руки, Джим. — Он хлопает в ладоши. — Давай начнем вечеринку.

Я ничего не могу с собой поделать, нервное хихиканье вырывается из меня. Я опускаю руки и стою, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Когда ты называешь это вечеринкой, это звучит не так ужасно.

Его огромные ладони радостно трутся друг о друга.

— Я весь день только и думал, как бы тебя прижать. Держать тебя под собой. — Он делает один осторожный шаг ко мне. — Ни учебы. — Шаг. — Ни тренировки. — Шаг. — Ни работы.

Он останавливается, нас разделяет лишь дюйм свободного пространства.

Едва ли.

— А вот и ты. Джеймсон Кларк, в моем спортзале. — Тепло, излучаемое между нами, схоже с жаром пламени. — Так. Что мы будем делать, Джим. Есть предложения?

Два черных костюма. Две изящные фигуры.

Одна твердая, другая мягкая.

Подняв глаза, чтобы встретиться с ним взглядом, я с трудом качаю головой, во рту пересохло.

— Ничего? Правда, Джеймс? Никаких предложений? Ни единого? Хорошо, что у меня есть парочка для нас обоих.

В его устах это простое утверждение звучит грязно, извращенно и горячо.

Мой уровень эстрогена взлетает до небес, яичники начинают вибрировать.

Теплая рука Себастьяна сжимает мою руку, постепенно скользя к локтю. Я дрожу, пока мои женские части делают… другие неуместные вещи.

— Ладно, Джимбо, — его голос низкий, эротичный. — Вот что мы сделаем: я покажу тебе, как занять позицию, а потом переверну тебя на спину. Хорошо?

Я смотрю на его грудь.

— Джим, кивни, если поняла.

Я согласно киваю.

Он улыбается мне всем тестостероном и сексуальной привлекательностью, обхватывая мой подбородок своей огромной рукой.

— Боже, ты чертовски милая.

Милая? Тьфу.

— Согни колени вот так и повтори мою позу.

Он отпускает меня и делает шаг назад, присаживаясь на корточки и слегка раздвигая ноги, согнув колени и выгнув спину.

— Суть в том, чтобы центрировать гравитацию.

Я подражаю его позе.

— Вот так?

— Именно так, Джеймсон.

Его голос— это нежное прикосновение, мягкое, сексуальное и низкое, и я краснею от его звука, бедные мои яичники.

— Теперь. Раздвинь ноги. Да, раздвинь их вот так, и наступи своей ведущей ногой вот так. Мы называем это силовой ногой.

Дрожащей правой ногой я делаю шаг вперед.

— Теперь подними руки в защитную стойку.

Он одобрительно кивает, когда я делаю все правильно, изучая мое тело.

— Я опущу голову и прицелюсь тебе в бедро, хорошо? Поскольку я больше, я смогу подвести тебя в нужное мне положение, чтобы поднять.

Я едва могу кивнуть в знак согласия. Мое дыхание затруднено, и я едва могу вынести мысль о том, что он прикасается ко мне, не говоря уже о том, чтобы прикасаться ко мне, не чувствуя жара и боли во всем теле.

Горячо и мучительно и влажно. Мне придется пройти через это.…

Он смотрит на меня, неторопливо и спокойно, наслаждаясь сладким, мучительным временем, изучая меня. Оценивает. Рассчитывает. Мучительно медленно.

Под его взглядом мои соски затвердевают. Его ноздри раздуваются, когда те же самые горячие глаза касаются моей груди, задерживаются и останавливаются там.

— Сегодня нет жемчуга? — он спрашивает.

— Нет, — шепчу я.

— Чертовски жаль, — шепчет он в ответ.

Он снова опускается в стойку, ноги согнуты под маленьким углом, на носочках, чтобы найти центр тяжести. Он приближается ко мне, вытянув ладони и опустив руки. Дойдя до тех пор, пока большие руки скользят по внутренней стороне бедра каждой ноги.

У меня перехватывает дыхание, когда его большие пальцы гладят гладко выбритую впадинку между моих ног, прежде чем скользнуть руками по моим бедрам и обхватить ягодицы.

— Это не техника борьбы, — задыхаюсь я, когда он подходит слишком близко к моей щели, скользит руками вверх по моей спине и нажимает легкими движениями.

— Должно быть, — бормочет он. — Это более волнующе, чем в первый раз, когда ты была подо мной, вероятно, потому, что на этот раз я вижу твои сиськи. Они фантастические.

Прежде чем я успеваю возразить, его большие руки оказываются под моими бедрами, хватая меня за задницу.

Мои ноги легко отрываются от Земли.

Взлетаю.

Переворачиваюсь.

Прижавшись спиной к прохладному полиэтилену, я неожиданно растянулась на мате, уставившись в потолок, мои волосы разметались.

У меня перехватывает дыхание, когда Оз подсовывает руку под мою левую ногу, мозолистые подушечки его грубых рук мягко скользят по бледной коже голени. Он гладит ее вверх и вниз, пока у меня не перехватывает дыхание.

— Ну-ну, — успокаивает он. — Это было не так уж плохо, правда?

— У тебя это так легко получается.

— Это потому, что у меня хорошо получается, — поддразнивает он, паря надо мной, обнимая мою голову своими большими ладонями, лаская мои волосы. — И потому что ты маленькая.

— Я чувствую себя крошечной только потому, что ты такой огромный.

Везде.

Его правая бровь поднимается, рот изгибается в ухмылке.

— Правда. Я большой.

Везде.

Эти грубые пальцы медленно скользят по моей ноге, задерживаясь на нежной коже возле промежности, касаясь ладонью, большой палец гладит мою обнаженную линию бикини. Я резко втягиваю воздух; большой палец Себастьяна цепляется за ткань в шве моего купальника, оттягивая его от моей кожи, заигрывая в опасной близости к моему… там, где я хочу его больше всего.

О Господи.

Его прикосновение — едва заметный трепет вздоха, и я чувствую себя…так хорошо, что могла бы испытать оргазм, если бы позволила себе.

Я чувствую, как жар поднимается по моей груди, сопротивляясь желанию разжечь румянец на щеках. Мне никогда не было так трудно дышат. Никогда не было так трудно не шевелить бедрами. Мне требуется вся сила воли, чтобы не извиваться под ним. Тереться. Покачиваться.

Я подавляю стон.

Он не в моем вкусе, он не в моем вкусе, он не в моем вкусе.

— Мне действительно было необходимо надевать этот дурацкий наряд?

Ему нужно убрать руку, пока я не опозорилась.

— Нет, — мурлычет он. — Конечно, нет, но я думаю, что это было бы не справедливо быть единственным, кто демонстрирует товар.

— И я попалась на эту удочку.

— Крючок, леска, грузило. Каждую минуту рождается простофиля, — говорят его губы, в то время как его пальцы, наконец, путешествуют, чтобы погладить мои бедра.

— Ты называешь меня наивной?

— Нет, но я надеюсь, что ты простофиля, потому что я такой.

— Ну, это чуточку странно.

Воздух вокруг нас такой же плотный, как связки на его шее, как его жесткая длина, прижимающаяся к моему бедру, напрягаясь внутри спандексного костюма.

— Один, — начинает он отсчет, постукивая ладонью по коврику. — Два. — Его голова опускается. — Три. Победителю достаются трофеи.

Склонив голову, его язык неторопливо скользит в ложбинке между моих полных грудей; от выреза моего купальника он проводит языком до самой ключицы. Медленно. Сексуально. Покусывает и посасываетмою ключицу.

Нежно. Горячо.

Влажно.

О, милый малыш Иисус, святая мать…

— Остановить, — задыхаюсь я, когда он облизывает мою шею. — Себастьян, остановись, — снова задыхаюсь я. Боже, это слишком, слишком хорошо. — Правило номер девять: Не делай этого, если действительно не имеешь это в виду.

— О, я, блядь, имею это в виду, — рычит он мне в шею, его язык объявляет войну каждой клеточке моего тела. За ухом. Через ключицу. Мое ноющее, отчаявшееся тело.

— Я не это имела в виду. Я не думаю, что смогу это сделать. Не с тобой. Мне очень жаль.…

Так же сильно, как я хочу его, хочу его тело и хочу чувствовать его на себе — я не могу этого сделать. Я просто не могу сделать то, что он делал с бесчисленным количеством других женщин, которые были до меня, если я не продумала это до конца. Спонтанные связи больше не по моей части.

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, его лицо непроницаемая маска.

— Не извиняйся. Я понял. Я остановлюсь.

Я даже не понимаю, что задерживаю дыхание, пока не отпускаю его, воздух выходит из моих легких разочарованным вздохом. Глупая, глупая Джеймс, думала, может, он скажет что-нибудь другое. Думала, может, он попытается переубедить меня.

Думала, может…

Нет.

Он промолчал.

Вместо этого он смотрит на меня, оценивая. Разглядывает меня. Снова опускает голову и касается губами уголка моих губ. Одна сторона, потом другая, слишком нежно, чтобы мое сердце не рыдало от сожаления. Нежно целует меня в висок. Щеку. Уголок моих глаз, заставляя их закрыться.

Здесь. Вот здесь — мое любимое место для поцелуя: нежная кожа под нижними ресницами.

— Ты можешь сказать, что не можешь, — напевает он мне в ухо. — Но тебе ведь это нравится, Джим?

Я выдавливаю из себя предельно честное и хриплое:

— Уф, да.

Боже да.

— Мне повторить? — мурлычет он.

Да, пожалуйста, подтверждаю я, кивая.

Он делает. Осыпает крошечными поцелуями эту нежную кожу. Нежные поцелуи. Заботливые. Один за одним, ритмичное биение моего сердца в такт ритму его великолепных губ.

Теплые полные губы нежно прикрывают мой рот, и на доли секунд мои глаза открываются, желая увидеть этот нежный момент между нами. Запомнить его.

Глаза Себастьяна закрыты. Высокие скулы. Губы — о, эти губы — покоятся на моих, ждут. Ищут. Просят.

Я отвечаю, медленно раздвигая губы и нерешительно исследуя его язык. Они смешиваются. Сливаются. Кружатся, пока мы оба не начинаем стонать.

— Боже, Джеймс, Я хочу…

Его большая рука нежно гладит меня по внутренней стороне бедра, пробегает по бедру и по дешевому полиэстеру моего плохо сидящего черного купальника, в то время как его губы ласкают мой рот. Вверх к моей чувствительной груди. Водя указательным пальцем по их нижней части, он лениво водит им взад и вперед по моей чувствительной плоти, пока я не выгибаю спину, желая, чтобы он прикоснулся ко мне.

Сделай что угодно, что угодно, со мной. Желая большего. Желая большего, чем несколько чувственных поглаживаний на полу спортзала.

Я всхлипываю, когда его рот прерывает контакт.

— Да, Себастьян? Чего ты хочешь?

Меня. Скажи, что хочешь меня. Скажи, что хочешь встречаться со мной, проводить со мной время и узнавать меня. Не просто заниматься со мной сексом на холодном полу спортзала.

Только скажи, и я твоя.

— Джеймс, малышка, я хочу ехать на тебе до самого секс-города.

Подождите.

Что?

Он ведь не мог сказать этого?

— Что ты сказал?

Глубокий смешок сотрясает его грудь.

— Мне всегда хотелось потрахаться на этих матах. Назови это безумной детской фантазией. Ты согласна?

Это официально: он придурок, и момент испорчен.

— Серьезно, Оз? Я понятия не имею, что на это сказать, но нет. Нет, я не хочу заниматься сексом на этих матах. Это не то, что я ожидала от тебя услышать.

Его пальцы убирают прядь волос с глаз.

— А что ты ожидала?

Я издаю короткий саркастический смешок.

— Я думала, что нравлюсь тебе.

— Ты мне нравишься.

— Нет, Оз. Я думала, что нравлюсь тебе. Достаточно, чтобы… — о боже, как бы это сказать. — Достаточно, чтобы хотеть чего-то большего. На прошлой неделе, когда ты встречался с Сидни, это немного задело мои чувства.

Теперь он слегка отстраняется, его длинное, твердое тело все еще парит надо мной.

— Черт, я знал, что ты ревнуешь.

Я считаю до трех, что бы успокоиться.

— Я не говорила, что ревную, я сказала, что это задело мои чувства.

— Ты просишь меня связать себя обязательствами с тобой, Джеймс? Потому что я не думаю, что готов быть связанным одним человеком.

Мы лежим неподвижно. Неподвижные, тяжело дышащие, поглощенные ледяной реальностью, которую он только что обрушил на нас обоих. Проходит несколько мгновений, не знаю, сколько именно, прежде чем я пытаюсь оттолкнуть его.

Это такое жалкое усилие, его твердая масса не сдвигается с места.

— Связанным? Нет. Все, что я сказала, что думала, что нравлюсь тебе больше, чем какой-то трах на грязном полу спортзала. Ты никогда никуда не приглашал меня, и ты дважды встречался с моей соседкой по комнате.

— Второй раз был несчастным случаем.

Я съеживаюсь, не осознавая до этого момента, как сильно я на самом деле интересуюсь им, как сильно он мне нравится. И не просто нравится, а очень нравится. В старомодном смысле, в стиле влюбленность в мальчика на детской площадке. Бабочки, сексуальные фантазии, мечты, забота, смайлики.

Все ощущения.

Все они.

Я испытываю к нему сильнейшее в мире влечение, испытываю к нему боль, о которой даже не подозревала.

— Мы даже не должны быть здесь сейчас, — он стонет в мои волосы, лаская их своей огромной ладонью, вдыхая жизнь в мой висок.

Мои глаза закрываются, слезы грозят пролиться из уголков, пока я слушаю его небрежную болтовню.

— Это была ошибка. Если кто-то из команды узнает, их подкалываниям не будет конца.

— Тогда зачем ты привел меня сюда?

Он пожимает плечами, все еще лежа на мне.

— Ты проиграла пари.

— Это единственная причина?

— А какая еще может быть причина?

Какая еще может быть причина?