Учебные часы

Глава 24

Я вваливаюсь в дом, измученный долгой поездкой в автобусе, и Зиком, который продолжал изводить меня в течение пяти часов, пока мы добирались до дома. Он критиковал. Он раздражался. Он скулил до тех пор, пока моя голова не откатилась на бок, и я не включил музыку, чтобы заглушить этот звук.

Я устал.

Я умираю с голоду.

Я готов к теплой еде и мягкой постели.

В доме тихо, когда я бросаю свои сумки в прачечную. Повесив сумку и сняв куртку, я быстро снимаю ботинки и откладываю их в сторону.

Я включаю свет на кухне и подхожу к холодильнику. Рывком открыв ее, я смотрю внутрь, ослепленный ярким светом, созерцая добычу: трехдневный соус для спагетти, недоеденный гамбургер, йогурт. Там остался галлон апельсинового сока, немного фильтрованной воды и открытая бутылка «Доктора Пеппера».

Мой выбор — отстой.

Оплакивая тот факт, что по дороге домой я не остановился и не перехватил что-нибудь быстро, я хватаю остатки гамбургера и йогурт, шлепаю их на тарелку и прислоняюсь к стойке.

Где, черт возьми, все? Я хватаю телефон и набираю сообщение соседу по комнате.

Дерьмо.

Может он и полный придурок, но он придурок, который накормит мою голодную задницу.

Довольный тем, что еда уже в пути, я выбрасываю бургер и йогурт в мусорное ведро, хватаю сумку и иду по коридору в душ.

Это занимает у меня всего шесть минут.

Натянув шорты и потрепанную старую футболку, я направляюсь в свою комнату и иду по устланному ковром коридору, останавливаясь перед дверью моего соседа. Постучав по ней костяшками пальцев, я без колебаний поворачиваю ручку.

Не желая будить его, если он спит, я медленно открываю дверь, тусклый свет изнутри указывает на то, что он дома и не спит.

— Эй, Эллиот!

Мой взгляд блуждает по кровати, задерживаясь на двух переплетенных фигурах, а именно на моем соседе по комнате, трахающем какую-то девушку, вдалбывающем ее в свой матрас, как будто это его последний шанс на перепих.

Их стоны наполняют воздух.

Ошеломленный, я не сразу прихожу в себя.

— Вот дерьмо! Прости, чувак.

Я должен был закрыть дверь, должен был отступить и уйти в свою комнату, но вид белых бедер моего соседа по комнате, страстно врезающихся в ту цыпочку, которую он загораживает, заставляет меня смотреть недоверчиво.

Консервативный Эллиот никогда не приводит девушек домой. Никогда.

Ни разу.

Ну, я бы не сказал, что никогда, но такие случаи настолько редки, что я не могу вспомнить, когда это было в последний раз. Это не в его стиле, так что я предполагаю, что это не какая-то интрижка.

Это, должно быть, девушка, с которой он встречался, но не представил нас друг другу.

Кто-то, кто ему действительно нравится.

Так что я должен закрыть дверь и уйти, радуясь тому, что он отрывается.

Но этого не делаю.

Позор мне.

Мой взгляд падает на пол, на разбросанное нижнее белье. Прозрачный кружевной бюстгальтер. Бледно-лиловые атласные стринги (хороший выбор). Джинсы. Черные лакированные балетки. Белый кардиган…

Подождите.

Черные балетки?

Белый кардиган?

Белый гребаный кардиган?

Я бросаю взгляд на кровать, на спутанные простыни. Мужской стон. Женский вздох, с которым я слишком хорошо знаком.

Длинные блестящие волосы рассыпаны по темно-синей подушке Эллиота, его руки упираются в матрас у лица брюнетки, пока он неистово толкает и вдалбливает свои бедра в нее, пока она задыхается от удовольствия.

Трахает ее.

Трахает, блядь, Джеймсон.

Это она, я просто знаю это.

В ярости я открываю рот и делаю несколько шагов к ним, намереваясь— Что? Стащить его с середины толчка? Начать драку? Черт! Мой возмущенный писк, должно быть, насторожил их, потому что Джеймсон открыла глаза и вяло подняла голову с подушки в сонном, сексуальном тумане.

Пальцы Эллиота обхватывают ее зад, впиваясь в расщелину, и я вижу красный, когда сжимает ее. Вижу красный, когда она хихикает и стонет.

— Ты такой удивительный, — всхлипывает она, и я с ошеломленным ужасом наблюдаю, как с её губ слетает мое имя. — Ты самый лучший, лучший… прямо здесь… да!

Я безмолвно смотрю, как она задыхается. Кончает.

Кончает.

Наши глаза встречаются, ее остекленевшие от экстаза, и она улыбается, откидывая голову в удовлетворенном, пьяном состоянии. Эллиот сосет ее шею, его грязный язык пробегает по ее горлу.

Ебать, ебать, ебать меня жестко.

Я захлопываю дверь с такой силой, что она трескается, дергается на петлях, и с грохотом несусь по коридору. Распахиваю свою дверь. Она ударяется о стену, отскакивая от силы удара. Расхаживая взад и вперед по своей комнате, как тигр в клетке, я считаю, чтобы восстановить самообладание.

Раз, два, пять. Десять.

Я выхожу в коридор, задыхаясь, как будто только что пробежал восемь миль, и борюсь с желанием пробить кулаком чертову стену, отделяющую комнату Эллиота от коридора.

Я жду.

Я стою, прислонившись к стене за его дверью, когда она выходит, одетая только в его футболку. Его гребаную футболку. Я вспоминаю нашу поездку в Юту, на ней не было ничего, кроме моей серой борцовской рубашки, и снова чуть не теряю самообладание.

Я считаю до пяти, с удовлетворением отмечая ее испуганный вздох, когда она видит меня, вздох, похожий на тот, который я слышал полчаса назад, когда она подложила мне свинью.

Трахаясь с моим соседом.

— Привет! — мое злобное, пронзительное и сердитое приветствие отнюдь не приятно. — В чем дело?!

Я уверен, что это звучит безумно, но я так чертовски зол.

Она смотрит налево, смотрит направо в поисках спасения. Прости, милая, никто не придет тебя спасать.

— Если тебе нужно отлить или, ну, не знаю, бросить презерватив в мусорное ведро, ванная дальше по коридору налево.

Разве я не чертов приветственный комитет? Сбавь тон, Осборн.

Вместо того чтобы направиться в ванную, Джеймсон прислоняется к стене, подражая моей позе. Спина прямая, прислонясь к стене, левое колено уперлось в стену, нога коснулась гипсокартона.

— Ты рано вернулся, — любезно говорит она. — Как прошло соревнование?

Скрестив руки на груди, я изучаю ее. Раскрасневшиеся щеки, взъерошенные волосы, немного дикие глаза… её посторгазменный взгляд невероятно сексуален.

Я перешел к делу.

— Как долго это продолжается?

Ее голова с глухим стуком ударяется о стену.

— Только один раз. Но это было наше второе свидание.

— С каких это пор?

— Мы переписывались после вечеринки.

Сукин сын. Это было минимум две недели назад. Или уже три?

— Когда ты собиралась мне сказать?

Иронический смех срывается с ее губ:

— Я не собиралась.

— Почему? Я гонялся за тобой неделями; ты трахнешь его, но не трахнешь меня?

— Это не соревнование, и, пожалуйста, говори тише.

— Почему.

— Почему что?

— Почему ты позволила ему… — я сглатываю, не в силах произнести ни слова. Черт возьми, если все это не заставляет меня чувствовать себя полным дерьмом.

В ответ она сухо рассмеялась.

— О, пожалуйста, только не говори, что тебя это беспокоит. Ты не желающий обязательств. Ты тот, кто получает «работу руками» и минет от любой, у кого есть пульс. — Она фыркает. — Дай мне чертов перерыв.

Я тычу пальцем в ее сторону.

— Ты с ума сошла, если думаешь, что меня это устроит.

— Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Чушь собачья. Это имеет отношение ко мне! Ты простонала мое имя. Мое. Имя.

В ответ она лишь небрежно пожимает плечами, и мне хочется прижать ее к стене и показать, что она для меня значит.

— Ты спала с ним, чтобы заставить меня ревновать? Чтобы подчинить меня? Потому что я говорю тебе прямо сейчас, Джеймсон, это не сработает. Все это меня бесит.

Долгий, тихий вздох.

— Он хороший парень, Оз. Он мне нравится. Может, мы и не встречаемся, но, по крайней мере, он не заставит меня чувствовать себя использованной и дешевой по утрам. Он не заставит меня чувствовать себя очередным номером. Я сохраню достоинство, когда выйду отсюда.

— Что ты несешь? — Я тычу большим пальцем себе в грудь. — Я отношусь к тебе с уважением.

— Успокойся и говори тише, — шипит она. — Боже, Себастьян, не все всегда связано с тобой. Тебе не приходило в голову, что я не хочу быть с кем-то, кто хочет, чтобы я отвезла его в секс-город?

Я молча считаю до десяти и делаю глубокий успокаивающий вдох, сжимая кулаки.

— Почему ты не позволяешь мне трахнуть тебя?

Она изучает меня, холодная, спокойная и собранная. Плечи расправлены и полны достоинства, как будто она уже все обдумала и знает ответ.

— Потому что ты говоришь такие вещи, как «почему ты не позволяешь мне трахнуть тебя». Думаешь, я не хочу тебя? Ты ошибаешься. Я хочу. Я лежу в постели и думаю о тебе каждую ночь; Ты мне снишься, Себастьян. Но я не дура. Ты разобьешь мне сердце.

— Так это и есть твое решение? Переспать с кем-то еще? С моим долбаным соседом, из всех людей?

— Я сделала это не для того, чтобы причинить тебе боль.

— Слишком поздно! Как ты могла так поступить со мной, Джеймсон? Скажи мне! Я не трахался с твоей соседкой, когда была возможность.

Ее лицо вытягивается. Плечи опускаются.

— Наверное, я… хотела чувствовать себя хорошо. Я хотела удовольствия. Я хотела оргазма. У меня не было секса целую вечность, и Эллиот был безопасным выбором.

— О, мой гребаный Бог. — Мои кулаки сжимаются, мне хочется ударить кулаком в стену позади меня. — Это такое дерьмо.

Джеймсон скрещивает руки на груди.

— Я приняла решение.

— Я никогда не лгал тебе о том, кто я.

— И мне это нравится в тебе, но…

— Но что? — Не могу избавиться от горького привкуса во рту.

— Чудесно и ужасно, — шепчет она. — Красиво и легко забываемо. Ты заставляешь меня чувствовать то же самое.

— Как ты можешь стоять здесь и говорить такое? Я обожаю тебя! Я думаю, ты красивая. Я не могу ни минуты не думать о тебе, о том, как ты пахнешь и как ты всегда откидываешь волосы назад, или постукиваешь ручкой, когда концентрируешься. Ты сводишь меня с ума.

— Этого недостаточно.

— Не делай этого, Джеймсон, не говори это дерьмо. Пожалуйста, ты разбиваешь мне сердце.

Она отступает, делая шаг к двери моего соседа.

— Ты не сделаешь этого нарочно, Себастьян, но, в конце концов, разобьешь моё.

Я сглатываю комок в горле.

— А Эллиот, видимо, нет.

Она слегка трясёт головой.

— Эллиот нет.

И в этом дерьме есть смысл. Эллиот не разобьет её сердце, потому что Эллиот отличный гребаный парень, который на самом деле заслуживает такую девушку, как Джеймсон Кларк. Я думаю, что это в два счета делает меня засранцем, с хреновой тучей долгов, переломанным телом и грубым темпераментом. Парнем, который спит со многими девушками, который напивается и получает минет от незнакомок.

Чертов Эллиот и его чертов золотой нимб.

Я выбью из него все дерьмо. Сначала, я собираюсь схватить его за отвисшие яйца. А потом я врежу ему прямо в лицо. Затем…

Я отталкиваюсь от стены и приклеиваю фальшивую улыбку.

— Хорошо. Тогда я просто оставлю тебя. Веселитесь.

Она выглядит опустошенной, плечи опущены.

— Всё должно было быть не так.

Я иду к своей спальне в конце коридора и останавливаюсь у двери.

— Эй, Джеймс!

Она все еще стоит там, где я ее оставил, приросшая к месту. Ее подбородок дрожит.

— Что?

— Я хочу, чтобы до утра тебя здесь не было.

Мне даже не нужно ждать так долго.

Через пятнадцать минут после нашей стычки в коридоре я слышу, как открывается дверь спальни Эллиота, слышны приглушенные голоса и шаги за моей дверью. Они медлят, прежде чем двинуться по коридору к выходу.

Входная дверь открывается и со щелчком закрывается. Я тупо вслушиваюсь в каждый звук, все еще пытаясь понять, что, черт возьми, здесь произошло.

Что, черт возьми, произошло?

Заложив руки за голову, прикроватная лампа всё ещё светится, я смотрю на вентилятор под потолком и, назовите меня садистом, изо всех сил стараюсь переварить каждую деталь того, на что наткнулся: Джеймсон стонет. Белая на фоне всего остального тела задница Эллиота раскачивается над ней. Полуприкрытые глаза Джеймсон, когда она приближается к оргазму. Ее рот формирует форму моего имени, пока её трахает другой человек.

Я десять раз пытаюсь сложить все воедино, потом еще десяток раз, но безуспешно.

Джеймсон занимается сексом, потому что хочет чувствовать себя хорошо. Занимается сексом с кем-то другим, потому что это приятно, с кем-то, кто не является мной. Потому что она хотела, оргазма и удовольствия. Голая в соседней комнате, в чужой кровати, в моем доме.

Я упоминал голую?

Джеймсон трахалась с моим соседом по комнате. В моем доме.

Джеймсон.

Эллиот.

Джеймсон и Эллиот.

Эллиот в итоге переспал с Джеймсон, в чьи трусикия пытался залезть неделями. Эллиот, мой друг, который заслуживает такую девушку, как Джеймсон, которая трахнула его, потому что хотела чувствовать себя хорошо.

Интересно, выходит ли жизнь на улицу покурить прямо сейчас, потому что она только что закончила трахать меня.

Трахать меня жестко.

Логически все это не имеет смысла.

Да, я возможно был немного резок с Джеймсон, но она даже не знает Эллиота. Как можно было прыгнуть в постель к кому-то, кого однажды встретила на вечеринке, после того, как пофлиртовала по гребаным смс? Кто так делает?

Ладно. Я так делаю.

Я ворочаюсь с боку на бок, превращая подушку в бесполезный комок, сознавая собственное лицемерие. И да, я могу быть лицемером, но, по крайней мере, я не показываю нехарактерное поведение. Не так, как она. Спать с незнакомцами — это то, что я делаю, то, что я всегда делал. Это легко, быстро и не требует никаких усилий.

Не требуется никаких последующих действий или эмоций.

Джеймсон, может, и не девственница, но я, черт возьми, могу гарантировать, что она не спит с кем попало. Она не может.

Не так, как я.

Делал.

Делаю.

Черт, черт, черт, у меня в голове бардак.

Я даже не могу собраться с мыслями, которые заставляют меня сесть, вылезти из кровати и помчаться по коридору в комнату Эллиота. Я врываюсь в его дверь, не потрудившись постучать.

— Зачем ты это сделал?

Он сидит на кровати в одних трусах, листает Нетфликс[24] и вид его безволосой голой груди выводит меня из себя.

— Что сделал?

— Не будь тупицей, — выплевываю я. — У тебя был секс с Джеймсон.

— И? — Рыжевато-каштановые волосы Эллиота торчат, и он смахивает со лба растрепанные пряди. — С каких это пор заниматься сексом с горячей, страстной женщиной считается преступлением?

От слов «горячей» и «страстной» у меня волосы на затылке встают дыбом. Мои руки сжимаются в кулаки, желая его ударить.

— Осторожнее, — угрожаю я, когда Эллиот смотрит на меня, как будто я сошел с ума, а может, я и сошел. — Следи за тем, как ты говоришь о ней.

Он поднимает брови.

— Я не могу назвать ее горячей?

— Нет.

Он встает с кровати, идет к шкафу и достает оттуда футболку.

— Слушай, я не знаю, в чем твоя гребаная проблема, но выкладывай уже. Уже поздно, и я устал.

Устал?

Устал?

— Я хочу выбить из тебя все дерьмо, — рычу я, все еще прикованный к своему месту у двери, наблюдая, как он натягивает футболку через голову. — Пожалуйста, дай мне повод избить тебя до потери сознания.

Он опускает подол и поднимает руки, сдаваясь.

— Эй, чувак, я понятия не имею, о чем ты говоришь… это… Дерьмо, чувак. Ты встречаешься с Джеймсон? В этом все дело? Она… черт возьми… она тебе изменяет? Со мной?

Его глаза расширяются от ужаса, когда эта мысль укореняется в его мозгу.

— Святое дерьмо, это правда, да? Она тебе изменяет. Чёрт возьми! Боже мой. Не делай мне больно.

Эллиот выглядит так, как будто с ним вот — вот случиться гипервентиляция легких или он обмочит штаны или оба варианта одновременно, так что я жалею его.

— Нет, она не изменяла мне! Господи, мы даже не встречаемся.

Его плечи опускаются, и он издает долгий вздох облегчения.

— Слава богу, мать твою! — Сбитые с толку карие глаза встречаются с моими. — Подожди, тогда почему ты так злишься?

— Я…

Я не знаю.

— Я… понятия не имею.

Эллиот наклоняет голову, изучая меня, оценивая мою позу и выражение лица.

— Постой. Оз, ты… ты влюблен в нее?

— Любовь? — Я смеюсь слишком громко. — Нет. Черт, нет. — Но я все равно не решаюсь произнести следующие слова. — Она просто мой друг.

Мой друг.

Просто мой друг? От этих слов мне больно, и внезапно меня тошнит.

— Парень. Ты должен видеть себя прямо сейчас; я не могу поверить в это.

— Что?

— Она тебе нравится. Нравиться на самом деле.

— Заткнись, Эллиот, мы не в пятом классе.

— Не упусти своего омара, парень.

Моего омара? Какого черта он говорит?

— Пожалуйста, никогда больше не говори в моем присутствии ничего подобного, или мне придется тебя ударить.

— Ничего себе, поверить не могу, у Оза Осборна, легендарного борца из Айовы, на самом деле есть сердце.

— Я сказал, заткнись, придурок.

Но он не закрывает свой рот. Даже близко.

— У тебя есть настоящие чувства к кому — то. Ты не просто хочешь трахнуть ее.

— Разве я не велел тебе заткнуться?

— Послушай, я даже не знаю, что сказать. Извини. Дерьмо. Если бы я знал, я бы никогда не…

Он бы никогда с ней не переспал. Теперь я это знаю.

Откуда знаю?

Во-первых, потому что он лоялен и не подчиняется своему члену, в отличие от всех нас. Эллиот больше руководствуется эмоциями. Так что если он переспал с Джеймсон, то это потому, что она ему действительно нравится. Во-вторых, он знает, что, если он наебет меня, я выбью из него все дерьмо.

Так что простой факт остается фактом… это отстойно знать, что она решила переспать с ним.

Я просто не понимаю. Я потрясающий. Как она может этого не видеть? Где, черт возьми, я ошибся с ней? Я был слишком настойчив? Я отпугнул ее? Не надо меня ненавидеть, я слышу, как она умоляет. Вижу ее слезы. Джеймсон плачет, мокрые дорожки слез появляются на ее красивом лице. Мои глаза тоже слезятся, и я тянусь к ней, цепляясь за нее, когда слезы текут по моим щекам, но там не за что держаться. Я не знала, что тебе будет больно, всхлипывает она. Я не знала… Пожалуйста, Себастьян, я влюбляюсь в тебя.

— Тогда как ты, блядь, могла так поступить со мной? — плачу я. — Я влюбляюсь в тебя, а ты все разрушила. Ты все испортила.

Себастьян, я люблю тебя. Себастьян, я люблю тебя.

Себастьян. Оз, ты меня слышишь?

Оз.

Оз.

— Оз, чувак, очнись.

Я задыхаюсь в рыданиях, рывком подскакивая.

— Черт возьми!

Большая мощная ладонь сжимает мое плечо, сильно сжимая, и я вздрагиваю, ударяюсь затылком о холодное окно автобуса, мой висок ударяется о твердое стекло. Твою мать, как больно!

— Оз, все в порядке, парень?

Я чувствую, как по щекам текут влажные слезы, и смущенно вытираю их тыльной стороной ладони.

— Все в порядке. Я в порядке.

Чертовски напуган, но в порядке.

Я потираю то место, где только что ударил себя, пальцы скользят по моим потным волосам, и оглядываюсь на моих товарищей по команде, большинство из которых все еще спят, за исключением Кори Филлипса, играющего на своем телефоне, и Таннера Фрэнка, читающего на своем Kindle под потолочным светом.

Я выдыхаю, откидываюсь на спинку сиденья и смахиваю очередную слезинку.

— Ты точно в порядке? Голова Джонатана Пауэлла появляется над сиденьем позади меня. — В поле зрения появляются огни с парковки кампуса, освещая интерьер автобуса. — Извини, что разбудил и напугал тебя, но мы подъезжаем.

— Да. — Я массирую голову. — Я в порядке. Спасибо, что разбудил.

Это был просто сон.

Все это было просто сном. Дерьмовым, запутанным сном.

В состоянии транса я выхожу из автобуса. Проделываю все необходимые движения, чтобы одеться, сложить вещи и связаться с тренерским штабом. Узнаю мое расписание на следующую неделю.

Я едва помню дорогу домой.

К тому времени, как я попадаю в дом, я вымотан. Пять часов по дороге домой, которые Зик потратил, допрашивая меня, не прошли даром в сочетании с моим эмоционально изнурительным сном. Зик критиковал. Он раздражался. Он скулил до тех пор, пока моя голова не откатилась на бок, и я не включил музыку, чтобы заглушить этот звук.

Я вваливаюсь на кухню, осторожно оглядываясь по сторонам.

Я устал.

Я умираю с голоду.

Я готов к теплой еде и мягкой постели, но быть здесь, в этом доме после этого безумного сна, чертовски странно.

Все это кажется слишком реальным.

Как и в моем сне, в доме тихо, когда я бросаю свои сумки в прачечной, и я все еще первый в доме. Как и во сне, я вешаю сумку, снимаю куртку, быстро снимаю ботинки и откладываю их в сторону, чтобы никто не споткнулся.

Включив свет на кухне, я подхожу к холодильнику, открываю его и наклоняюсь, чтобы заглянуть внутрь. Соус для спагетти трехдневной давности и никакой лапши. Недоеденный гамбургер от Малоуна. Один йогурт. Кетчуп. Пиво.

Полгаллона шоколадного молока (идеально подходит для предотвращения похмелья). Еще остался галлон апельсинового сока, немного фильтрованной воды и открытая бутылка «Доктора Пеппера».

Не имея привлекательного выбора, я довольствуюсь остатками гамбургера Малоуна, йогуртом и галлоном молока, бросая все на прилавок.

Где, черт возьми, все? Я хватаю телефон и набираю короткое сообщение соседям по комнате.

Первым откликается Зик: Остановился поесть.

Окей. Это чертовски странно и немного пугает меня.

Все это слишком странно, чтобы быть реальным.

Я поднимаю крышку мусорного бака, вываливаю бургер, хватаю сумку и иду по коридору, покачиваясь перед дверью Эллиота. Я останавливаюсь. Делаю глубокий вдох. Коротко стучу в дверь.

— Да? — его голос отвечает изнутри.

— Ты не спишь? — Я не решаюсь открыть дверь.

— Э-э, да.

Я медленно поворачиваю ручку. Легонько толкаю дверь. Просовываю голову внутрь, как отец, не решающейся войти к своей дочери-подростку.

— Ты одет?

— Чувак, в чем дело? — смеется Эллиот. — Да, я одет.

Он сидит за столом и смотрит на меня так, будто у меня выросли два члена и вагина.

— В чем дело?

Он крутится в кресле, положив руку на спинку и лениво ожидая моего ответа.

— Даю тебе знать, что мы вернулись.

Очевидно.

— О’кей.

— Все хорошо?

Ничего не могу с собой поделать; я бросаю несколько беглых взглядов в углы его спальни, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.…

Мой взгляд падает на кровать и остается там.

И смотрит.

Кажется, все в порядке. Темно-синее одеяло натянуто. Подушки у изголовья. Небольшая стопка чистой, сложенной одежды у изножья.

Никаких черных лакированных туфель. Никакого белого кардигана. Никакой голой Джеймсон.

Здесь ни хрена не было, я уверен.

После неловкого долгого молчания Эллиот откашливается.

— Ты ведешь себя очень странно. Ты уверен, что с тобой все в порядке? — Он делает паузу. — Ты хочешь поговорить или как?

Его испуганный тон говорит все: Пожалуйста, скажи «нет».

— Нет, все в порядке.

Плечи Эллиота облегченно опускаются.

— Мне просто показалось, что я видел… ничего.

Мой сосед по комнате с явным облегчением продолжает с любопытством разглядывать меня, слоняющегося в дверях.

— Ну… что-нибудь еще?

— А? Нет. У нас все хорошо.

Он не убежден, но не собирается давить.

— Ладно, хорошо.

И мне пора уходить.

— Точно. Что ж. Спокойной ночи.

Я стоически тащусь в спальню, закрываю за собой дверь и плюхаюсь на кровать лицом вниз.