Цветкова Веста Егоровна
Как только я подъезжаю к неприметному зданию, из дверей выходит мужчина.
— Идемте, Веста. Я провожу вас, — говорит так, будто его страшно достало все, и я в том числе.
Я не двигаюсь, посильнее прижимаю к себе сумку и оглядываюсь по сторонам.
— Это, конечно, похвально, — устало произносит он, — но если я захочу вас затащить внутрь, то сделаю это без труда.
— Кругом камеры, — смотрю на него исподлобья.
— Камеры наши, — открывает дверь и ведет рукой. — Идемте, Клим Миронович ждет вас.
Перевожу дыхание и иду за мужчиной. В конце концов, я приехала сюда именно к Климу. Было бы странно увидеть стеклянное помещение, которое просматривается как аквариум.
Мы проходим пост охраны и по лестнице поднимаемся на третий этаж. Мужчина не ждет меня, не оглядывается.
У обычной неприметной двери он останавливается и стучит, а после опускает ручку и пропускает меня. Я делаю шаг вперед, и дверь за мной закрывается со щелчком. Это очень символично.
Потому что я четко ощущаю, как ловушка за мной захлопнулась, а я, как наивная идиотка, попалась.
Что ж поделать? Я и есть наивная идиотка.
Шиловский встает из-за стола и подходит ко мне, останавливается буквально в паре шагов от меня.
Он окидывает меня взглядом, нависая надо мной.
— Зачем вы так поступили? — я не собираюсь ходить вокруг да около.
Клим усмехается:
— Как это зачем, цветочек? Хотел сделать тебе приятное, — он склоняет голову набок, словно хищная птица, всматриваясь в меня как в добычу.
— Если бы вы действительно хотели сделать мне приятное, то просто исчезли бы из моей жизни. Я вам отказала. И сделала это предельно ясно.
Шиловский улыбается, явно довольный тем, как проходит разговор. Я делаю вдох, понимая, что и вовсе не дышала рядом с ним.
Мужчина отходит окну, закуривает сигарету и поворачивается ко мне, затягиваясь.
— Веста, — он выдыхает дым и смотрит на меня без тени улыбки, — я не делал тебе ничего плохого, согласись? Не преследовал, не принуждал ни к чему. Даже наоборот — устроил так, что тебя повысили.
Хорошо хоть он не начинает вешать мне лапшу на уши, говоря, что никакого отношения к происходящему не имеет.
— Мне кажется, ты, наоборот, должна быть благодарной мне. У тебя не так уж много возможностей достичь высот в своей профессии.
— Вы не понимаете, что делаете. У меня даже опыта нет никакого.
— Брось. Уж что-что, а опыт дело наживное. Главное — потенциал, — усмехается и снова затягивается.
Внутри меня закипает столько гнева, что неожиданно для себя я понимаю, как сильно он душит меня. Еще никогда в своей жизни я не испытывала таких чувств.
— Инну вы специально подвинули? Что бы мне больнее сделать?
— Бывшая завучка? Ей пора на пенсию, Веста. Никто никого не увольняет без повода.
— Нет, Клим Миронович, — говорю со злостью. — Ее вы убрали специально. Наверняка разнюхали, что она подруга моей матери, и решили ударить побольнее, особенно зная, что эта женщина значит для меня. Она практически моя вторая мать!
Шиловский равнодушно докуривает сигарету. Мой спич его явно не тронул. Он тушит окурок в пепельнице, возвращается обратно ко мне.
В нос ударяет запах табака, смешанный с кофе и тяжелым парфюмом. Аромат настолько резкий, что я невольно задерживаю дыхание.
А мужчина продолжает смотреть на меня без стеснения, слишком откровенно; подтекст этого взгляда ясен, хотя в нем нет пошлости.
— Вы сделали это специально, — произношу уверенно.
Наверное, мне стоило бы включить мозг и перестать разговаривать с Шиловским в таком тоне. Он может раздавить меня как букашку, и мир не вспомнит о том, что была когда-то Веста.
Такие, как он, вершат судьбы людей, но не думают об их благе. На кону всегда их собственные желания, не более. Ведь если бы Клим хотел сделать мне приятное, то никогда бы не пришел ко мне с тем предложением. И уж тем более не уволил бы дорогого мне человека.
— Думаете, я маленькая глупышка? — говорю тихо, но решительно. — Молодая, не знающая жизни училка? Полагаете, я не понимаю, что таким образом вы пытаетесь загнать меня в угол? По-хорошему не получилось, так решили надавить на болевую точку и пошли самым коротким путем. Вы ждали, что я приду и буду умолять вас вернуть на работу Инну, а меня оставить на моей должности. Вы прекрасно знаете, что идти мне больше не к кому, поэтому я приду к вам на поклон.
Я задираю подбородок и смотрю Шиловскому прямо в глаза. Это не значит, что мне не страшно, вовсе нет. Просто злость берет вверх, я не могу вынести эту несправедливость.
— Вы ждали меня, Клим Миронович. Были уверены, что я приду. И напялили на себя маску благодетеля. Все, что вы делали, все эти назначения — лишь с целью потешить себя и свое уязвленное самолюбие. — Я быстро дышу, мне не хватает воздуха, но все равно продолжаю. — И вот я перед вами. Ваша марионетка. Все, как вы и хотели. Большой бандит добился своего. Как всегда.
Я развожу руки и шагаю вперед, становлюсь практически вплотную к мужчине, который до этого не проронил ни слова, не перебил меня — наоборот, смотрел с таким интересом, будто я делаю что-то невообразимое.
— Вот я перед вами, Клим Миронович. Делайте со мной что хотите, только верните Инну и меня на мое место.
Большой бандит не касается меня, не отводит взгляда и говорит спокойно, будто это не я только что раскрыла перед ним душу:
— Мне нравится и твоя гордость, и проницательность, Веста. Ты разложила все правильно. Я сделаю то, о чем ты просишь, и верну Инну и тебя на ваши места.
С сердца будто падает тяжелый камень, я снова могу дышать.
— Что взамен, Клим Миронович?
Он окидывает меня взглядом и поворачивается спиной, идет к своему креслу. Мои руки падают вдоль тела. Хочется обнять себя, чтобы унять дрожь и заглушить стыд за то, что, по сути, я предложила ему себя на блюдечке.
Но зачем играть в невинность?
Он сильнее меня и делал все это с одной целью. Ни деньги, ни что-либо еще ему не нужно. У меня попросту ничего нет, вот и не будем играть в эти игры.
— Взамен ты сходишь со мной на свидание, — говорит Шиловский.
— Вот как вы это называете, — усмехаюсь.
— Свидание, — продолжает он. — А после поедешь домой.
Моргаю, как идиотка.
То есть обычное свидание? Без продолжения?
— Иди, Веста. За тобой заедут в девять.
Я ничего не отвечаю Шиловскому, молча разворачиваюсь и ухожу.
Смысла в ответе нет. Это не было вопросом, а мое сопротивление ни к чему не приведет.
Я просто схожу на свидание и постараюсь забыть обо всем.