Если ты упал, постарайся подобрать хоть что-нибудь, пока лежишь.
Джорджина перетягивала бинтом рану на груди Эми. Пуля скользнула, содрав кожу чуть ниже ребер. След был глубокий – неровный кровоточащий рубец дюймов шести в длину.
Джорджина взглянула на Калема Мак-Лаклена; тот приподнял Эми и держал ее так, чтобы удобнее было бинтовать.
Он был очень бледен; ей даже стало жалко его.
– Я не знал, что она ранена. – Голос его был полон тревоги. – До этого не видно было крови.
Джорджина завязала узелок на повязке.
– Можете теперь положить ее.
Он обращался с Эми так бережно! Точно боялся, что он может нечаянно разбить ее. Тревога его была столь искренней, столь неприкрытой, что девушке захотелось хоть немного успокоить его.
– Холодная вода, вероятно, уменьшила кровотечение, а когда вы внесли ее в дом и усадили к огню, оно, должно быть, опять началось.
Вид у Калема все еще был виноватый.
– Она даже словом не обмолвилась. Сказала только, что у нее что-то колет в боку.
– Она, наверное, даже не знала, что ранена. Вы ведь сами говорили, как она вам рассказывала, что упала, когда пистолет выстрелил.
– Ну да, она так и сказала. Она больше волновалась о тебе и о Кирсти.
Это была та Эми, которую она начала узнавать там, в пещере. Та Эми, которая не смогла бы бежать, бросив Джорджину. Та, что делилась с ней едой и душевным теплом. Дурочка, верившая в судьбу и желания, которые можно загадывать, глядя на звезды, верившая в дружбу и любовь. Джорджина посмотрела на нее и с удивлением подумала, какие все-таки бывают странные люди. Эми казалась такой хрупкой, беспомощной. Она ни разу не открыла глаза за то время, что Джорджина промывала и бинтовала ее рану. Личико ее все еще было очень бледным. Девушка отбросила локон, упавший на лицо Эми, и, накрыв ее одеялом, стала подтыкать его.
Калем потянулся за одеялом:
– Я сам.
Он сложил шерстяное одеяло, сделав ровные, аккуратные складки, и стал разглаживать его, туго подтыкая с боков. Дверь распахнулась, и вошел Эйкен.
– Ну как, очень плохо?
Калем посмотрел на него как-то странно; Джорджина не поняла, что означал его взгляд. Ок поддернул одеяло к изножью кровати, аккуратно подтыкая под матрас.
– Пуля только задела ее. Повезло. – Он выпрямился и посмотрел на Эйкена. – Что ты собираешься делать с Кирсти и Грэмом?
– То есть как это – что я собираюсь с ними делать?
– Подумай, они ведь дети. Неужели ты хочешь, чтобы Кирсти узнала, что произошло?
– Нет. Пожалуй, что нет. Я вызову Фергюса. Он может взять их к себе в дом на мыс Игл. Пусть поживут там несколько дней.
Джорджина подняла глаза:
– Где это?
– На другом конце острова, – ответил Калем рассеянно.
У Эйкена как будто на душе полегчало. Он кивнул головой на Эми.
– Они могут побыть там, хотя бы пока ей не станет лучше.
Калем посмотрел на него пристально, долгим, серьезным взглядом.
– Детям ни о чем не следует знать. Когда туман рассеется, Эйкен, ты должен отвезти этих девушек на берег.
– Я никому ничего не должен, – нахмурился Эйкен.
Калем ничего не ответил, но напряжение нарастало, сгущалось, становилось почти осязаемым.
Эйкен прекратил наконец этот поединок взглядов и повернулся, намереваясь выйти из комнаты.
– Я позову Фергюса. – Он прикрыл было дверь, потом остановился и посмотрел на брата. – Мне надоело гоняться за ней. Запри их обеих в спальне.
Джорджина глянула на него ледяным взглядом.
– Вы что же, считаете, что я могу бросить ее в таком состоянии?
– Да, – ответил он без колебаний и закрыл за собой дверь. Джорджина сидела молча, потом посмотрела на Калема.
– Это правда? Вы отвезете нас домой?
– Я не могу ничего поделать, пока погода не переменится.
Джорджина облегченно вздохнула. Она верила этому Мак-Лаклену. Он был честен.
– Слава Богу! Она переменится, может быть, даже завтра.
– Я не стал бы на это рассчитывать. Бывали случаи, когда туман держался около месяца.
– Месяц? Я не могу здесь столько торчать!
Калем открыл дверь.
– Я не могу изменить погоду. Нам остается только ждать. – Он вышел и запер за собой дверь.
Месяц? Она не может отсутствовать целый месяц. Как она сможет объяснить, где она пропадала столько времени? На неделю и то нелегко будет придумать достаточно правдоподобное объяснение. Как могло такое случиться? Как?
Низкий звук рога донесся снаружи; он был похож на зов лося. Джорджина подбежала к окну и открыла его.
Эйкен стоял на лужайке внизу и дул в громадный рог, украшенный кистями и бахромой. Он дунул еще три раза, и тут Джорджина услышала, как закрылась входная дверь; Калем вышел, остановившись прямо за спиной у брата.
Эйкен оторвал рог от губ; Калем похлопал его по плечу. Эйкен обернулся.
Брат ударил его так сильно, что Эйкен упал.
Джорджина раскрыла рот. Ей и в голову не приходило, что такое может произойти. Вид Эйкена, лежавшего на земле, говорил о том, что он тоже ничего подобного не предвидел.
Девушке вдруг ужасно захотелось зааплодировать.
Эйкен потер подбородок:
– Какого черта ты это сделал?
– Это за то, что ты такой недоумок!
Эйкен выругался, потом вскочил на ноги, неожиданно проворно для человека подобного роста и телосложения. Он вытянул руки перед собой:
– Я не хочу с тобой драться, Калем.
– Прекрасно. – Калем тем не менее ударил его опять. Сильнее, чем раньше. – А это за Эми!
– Черт побери! Я не стрелял в нее!
– Конечно, нет... Ты всего лишь похитил ее.
На этот раз Эйкен не торопился вставать. Он отер с губы кровь и нахмурился, глядя на измазанную руку.
– Вставай, чтобы я мог еще раз ударить тебя!
Джорджина ухватилась за раму и высунулась в окно:
– Калем! Прошу вас... Подождите!
Мужчины, подняв головы, посмотрели на нйе.
– Можно, это будет моя очередь?
Эйкен бросил на девушку яростный взгляд; глаза его сузились от ярости, а руки чесались от желания добраться до нее. Он снова поднялся, утирая рот. Но даже шагу не успел сделать.
На этот раз Калем нанес ему удар левой.
У-уф! Джорджина вздрогнула. Она могла бы поклясться, что Калем вмазал на совесть. Это был удар прямо в челюсть. Эйкен больше не встал.
– Вот это да! – крикнула она Калему. – Отличный удар!
Девушка закрыла окно, решительно, удовлетворенно дернув раму, потом вернулась к постели Эми.