Управляемые

15 глава

Жизнь начинается на границе зоны комфорта. Я повторяю совет Хэдди, пока готовлюсь к свиданию с Колтоном. Песня, звучащая фоном, заставляет меня улыбнуться. Это песня, слова которой Колтон упомянул в своём сообщении:

«Форма одежды повседневная. Так как ты всё ещё скорее сбежишь, чем будешь разговаривать, я буду использовать твой метод коммуникации, чтобы передать моё сообщение. Тайо Круз, Fast Car (прим. перев. «Резвая тачка»). Увидимся в шесть».

Хэдди понимающе улыбнулась, когда я показала ей его сообщение, и даже полезла в свой iPad, чтобы поставить эту песню. Мы вслух смеялись над текстом: «Я прокачу тебя, как резвая тачка!». Оптимально соответствует Колтону.

Затем мы ещё немного повозились, чтобы найти песню, которую я могла бы отправить Колтону в ответ.

— Что-нибудь, что заставило бы его думать о тебе весь день, и чтоб глаза на лоб полезли, — бормочет Хэдди, просматривая свою обширную музыкальную библиотеку. После нескольких минут тишины она вопит: — У меня есть прекрасная песня, Райли!

— Что за песня?

— Просто слушай, — говорит она, звучат первые аккорды. Я начинаю хохотать, узнавая композицию, мне нравится её сексуальность. Не успеваем мы опомниться, как уже обе танцуем по гостиной, подпевая изо всех сил. Эта песня — само совершенство! Сексуальная, двусмысленная и самонадеянная — всё, что я чувствовала, но слишком стеснялась показать Колтону. После того, как я слегка успокаиваюсь, я хватаю свой телефон и пишу ему ответное сообщение:

«Прекрасная песня, Ас. Подходит тебе идеально. А теперь посылаю тебе ту, что подходит мне: Mya, My love is like whoa! (прим.перев Майя, «Моя любовь это… вау!») Жду тебя в шесть!»

Несколько минут спустя получаю отклик:

«Дерьмо. Теперь я твердый. Шесть часов».

Я улыбаюсь, вспоминая наш обмен репликами, и испытываю лёгкий трепет от того, какое влияние на него оказываю. Смотрю на себя в зеркало, тщательно осматривая свой наряд, выбранный по совету Колтона как повседневный. Я надела любимые джинсы True Religion и фиолетовую кашемировую кофточку с короткими рукавами и сексуальным, но элегантным низким V-образным вырезом. От услуг Хэдди я сегодня воздержалась, решив самостоятельно сделать себе причёску и макияж. Сегодня он естественный и лёгкий: немного румян, чуть блеска для губ, тонкая подводка для глаз и достаточно туши, чтобы подчеркнуть глаза. Несмотря на долгие эксперименты с волосами, в конце концов, я решила не поднимать их, и теперь мои кудри рассыпаны по спине. К образу я добавила незамысловатые серёжки с бриллиантами в уши и пару золотых браслетов на запястье.

Кручу своё кольцо и размышляю, оставить его на пальце или снять. Приближаю к глазам и рассматриваю: три тонкие изогнутые полосы, украшенные алмазиками. Прошлое, настоящее и будущее. Я всё ещё могу слышать, как Макс шептал мне эти слова на ухо, когда мы вдвоём смотрели на кольцо на моём пальце, в ту ночь, когда он сделал мне предложение. Я закрываю глаза и улыбаюсь, вспоминая, и удивляюсь, когда слёзы, которые обычно угрожают пролиться из моих глаз, не появляются. Некоторое время я ещё кручу его на пальце, прежде чем нерешительно снять. Мгновение я пристально смотрю на него, прежде чем положить в шкатулку с драгоценностями. Потом в сомнении снова беру его; внутри меня бушуют чувства.

Начать с нуля — напоминаю я себе, глубоко, успокаивающе вдыхая, и всё-таки кладу кольцо в шкатулку. Я носила его, не снимая, три года. Без него я чувствую себя обнажённой, внутри и снаружи. Шевелю пальцами и смотрю на светлую полоску кожи, отмеченной временем. Чувствую, как с плеч будто падает тяжесть, и в то же время приходит печаль — от мысли, что пора двигаться дальше. Целую бледное пятно на пальце, тихо шепча «Я люблю тебя, Макс», и на целую минуту меня поглощает важность этого момента, после чего я поворачиваюсь к зеркалу, чтобы нанести последние штрихи.

Я проскальзываю в свои чёрные туфли на каблуках, и раздается звонок в дверь. Прижимаю к животу руку, обнаруживая любопытную странность — я нервничаю. Этот мужчина видел меня обнажённой, и всё же бабочки в моём животе не утихают. Хэдди кричит мне, что откроет. Я хватаю свою укороченную кожаную куртку и сумочку, в последний раз оглядываю себя в зеркале, и спускаюсь вниз, в коридор. Нервно провожу руками по бокам и бёдрам, приглаживая кофточку, мои каблуки глухо стучат по деревянному полу. Слышу громкий смех Колтона, пока поворачиваю за угол гостиной.

Когда я вхожу, он стоит ко мне спиной. При виде него я резко втягиваю воздух. Тёмно-синие низко сидящие джинсы плотно облегают его задницу и бёдра. Без сомнений, этот парень умеет заполнять собой деним. Его широкие плечи и крепкая спина обтянуты простой белой хлопковой футболкой. Волосы на затылке курчавятся, и мои руки жаждут пройтись по ним пальцами. Он источает сексуальную привлекательность, подспудный жар и вызов, и излучает уверенность. Один взгляд на него окунает меня в жажду желания и боязнь одновременно. И он весь мой на эту ночь.

Прежде чем Хэдди обнаруживает моё появление, Колтон останавливается на полуслове. Моё тело напрягается в ожидании, и глубоко укоренившаяся боль, которую он пробудил во мне, поднимается на новые высоты, когда он смотрит на меня через плечо, потому что его тело почувствовало моё присутствие. Клянусь, я чувствую, что воздух, когда наши взгляды встречаются, начинает потрескивать электричеством, а тела вибрируют, узнавая друг друга.

— Райли, — он выдыхает моё имя. Одно слово — а столько явного обещания для этой ночи.

— Привет, Ас, — невозможно замаскировать мою радость по поводу новой встречи с ним. Я улыбаюсь, надеясь, что он видит, как сильно я хочу провести с ним время, и, боясь, что он может прочитать эмоции, бурлящие во мне от волнения.

Мы делаем шаг навстречу друг другу, и он одаривает меня ослепительной ухмылкой. Я начинаю теребить ремешок своей сумочки просто от того, как пристально рассматривает меня Колтон.

— Как всегда — великолепна, — бормочет он, наконец, когда я уже думаю, что весь воздух покинул эту комнату. Он тянется ко мне и проводит ладонью вверх-вниз по моей голой руке; касание было легким, но отголосок от него сильный.

— Ты готова?

Два простых слова. Ничего такого, но в устах Колтона они звучат соблазнительно и обещают очень много. Я киваю головой и бормочу «Хмм-ммм», а потом оказываюсь пойманной врасплох, потому что он наклоняется и целует кончик моего носа. Такой простой жест, но такой неожиданный для кого-то вроде него.

— Ну, пойдём.

Я бросаю через плечо взгляд на Хэдди, посылая ей улыбку — моё молчаливое «пока». Успеваю увидеть её вскинутые вверх большие пальцы прежде, чем мы выходим за дверь.

Колтон кладёт мне руку чуть пониже спины, пока ведёт к «Рендж Роверу», и это незамысловатое движение успокаивает мои расшатанные нервы. Перед тем как потянуться к ручке пассажирской двери, Колтон отрывает руку от моей поясницы, оборачивая её вокруг моего живота, и притягивает меня к себе, плотно прижимая. Я задерживаю дыхание — от неожиданного контакта во мне раздувается зажжённое им тлеющее пламя. Другая его рука обнимает меня за плечи, и он опускает голову, чтобы уткнуться лицом в сгиб моей шеи. Тепло его дыхания, ощущение покалывания от того, как трётся о мою кожу его намечающаяся щетина, интимность прикосновения и редкое проявление ласковой стороны Колтона заставляют меня на мгновение прикрыть глаза, чтобы успокоиться и усмирить бушующие во мне эмоции.

— Спасибо, что сказала «да», Райли, — мурлычет он, прежде чем поцеловать чувствительную впадинку чуть ниже моего ушка. — А теперь позволь мне, показать тебя, как хорошо провести время.

Я склоняю голову к его щеке, снова закрываю глаза, наслаждаясь теплом его твёрдого тела рядом. Через мгновение он выпускает меня из объятий и, открывая передо мной дверь машины, усаживает на пассажирское сиденье.

К тому моменту, когда он достигает водительского места, проблеск нежности на его лице сменяется задумчивым молчанием. Он щелкает своим ремнем безопасности и бросает на меня взгляд. Несмотря на опасения, я вижу в его глазах мерцание, он тянется и кладет мне на колено руку, пожимая и вселяя уверенность.

Мы едем в уютной тишине, я поглядываю на улицу моего района, обсаженную деревьями, проносящимися мимо нас. Взошла луна, полная и ярко освещающая ночное небо этого тёплого января. Я смотрю на Колтона, огоньки на приборной панели бросают отблески на его лицо. Густая прядь тёмных волос упала ему на лоб, и я наблюдаю за его глазами, обрамлёнными густыми ресницами, которые сканируют дорогу впереди нас. Линия его профиля ошеломляюща, с несовершенством его носа, крепкими скулами и чувственными скульптурными губами. Мой пристальный взгляд тянется вниз, к сильным и знающим рукам на руле. Сочетание тёмных волос, полупрозрачных глаз и бронзовой кожи, смешанное с эффектом безразличия — такого отношения, которое вызывает желание быть и стать тем, кто сможет пробиться сквозь его жёсткий внешний барьер — должно быть признано незаконным. Он действительно лишает способности дышать.

Когда я снова возвращаюсь глазами к его лицу, Колтон смотрит на меня, и его глаза удерживают мой пристальный взгляд какое-то время, прежде чем вернуться к дороге. На его губах формируется застенчивая улыбка — единственное подтверждение моего молчаливого наблюдения за ним.

Машина прибавляет обороты, с рычанием устремляясь вперёд по шоссе, и я непринуждённо хохочу.

— Что? — Колтон изображает невинность, сжимая моё колено.

— Ты любишь резвую езду, Ас? — Я осознаю двусмысленность своих слов в ту же минуту, как произношу их.

Он смотрит на меня с дьявольской ухмылкой на губах, выделяя каждое слово:

— Ты даже не представляешь, насколько, Райли.

— На самом деле, думаю, я представляю, — с кривой усмешкой отвечаю я. Колтон откидывает голову назад, заливаясь смехом. — Нет, серьёзно. Что тебя так привлекает в скорости?

Пару секунд он размышляет над ответом.

— Попытка приручить… — он останавливается, чтобы изменить фразу, — нет, скорее, пробовать управлять чем-то, что не поддаётся контролю, мне кажется.

Я шутливо фыркаю:

— Самая подходящая метафора, какую я когда-либо слышала, — и я не могу не задаться вопросом, подразумевает ли он что-то более глубокое, нежели поверхностный ответ.

— Что ты имеешь в виду? — продолжает он игру в наивность.

— Однажды кое-кто сказал мне, что я должна разузнать информацию о том, с кем иду на свидание, — я вижу, как от моего высказывания его брови вопросительно поднимаются. — А мы безрассудные, да?

Колтон сверкает ослепительной, ярче солнца, улыбкой:

— Зато никто никогда не скажет, что я скучный и предсказуемый, — рассуждает он, глядя в зеркала, чтобы перестроиться. — Кроме того, это способ опередить твоих демонов, — прежде чем я успеваю осмыслить его слова, он умело меняет тему. — Что сначала: еда или развлечения?

Я очень хочу расспросить его насчёт его предыдущего комментария, но прикусываю язык и отвечаю:

— Развлечения! Конечно, развлечения!

— Хороший выбор, — одобряет он, но тут же бормочет проклятия, когда из динамика на панели раздаётся звонок сотового. — Прости, — извиняется он, прежде чем нажать кнопку ответа на руле. На экране высвечивается имя — Тони — и я немедленно ощетиниваюсь. Поиск в интернете о моей паре дал мне больше информации, чем только о его проблемах. Сейчас я знаю, что Тони из себя представляет, что она была его сопровождением в течение многих лет, и что это уже второй раз из трёх, когда я вместе с Колтоном, и она звонит. Мой внезапный приступ ревности меня удивляет, но, однако, он только крепнет, когда я слышу, как фамильярно Колтон с ней разговаривает.

— Привет, Тони, ты на громкой связи, — предупреждает он.

— О! — ничего не могу с собой поделать — испытываю крошечную радость, когда слышу удивление в её голосе. — Я думала, ты отменил это с Рак…

— Я отменил, — отвечает он резко. — Что тебе нужно, Тони? — в его голосе сквозит раздражение.

Какой её комментарий озлобленный. Что, если это Ракель была бы с ним в машине? Чувствую её претензию ко мне, за то, что заняла её территорию — Колтона.

Линию наполняет тишина.

— Ох. Ммм. Я просто звоню, чтобы сказать тебе, что официальные письма по поводу спонсорской поддержки готовы, — когда в ответ Колтон молчит, она добавляет, — это всё.

Что? Она работает на него? С ним? Ежедневно? Самое то, что мне нужно в данный момент — чтобы ревность подняла свою стервозную голову. Эта блондинистая моделька видит его каждый день, и ещё время от времени ходит вместе с ним на различные мероприятия. Зашибись!

— Отлично. Спасибо, что поставила меня в известность, — с этими словами он нажимает отбой, резко прерывая разговор. Потом громко вздыхает, и часть меня очень счастлива от того, что он раздражён на эту Тони. — Прости, — произносит он ещё раз, и я уверена, он имеет в виду упоминание Тони имени Ракель. Так они были парочкой! Ракель не какая-то цыпочка, которую он подцепил в клубе. Ехидная сторона меня упивается фактом, что я была девушкой, с кем он сбежал от неё той ночью. Сострадательная сторона меня вздрагивает, поскольку я знаю, что Колтон не тот, кого легко было бы подчинить.

— Ничего страшного, — пожимаю я плечами, обращая внимание на то, где мы находимся. Мы едем из города в противоположном предполагаемому мной направлении.

Ещё несколько минут мы едем в уютной тишине, затем Колтон поворачивает за угол, и небо освещает яркий свет колеса обозрения. Я оглядываюсь на своего водителя, и от ребяческой усмешки на его лице моё сердце медленно уходит в пятки. Колтон проезжает сквозь подсвеченные ворота и медленно едет вниз по ухабистой грунтовой дороге.

От представшей перед нами масштабной картины мои глаза распахиваются. Вся поверхность поля переполнена всевозможными карнавальными аттракционами, какие только можно себе представить, в комплекте с мигающим знаком, зовущим на аллею развлечений с играми, в которых невозможно победить, и вывесками с рекламой ужасно вредной еды. Я так взволнована. Так рада, что Колтон решил весело провести со мной время на открытом воздухе, на этой ярмарочной площади — это позволит мне видеть его настоящего, а не культивируемую личность, которой он должен быть в одном из высококлассных, просматриваемых папарацци ресторанов, которые он, как известно, часто посещает.

Он паркуется и поворачивается ко мне:

— Нравится? — спрашивает он, и, клянусь, я слышу оттенок нервозности в его голосе, хоть и знаю, что это невозможно. Не от ультра-самонадеянного, всегда-уверенного-в-себе Колтона Донована. Или возможно?

Я киваю, прикусив зубами нижнюю губу, в то время как он выходит из автомобиля и подходит к моему месту, чтобы открыть мне дверь.

— Я в восторге, — сообщаю я ему, пока он берёт меня за руку и помогает выбраться из машины. Он закрывает дверь и поворачивается ко мне, прижав спиной к автомобилю. Его глаза горят желанием, он пристально смотрит на меня, располагая руки по обе стороны моей шеи и большими пальцами поглаживая мои щёки.

Я вижу, как сжимаются мышцы его челюсти, когда он мягко качает головой, молча решая какой-то внутренний конфликт, который вызывает тень улыбки на его губах.

— Сладкая, я хотел это сделать с тех пор, как ушёл из твоего дома сегодня утром, — он склоняется ко мне, не разрывая зрительного контакта, — с тех пор, как получил твоё сообщение, — он поднимает брови. — Ты опьяняешь меня, Райли, — его слова проникают в мою душу, пока он сокращает между нами расстояние. Его рот захватывает мой в головокружительном поцелуе, соблазняя меня захватывающим вкусом так, что я оставляю всякие попытки вернуть свое самообладание. Его рот поглощает мой с молчаливой потребностью, и всё же поцелуй так полон нежности, так заполнен неназванными эмоциями, что я не хочу, чтобы он заканчивался.

Но всё-таки это происходит, и я крепко держусь пальцами за его предплечья, чтобы прийти в себя. Он нежно целует меня в кончик носа, бормоча:

— Ты готова как следует повеселиться?

Я не знаю, какого ответа он от меня ждет, так как он просто украл моё дыхание, но как только мне удаётся сказать: «Определённо!», он выпускает меня из объятий, чтобы открыть заднюю дверь машины.

Колтон вытаскивает черную поношенную бейсболку, с истёртым пятном на козырьке. Эмблема на нашивке выглядит как шина с двумя крыльями, вылетающими из центра; края нашивки загибаются, свидетельствуя о частом использовании.

Колтон натягивает бейсболку пониже на голову, используя обе руки, чтобы выровнять должным образом край, прежде чем повернуться ко мне со смущенной гримасой:

— Извини. Просто проще, если я с самого начала буду инкогнито.

— Нет проблем, — отвечаю я и тяну себя за губу. — Мне нравится.

— О, правда? — Он хватает мою руку, и мы начинаем пробираться между припаркованных автомобилей ко входу.

— Да, я вроде как хорошо подхожу бейсболистам, — дразнюсь я, посматривая на него и делая максимально искреннее лицо.

— Не гонщикам? — спрашивает он, теребя мою руку.

— Не особо, — откликаюсь я невозмутимо.

— Кажется, чтобы переубедить тебя, мне придётся стараться сильнее, — говорит он с намёком.

— Это отнимет очень много сил, — на моём лице игривая улыбка, я наблюдаю за ним, его глаза в тени, скрыты козырьком кепки. Я раскачиваю наши руки. — Как думаешь, ты готов принять вызов, Ac?

— О, Райли … — журит он меня, — не проси чего-то, с чем не сможешь справиться. Я говорил тебе, что могу быть очень убедительным. Разве ты не помнишь, как в прошлый раз отважилась бросить мне вызов? — он притягивает меня к себе, обнимая за плечи.

Как я могу забыть? Я здесь сейчас из-за того псевдо-пари.

Мы подходим к кассе, и Колтон проявляет свою власть, покупая нам билеты, а также браслеты, которые дают нам полный доступ ко всем аттракционам и играм на карнавале. Мы проходим через ворота, Колтон дергает вниз козырёк бейсболки, скрывая глаза, и кладёт руку мне на поясницу. Мои ноздри заполняют запахи земли, масла для жарки и аромат барбекю, пока глаза восхищаются ослепительно мигающими огнями. Я слышу суматоху на небольшой горке справа от нас, которая сопровождается криками развлекающихся, когда они несутся вниз. Вокруг много маленьких детей, блуждающих с ошеломлёнными взглядами, сжимающих в одной руке шары, а в другой — руки родителей; их волнение и удивление ощутимы. На стендах игровых площадок чинно висят мягкие игрушки, гарантированно бросаясь детишкам в глаза. Рука об руку гуляют подростки, не особо впечатляясь тем, что они на карнавале, скорее, радуясь, что развлекаются одни, без родителей. Не могу сдержать улыбку, потому что, несмотря на взрослость, тоже радуюсь, что пришла в парк аттракционов — в их возрасте я не бывала на ярмарке.

— С чего начнём? — спрашивает Колтон, пока мы лениво прохаживаемся, взявшись за руки, улыбаясь и вежливо отказываясь от предложений «выиграть приз».

— Сначала катания на горках, — решаю я, оглядываясь. — Правда, не знаю, какую выбрать первой.

— Ты — моя родственная душа! — похлопывает он свободной рукой себя по груди, улыбаясь мне.

— Адреналиновый наркоман! — говорю я ему, пихая его бедро своим.

— Чертовски верно! — смеётся он, пока мы подходим к аттракциону, вывеска которого гласит «Гоночная аллея». — Так которая, Райли?

Размышляю, замечая, что на нас уставились несколько женщин. Сначала я волнуюсь, что они узнают Колтона, но потом понимаю, что они, вероятно, смотрят на мужчину рядом со мной с чисто женским удовлетворением.

— Хммм, — я рассматриваю горки, желая отдать предпочтение какой-нибудь давно любимой. Указываю на ту, что ближе к нам. — Мне она нравилась, когда я была ребёнком!

— Старый добрый Tilt-A-Whirl (прим. — аттракцион, на котором вы садитесь в кабинки в форме ракушек, которые наклоняются и вращаются вокруг своей оси, в то же время едут по кругу), — смеётся Колтон и тянет меня в сторону. — Давай уже, пойдём, — его энтузиазм покоряет. Мужчина, который гоняет по треку со скоростью не одна сотня миль в час, тусуется со звёздами Голливуда, и мог бы в этот момент быть в каком-нибудь высококлассном месте, в восторге от катания на обычном аттракционе. Со мной. Я должна ущипнуть себя.

Мы встаём в очередь. Он мягко толкает меня в плечо:

— Расскажи мне больше о себе, Райли.

— Это собеседование — часть свидания? — игриво дразню я его. — Что ты хочешь знать?

— Какова твоя история? Откуда ты родом? Какая у тебя семья? Каковы твои тайные пороки? — вызывает он меня на откровенность, беря за руку и поднося её к губам. Незамысловатый признак привязанности просачивается сквозь защитную стену вокруг моего сердца.

— Все пикантные подробности, да?

— Ага, — его лицо освещает усмешка, и он тянет меня к себе, чтобы небрежно положить руку на мое плечо. — Расскажи мне все.

— Ну, я выросла в типичной семье среднего класса в Сан-Диего. Моя мама владеет фирмой по дизайну интерьера, а отец восстанавливает старинные памятные вещи.

— Очень круто! — восклицает Колтон, а я тянусь, чтобы соединить свою руку с его рукой, которая небрежно покоится на моём плече. — Какие они?

— Мои родители? — Он кивает. Его вопрос удивляет меня, потому что он вне просто поверхностного интереса. Как будто Колтон действительно хочет меня узнать. — Мой папа — человек А-типа (прим. — ориентирован на успех), у него всё упорядочено, в то время как моя мама очень творческая личность. Свободная духом. Противоположности притягиваются. Мы очень близки. Их весьма расстроил тот факт, что после колледжа я решила остаться в Лос-Анджелесе, — пожимаю плечами. — Они замечательные, просто слишком беспокоятся. Знаешь, типичные родители, — мы немного продвигаемся в очереди, пока одни люди покидают вагонетки, а другие их заполняют. — Мне очень повезло с ними, — признаюсь я, чувствуя укол тоски, потому что не видела родителей уже несколько недель.

— А братья или сёстры? — спрашивает Колтон, перебирая мои пальцы в своей руке.

— У меня есть старший брат. Таннер, — мысль о нем заставляет меня улыбаться. Колтон слышит в моём голосе почтение, когда я говорю о моем брате, и мягко улыбается мне в ответ. — Он много путешествует. Никогда не знаешь, где он будет через неделю. Он корреспондент Associated Press⁶ на Ближнем Востоке.

Он замечает мой наморщившийся лоб:

— Не самая безопасная нынче работа. Похоже, ты сильно волнуешься.

Я прислоняюсь к нему:

— Да, но он занимается тем, что любит.

— Определённо, я его понимаю, — мы снова продвигаемся вперёд. — Как думаешь? Сейчас наша очередь?

Я делаю шаг, вставая перед Колтоном, поднимаюсь на цыпочки и оглядываю поток людей перед нами. Сквозь меня проходит лёгкий трепет, когда его руки оказываются по обеим сторонам моего туловища, в месте, где талия переходит в бёдра. Я задерживаюсь в таком положении немного дольше необходимого, потому что не хочу, чтобы эти руки исчезли.

— Хм, думаю, в следующий заход, — говорю я, опускаясь.

Вместо того чтобы убрать руки, Колтон оборачивает их вокруг меня и укладывает на моё плечо свой подбородок. Я погружаюсь в него, своей мягкостью против его стали, и на мгновение прикрываю глаза, впитывая ощущение от его присутствия.

— Итак, закончи рассказывать о себе, — мурлычет он мне на ухо, его лёгкая небритость трётся об изгиб моей шеи.

— Да больше особенно не о чем рассказывать, — тихонько пожимаю плечами, не желая, чтобы он отодвинулся. — Много участвовала в спортивных состязаниях, пока училась в школе. Поступила в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Познакомилась с Хэдди, когда она стала моей соседкой по комнате. Четыре года спустя специализировалась по психологии несовершеннолетних в области социальной работы. Получила работу и занимаюсь этим до сих пор. Всё достаточно обыденно.

— Нормальная жизнь — не обыденна, — поправляет он меня. — Нормальная жизнь — желательна.

Я собираюсь спросить его, что он подразумевает под своим комментарием, но тут мы продвигаемся ещё и подходим к изогнутой поверхности горки. Проскальзываем в вагонетку, опускаем поручень безопасности и ждём, когда заполнятся остальные места.

Рука Колтона скользит вдоль моей спины, обвивая меня, и затем он продолжает:

— Так что насчёт пороков? Чего ты жаждешь?

Помимо тебя? Эти слова почти вырываются из моего рта, но я вовремя ловлю их, пока не поздно. Смотрю на него, скосив глаза, пока думаю.

— Только не смейся, — предупреждаю его.

Колтон хохочет:

— Теперь мне стало очень любопытно.

— Ну, кроме обычных женских слабостей, вина, конфет Hershey kisses, мятного мороженого с шоколадной крошкой, — я делаю паузу, якобы размышляя, уголки моего рта ползут вверх, — я должна назвать музыку, — он удивлённо задирает брови. — Не вполне скандально, я знаю.

— Какую музыку?

Пожимаю плечами:

— На самом деле, всякую. Зависит от настроения.

— Что ты слушаешь, когда это очень нужно?

— Мне стыдно об этом говорить, — закрываю я лицо ладонью в притворном смущении, — но обычно это Top 40, ширпотребная попса.

— Нет! — в притворном ужасе восклицает Колтон, громко смеясь. — О, боже, только не говори, что тебе нравятся бойз-бэнды, — саркастически иронизирует он. Как только я начинаю взирать на него с самодовольной улыбкой, он начинает хихикать. — Вы с моей сестрой прекрасно поладите. Я вынужден был слушать это дерьмо всё время, пока рос.

Он планирует познакомить меня со своей сестрой? Я быстро стираю с лица изумлённое выражение и продолжаю:

— Должно быть, у нее отличный музыкальный вкус! — разыгрываю я его. — Эй, я живу в доме, полном подростков, и слушаю все треки Top 40 целый день!

— Хорошая попытка, но ничто не оправдает симпатии к мальчиковым группам, Райли.

— Говоришь, как истинный парень!

— Ты бы предпочла, чтобы я был кем-то ещё? — спрашивает он, постукивая пальцем по кончику моего носа, пока я хохочу, отрицательно мотая головой.

Он наклоняется вперед и оглядывает путь перед нами, чтобы понять, когда мы стартуем.

— Сейчас поедем.

От меня не ускользнуло, что весь наш разговор был обо мне. Я только собираюсь поразмышлять об этом, как наша вагонетка трогается, и начинает крутиться, поворачивать и вращаться неописуемыми кругами. Меня откидывает от Колтона, и он обхватывает меня рукой, притягивая к себе и крепко держа.

От стремительной езды он истерически смеётся, и для повышения остроты ощущений я советую ему закрыть глаза. Клянусь, что слышала, как он говорит, что после покажет мне кое-что покруче, но отвлекаюсь от выяснения подробностей, потому что как только начинаю спрашивать, поездка заканчивается.

Мы с Колтоном покатались на чайных чашках, качелях, украдкой поцеловались на аллее влюбленных в Весёлом доме, высоко поднимали руки над головами, резко падая с американских горок, и болтались туда-сюда на «Драконовом корабле».

Мы сходим с очередного аттракциона свободного падения, после того как наши желудки поднимались к горлу, и Колтон заявляет, что хочет пить.

Идём к продовольственной палатке, покупаем два напитка и большой ком сладкой ваты. Колтон очень серьёзно на меня смотрит:

— Ни один праздник не будет совершенен, если ты не объешься до дурноты чистой благодатью сахарной ваты, — его улыбка — это улыбка озорного маленького мальчика, и от неё моё сердце просто тает.

Я смеюсь над ним, пока мы идём к ближайшей скамейке. Мы почти доходим до неё, когда сзади раздаётся голос:

— Простите?

Мы поворачиваемся и видим женщину средних лет.

— Да? — спрашиваю я, но очевидно, что я её вообще не интересую — её глаза прикованы к Колтону.

— Прошу прощения за беспокойство, но мы с друзьями поспорили… вы Колтон Донован?

Я чувствую, как сжимается на моей талии рука Колтона, но его лицо остается бесстрастным. Он смотрит на меня, потом на женщину перед нами, и по его лицу расползается медленная улыбка.

— Лестно, что вы так подумали, мэм, но мне жаль вас разочаровывать. На самом деле, мне часто так говорят, — лицо женщины удручённо вытягивается. — Хотя, спасибо за комплемент. Меня зовут Ас Томас, — импровизирует Колтон, протягивая руку женщине для пожатия. Смесь моего для него прозвища и моей фамилии заставляет меня мягко улыбнуться той мысли, что он думает о нас как о двух близких людях. Связанных.

Она неохотно пожимает ему руку, бормоча «приятно познакомиться», неловко чувствуя себя от своего вторжения, потом быстро поворачивается и идёт обратно к своим друзьям.

— Мне тоже очень приятно, мэм, — вслед ей отвечает Колтон, его плечи расслабляются, когда мы поворачиваемся к ним спиной и продолжаем свой путь к скамейке. Он тихо облегчённо выдыхает. — Ненавижу это делать. Так врать, — поясняет он. — Просто если узнаёт хоть один человек, дальше всё катится как снежный ком. Появляются снимки с телефонов и посты в «Фейсбук», и не успеешь опомниться, как мы будем окружены толпой папарацци, и мне придётся весь вечер общаться с незнакомцами, нежели уделять внимание тебе.

Его рассуждение застаёт меня врасплох, и мне льстит, что он облекает это в такую форму.

— Это моя жизнь, — не оправдывается, а объясняет он, — по большей части. Я по умолчанию вырос в известной семье, к тому же, сам сделал выбор, чтобы быть публичной персоной. Я принимаю факт, что собираюсь быть сопровождаемым и сфотографированным, и преследуемым ради автографов. Я свыкся с этим, — говорит он, садясь на скамью около меня, — и я не возражаю против этого, действительно. То есть, я не жалуюсь. Я обычно очень любезен, особенно когда дело доходит до детей. Но иногда, как сегодня вечером, я просто… — он поглубже натягивает бейсболку, — не хочу быть узнанным. — Он наклоняется вперёд, поворачивая голову так, что козырёк его кепки задевает мой лоб, и говорит, — хочу, чтобы были только ты и я, — склоняясь ко мне, он прижимается к моим губам кратким, но нежным поцелуем, подчёркивая свои последние слова.

Я слегка отстраняюсь и робко улыбаюсь, поднимая руку к его затылку, чтобы лениво перебирать его выбившиеся из бейсболки кудри. Несколько минут мы пристально смотрим друг на друга, обмениваясь невысказанными чувствами: жажда, желание, удовольствие, игривость и наша сочетаемость. Моя усмешка становится шире:

— Ас Томас, неужели?

Он возвращает мне усмешку, вокруг его глаз образуются морщинки:

— Это первое, что пришло мне в голову, — пожимает он плечами, поднимая брови. — Если бы я помедлил, она поняла бы, что я вру.

— Точно, — уступаю я, взяв щепотку сладкой ваты, которую протягивает мне Колтон. — Боже мой, эта штука — самая сладкая из всех!

— Я знаю. Чистый сахар, — хихикает он, выпучивая на меня глаза. — Вот почему она такая чертовски классная! — он смотрит на горки. — Эх, когда я был ребёнком, после… — он делает паузу, затем тихо продолжает, — после того, как я познакомился со своими родителями, они баловали меня, таская на бейсбол. Я так хреново себя чувствовал, объевшись этой фигни, — уголки его губ приподнимаются, и от воспоминаний на его лице мелькает тень улыбки. Ничего не могу с собой поделать — мне очень хочется узнать, какой была его жизнь до того, как он встретил своих приёмных родителей.

Мы погружаемся в приятную тишину, наблюдая за аттракционами и людьми вокруг нас, небольшими щепотками поглощая сахарную вату. Я действительно наслаждаюсь, проводя время с Колтоном. Он внимательный и интересный, и, кажется, как будто действительно заинтересован во мне как в личности.

Полагаю, я ожидала более поверхностного дай-я-тебя-узнаю отношения, и то, что я ошиблась, является для меня долгожданным знанием.

Колтон тянется пожать моё колено, обращая внимание на последнюю горку, которую мы не посетили:

— Ты готова покорить Молнию, Райлс?

При мысли о маленькой закрытой кабинке, бесконечно кувыркающейся почти в свободном падении, я бледнею. Её трясёт, швыряет вперёд и назад, пока ты заключён в ней. Я шумно сглатываю:

— Ещё нет, — отрицательно трясу головой.

— Пойдём, прошвырнёмся, — шутливо настаивает он.

От попытки представить себя на этом аттракционе я чувствую надвигающуюся клаустрофобию, повожу плечами, чтобы избавиться от этого призрачного ощущения.

— Прости. Не могу, — мямлю я, ощущая, как весь организм накрывает жар от смущения. — Я страдаю сильными приступами клаустрофобии, — поясняю, убирая с лица волосы.

— Я заметил, — говорит он с усмешкой. Когда я вопросительно поднимаю бровь, он продолжает, — Помнишь? Каморка для хранения? За кулисами? — напоминает он с наводящей ухмылкой на лице.

— О. Да, — уязвлённая памятью о тех моих действиях, чувствую, как пылают от его комментария щёки. — Как я могу забыть?

— Так было всегда, или это твой брат в детстве запер тебя в чулане и забыл? — выговаривает он, довольно смеясь от этой мысли.

— Ха-ха, — качаю я головой и быстро отворачиваюсь, надеясь, что он не увидит слёзы, мгновенно наполняющие глаза от воскресших воспоминаний. Тянусь привычно покрутить кольцо, и обнаруживаю это место пустым. Дрожащим голосом выдыхаю, прикрывая на мгновение глаза, чтобы совладать с эмоциями, которые, кажется, готовы вырваться наружу. Злюсь на себя за то, что позволила какой-то ничтожной горке спровоцировать такую сильную реакцию.

Как только он замечает моё состояние, его смех резко прерывается; Колтон кладёт мне на плечо руку, притягивая к себе:

— Эй, прости, Райли. Я не имел в виду…

— Нет, всё нормально, — трясу головой, уклоняясь от его рук, спасаясь от его тепла, испытывая неловкость от своей реакции. — Нет необходимости извиняться. Это я должна просить прощения. — Он кивает, принимая мой ответ, его глаза умоляют рассказать мне больше. — Я… мм… пару лет назад попала в серьёзную автокатастрофу… Некоторое время была в ловушке, не могла выбраться, — качаю головой, отгоняя яркие воспоминания. — С тех пор не могу находиться в небольших замкнутых помещениях. Чувствую себя захваченной.

Колтон кладёт руку мне на спину, успокаивающе поглаживая вверх-вниз.

— Те шрамы? — спрашивает он.

— Угу, — отвечаю я, всё ещё пытаясь восстановить свой голос.

— Но сейчас ты полностью здорова? — его голос наполняет настоящая обеспокоенность, заставляя меня оглянуться на него и улыбнуться.

— Физически — да, — произношу, откидываясь назад, в его комфортное тепло, укладываясь спиной на его торс; его рука машинально оборачивается вокруг меня. — Эмоционально, — я вздыхаю, — было время и получше. Я говорила тебе, Колтон, у меня достаточно багажа за спиной.

Он целует меня в голову, держит меня, не отрывая губ. Я буквально слышу в нашей тишине вопросы, которые он хочет задать. Что произошло, и насколько ужасно это было? Почему у несчастного случая такие последствия, что заставляют меня бежать от него? Я не хочу омрачать вечер грустью, поэтому отщипываю кусочек сладкой ваты и поворачиваюсь к Колтону таким образом, что оказываюсь прижатой к нему, моё согнутое колено покоится на его бедре. Я машу ватой перед его лицом.

— Насколько сладко тебе нравится, Ас? — флиртую я, облизывая нижнюю губу, а затем провокационно кладу вату между своих губ.

Он склоняется ко мне, его глаза стремительно темнеют, на губах играет непристойная улыбка.

— О, милая, твой вкус достаточно сладок, — он поглощает вату, зажатую у меня во рту, и целенаправленно цепляет мою нижнюю губу, потянув за неё. Укол боли в ту же секунду зализывается языком. Тихий стон удовольствия, исходящий из его горла, заводит меня. Вызывает желание выпить его до дна. Прямо здесь. Прямо сейчас.

— Мне, определённо, нравится этот вкус, — бормочет он мне в рот. — Нам только, возможно, надо попридержать коней и согласиться отложить это на попозже, — он лениво потирается губами о мои губы, — на тот случай, если тебе нужно немного подсластителя после того, как я запачкал тебя, — губами ощущаю, как его рот изгибается в улыбке. Его соблазняющие слова заставляют низ моего живота сладко и тяжело запульсировать. Обещание большего — кончить вместе с ним — делает меня влажной и превращает мою мягкую боль в тлеющий ожог.

Я вздыхаю против его губ, полностью околдованная и целиком очарованная им. Прислоняюсь лбом к его лбу, беру паузу, чтобы успокоить переполненное бушующими переживаниями нутро.

— Так, — говорит Колтон, отстраняясь и мягко целуя меня в лоб, и затем продолжает. — Есть две вещи, которые мы обязаны сделать, прежде чем уйти.

Он поднимается со скамейки, засовывая пакет со сладкой ватой подмышку, глядя на него с ухмылкой, потом хватает меня за руку и тянет, поднимая на ноги.

— О, правда? И что это может быть?

— Мы должны прокатиться на колесе обозрения, — вещает он, игриво похлопывая меня по заднице, — и я просто обязан выиграть для тебя мягкую игрушку.

Я громко смеюсь, в то время как мы направляемся к колесу. Очередь к нему короткая, и мы праздно болтаем, удивляясь тому, как много у нас общего, несмотря на происхождение из таких разных семей. Насколько схожи наши симпатии и антипатии. Одни и те же предпочтения в кино и в телепрограммах.

Мы входим в кабинку, и поручень безопасности опускается на наши колени. Колесо медленно вращается, Колтон закидывает руку мне на плечо.

— Так ты не закончила рассказывать мне о себе.

— Что такое? — смеюсь я. — Думаешь, я не заметила, что ты сегодня ещё не был предметом для разговора?

— Я следующий, — обещает он, целуя меня в висок, когда я прижимаюсь к его теплу и безопасности его рук, пока мы поднимаемся всё выше. Он обращает внимание на человека, жонглирующего шариками.

— Скажи мне, Райли, каким ты видишь своё будущее? Красивый муж, два с половиной ребенка и белый забор?

— Ммм, может быть. Однажды. Но муж должен быть горячим и милым, — я преувеличенно громко смеюсь. — И без детей.

Чувствую, как напрягается от моих слов его тело, его молчание оглушительно, прежде чем он реагирует:

— Это сюрприз для меня. Ты любишь детей. Работаешь с ними каждый день. Неужели ты не хочешь завести своих? — Я слышу в его голосе замешательство, чувствую, как движется у моей макушки его челюсть, упираясь в неё.

— Посмотрим, что приготовит мне судьба, — отвечаю я, надеясь, что он удовлетворится моим ответом, и не станет допытываться дальше.

— Смотри! — я указываю на горизонт, где верхняя часть полной луны только поднимается над холмами, радуясь, что у меня появилась причина сменить тему. — Так красиво!

— Хм-хм, — бормочет он, пока мы сидим и наблюдаем её восхождение. — Знаешь, какое есть правило, когда, катаясь на колесе обозрения, ты достигаешь высшей точки?

— Нет. Какое? — Поворачиваюсь я к нему, слегка отстраняясь от тепла его рук.

— Такое, — отвечает он, накрывая мой рот своим, а рукой зарываясь в мои волосы. Голод в его поцелуе так ощутим, что на время я теряю себя в нём. Его язык проскальзывает мимо моих губ, по пути обольстительно их облизывая. Я полна ощущений: тихий шорох колеса, горячее тепло кончиков его пальцев, шёпот на моей щеке, сладкий вкус сахарной ваты на его языке, моё затихающее имя на его губах. Мы медленно опускаемся вместе с колесом, и, осознав это, отрываемся друг от друга, огонь, бушующий между нами, отступает.

— Милостивый Иисус, — потешаясь, ворчит Колтон, ёрзая на сиденье, чтобы шов на джинсах не давил на его возбуждённую промежность. — Я реагирую на тебя, как чёртов подросток, — он качает головой, его накрывает смущение.

— Да ладно, Ас, — говорю я, моё эго очень довольно его комментарием и тем, как я на него влияю. — Ты должен мне игрушку.

Спустя тридцать минут и несколько пройденных игр, с ноющими от смеха боками, благодаря игривым шуточкам Колтона, я становлюсь гордой владелицей огромной и очень ассиметричной плюшевой собаки. Я прислоняюсь к углу одного из зданий на территории ярмарки, согнув колено, ступнёй одной ноги упираясь в стену, а на моём бедре покоится мой новый заветный приз. Я наблюдаю за тем, как Колтон доигрывает в последнюю игру, берёт маленький приз, который он только что выиграл, и вручает его маленькому мальчику, стоящему рядом с ним у стенда. Он треплет пацана по голове и улыбается его маме, прежде чем направиться ко мне. Его тугие мышцы перекатываются под футболкой, пока он движется, и всё его тело кричит, что оно создано для греха. Я не могу оторвать от него глаз. Я вижу, что не одна я не могу — мама мальчика смотрит вслед уходящему Колтону с благодарностью во взгляде.

— Тебе весело? — спрашивает он, приближаясь ко мне, и дёргает собачье ухо. Я глупо ему усмехаюсь. Как будто есть смысл спрашивать. Я же с ним?

Он тянется и ведёт кончиком пальца по моей щеке.

— Я люблю твою улыбку, Райли. Ту, которая прямо сейчас на твоём лице, — он обхватывает ладонью мою шею сзади, большим пальцем проводя по нижней губе. Его прозрачные глаза изучают мои и что-то в них выискивают. — Ты выглядишь такой беззаботной и радостной. Такой красивой.

Я склоняю голову, мои губы прощально касаются его пальца.

— В отличие от тебя? — спрашиваю я. Он вопросительно выгибает брови. — Когда улыбаешься ты, твоё лицо кричит о проказах и неприятностях, — и о горе, мысленно добавляю я.

Я качаю головой, когда улыбка, которую я только что описала, появляется на его лице. Провожу свободной рукой по его груди, довольная шипением, сопровождающим его дыхание, в ответ на моё прикосновение, и вижу огонь, пляшущий в его глазах; и это выражение «я типичный плохой парень» написано на нём большими буквами.

Его улыбка становится шире:

— Плохой мальчик, да?

Прямо сейчас, в этот момент, понимаю — нет такого варианта, что я когда-нибудь буду в состоянии противостоять ему — с его взъерошенными волосами, изумрудными глазами, и этой улыбкой. Смотрю на него из-под ресниц, прикусив нижнюю губу.

— А ты из тех девочек, которым нравятся плохие мальчики, Райли? — спрашивает Колтон низким хриплым голосом, в котором сквозит желание, его губы в сантиметрах от моих, глаза горят решимостью.

— Неа, — шепчу я, едва имея достаточно самообладания, чтобы выговорить это вслух.

— А ты знаешь, что нравится плохим мальчикам? — он кладёт руку мне на поясницу, с силой прижимая к себе. Горячие вспышки удовольствия взрываются в каждой точке, в которой соединяются наши тела.

О, боже! Его прикосновения. Твёрдое тело, прижатое к моему, вызывает жгучую потребность в том, чего я не должна желать. Не должна хотеть от него. Но у меня больше нет сил с ним бороться. Я рвано втягиваю воздух, не доверяя собственным голосовым связкам.

— Нет, — всё, что получается сказать в ответ.

И после следующего вздоха Колтон сокрушает мой рот иссушающим жаром поцелуем, окрашенным почти насильственным желанием. Он целует меня так, будто мы в одиночестве в его комнате. Его руки проходятся по всей длине моего тела, порхают на шее, берут в чашу ладоней лицо, пока он медленно ослабляет интенсивность поцелуя.

В качестве завершающего штриха Колтон оставляет лёгкий поцелуй на кончике моего носа, затем отклоняется; дьявольский взгляд всё ещё тлеет в его глазах.

— Итак, нам плохим мальчикам, — продолжает он, в то время как моя голова всё ещё кружится, — нам нравится, — он наклоняется, его губы у моего уха, тепло дыхания щекочет кожу. Думаю, сейчас он собирается сказать мне что-то эротическое. Что-нибудь шаловливое, что он хочет со мной сделать, и от затянувшейся паузы я зависаю в раздумье, — ужинать!

Я откидываю голову и громко хохочу, рукой на его груди отодвигая его от себя. Он смеётся вместе со мной, забирая у меня из рук плюшевую собаку.

— Попалась! — восклицает он, хватая меня за руку, и мы покидаем ярмарку.

Мы пробираемся к машине, болтая ни о чём, затем выезжаем с парковки. Пока мы едем, Колтон включает радио, я тихонько ему подпеваю.

— Тебе действительно нравится музыка, да?

Я улыбаюсь ему, продолжая петь.

— Ты знаешь слова каждой звучавшей сейчас песни.

— Это — моя незамысловатая форма терапии, — отвечаю я, регулируя ремень безопасности так, чтобы повернуться и смотреть ему в лицо.

— Свидание было настолько плохим, что тебе уже нужна терапия? — острит он.

— Прекрати! — я смеюсь его шутке. — Я серьёзно. У музыки лечебный эффект.

— Как это? — спрашивает он; его лицо сосредоточено, потому что мы выехали на оживлённую I-10.

— Мелодия, слова, чувства, которые за всем этим скрываются — так просто всего не передать, — я пожимаю плечами. — Не знаю. Полагаю, иногда музыка говорит о моих чувствах лучше, чем я сама. Может быть, когда я пою, всё, о чём трусила сказать кому-то, я опосредованно могу сказать в песне. Думаю, для меня это лучший способ описать что-либо, — по моим щекам ползёт румянец, потому что я чувствую себя глупо, что не в состоянии объяснить лучше.

— Не смущайся, — говорит он мне, протягивая руку и располагая её на моём колене. — Я улавливаю суть. Понимаю, что ты пытаешься мне сказать.

Я собираю воображаемые ворсинки с моих джинсов, — это моя нервная привычка, когда я попадаю в неловкую ситуацию. Тихо смеюсь:

— После аварии, — и шумно сглатываю, в шоке от того, что мне настолько комфортно с Колтоном, что я добровольно делюсь с ним этой информацией. Это та часть моей истории, о которой я редко говорю, — это помогло мне. Когда я выписалась из больницы и вернулась домой, бедная Хэдди так устала слышать одни и те же песни много раз, что угрожала выбросить мой iPod в мусоропровод, — я улыбаюсь, вспоминая, как серьёзно она была настроена. Насколько была сыта по горло прослушиванием Matchbox Twenty. — Я использую это и сейчас, с детьми. Когда они только попадают к нам, или если им нелегко справляться с ситуацией, или если они не могут свободно рассказывать о своих переживаниях, мы помогаем им, используя музыку, — я пожимаю плечами. — Знаю, звучит не слишком научно, но это работает.

С абсолютной искренностью Колтон смотрит мне в глаза и спрашивает:

— Ты ведь действительно любишь своих воспитанников, да?

Я отвечаю без колебаний:

— Всем своим сердцем.

— Им очень повезло, что за них борешься ты. Этот тяжёлый для ребёнка путь должен прерываться. Он легко уничтожает, — Колтон качает головой, замолкая. Я чувствую, как он погружается в какие-то непостижимые воспоминания, и от него исходит печаль. Я кладу руку поверх его ладони на моём колене, и ободряюще сжимаю её пальцами. Что произошло с этим красивым мужчиной, который всего минуту назад был игрив и сексуален, а в следующую уже тих и задумчив? Что вмещает в себя этот населённый призраками взгляд пронзительных зеленых глаз? Что прошлое дало ему, какой жестокий стимул заставил выбрать свой путь, добиваться успеха любой ценой?

— Хочешь, поговорим об этом? — тихо спрашиваю я, боясь выглядеть излишне любопытной, но желая, чтобы он поделился тем глубинным тёмным секретом, который имеет над ним такую власть. Мы как будто играем в Ану и Кристиана (прим. перев. персонажи романа «50 оттенков серого»).

Он громко вздыхает, тишина в машине разрастается. Я украдкой бросаю на него быстрый взгляд и вижу напряжение, запечатленное в линиях вокруг его рта. Огни проезжающих мимо автомобилей отбрасывают тени на его лицо, заставляя его казаться еще более неприкосновенным, далёким, каким я сейчас его ощущаю, несмотря на его непосредственную близость. Я очень сожалею, что задала свой вопрос. Опасаюсь, что ещё глубже погрузила его в воспоминания.

Колтон вынимает свою руку из моей, снимая бейсболку и забрасывая её на заднее сиденье, затем резко взлохмачивает свою шевелюру. Мышцы под подбородком сокращаются, когда он в задумчивости сжимает и разжимает челюсти.

— Чёрт, Райли, — и, когда салон снова погружается в тишину, я думаю, что это всё, что услышу в ответ. В конце концов, он продолжает. — Я не… — снова останавливается, машина выезжает на шоссе. Я вижу, как плотно, обеими руками он вцепляется в руль. — Я не должен преследовать тебя своими демонами, Рай. Заполнять твою головку дерьмом — заветной мечтой любого психолога. Дать тебе в руки боезапас — чтобы препарировать мою сущность и кинуть её мне обратно в лицо, когда во всём, что я сделаю — или скажу — я облажаюсь.

Я тут же обращаю внимание, что слышу в его заявлении «когда», а не «если». В нём укоренилась мысль, что он — неудачник. Переживание в его словах ударило меня сильнее, чем обвинение в бесчувственности, которое он выплюнул в мою сторону. Мой многолетний опыт говорит мне, что он до сих пор страдает, по-прежнему сталкивается с тем, что случилось много лет назад.

Мы останавливаемся на светофоре, и Колтон обеими руками трёт лицо:

— Послушай, прости. Я…

— Не нужно извиняться, Колтон, — я тянусь к нему и сжимаю его плечо. — Совершенно не нужно.

На мгновение он прикрывает глаза и опускает голову, потом поднимает голову и открывает глаза. Бросает на меня взгляд, на лице сдержанная улыбка, в глазах — печаль, и бормочет:

— Спасибо.

Окидывает глазами дорогу и, дождавшись зелёного сигнала светофора, давит на газ.