Управляемые

17 глава

— Что у тебя за татуировки?

Колтон смотрит на меня, поворачивается и поднимает руку над головой так, чтобы я могла разглядеть рисунки:

— Это кельтские узлы.

— И что они означают?

— Ничего, на самом деле, — грубовато отвечает он, открывая почти пустой, как я успела заметить, холодильник, и берет оттуда пиво.

— Да ладно, колись, — понукаю я его, любопытствуя, почему он вдруг игнорирует мой вопрос, хотя весь вечер вёл себя прямо противоположно. Колтон протягивает мне пиво, а я отрицательно качаю головой в ответ. — Ты не похож на парня, который будет помечать себя тату без причины или без определенного смысла.

Я прислоняюсь к столешнице, стоя перед ним только в кофточке и трусиках, пока Колтон делает большой глоток пива, его взгляд из-под донышка бутылки встречается с моим. Он пробегается глазами по моим голым ногам и возвращает свой взгляд к моему лицу.

— Узлы означают разное, — он снова поднимает руку, чтобы мне было лучше видно, когда я подхожу ближе, и показывает на самую верхнюю тату, чуть ниже своей подмышки. — Этот служит средством для преодоления всяких жизненных невзгод, — Колтон переходит к следующей. — Это — символ принятия. Следующий — исцеление. Последний — месть, — он медленно поднимает потемневшие глаза и вглядывается в моё лицо, ожидая реакции. Ожидая от меня правомерного вопроса: зачем ему понадобились принятие, исцеление и месть. Мы тихо стоим, пока он не вздыхает, качая головой, не веря, что так много сказал мне.

Я делаю к нему шаг, осторожно протягивая руку, и пробегаю пальцами по четырём знакам на его теле; их значение отдаётся во мне, так или иначе, демонстрируя, что они — своеобразная метка истории его жизни, и то, на каком он этапе в своем нынешнем состоянии борьбы с ней. Колтон вздрагивает от моего прикосновения.

— Они подходят тебе, — шепчу я, пытаясь донести до него, что понимаю это сочетание эмоций. — Ты сделал их все сразу? Почему три цветные, а четвертая — нет?

Он отстранённо пожимает плечами, закрываясь от меня, и делает ещё один глоток пива.

— Нет, — это весь его ответ, и его тон говорит мне, что дискуссия по этому вопросу закончена. Интересно, Колтон закрашивает тату, как только решается проблема из его прошлого? В таком случае, месть мне особенно любопытна.

— Значит, ты ирландец?

— Так говорит мой папа.

Мистер Общительность. Думаю, в этот вечер Колтон больше не скажет о себе ни слова. Воображаемый переключатель щёлкнул, и я снова пытаюсь уловить его переменчивое как ртуть настроение.

Что теперь? Он отвезёт меня домой? Или мне остаться на ночь? Или поймать такси? Выбитая из колеи неопределённостью, я подбираю джинсы и натягиваю их, изо всех сил стараясь сохранить равновесие, когда моя лодыжка запутывается в штанине. Я ощущаю жар его пристального взгляда, когда он наблюдает за мной, хоть и не смею взглянуть на него из-за своего грандиозного замешательства.

— Итак, Колтон… — закончив застёгивать штаны, я поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как он изучает меня, как я и ожидала, с иронической ухмылкой на лице и поднятыми бровями. Он наверняка подкован, как действовать в таких случаях, я же совершенно нет. Мои щёки пылают. Я судорожно ищу тему для разговора, которая бы уменьшила моё беспокойство, пока он не прояснит свои планы насчёт моего здесь присутствия. — Мои мальчики действительно надеются прийти на трек, когда ты будешь готовиться к гонкам. — Он фыркает, качая головой, подавляя смешок. — Что? — спрашиваю я, смущённая его реакцией на такой, казалось бы, вовсе не забавный комментарий.

— А теперь поговорим о делах, ага? — Я осторожно слежу за тем, как он идёт ко мне, опасаясь хищного выражения в его глазах. — Как случилось, что десять минут назад ты была подо мной, нагая и послушная, а теперь нервничаешь и чувствуешь себя неловко, просто находясь в одном помещении со мной? — Вероятно, потому, что ты доминируешь над любым пространством, которое занимаешь. Колтон тянется, прихватывая один из моих локонов. Его изумрудные глаза темнеют, пока он наблюдает за мной. — Неужели я такой страшный, Райли?

Дерьмо. Мне необходимо поработать над умением скрывать свои чувства.

— Я не нервничаю, — мой сверхрешительный ответ подло предаёт меня, доказывая прямо противоположное.

— Ох, Райли, как невежливо врать, когда часть меня до сих пор находится в тебе.

Мой румянец уже цвета свёклы. Ну, раз он признаёт это…

— Я не вру. Я только хотела… ну… э-э… уточнить дату, чтобы сказать мальчикам, когда я могу их привести.

Колтон поднимает брови с понимающей улыбкой на губах. Из меня отвратительный лжец, и этот парень видит меня насквозь.

— Какое подходящее время для уточнения даты, — ухмыляется он. — Ладно, — он протягивает руку, обхватывая ладонью мою шею, и оставляет на моих губах нежный поцелуй, — мой ежедневник дома. Я пришлю тебе своё расписание.

Я открываю глаза, отвлекаясь от поцелуя, потому что до меня доходит смысл его слов. Что? Я чувствую, как напрягается его тело, как только он понимает, что только что сказал. Я что-то не поняла? Поднимаю глаза, и он отодвигается от меня на один осторожный шаг. Его лицо непроницаемо.

— Это не твой дом? — Я ошарашено трясу головой. — Я что-то упускаю?

Колтон проводит рукой по волосам, громко выдохнув.

— Это место принадлежит мне. Я просто не часто здесь бываю.

Выражение его лица сдержанное, замкнутое, вокруг рта напряжённые морщины. Его беспокойство расстраивает меня.

— Ой. Ладно. Где еще ты… — и тут я понимаю. Не сразу подобранный ко входной двери ключ. Возня с кодом от сигнализации. Бесполезные поиски чего-то в кухонных шкафах. Пустой холодильник. Слова Колтона о том, что не надо было меня сюда приводить. Как я могла быть такой наивной? Я поднимаю глаза, чтобы встретиться со взглядом Колтона, и он понимает, что теперь я в курсе. На его лице всё написано. Я пытаюсь проглотить застрявший в горле ком.

— Значит, этот дом принадлежит тебе, но это не место, где ты живёшь, — я медленно проговариваю каждое слово. — Это место, куда ты приводишь своих девушек, эскорт, или как ты там их называешь, чтобы потрахаться, — я давлюсь последним словом. — Да?

— Это не совсем так, — его голос сдержанный. Жалкий.

Я фыркаю в ответ на его слова.

— Тогда какого хрена, Колтон? Я думаю, мне требуется немного ясности в данной ситуации, потому что во мне ещё есть часть тебя, как ты столь любезно мне напомнил. Ты говоришь о доме или о наших с тобой отношениях?

Он просто смотрит на меня взглядом побитого щенка.

— О нас с тобой, — выдыхает он.

Я выхожу из зоны кухни, сутуля плечи, нуждаясь в некоторой дистанции от него. От взгляда в его глазах. Почему я, мать его, чувствую себя виноватой из-за этого взгляда, хотя не сделала ничего плохого? Ерунда какая-то. Я выхожу в гостиную, чтобы он не увидел слёз боли, которые потоком струятся из моих глаз. Быстро вытираю их тыльной стороной ладони, сосредотачиваясь на сочетании красок на картине над камином.

— Это не совсем так? Тогда скажи мне, как? Ты говорил, что не заводишь отношения с девушками, тебе они нужны только для секса на одну ночь. Это то место, где ты получаешь подобного рода удовольствия?

— Райли, — моё имя из его уст как молитва из одного слова. И он прямо позади меня. Я не слышала шагов — мысли в моей голове слишком громкие. — Я продолжаю всё портить между нами, — бормочет он себе под нос.

— Ты чертовски прав! — Я поворачиваюсь, чтобы быть с ним лицом к лицу. — Что? Я вполне подхожу для траханья, но недостаточно хороша, чтобы быть рядом с тобой или привезти меня в твой настоящий дом? Невероятно! — Я фыркаю, моё эго уронили ниже плинтуса. Он правда думает, что меня устроит такое положение вещей? Как раз в то самое время, когда я думаю, что готова пересечь черту, двигаться дальше, оставив Макса в прошлом, Колтон заставляет меня отпрыгнуть назад, как от укуса гремучей змеи. Ублюдок! — Возможно, ты должен прояснить мне ситуацию с этим местом. Помоги мне понять, ту фигню, которая находится в твоей голове, — почему я вообще спрашиваю? Не похоже, что я действительно хочу знать детали его грязных делишек. Подробности того, что ещё происходит здесь, на этом кухонном столе. — Я имею в виду, если это всё, что я для тебя значу, то я, по крайней мере, заслуживаю знать, что от меня ожидают. Мой протокол, — мои слова полны злобы и сочатся сарказмом. Я скрещиваю руки на груди в бесполезной попытке защититься от него.

— Рай? Я… э-э… — я вижу сожаление в его глазах, в том, как опустились его плечи. Несколько мгновений он молча всматривается в меня, за его обычно невозмутимым фасадом идёт внутренняя борьба. — Райли, я не планировал это для себя. Для нас, — он делает паузу, его глаза полны эмоций. — Ты. Кто ты для меня? Кто мы с тобой? Меня это чертовски пугает.

Ух ты! Что? Мне тут же вспоминается высказывание Хэдди — как раз об этом. Я хотела бы растаять от осознания того, как на него влияю, но часть меня чует подвох. Неплохой выход в его случае для оправдания своих действий. Сказать мне, что я хочу услышать, чтобы вернуть меня в свою постель, а после того, как кризис миновал, выставить при первой же возможности, как надоем. Он ненавидит драмы, а я только что ее разыграла. Не собираюсь позволить играть с собой в кошки-мышки.

— Я пугаю тебя? Чушь, Колтон! Я позволяю тебе связать себя, завязать глаза и поиметь на кухонном столе. Мужчине, которого знаю всего две недели, учитывая то, что до тебя у меня в жизни была только одна связь! И. Я. Пугаю. Тебя? — Его глаза распахиваются, он поражён моим признанием. Я раздражённо всплескиваю руками, желая продолжить свою пламенную речь, а не объясняться по поводу этого небольшого факта о себе, о котором проговорилась. — Тем вечером на пляже ты упомянул, что заключаешь с теми, кого выбираешь для эскорта, договор, устанавливаешь правила, ограничивая возможные притязания на совместное будущее, и прочую подобную чепуху… Скажи мне, Колтон, ты делаешь это до того или после, как привозишь их сюда — в этот дом? — Я в ударе, гнев и унижение разжигают во мне огонь. Он просто смотрит на меня, широко раскрыв глаза, его руки безвольно висят по бокам. — Да ладно. Поскольку ты не был столь любезен сообщить мне заранее, во что я вляпываюсь, мне кажется, ты должен поставить меня в известность сейчас.

— Райли, это не то…

— Я жду, Колтон, — я опускаюсь на край кожаного дивана цвета верблюжьей шерсти, складывая руки на груди. Думаю, мне лучше сидеть в этот момент. — Так как ты заключал подобные сделки?

Он шумно вздыхает, поглаживая челюсть рукой, трёт подбородок, прежде чем взглянуть на меня. Когда, он, наконец, начинает говорить, его обычно звучный голос тихий и неуверенный, как будто он боится.

— Обычно я первый знакомлюсь с кем-нибудь. Мы выясняем, нравимся ли друг другу, — он извиняющимся жестом пожимает плечами. — И затем я сообщаю, что наслаждаюсь её обществом, но способен только на краткое, приятное времяпровождение. Что хотел бы общаться и дальше, но всё, что могу дать — это несколько ночей в неделю… встреч в этом месте, — он жестом обводит комнату, — и получения взаимного удовольствия.

Я не уверена, хочу ли услышать ответ на свой вопрос, когда произношу:

— Продолжай.

Он склоняет голову набок и внимательно смотрит на меня; робкий парень, что был тут недавно, уступает место всегда уверенному в себе мужчине, и я жду, что будет дальше.

— В первый раз мы с партнёршей встречаемся здесь, — он настороженно следит за мной, зная, что я думаю, что это — тот самый мой первый раз здесь. Был ли этот разговор неизбежно запланированным после нашей забавы на столешнице? Я сжимаю губы, стараясь сохранить на лице нечитаемое выражение. Киваю Колтону, чтобы продолжал, в моём животе спиралью закручивается гнев. — Ну, я усаживаю её и объясняю, что хочу провести с ней время, но всякого там «жили долго и счастливо» не будет. Никогда. И если она согласна принять мои условия, мои требования, то я с удовольствием пообщаюсь с ней какое-то время, и она сможет сопровождать меня, если будет желание, и получит известность и все преимущества моего положения, пока наше соглашение не исчерпает себя.

Ничего себе. На усвоение этой информации у меня уходит почти минута. Речь об абсолютном изъятии из отношений всяческих чувств. Это больше походит на деловую сделку. Он пристально смотрит на меня, ничего не стыдясь теперь, когда у него есть устойчивая опора, говорящая о чём-то, что он может контролировать.

Я смотрю на него широко распахнутыми глазами.

— И тебе это действительно подходит? — восклицаю я озадаченно. — Почему просто не нанять сопровождение? Ведь по сути ты это и делаешь. — Моя голова уже пухнет от этой информации, но мазохистская часть меня хочет знать все кровавые подробности. Хочет услышать такие слова, которые бы вынудили меня внять предупреждению и уйти невредимой. — Нанять кого-то подходящего, чтобы соответствовал твоему стилю и положению, и использовать, когда это необходимо.

— Позволю себе не согласиться, — яростно, со сталью во взгляде произносит Колтон. — Это не так. Я никогда не меняю деньги на секс, Райли. Никогда. Однажды я уже говорил тебе это. И больше не повторю.

Как он, однако, использует любую возможность, чтобы распсиховаться. Он просто сказал мне, что ожидает, что я буду его послушной девочкой, довольной любыми подачками, которые достанутся мне на этом пути. В моей голове роятся тысячи мыслей, поэтому подобрать достойный ответ трудно.

— Какие… — наконец, запинаясь, начинаю спрашивать я. — Ты сказал, в твоём договоре есть условия. Не возражаешь, если я спрошу: что это за условия?

Я заинтригована. Напугана. Я в тупике оттого, что он выбрал подобный стиль отношений, хотя мог бы заполучить любую, какую бы захотел, просто так.

Я чувствую, как ему неловко и даже стыдно мне отвечать, и этот факт даёт мне крошечную толику надежды. Хотя я не вполне понимаю, надежды на что.

— Знаю, звучит жестоко, но я пришёл к выводу, что если заранее выложить все карты на стол — это предупреждает дальнейшие осложнения и сводит к минимуму ожидания на совместное будущее. То есть, девушки, зная условия, идут на это добровольно.

— Но не я! — кричу я в ответ. — Ты не удосужился рассказать об этом мне! — Колтон хочет что-то сказать, но я вскидываю руку, заставляя его молчать. Мне нужна минутка, чтобы подумать. Немного времени, чтобы переварить его странные идеалы. Я опускаю голову, шумно сглатывая. Значит, вот что я для него? Предупреждение дальнейших осложнений. Боже, иногда много информации — лишняя головная боль. Я в раздумье покусываю изнутри нижнюю губу. — Почему бы просто не обозначить это как «друзья с привилегиями» или «приятели по сексу»?

В его глазах вспыхивает раздражение, и он беспокойно проводит пальцами по волосам, откровенно игнорируя мой комментарий.

— Ты действительно хочешь знать их, Райли? Условия? — отвечает он на мой предыдущий вопрос.

Я киваю, прикусывая и пожёвывая нижнюю губу.

— Мне любопытно, — заявляю я; в голове крутится мысль, что этот разговор сделал бы день любому психиатру. — Полагаю, я просто пытаюсь осмыслить услышанное. Понять тебя. Пытаюсь определить, чего именно ты ожидал от меня.

От моих слов его брови вопросительно взлетают вверх, и я знаю — Колтон услышал меня. Моё заявление — в прошедшем времени. Теперь он в курсе, что ни в каком случае я не соглашусь на эту корыстную договорённость.

Он садится напротив меня, глядя мне прямо в глаза.

— Условия? — неуверенно спрашивает он, и я киваю, побуждая его продолжить. — Я требую моногамии. Конфиденциальности как для меня, так и для моей семьи — для меня это очень важно, — он делает паузу, долго вглядываясь в моё лицо, оценивая реакцию, чтобы понимать, должен ли он продолжать. — Что ещё? — Он делает глубокий вздох. — Она должна следить за собой, не употреблять наркотики и не болеть венерическими заболеваниями. Должна позаботиться о предотвращении нежелательной беременности, потому что, как я тебе уже говорил, ни сейчас, ни когда-либо детей в моей жизни не предполагается.

Колтон останавливается, и я не знаю: он перечислил всё или просто раздумывает, говорить ли остальное. Как ни иронично это звучит — его требования не кажутся мне странными. То есть, многовато, чтобы вывалить их на человека во время первого свидания, но если бы я состояла с кем-то в серьёзных отношениях, то как раз в подобных вещах я хотела бы быть уверенной. Но, опять же, для меня серьёзные отношения неразрывно связаны с обещанием будущего, стремлением брать и отдавать в ответ, и, конечно, с постепенным переходом чувства симпатии в любовь.

— Ну… ничего себе! — произношу я после паузы. — Довольно внушительный список требований. Что-нибудь ещё?

— Парочка, — признается он, — но, думаю, мы исчерпали эту тему, не так ли?

Внутренне я с ним согласна, но дело зашло так далеко, что я хочу получить столько ответов, сколько смогу добиться. Я игнорирую его заявление, собираясь пойти до конца.

— О, ты, наверняка, стремишься избегать того момента из «Красотки» — когда оставляют деньги на тумбочке после очередного перепиха, — Колтон поднимает глаза, обжигая меня взглядом, и я понимаю, что попала в точку. — Я имею в виду, всё на твоих условиях. Дай угадаю: ты не делишь с ней одну кровать, потому что это слишком интимно? Или ты покупаешь ей одежду и, в перерывах между постелью, хвалишься ею, как бы не зная, что она использует тебя для развития своей карьеры начинающей модели? Что она получает от договора с тобой, Ас, кроме быстрого траха настоящим хреном, и я не подразумеваю тот, что у тебя в штанах? — Меня вдруг начинает подташнивать, и я понимаю, что не хочу знать всех подробностей. Не хочу слышать о тех правилах и регламентах, на которые соглашается какая-то шлюха, какие условия она должна выполнить и на какие сексуальные утехи должна согласиться, чтобы спать с ним, и рука об руку выходить с ним в свет.

Я расстроена. Это выше моего понимания, и здесь я не в своей тарелке. Я осознаю, что в результате этого договора они оба используют друг друга. Это ясно. Колтон становится её компаньоном, и она попадает в поле зрения СМИ, что помогает ей сделать карьеру. Больнее всего осознавать, что у меня не было намерения использовать его. Я не модель и не жаждущая роли актриса. Меня беспокоит, что, возможно, он пожертвовал деньги для «Всеобщей заботы», соблазнившись приманкой в моём лице. Если он думает, что я использую его, этим он мог бы оправдать себя в том, что он использовал меня.

Горло начинает жечь от слёз. Я так зла сейчас, и, что удивительно, дело не в Колтоне. Я злюсь на себя за то, что поверила в невозможное: несмотря на показную браваду, что мне не нужны отношения с Колтоном, в глубине души, оказывается, жила мизерная надежда на это. А теперь, благодаря его откровениям, я понимаю, что хочу намного больше, и отчётливо осознаю, что того, что он предлагает, для меня недостаточно.

— Но почему, Колтон? Почему это всё, что ты себе позволяешь, хотя достоин лучшего? — Его взгляд говорит мне, насколько его трогает моя честность.

Он роняет голову в ладони, его плечи поднимаются в такт вздоху. Потом снова смотрит мне в глаза; на его лице отражаются мириады эмоций.

— Я ненавижу всяческие разборки, Райли. Выяснения, кто чем жертвует и насколько, ревность из-за моего образа жизни и присутствия в ней СМИ, ожидание следующего шага. Так много всего, — он делает паузу, глядя на меня, его тон безучастен. — В отношениях слишком много дерьма, чтобы справиться с ним в моей сумасшедшей жизни.

Я всматриваюсь в глубину его глаз и понимаю, что он вешает мне лапшу на уши. Здесь что-то серьёзнее. Почему он боится с кем-то по-настоящему сблизиться? Что стало причиной такого его поведения?

— Это полная чушь, и ты это знаешь, — он вздрагивает от моих слов. — От тебя я ожидала более честного ответа.

— Райли, я — не один из твоих проблемных воспитанников, который нуждается в восстановлении. Меня слишком долго ломали, чтобы сейчас можно было починить, так что не смотри на меня взглядом человека, который думает по-другому. Если уж несколько лучших психотерапевтов Лос-Анджелеса не смогли ничего сделать, я сомневаюсь, что это получится у тебя.

Его слова жалят. Боль от них и от вида Колтона, сидящего напротив, тяжестью ложится на мою грудь. Я вижу, как он эмоционально отдаляется. Холодный, отрешённый взгляд на его лице показывает, как он закрывается от меня. Выстраивает стены. Меня бесит тот факт, что вся эта дичайшая муть была просто выплеснута мне в лицо. Он дистанцируется от меня, а я хочу за него бороться. Только вот ради чего? Чтобы изредка, по мере надобности, ублажать его? Это так ужасно!

Я поднимаюсь с дивана и начинаю расхаживать по гостиной, пытаясь осмыслить всё происходящее. Чем больше я думаю, тем злее становлюсь.

— Расскажешь мне ещё что-нибудь, Колтон? — Я хожу вокруг него, неспособная оставить в покое подробности его прошлых дел. Я — смесь противоположных чувств: я хочу уйти отсюда, и чтобы он оставил меня в покое, и, в то же время, не могу равнодушно смотреть на происходящую сейчас катастрофу. Не могу остановить ту часть меня, которая хочет ему помочь.

— Вот, что я значу для тебя? Такое соглашение ты хотел заключить между нами? — спрашиваю я дрожащим голосом.

— Райли, это не то, что я… — он качает головой, закрывая лицо руками, и я вижу эмоциональную борьбу, разрывающую его. — Поначалу да, — признаётся он. — Но после проведённой с тобой прошлой недели — после сегодняшней ночи — я просто не уверен.

— Что? Теперь я недостаточно хороша для тебя?! — Что я, чёрт возьми, несу? Минуту назад я психовала, что он рассматривает меня в качестве договорной шлюхи, а теперь бешусь, что это не так. Определись уже, Райли!

— Иисус, Райли! — шипит он, резко вставая, запуская руки в волосы, и следует в мою сторону. Он протягивает руку, чтобы дотронуться до меня, но отступает, когда я уклоняюсь от его прикосновения. — Я не знаю, чего я хочу, — на его челюсти пульсирует жилка, шея напряжена. Он сжимает и разжимает кулаки, закрывая глаза, глубоко вздыхает, прежде чем их открыть, и снова встречается со мной взглядом. Я улавливаю промелькнувший страх, и затем решимость, перед тем, как страх остановил бы его. — Но, независимо от того, что «это», я знаю, что хочу делать это с тобой, Райли.

Я должна удержать порыв чувств, наводнивший меня после его слов. Он хочет этого со мной. Однако, чего именно? Он так близко, что хочется протянуть руку и прикоснуться к нему. Утихомирить тот всплеск страха, который вижу в его глазах. Но я знаю, что если я прикоснусь к нему, кожа к коже, я поддамся на его нелепые требования. И в глубине души я знаю: как бы сильно я ни хотела его, не думаю, что смогу быть такой, какой он хочет меня видеть. Не смогу играть назначенную роль, не пытаясь вломиться в ту закрытую от мира часть его души. Меня разрывает такая дикая вражда между разумом и сердцем, что один только вид его прекрасного лица с выражением уязвимости в глазах приносит физическую боль.

— А мой способ? Моя договорённость, как ты это называешь… — он качает головой, — это единственное, что я знаю, как сделать, Райли. Что я умею, — он берёт мою руку в свою, и мне нужно приложить усилия, чтобы не отреагировать на его жест. — Это всё, что я могу предложить тебе сейчас, — серьезность в его голосе трогает меня до глубины души и переворачивает сердце.

Я отворачиваюсь от него и иду по периметру комнаты, по дороге прихватывая его пиво, не думая, делаю большой глоток. Терпеть не могу вкус пива, но в данную минуту я его не чувствую. Я устала. Мне больно. И я больше не в состоянии бороться со слезами, грозящими затопить меня с головой. Глаза увлажняются, и вот, в полной тишине, по щеке катится первая слезинка. Я стою спиной к Колтону, боясь увидеть его реакцию на мои следующие слова.

— Не знаю, смогу ли сделать это, Колтон, — качаю я головой, глубоко вздыхая.

— Райли, не будь смешной.

— Смешной? — вспыхиваю я. — Нет, для меня смешно — даже на секунду задуматься о подобной возможности, — я печально и со смирением пожимаю плечами. — Я шла сюда — независимо от того, что мы имеем сейчас — говоря себе, что всё, чего ты хочешь от меня — это по-быстрому трахнуться, — я поворачиваюсь к нему, пока говорю, и вижу, как он вздрагивает от моих слов. — Предполагалось небольшое приключение на стороне…, и я думала, что смогу соответствовать этому плану. Принять то, что ты дашь мне. Но теперь, когда ты фактически именно это мне и предложил, не думаю, что соглашусь, — ещё одна своенравная слеза переливается через край, и я вижу, как глаза Колтона следуют за её медленным скольжением по моей щеке, прежде чем вернуться к моим глазам.

— Что ты хочешь сказать, Райли? — На мгновение его маска исчезает, и на лице отражаются уязвимость и паника. — Почему нет?

Небольшая часть меня наслаждается мыслью, что моя угроза может заставить его паниковать, но я останавливаю себя, не собираясь ничего менять. Прижимаю пальцы к глазам. Уверена, сейчас я выгляжу чертовски привлекательно: волосы кудрявятся, подводка под глазами расплылась, помада стёрта, но мне, на самом деле, наплевать. Моя душа опустошённее раз в десять, чем вид снаружи.

— Когда я сама себе говорю, что я для тебя — только секс, без чувств или возможного будущего — это одно. — Недолго думая, я поддаюсь своей слабости. Я не могу устоять. Тянусь и провожу пальцами по его щеке. Он, в свою очередь, подаётся щекой к моей руке, но останавливает себя на полпути. Я даю своей руке упасть, реагируя на его деликатный отказ. — Но когда я слышу это из твоих уст. Про все твои условия и требования — это другое, — на мгновение я прикрываю глаза, пытаясь унять лёгкую дрожь в голосе. — Я не буду кем-то ничего не значащим, Колтон. Ни для тебя, ни для кого-либо другого.

Колтон проводит рукой по волосам и прижимает ладони к глазам.

— Это не то, что ты значишь для меня, Райли, — вздыхает он, встречаясь со мной взглядом.

Я пристально смотрю на него. Я хочу ему верить. Действительно хочу. Но не могу кому-либо позволить недооценивать себя. Я заслуживаю лучшего. Я хочу больше, чем предлагает Колтон.

— Это может быть правдой, Колтон, но подобного признания для меня недостаточно, — моё сердце разбивается от собственных слов.

— Просто попытайся, Райли, — умоляет он. — Давай попробуем по-моему.

— О, хватит, Колтон! — набрасываюсь я на него, всплескивая руками. — Я не одна из твоих маленьких шлюшек, готовая выполнить всё, что ты прикажешь, просто потому что ты это сказал! Я уверена, у тебя целая очередь, жаждущих стать твоей игрушкой. Бери любую и пользуйся, пока не надоест. Это не для меня, Ас. Я не пойду этим путём, — мой гнев снова вернулся, несмотря на крайнюю усталость и ноющее сердце.

Колтон молча смотрит на меня. Мы стоим в полуметре друг от друга, не отводя глаз, и всё же я чувствую себя невыразимо далеко от него. Трудно поверить, что ещё меньше часа назад наши миры были тесно переплетены.

— Райли, — моё имя мягкой просьбой слетает с его губ.

— Что, Колтон? — огрызаюсь я, вздрагивая от собственного тона.

— В ту первую ночь… — начинает он тихо, затем останавливается, отворачивается от меня и идёт к кухне.

— А что насчёт той ночи? — Я следую за ним, на полпути останавливаясь, и облокачиваюсь на кресло. — Я видела тогда «твой путь». Ты переспал со мной, а потом унизил, сбежав из кровати, как будто я тебя обожгла.

— Ты это сделала, Райли.

— Что? О чём ты, чёрт побери, говоришь?

— В ту первую ночь, — продолжает он, игнорируя мой вопль, — после второго раза, — произносит, шумно выдыхая. Продолжает смотреть на свои босые ноги, бедром упёршись в столешницу, с засунутыми в карманы руками, и от него волнами расходится дискомфорт. — Я поцеловал тебя и спросил, всё ли в порядке, — я киваю, признавая этот факт. Вспоминая безыскусную честность между нами в тот искренний момент. — Клянусь Богом, Райли… я почувствовал, что ты увидела меня. Разглядела меня настоящего, — он поднимает взгляд, встречаясь с моим взглядом, и в его глазах океан чувств. — И ты сидела на моей постели, окружённая водопадом тёмных волос, обёрнутая простынёй вокруг талии, — он качает головой, прежде чем продолжить, — твои губы распухли, глаза были широко раскрыты и смотрели так доверчиво… И в ту секунду я понял, что всё произошедшее между нами значит для меня больше… — его голос хрипит от эмоций, — ты значишь для меня больше, Райли, чем кто-либо, кого я могу вспомнить. За всю мою жизнь.

Я смотрю на него, оцепенев, в моей голове куча роящихся мыслей, но, больше чем на всё остальное, его слова влияют на тёмную часть моей души, жаждущую, чтобы меня хотели, нуждались во мне, и желали. По крайней мере, теперь я понимаю, почему он тогда так поступил. Почему объявился тем утром. Во мне начинает подниматься надежда. Может быть, я могу сделать это. Может быть, со временем, я могу доказать ему, что между нами может быть нечто серьёзное. Я заламываю руки, пытаясь заглушить свой внезапный энтузиазм.

— Ты напугала меня до чёртиков, Райли. Ты меня обожгла, — Колтон ерошит волосы, его глаза темнеют. — И тогда я понял, что, в конце концов, разорву тебя на части, как делаю это сейчас.

— Что? — я вскидываю голову, ловя его взгляд, мои надежды рушатся. Если я только правильно его услышала.

— Я не могу так поступить с тобой, Райли, — Я вижу, как сжимаются его кулаки, как он борется со своими эмоциями. — Я пытался предупредить тебя, но меня чертовски сильно тянет к тебе. Я просто не могу остаться в стороне.

Я чувствую себя шизофреником, стараясь поспевать за изменениями его настроения.

— Ты говоришь, что не хочешь уничтожать меня, а затем признаёшься, что не в силах оторваться от меня, хотя сам же и предупреждал об угрозе. Ты отталкиваешь меня, а с утра появляешься на моём пороге, и в тот же вечер овладеваешь мной, — я иду к нему в кухонную зону, становясь прямо перед ним. — Что всё это значит, Колтон?

Не говоря ни слова, он хватает меня и притягивает к своей груди, крепко обнимая обеими руками и зарываясь носом в мои волосы. Я прижимаю ладони к его спине, впитывая такое уютное мужское тепло, и удивляюсь этой неожиданной демонстрации эмоций. Его необходимость во мне ощутима. Она сочится из него, вторгаясь и пропитывая мою душу. Мне приходится приложить титанические усилия, чтобы не сказать ему «да». Не пообещать, что за малую его толику в своей жизни сделаю что угодно. Не признаться, как много он для меня значит. Но заверения моего разума громче сердца. Так жаль, что я не могу утихомирить свои мысли и просто погрузиться в успокаивающие ощущения от окольцовывающих меня рук. Игнорировать всё остальное.

— Я причиню тебе боль, Райли. А ты уже слишком много значишь для меня, чтобы так поступить. — Я замираю от этих тихих слов, выдыхаемых в мою макушку. И, несмотря на них, Колтон сжимает меня ещё крепче. Я пытаюсь освободиться, но стальной захват его рук не ослабевает. В конце концов, я сдаюсь, кладу голову ему на грудь, вдыхая наш смешанный запах, ощущая лицом жёсткость волос на его груди, и слушаю сильное, равномерное биение его сердца. — Впервые в жизни кто-то для меня настолько важен, что я пытаюсь остановиться. Признаться во всем. Но, однако, это заведомое предупреждение не удержит меня от того, чтобы не напортачить. А я просто не могу сделать такое с тобой, Райли, — его грудь вздымается в долгом вздохе. — Вот почему я не могу продолжать с тобой встречаться. Поэтому мы не можем…

— Да почему, Колтон? Почему ты не можешь? Почему мы не можем? — сейчас паникую я, несмотря на его руки, плотно обёрнутые вокруг меня. Теперь, когда я хочу его, он говорит мне «нет». Или, может быть, именно поэтому. Я до сих пор хватаюсь за соломинку.

— Слушай, давай не будем всё запутывать ещё больше. Рай, я не являюсь и никогда не был парнем, которого девушки приводят домой, чтобы познакомить с мамой. Я один из тех, кого выставляют напоказ, чтобы разозлить родителей и продемонстрировать свою независимость. Так что не стоит считать меня лучше, чем я есть.

Я всё ещё не покупаюсь на эту ерунду. Отчего он так ужасно о себе думает? Он может бесконечно отвечать мне подобным образом, и я всё равно не поверю ему.

— Кто это сделал с тобой?

Несколько минут мы стоим в тишине, пока он думает над моим вопросом. Наконец, вздыхает:

— Я говорил тебе, Райли, моего багажа хватит на «Боинг–747».

Я толкаю его в грудь, сопротивляясь его объятиям. Мне нужно увидеть его глаза. Нужно заглянуть в них. Когда я этого добиваюсь, я вижу чувства, наполняющие их. Ему тоже больно. И он опять закрывается от меня. Эмоционально отодвигает на расстояние вытянутой руки, чтобы предотвратить дальнейшие страдания. А как же я? Мне хочется накричать на него. Что насчёт моей боли? Почему всё должно быть так сложно? Почему не позволить тому, что между нами, просто быть, и наслаждаться нашей связью? Надеяться, что он разглядит меня настоящую и со временем полюбит? Я точно знаю: если он не встретится с прошлым, от которого страдает, лицом к лицу, он никогда его не преодолеет. Никогда не сможет построить нормальные отношения. Он прав. Его багаж размером с «Боинг» угрожает разрушить наш шанс быть вместе.

— Я не куплюсь на это, Колтон.

После моих слов он размыкает объятия, физически дистанцируясь от меня.

— Я не могу дать тебе больше, Райли, — он смотрит под ноги, потом поднимает взгляд на меня. Его маска вернулась. — Я такой, какой есть.

Мои глаза наполняются слезами, голос опускается до шёпота:

— И я такая, какая есть, Колтон.

В тот момент, когда я произношу эти слова, я прозреваю. Я уже начала влюбляться в него. Со всеми его недостатками. Каким-то образом, несмотря на короткий промежуток времени, что я провела с ним, он проник сквозь защитные барьеры моего сердца, и я начала неуклонное погружение в любовь. Вот почему я знаю, что не должна этого делать. Я не могу осознанно обрекать себя на мучения. Один раз я уже была опустошена. Не думаю, что смогу пережить это ещё раз. И я без сомнения понимаю, что тот факт, что я люблю Колтона, не получая этого же чувства взамен, разрушит меня.

— Полагаю, мы в тупике, — голос Колтона хриплый, он стоит, засунув руки в карманы. Отчего его джинсы низко висят на бёдрах. Я вынуждена заставить себя перестать пялиться на выглядывающий из-за пояса сексуальный перевёрнутый треугольник его мышц. Мне не нужно напоминание о том, чего я лишаюсь.

— Тогда, я полагаю, тебе самое время отвезти меня домой, — я отвожу глаза, не в силах смотреть на него, пока мои собственные слова душат меня.

— Райли… — это всё, что он может произнести.

— Я заслуживаю большего, Колтон, — шепчу я, поднимая глаза, чтобы взглянуть на него, — и ты тоже.

Вижу, как белеют костяшки пальцев, когда, осмысливая мои слова, он хватается за столешницу, вижу муку, которая четко отражается на его лице.

— Пожалуйста, Райли. Останься на ночь.

Я слышу отчаяние в его голосе, понимаю, что он, на самом деле, хочет того, о чём просит, но по совершенно неправильным причинам. Он пытается облегчить боль, которую, как он знает, причинил мне, а не оттого, что хочет выйти за рамки своего пресловутого соглашения.

— Мы оба знаем, что этого не следует делать, — очередная слезинка выскальзывает из глаз и бежит вниз по моей щеке. — Я сожалею, что не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть. Пожалуйста, отвези меня домой Колтон.

***

Дорога домой проходит в полной тишине. По радио бархатным голосом мягко поёт Адель, о том, что такого, как ты, никогда больше не найти, и в душе я знаю, что в отношении меня это предположение звучит правдоподобно. Я уверена: трудно кого-либо сравнить с Колтоном. Я периодически наблюдаю за ним, глядя, как играют на его лице тени и огни ночного города. Я знаю, что делаю правильно, в моём случае самосохранение целесообразнее, но моё сердце всё ещё болит при мысли о завораживающем мужчине, от которого я добровольно ухожу.

Мы подъезжаем к моему дому, не сказав по пути и десяти слов. Как ни странно, мне до сих пор комфортно в присутствии Колтона, несмотря на внутреннюю неразбериху, которую создало моё решение.

Он открывает пассажирскую дверь и с печальной полуулыбкой на губах помогает мне выйти. Кладёт руку на мою поясницу, и мы идём по вверх дорожке. У входной двери, на лестнице, освещенной одинокой лампочкой, я поворачиваюсь к нему.

Мы одновременно называем друг друга по имени, а затем мягко улыбаемся друг другу. И всё же улыбки не касаются наших глаз. В них только усталая печаль.

— Ты первый, — говорю я Колтону.

Он вздыхает и просто смотрит на меня. Я хочу, чтобы он выразил мне всё то множество чувств, которые переполняют сейчас его взгляд, но знаю, что он никогда не даст себе шанс высказать их мне. Он тянется и проводит костяшками пальцев по моей щеке. Я прикрываю глаза, впитывая это простое прикосновение. Когда он останавливается, я открываю наполненные слезами глаза, встречаясь с ним взглядом.

— Прости, — шепчет он.

И я понимаю, за какое количество всего он извиняется. За то, что никогда не случится. За то, что могло бы быть. За причинённую боль. За то, что он не такой, каким мне нужен. За то, что не в состоянии противостоять своему прошлому.

— Я понимаю, — я тянусь к нему, пробегая пальцами по его небритой челюсти и дальше, по волнистым волосам, снова возвращаясь к лицу. Как будто я запечатлеваю в своей памяти все его черты. Чтобы потом вспомнить. Несмотря на то, что мы будем продолжать работать вместе, я знаю, что это последний раз, когда я позволю себе прикоснуться к нему. Повторное приближение к этому великолепному мужчине будет опасным для моего ослабевшего сердца.

Я встаю на цыпочки, нежно касаясь губами его губ. Через мгновение Колтон обнимает меня, поднимая до своего уровня. Наши глаза оказываются друг напротив друга, мы сосредотачиваемся друг на друге. Колтон прижимается ко мне, продолжая наше слияние. Его поцелуй отличается от прежних. В нём больше нежности. Я понимаю, что мы негласно говорим друг другу «прощай». В неподатливую мягкость нашего поцелуя вложены все обиды и невысказанные, нереализованные возможности. Бывшие ранее отчаяние и чувственная потребность заменены пронзительным отречением. Наш поцелуй завершается, Колтон медленно опускает меня — моё тело скользит по его такому знакомому торсу. Как только мои ноги касаются земли, Колтон прижимается своим лбом к моему. Мы стоим, не открывая глаз, впитывая этот последний момент нашей близости.

Я кладу руку ему на грудь, на сердце; наши лбы всё ещё соприкасаются.

— Я бы хотела, чтобы ты объяснил мне, почему не ищешь ни с кем отношений, Колтон, — мой голос еле слышен и дрожит от слёз, которые вот-вот готовы пролиться. — Возможно, я смогла бы понять тебя … все это… лучше.

— Я знаю, — выдыхает он в ответ. Отодвигается и оставляет свой фирменный поцелуй на кончике моего носа.

Именно это непрошеное действие — мое уничтожение. Слёзы, тихие, сплошным потоком, текут по моим щекам, в то время как Колтон шепчет мне: «Прощай», прежде чем повернуться, и, не оглядываясь, быстро уйти.

Я не могу смотреть на то, как он уезжает. Неуклюже вожусь с входным замком, пихаю, открывая, дверь и скорее захлопываю её за собой. Прислоняюсь к ней спиной, съезжая вниз, и сижу на полу; тихие слёзы превращаются в безудержные рыдания.

Именно в таком виде и находит меня Хэдди, спустя несколько минут после моего менее чем изящного появления.