Управляемые

3 глава

Я сижу за кулисами в состоянии смятения после аукциона, и моё сознание ещё не оправилось после этого мероприятия. Последние полтора часа были размытым пятном. Очень успешным пятном, надо признать, но за него пришлось очень дорого заплатить — прежде всего, моим достоинством.

В последнюю минуту выяснилось, что одна из участниц нашего «аукциона свиданий» заболела. Не имея никого в запасе, кто бы согласился участвовать в программе с заданным и заверенным печатью количеством «лотов», я просила, подкупала и упрашивала каждую девушку из своего персонала решиться и сыграть эту роль. Все, кто непосредственно не был занят в проведении торгов, были либо замужем, либо имели постоянных партнёров.

Все, кроме меня.

Я жаловалась, умасливала и даже умоляла, но, по иронии судьбы, чем весьма были довольны мои сотрудники, я стала «лотом» номер двадцать два. Поэтому мне пришлось смириться и принести себя в жертву ради общего дела, игнорируя какое-то ощущение, кричащее из моего подсознания, которое я даже не могла точно идентифицировать.

И поверьте мне, я ненавидела каждую грёбаную минуту этого действа! Начиная от открытия в стиле конкурса красоты — дефиле по сцене в статусе трофея — под улюлюканье и свист аудитории, и до вялого объявления ведущим стоимости каждого лота. Огни софитов так ослепляли, что разглядеть людей в зале было невозможно, только смутные силуэты. Моё пребывание в центре внимания на сцене было затуманено замешательством, заполнено звуком сердцебиения, врывающегося в уши, и страхом, что выступающий от жара рамповых огней пот пометит подмышки моего платья.

Уверена, если бы я была по ту сторону сцены, я сочла бы комментарии ведущего интересными, участие аудитории покоряющей, а глупые выходки участниц аукциона, пытающихся набить себе цену во время продажи, — забавными. Я бы следила за повышением доходов нашего фонда с каждым проданным лотом и гордилась бы своими сотрудниками и успешным итогом нашего вечера.

Вместо этого, я сижу за кулисами, делая глубокие вздохи и пытаясь разобраться, что же, чёрт возьми, только что произошло.

— Ты молодец, Ри! — в голосе Дейна, пробирающегося ко мне мимо других согласившихся продаться двадцати четырех участниц, я слышу смех, вызванный моим затруднительным положением. Покинув сцену, девушки складывали в свои сумочки небольшие презенты, которые мы подарили им в знак признательности за участие в сегодняшнем мероприятии.

Я впиваюсь в Дейна взглядом, моё раздражение из-за непосредственного участия в аукционе очевидно. Он посылает мне широкую зубастую ухмылку, стискивая в безответном объятии. Я же сердита. Я прямо-таки озлоблена! Бл*дская ночь! Сначала оказалась запертой в хранилище, потом неосознанно и опрометчиво попала в список завоеваний мистера Высокомерие, а под конец подверглась унижению, будучи купленной, как высокосортная говядина на мясном рынке!

Не могу поверить в легкомыслие женщин, сейчас меня окружающих. Они оживлённо обсуждают своё выступление на сцене, хвастаясь суммами, которые за них заплатили. Я благодарна им за участие, в восторге от результата торгов и в полном изумлении от их энтузиазма.

Я вспоминаю, как обвиняла этот вечер в чопорности, и отметаю своё прежнее мнение.

— Это было отвратительно! — жалуюсь я, недоверчиво качая головой, пока Дейн сочувствующе смеётся надо мной. — Всё, чего я сейчас хочу, это большой бокал — неа, на хрен бокал — бутылку вина, немного шоколада и сбросить это фиговое платье и каблуки к чёртовой матери.

— Если это всё, что потребуется, чтобы увидеть тебя раздетой — я бы давным-давно уже принёс тебе вино и шоколад.

Я глазами мечу в него молнии, не находя в его комментарии ничего забавного:

— Жаль, что у меня нет необходимого инструментария, чтобы удовлетворить тебя.

— Мяу! — мурчит он, кусая губу, чтобы подавить смех. — О, милая, для тебя это, должно быть, было ужасно, госпожа Держите-меня-подальше-от-центра-внимания-любой-ценой! Посмотри на себя, — он присаживается рядом со мной, охватывая меня рукой и притягивая к себе. Я кладу голову ему на плечо, наслаждаясь успокаивающим дружеским чувством. — По крайне мере, тебя купили за цену выше изначально запрашиваемой.

— Ты придурок! — я гневно отстраняюсь от Дейна, пока он по-детски смеётся надо мной, потирая руки оттого, что знает моё больное место. Если честно, до сих пор без понятия, сколько стоит моя «успешная аукционная заявка», потому что на сцене я была слишком занята, слушая безумное сердцебиение, заполняющее голову.

Сказать, что моё эго не волнует, за сколько я была продана, — лёгкое преуменьшение. Даже при том, что я терпеть не могу сам процесс, какая женщина не захочет узнать, что думает о цене свидания с ней мужская аудитория? Особенно после моего опыта ранее вечером.

— Для чего же ещё нужны друзья? Это я про конкурентную борьбу ставок и следующее за ней упорство твоего потенциального поклонника, — он с шумом выдыхает, в его глазах искрится смех, — и последующую за этим всеобщую схватку…

— О, помолчи уже! — смеюсь я, впервые расслабляясь от его подшучиваний. — Нет, правда, сколько денег я добыла?

— Эй, ты послушай себя! Большинство женщин на твоём месте в первую очередь поинтересовались бы: «Как много мужчин претендовало на меня?» — Дейн имитирует высокий претенциозный голос, вынуждая меня хихикать. — А затем они спросили бы: «Насколько горячим будет моё свидание?»

Я поворачиваюсь к нему, выгибая брови дугой, так, как обычно обращаюсь к своим воспитанникам, требуя или быстро ответить или скрыться:

— Ну!

Когда он не отвечает, уставившись на меня в притворном ужасе, я принимаю вид одной из плаксивых ноющих женщин:

— Дейн, мне нужны детали!

— Моя дорогая, ты продана… — я имитирую трепет в ожидании его слов. Он продолжает: — Прости, свидание с тобой этим вечером стоило двадцать пять тысяч долларов.

Что?! Святое дерьмо! Я ошарашена. Я в курсе, что стартовая цена составляет пятнадцать тысяч, но неужели кто-то заплатил за меня на десять тысяч больше? Гордость и чувство собственной значимости поднимают меня на небывалую высоту, частично исцеляя ущерб, нанесённый ранее Донованом моему эго.

Я пытаюсь найти объяснение поведению незнакомца, который потратил такие деньги на свидание со мной — и не могу. Должно быть, это один из высокопоставленных людей из правления, работавших вместе со мной. Это было единственное правдоподобное объяснение. Подавляющая часть женщин, побывавших сегодня на сцене, была частью элитного благотворительного общества Голливуда: в зале у них у всех были друзья или родственники, чтобы поддерживать их участие в аукционе. Но не у меня.

Единственный вывод, к которому я прихожу — это кто-то, с кем я работала совместно, чтобы добиться обоюдной выгоды. Только это объясняет внушительность потраченной суммы. Мне льстит, что один из членов Совета или организационного комитета думает обо мне достаточно хорошо, чтобы выложить за свидание со мной такие деньги. Я вздыхаю и расслабляюсь, предполагая, что или пойду на свидание с овдовевшим пожилым джентльменом, или, возможно, вообще никуда не пойду. Может же быть, что человек просто хочет пожертвовать нам под благовидным предлогом солидную сумму, позволив мне саботировать свидание. Какое облегчение! Я, признаться, слегка волновалась по поводу этого условия. Представляя, что кто-то, купивший меня, будет настаивать на большем в обмен на своё щедрое пожертвование, — фу!

— Так ты видел, кто купил мой лот?

— Прости, милая, — отвечает Дейн, поглаживая моё колено. — Парень был далеко в стороне. А я находился за сценой. Я не видел его.

— О. Ну ладно, — разочарование заполняет мой голос, поскольку я снова начинаю волноваться.

— Не беспокойся. Я уверен — это какой-нибудь дяденька из Совета… — он замолкает, понимая, что подразумевается под его словами: мною могут заинтересоваться только пожилые одинокие стариканы. Дальнейшие его высказывания пронизаны осторожностью, потому что Дейн сейчас очень хорошо понимает — я всё ещё в режиме суки. — Ты знаешь, о чём я, Ри. Они все любят тебя. И много сделают, чтобы оказать тебе поддержку. — Он внимательно на меня смотрит, соображая, что пора бы остановиться, вместо того чтобы углубляться в эту тему.

Я громко вздыхаю, давая ему понять, что прямо сейчас нахожусь в сверхчувствительном состоянии. По моим наблюдениям, большинство участниц аукциона уже покинули закулисье.

— Ну, дорогая моя, я должен вернуться на вечеринку.

Я встаю, расправляю платье и морщусь от боли, когда мои ступни снова сдавливают туфли.

— Про себя могу сказать, что мои обязанности на сегодняшнем вечере перевыполнены. И я готова пойти домой, чтобы в комфорте и тепле наесться шоколада и напиться вина, расположившись на уютном диванчике в пушистом халатике.

— Ты не хочешь дождаться и увидеть, сколько пожертвований мы соберём за ночь? — спрашивает Дейн, вставая и следуя позади меня.

Мы проходим мимо ниши, в которой ещё недавно мы с Донованом целовались, и я краснею, отворачивая от Дейна лицо, чтобы у него не возникло вопросов по поводу моего смущения.

— Я попросила Стеллу сообщить мне итоговую сумму, когда в конце вечера она всё подсчитает, — я открываю дверь, ведущую из-за кулис в зал, где продолжается вечеринка. — Мне необязательно присутствовать здесь для этого… — с сомнением произношу я, проходя в дверь, и вижу Донована, который стоит, небрежно прислонившись к стене, и рассматривает толпу. Он — тот человек, который везде чувствует себя непринуждённо, независимо от окружения. Он источает ауру грубой силы, смешанной с чем-то более глубоким, с чем-то тёмным, что я не вполне могу описать. Мерзавец. Мятежник. Безрассудный. Эти три определения неоновым светом мигают в моём сознании: несмотря на презентабельный внешний вид, суть Донована просто кричит о его проблемности.

Дейн врезается в меня сзади, поскольку я резко останавливаюсь, когда глаза Донована, сканирующие зал, встречаются с моим взглядом.

— Райли! — укоряет меня Дейн, пока не обнаруживает причины моей внезапной остановки. — Ну, дерьмо, это не из-за мистера Задумчивость? Что происходит, Ри?

Я закатываю глаза, вспоминая глупое пари.

— Высокомерие вне себя, — бормочу я ему. — Мне надо кое-что решить, — бросаю через плечо. — Скоро вернусь.

Я иду к Доновану, более чем зная, что его глаза отслеживают каждое моё движение, и в то же время раздражаясь от необходимости иметь с ним сейчас дело. Наш взаимный стёб был забавным способом скоротать вечер, от будоражащих точек соприкосновения в одном до полного разочарования в другом, но вечер закончился, и я хочу пойти домой. Игра окончена. Он отрывает свои плечи от стены, выпрямляя поджарое тело, пока я иду к нему. Уголки его рта немного приподнимаются вверх, в то время как он пытается оценить моё настроение.

Я подхожу к нему и поднимаю руку, останавливая его прежде, чем он начнёт говорить:

— Послушай, Ас, я устала и чувствую себя действительно погано. Как раз сейчас то время, которое я называю ночью…

— И как раз то самое время, когда я собирался предложить тебе прокатиться по таким местам, о существовании которых ты даже не подозревала, — произносит он сухо, с призраком улыбки на губах, и выгибая бровь. — Ты не представляешь, что пропускаешь, сладкая.

Я громко фыркаю, отбрасывая все приличия:

— Ты так охрененно издеваешься надо мной? Хочешь сказать, женщины выстраиваются в очередь перед тобой?

— Я уязвлён, — ухмыляется он, с глазами, полными веселья, якобы от боли прикладывая руку к сердцу. — Ты была бы удивлена тем, как мой рот знакомится поближе с этой очередью.

Я в шоке пялюсь на него. У этого человека вообще нет скромности.

— У меня нет времени на твои детские забавы. Я была вынуждена вытерпеть унижение из-за своего худшего кошмара и разозлена больше, чем ты можешь себе представить. И прямо сейчас я особенно не хочу иметь дело с тобой.

Если он и потрясён моей пафосной речью, то очень хорошо это скрывает, поскольку его лицо остается безразличным, за исключением жилки, пульсирующей на сжатой челюсти.

— Люблю женщин, которые говорят всё как есть, — тихо бормочет он себе под нос.

Я кладу руки на бёдра, продолжая:

— Таким образом, через десять минут я иду домой. Вечер закончился. Я выиграла наше дурацкое пари, поэтому приготовь чек и заполни его, ведь сегодня ты идёшь домой с полегчавшими карманами.

Его губы причудливо изгибаются весёлой ухмылкой.

— Если быть точнее — на двадцать пять тысяч долларов, — невозмутимо добавляет он.

— Нет, мы договаривались на двадцать… — я замираю, и пока на его губах расцветает улыбка, до меня медленно доходит. О, бл***! Он купил мой лот. Мало того, что он торговался за меня, он предложил самую высокую цену и победил. У него официально есть право на свидание со мной.

Я скрежещу зубами и поднимаю голову к потолку, медленно вдыхая и пытаясь успокоиться.

— Нет, нет-нет! Это полная фигня, и ты знаешь об этом! — я впиваюсь в него взглядом, потому что он собирается заговорить. — Покупка на аукционе не входила в нашу договорённость! Я не согласна на такое! — я выбита из колеи и взбешена, до такой степени, что разумность почти покинула меня.

— Пари есть пари, Райлс.

— Меня зовут Райли, ты, придурок! — выплёвываю я ему. Кем, к дьяволу, он себя возомнил? Сначала покупает меня, а затем думает, что может дать мне прозвище? Я понимаю, что сейчас во мне бушует неразумное женское начало Медузы Горгоны, но в данный момент меня это абсолютно не волнует.

— В последний раз, когда я обращал на это внимание, сладкая, моё имя было не Ас! — парирует он, слегка оправдываясь. Звук его голоса проходится по мне как наждачная бумага. Он небрежно прислоняется к стене, как будто каждый день ведёт подобные разговоры.

Его беззаботность питает мою ярость.

— Ты сжульничал! ТЫ–ТЫ–АРРРРР! — жесточайшее расстройство душит мою способность сформировать последовательные мысли и говорить полными предложениями.

— У нас как-то совсем не было времени, чтобы обрисовать в общих чертах какие-то правила или соглашения между нами, — он поднимает брови, пожимая плечами. — Ты была далеко от меня. Отсутствие договорённости сделало игру справедливой. — Его улыбка раздражает. Веселье в его опьяняющих зелёных глазах приводит меня в ярость.

Вот дерьмо! Я хочу как-нибудь по-умному с ним поспорить, но получается только изобразить гуппи: я несколько раз беззвучно открываю и закрываю рот, не в силах произнести ни слова.

Он отталкивается от стены и шагает в мою сторону. Меня окутывает его особенный аромат.

— Мне думается, я просто доказал, что, на самом деле, ты иногда проигрываешь, Райлс, — он убирает с моего лица выпавшую прядь волос, от победоносной улыбки одинокая ямочка на его подбородке углубляется. Я отскакиваю от его прикосновения, но он крепко держит рукой мой подбородок. — Я с нетерпением жду нашего свидания, Райли, — он водит большим пальцем по моей щеке и наклоняет голову, пока обдумывает своё следующее высказывание. — Больше, чем какого-либо свидания в своей жизни.

На мгновение я прикрываю глаза, откидывая голову.

— О, господи, — со вздохом срывается с моих губ. Какая невероятная ночь!

— Так вот на что это будет похоже?

Я открываю глаза, смущённая его комментарием, и вижу ошеломлённое выражение его лица.

— Что? — рявкаю я, мой вопрос резок, как проклятие.

— Эти твои слова: о, господи! — передразнивает он меня, ведя пальцем вниз по моей скуле. — Теперь я точно знаю, как будет звучать твой голос, пока я буду находиться глубоко в тебе.

Я в шоке разеваю рот от его дерзости, а самонадеянность его слов изумляет меня. Его надменная улыбка наждаком проходится по моим вконец изношенным нервам. Заносчивый козёл! К счастью, членораздельно высказать своё негодование я ещё могу:

— Ну и ну! А ты высокого мнения о себе, да, Ас?

Он засовывает руки в карманы, с ухмылкой, господствующей на его лице. Он наклоняется ко мне, в его взгляде — непристойность, а шёпот звучит пугающе.

— Ох, сладкая, обо мне, безусловно, есть что подумать. — Его тихий смех посылает холодные мурашки по моему позвоночнику. — Я буду на связи.

И с этими словами мистер Высокомерие поворачивается и уходит, не оглянувшись. Я наблюдаю за ним и его широкими плечами, пока он не исчезает в толпе, и, наконец, выдыхаю, удивляясь, что не заметила, как не дышу.

Да пошёл он и его сексуальный рот, и его великолепные зеленые глаза в обрамлении густых ресниц, и его ловкие руки и его... его... да весь он целиком! Тьфу! Я трясусь от злости на него.

И на себя. Донован самонадеян, и слишком уверен в себе, и просто счастлив быть альфа-самцом. Для меня нет ничего более привлекательного в мужчине, чем это. Но прямо сейчас я раздражена на него, поскольку он проник мне под кожу. Я пока не понимаю, хорошо это или плохо, но знаю, что та моя часть, которая умерла одним ужасающим днём два года назад, подала сегодня признаки жизни.

С того самого момента, когда Донован прикоснулся ко мне.

Я всё ещё стою на месте, пытаясь осмыслить неожиданные события этого вечера, и через пару минут понимаю две вещи. Во-первых, я не собираюсь соблюдать наше соглашение. А во-вторых, в глубине души, несмотря на моё верное решение, я знаю, что состоявшийся только что разговор не будет последней встречей с Донованом.