Управляемые

21 глава

— Посмотри сюда! — Дейн бросает на мой стол газету с «неопровержимым доказательством», заходя в мой офис «Всеобщей заботы». — Твоё декольте во всех газетах, и по этому поводу будет хороший отклик в прессе!

Я вскидываю голову, в замешательстве пытаясь понять, о чём он говорит, прежде чем мельком взглянуть на газету. Всю нижнюю половину газетной полосы спортивной рубрики занимают фото нашего пребывания на треке и сопровождающая их статья. На фото слева — машина Колтона, мои воспитанники, расположившиеся вокруг неё на корточках и в середине композиции сам Колтон. На фото справа крупно я, Зандер и Рики. Я стою между ними двумя, и, к сожалению, положение моих рук открывает широкому обзору мою грудь, выпирающую из V-образного выреза моей облегающей футболки.

— Замечательно! Боже, как стыдно…

— Да брось, Рай, ты выглядишь горячо. А девочки выглядят великолепно.

Я смеюсь, запуская в него карандашом.

— Когда это будут печатать? Мы можем попросить редакцию, чтобы они заменили фото?

— Ага, конечно! Знаешь, эту фотографию выбрали для того, чтобы ребята, которые открывают газету, читали спортивную колонку, а не проходили мимо. — Я закатываю глаза, чувствуя, как по щекам ползёт румянец смущения. — Кроме того, думай об этом просто как о своём вкладе для команды...

— Что?

— Это действительно хорошая статья, которая даст нам приличный отклик. Твои девочки заставят людей её читать, — он громко хохочет. — Чёрт, если бы я болел за твою команду, я бы сохранил эту фотку для ночного веселья!

— О, замолчи! — кричу я на него, сдерживая бурлящий во мне смех.

— Да ладно, Рай — прочти это. Тебе понравится.

— В самом деле? — Я поднимаю бровь, бегло просматривая статью, пока довольная тем, что вижу.

— Серьёзно. Вот это, — он присаживается на стул перед моим столом. — Много хорошего про «Дом», про «Всеобщую заботу» и наши новые объекты.

— Когда это напечатают?

— В это воскресенье. И на OC Register (прим.перев. новостной сайт) это тоже вскоре появится, но я ещё не получил от них подтверждения.

— Хм, неплохо, — я кладу статью на стол поближе к себе, собираясь изучить её основательнее, когда останусь без свидетелей.

— Как прошло собеседование? — спрашивает он, имея в виду одно приличное резюме, которое я получила на вакансию адвоката для «Дома». Я общалась с кандидаткой накануне и была впечатлена.

— С кем? С Эйвери или другой кандидаткой? Да, Эйвери действительно впечатляет. Настолько, что это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но я проверю её рекомендации. Кажется, я собираюсь предложить ей место. Думаю, мальчики её примут. А ты будешь нужен, чтобы обучить её, но... — меня прерывает звонок моего сотового. Я мельком бросаю взгляд на экран, чтобы узнать, кто звонит. — Это Тедди, — говорю я Дейну.

Дейн встаёт со стула, говоря одними губами, что вернётся позже, пока я отвечаю на звонок:

— Привет, Тедди!

— Райли! Слышал, про нас вышла хорошая статья в «Лос-Анджелес Таймс». Отличная работа!

— Ты смущаешь меня, Тедди, — в трубке трещит, и его последние слова становятся неразборчивы.

— Мне нужно с тобой поговорить, — на этом звонок прерывается, и трубка умирает.

Я жду ещё пару мгновений, глядя на телефон и ожидая, что он зазвонит, и когда этого не происходит, возвращаюсь к работе над бюджетом, которым я занималась, пока меня не прервал Дейн.

Я только начинаю выяснять причину несоответствий, которые никак не могла обнаружить, как мой мобильник снова звонит.

— Алло?

— Райли Томас, пожалуйста, — звучит в телефоне монотонный мужской голос.

— Это я.

— Здравствуйте, мисс Томас. Это Авель Болдуин.

О, чёрт! Что этот мальчишка натворил на этот раз?

— Добрый день, директор Болдуин. Чем могу помочь?

— Дело в том, что, мне кажется, Эйден в последнее время не может держать руки при себе. Недавно он ещё раз подрался, мисс Томас, — от необходимости вспоминать это происшествие снова его голос наполняется презрением.

Это третья драка Эйдена за несколько месяцев, когда он был уличён школьными властями. И мне кажется, что драк, оставшихся незамеченными, было несколько больше. Ох, Эйден.

— Что случилось?

— Точно не знаю. Он не горит желанием рассказать мне подробности, — а я думаю, что директора это и не заботит.

— А что насчет другого мальчика? — вопрос, который я задаю в каждой подобной ситуации, но получаю менее чем удовлетворительный ответ.

— Они сказали, это было недоразумение.

— Они? — Их было больше чем один? — Я надеюсь, они сейчас в вашем кабинете, мистер Болдуин?

Он откашливается, прочищая горло.

— Не совсем так. Они сейчас в классе, и...

— Что? — восклицаю я в недоумении от его неприкрытой предвзятости.

— И я думаю, что лучше бы вам приехать и забрать Эйдена...

— Он отстранен от занятий? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

— Нет, не отстранен, — я слышу в голосе Болдуина раздражение оттого, что позволяю себе допрашивать его. — Если вы позволите мне закончить, мисс Томас...

— Он не отстранён, но вы хотите, чтобы я пришла и выдернула его с уроков, пока другие ребята будут заниматься? — я разочарована больше, чем это слышно по голосу. — Безусловно, вам понятна причина моего расстройства — мне кажется, здесь на лицо предвзятое отношение.

На мгновение он затихает, пока я одной рукой собираю вещи, которые мне могут пригодиться, чтобы поехать за Эйденом.

— Мисс Томас, ваше обвинение необоснованно и бессмысленно. Теперь я был бы признателен, если бы вы приехали и забрали Эйдена, чтобы у нас была возможность дать обеим сторонам остыть. И это никоим образом не свидетельствует, что в случившемся виновен Эйден, — когда директор понимает, что я собираюсь нарушить его затянувшуюся паузу, он продолжает. — Кроме того, у мальчика на одежде кровь, и, так как это против школьной политики — позволить ему разгуливать по территории в таком виде — в интересах администрации отправить его домой.

Я шумно вздыхаю, прикусывая язык, чтобы не высказать этому менее чем выдающемуся руководителю всё, что о нём думаю:

— Я скоро буду.

Всю дорогу из школы домой Эйден хранил молчание. До моей смены в «Доме» ещё три часа, но я думаю, нам с Эйденом нужно уединение, чтобы поговорить о том, что произошло. Я не хочу давить на него, заставлять рассказывать о случившемся, но мне нужно об этом знать. Над ним издеваются? Он ввязывается в драки, потому что ему не хватает внимания? Или он таким образом избавляется от отчаяния, вызванного воспоминаниями прошлого? Мне необходимо, чтобы он прояснил ситуацию, — чтобы решить, как ему помочь.

Прежде чем мы пойдём в «Дом», я предлагаю ему сесть рядом со мной на ступеньки крыльца. Он закатывает глаза, но подчиняется, хоть и неохотно. Эйден поглядывает на меня, пока я осматриваю его распухшие губы с засохшей в уголке рта кровью, темно-красную отметину на правой щеке и, начинающий расцветать, синяк под левым глазом. От моего пристального внимания его щёки густо краснеют.

— Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, приятель, но ты должен рассказать мне, что случилось, — я тянусь и беру его за руку, в то время как он опускает голову, наблюдая за муравьём, который ползёт на ступеньке ниже нас. Некоторое время мы сидим молча, и я позволяю ему это, но потом всё-таки сжимаю его руку, давая знать, что пора заговорить.

— Они вели себя как придурки, — ворчит Эйден.

— Кто это начал, Эйден? — Когда он не реагирует, я снова спрашиваю. — Эйден? Кто ударил первым?

— Я ударил, — его голос так тих, так полон печали и стыда, что это разбивает моё сердце. Крупная слеза катится по его опухшей щеке, и я понимаю, что его оборона дала трещину.

— Расскажи мне, Эйден. Кто это был, и что они такого сделали, что ты захотел их побить?

Он поднимает руку и тыльной стороной руки вытирает падающую слезу, как может это сделать одиннадцатилетний ребёнок — оставляя на коже грязный след. — Они назвали меня лжецом, — бормочет он, его нижняя губа дрожит, — Эштон Смитти и Грант Монтгомери.

Маленькие засранцы! Зазнайки, богатенькие маменькины сыночки, находящиеся в их классе на привилегированном положении, чьи родители, кажется, никогда не были рядом. Я обнимаю его плечи рукой и притягиваю к себе, целуя в макушку:

— Из-за чего они решили, что ты им наврал?

Я чувствую, как напрягается его тело, и в моей голове рождается множество вариантов, пока я жду его ответа. Когда Эйден, наконец, заговаривает, его голос еле слышен:

— Они сказали, что я наврал, что был на гоночном треке в воскресенье. Что я не встречался с Колтоном и не знаю его...

Моё сердце сжимается от его слов. Он был так взволнован, когда собирался в школу, желая рассказать друзьям о своём приключении. Так радовался, что теперь крут, потому что в этот раз он участвовал в том, чего не делали другие дети. И его восторженное состояние закончилось дракой. Я как наяву вижу, как это произошло: как они дразнили и толкали Эйдена, пока он не набросился на них в ответ. Я тяжело вздыхаю, снова сжимая его плечи. Мне бы хотелось сказать ему, что эти маленькие засранцы заслужили свою участь, и он поступил правильно, но ведь ясно, что это значит отреагировать не самым ответственным образом.

— О, Эйден. Я сожалею, мальчик мой. Мне так жаль, что они тебе не поверили. Жаль, что они нападали на тебя... но, Эйден, размахиванием кулаками дела не решить. В конце концов, от этого только хуже.

Он неохотно кивает головой:

— Я знаю, но...

— Эйден, — выговариваю я ему строгим голосом, — никаких «но». Тебе нельзя решать свои проблемы с помощью кулаков.

— Я знаю, я пытался пожаловаться миссис МакАдамс, когда они начали толкаться, но она не стала меня слушать, — я вижу, как ещё одна большая слеза повисает на его густых ресницах.

— Тогда я запишусь на приём к мистеру Болдуину, чтобы поговорить об этом с ним и с миссис МакАдамс, — Эйден вскидывает голову, его глаза широко распахнуты от страха. — Я не собираюсь всё усложнять, Эйден. Я хочу попросить их быть повнимательнее к детям. Чтобы убедиться, что в дальнейшем они не позволят повториться сегодняшним обстоятельствам. Я прослежу за тем, чтобы другие дети не узнали, Эйден, но мне нужно твоё уверение, что это не повторится.

Он кивает головой, уклончиво хмыкая.

— У меня проблемы? — Он смотрит на меня из-под мокрых от слёз ресниц с трепетом в глазах.

Я обнимаю Эйдена обеими руками, сжимая его маленькое тело, которое испытало так много боли за такую короткую жизнь. Прижимаю мальчика к себе, успокаивая и давая понять, что всё хорошо. Что, даже если он что-то натворил, это не значит, что его жестоко изобьют и лишат еды, как это было в его прошлом.

— Да, малыш, это так... Но, думаю, это горькое чувство — самое худшее, что с тобой будет, — я ощущаю, как его плечи облегченно опускаются, расслабляясь, пока в моей голове зреет план.

— Я знал, что долго без меня ты не протянешь, — на том конце линии отдаётся эхом переполненный самонадеянностью голос Колтона. Мой пульс учащается только от одного его сексуального звучания, но я должна абстрагироваться от его влияния, чтобы осуществить свой план и помочь Эйдену восстановить уверенность в себе и авторитет в школе.

— Я звоню не из-за себя, Ас, — я сохраняю свой тон деловым, зная, как легко Колтон может меня отвлечь, а я хочу, чтобы он воспринял меня серьёзно.

— Ооо, я люблю, когда ты вся такая официальная и сосредоточенная. Это так заводит, Райлс...

— Да мне все равно! — отвечаю я, но не могу сдержать медленно расползающуюся по лицу улыбку.

— Нет, серьезно, в чем дело, сладкая?

Почему мне так нравится, как он меня называет? Почему это заставляет меня думать, что для него я особенная?

— Это из-за Эйдена, — я подробно рассказываю ему о произошедшем, и он внимательно слушает, несмотря на гул разных голосов на заднем фоне. — Могу я получить от тебя фотографию с твоим автографом или что-нибудь подобное, чтобы Эйден отнес это завтра в школу в качестве доказательства, что он знаком с тобой и был на треке в воскресенье?

Колтон громко хохочет, а я в растерянности от его реакции.

— Это только всё усугубит, Райли. Так может сделать любой мало-мальски способный к «Фотошопу» компьютерщик... Те ребятки съедят его живьём.

— О.. э... у меня нет других идей.

— И не мудрено, — хихикает он, а я слегка обижаюсь.

— Что это значит?

— И, пожалуйста, не вздумай идти разговаривать с учителем или директором, — стонет он. — Тебя обязательно кто-нибудь увидит, и для Эйдена всё станет гораздо печальнее.

— Я не собиралась...

— О да, собиралась, — подначивает он меня, и я в шоке от того, как хорошо он меня знает. — Я просто знаю, что ты была одной из тех правильных послушных девочек, которые делали свою домашнюю работу заранее, помогали учителю в классе и были частью общества. Без обид, Райли, но ты понятия не имеешь, каково это — быть изгоем на пороге полового созревания, кого избивают и достают только за то, что он существует.

Я смущена тем, как хорошо он меня знает, но более всего — для представления о Колтоне-ребёнке — меня волнуют его слова о противостоянии толпе. То его душевное состояние. И когда я не отвечаю ему, он снова смеётся:

— Ты была именно такой, не так ли?

— Может быть, — тяну я медленно; по моим щекам расползается жар, хоть он этого и не видит.

— Здесь нечего стыдиться, Райли... Просто есть и другие дети, такие как Эйден.

И каким был ты.

— Что ты, в таком случае, предлагаешь? Раз я ничего не понимаю? — я стараюсь скрыть боль в своем голосе от мысли, что я не знаю, как поступить, когда дело касается Эйдена.

— Ты завтра работаешь?

— Да... а какое это имеет отношение к делу? — Когда пауза затягивается, я зову его. — Колтон?

— Дай мне секунду подумать, — обрывает он меня, и я съёживаюсь от его тона. Я слышу, как на заднем фоне его кто-то зовёт. И, конечно, женщина.

— Во сколько вы с ним уезжаете в школу утром?

— В восемь. А что?

— Прямо сейчас я занят, — произносит он простодушно, но мои мысли уже дрейфуют в сторону плетёных бархатных верёвок и холодных столешниц. Я вытряхиваю себя из этих мыслей, ругая за их направленность. — Ладно. Я смогу передать Эйдену кое-что в «Доме», прежде чем вы уедете.

— Что ты...

— Расслабься, помешанная на контроле женщина, — вздыхает он. — У меня есть кое-какая задумка. Я просто должен подсуетиться, чтобы всё получилось.

— А, но... — пытаюсь я протестовать, желая знать, что он принесёт.

— Райли, — останавливает он меня, — это та ситуация, когда ты должна позволить кому-нибудь другому проработать все детали. Всё, что от тебя требуется — сказать: «Спасибо, Колтон. Я у тебя в долгу» — и повесить трубку.

Я замираю на мгновение, зная, что он прав, но умирая от желания знать подробности.

— Спасибо, Колтон, — наконец сдаюсь я.

— И? — настаивает он.

Пару мгновений я молчу. Я почти чувствую его широкую улыбку, которая, я знаю, появляется на той стороне линии.

— И я у тебя в долгу.

— И ты можешь быть на все сто уверена, что я этим воспользуюсь, — трубку заполняет его соблазнительный смех, и после я слышу гудки на другом конце провода.