Мы остановились на бразильском баре недалеко от пляжа.
Эрик уже жалуется на свой рабочий день и на то, что в химчистке не смогли вывести чернильное пятно на промежности его новых парадных брюк.
— Почему у тебя на промежности чернильное пятно? — спрашивает его Чарли.
— По какой-то глупой причине я держу свою ручку в кармане, чего никогда не делаю именно по этой причине.
— О, как неловко, — сокрушаюсь я.
— Ты говоришь мне. Этот горячий официант все время смотрел на мою промежность, а я такой: «Эй, детка, попридержи лошадей, ты еще даже не принял мой заказ на выпивку», но оказалось, что это было чернильное пятно.
— Ты забыл о своем красавце дома? — напомнила ему Чарли.
— Нет, но я еще не совсем отошел от дел, — говорит он нам.
Я быстро опускаю свой стакан: — Подождите, — поднимаю руку, чтобы остановить его, — Ты хочешь сказать, что у вас с Тристаном свободные отношения?
— Я бы не сказала, что свободные, но ты знаешь…
— А Тристан знает? — Чарли использует свой голос для допроса, очевидно, она так же шокирована, как и я, статусом отношений Эрика.
— У нас есть взаимопонимание, — говорит он категорично.
Мы оба ждем его ответа, и когда мимо нас проносится куча водорослей, я подталкиваю его: — И это…
— Послушай, мы оба молоды. Кто знает, что принесет завтрашний день? Мы оба согласились, что если кто-то из нас не чувствует того же самого, то пора двигаться дальше. Кроме того, он получил второй вызов на главную роль в этом большом голливудском «флике», и, знаешь, слава может изменить его.
— Но разве ты не думаешь, что иногда нужно работать над отношениями? Не всегда все бывает радужно. Ладно, я не тот человек, который должен сейчас давать советы по отношениям, — признаю я с тяжелым сердцем.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Эрик более спокойным тоном.
— Честно? Я чувствую себя так, будто это внетелесный опыт. Я не знаю, что случилось со мной той ночью. Ревность овладела мной.
Чарли кивает головой, потягивая чай со льдом из Лонг-Айленда.
— Ладно, очень неловко, но вот так… — она делает глубокий вдох, не сводя с меня взгляда.
— Речь идет о сравнении техники? — глаза Эрика расширились, — Я просто не думаю…
— Может, ты заткнешься и дашь мне продолжить? — Чарли ругает его, — И нет… что с тобой не так, Рик? Как я уже говорила, когда я была с ним, женщины были как слюнявые гончие, куда бы мы ни пошли, но ты знаешь так же хорошо, как и я, что Джулиан очень добрый. Он никогда бы не стал намеренно причинять боль тому, кого любит.
Она делает длинный глоток своего напитка и продолжает: — Лекс, с другой стороны, такой же в этом отношении. Женщины бросают ему в лицо стринги половину времени. Разница в том, что он высокомерный осел, а женщины, как правило, отступают, если только вы не любите всю эту чушь про альфа-самцов.
— О, да, я понимаю, — Эрик показывает указательным пальцем на свой рот, размышляя, — Но разве ты не думаешь, что они во многом похожи?
— Не смотри на меня. Ты просишь меня сравнить моего брата и бывшего парня.
— О, не ты, я имею в виду Чарли, но опять же… ладно, не стреляй в меня, но разве вам, ребята, не интересно поговорить о вашем… общем опыте?
— О, я застрелю тебя, Эрик. Иногда мне интересно, с какой планеты ты прилетел? — выругалась Чарли.
— Уран, типа да?
— Ладно, Эрик, ты можешь задать только три вопроса и Чарли, и мне, после чего мы больше никогда не будем вести этот разговор. Запираем его в хранилище, закапываем на десять футов под землю, а ключ бросаем на дно траншеи Марина.
— Что такое траншея Марина? — спрашивает он.
— Самая глубокая часть Тихого океана, который является самым глубоким океаном в мире. Вопрос второй.
— Что? Нечестно! Это был не вопрос!
— Думаю, был, Эрик, — соглашается Чарли.
Он что-то бормочет себе под нос, а потом его лицо озаряется, как будто у него в голове взорвалась лампочка: — У кого больше член: Лекс или Джулиан?
Я выплевываю свой напиток через стол, обрызгивая Эрика. Он тут же отчитывает меня, вытирая свой костюм салфетками: — Эрик, что это за вопрос? Я не хочу это слышать.
— Наравне, одинаковые, может, просто другого цвета, — промурлыкал Чарли, — Прости, Адриана, виноват ром в этом напитке.
— ОМГ, это точно моя фантазия о жарке на вертеле.
Я качаю головой в недоумении: — Вам обоим очень повезло, что я выпила два чая со льдом «Лонг Айленд», потому что я близка к тому, чтобы схватить вон того старика и заставить его выбить из вас двоих всю дурь.
Эрик игнорирует меня, поднимая руку, чтобы привлечь наше внимание: — У меня есть еще один вопрос, и он адресован Адриане.
Я издала протяжный вздох, ожидая его неуместного вопроса: — Если бы ты увидела Джулиана снова, прямо сейчас, ты бы сказала ему, что любишь его?
Ошеломленная его вопросом, Чарли и Эрик нетерпеливо ждут, их взгляды на меня заставляют меня стесняться.
— Если бы у меня был шанс, то да, сказала бы.
Они оба сохраняют странное молчание, а затем снова меняют тему разговора на Тристана.
— Итак, Тристан подумывает о том, чтобы завести принца Альберта, — непринужденно говорит Эрик.
Разговор разворачивается в полную силу. Я пытаюсь заглушить их извращенное обсуждение пирсинга гениталий и переключаю свое внимание на толпу. Бар тускло освещен, со стен свисают прожекторы, направленные на различные произведения искусства. Они великолепны, и я не могу не быть завороженной картиной, на которой изображены обнаженные мужчина и женщина в лесу. Моему разуму не нужно туда идти, как и моим женским частям. Пора переключиться на что-то другое, и бородатая дама, проходящая мимо меня, кажется, обдает меня холодной водой. Вот это да, вот это борода! Страшно подумать, что у нее растет внизу, если она не может подстричь лицо.
Я сообщаю Чарли и Эрику, что направляюсь в бар, заскучав от их разговора. В баре я занимаю место и смотрю на меню, желая рискнуть и заказать что-нибудь новенькое. Я недолго нахожусь в одиночестве, когда рядом со мной садится молодой симпатичный мужчина. Он симпатичный, и я использую слово «симпатичный», потому что он выглядит ровесником Эрика. Меня удивляет его бесцеремонность, когда он начинает болтать, и, чтобы не показаться грубым, я внимательно слушаю.
Его зовут Ривер, и он только что переехал сюда из Техаса. Акцент у него нормальный. Не хочу признавать, но он очень сексуальный. Как и то, как он облизывает губы каждый раз, когда упоминает слово «родео». Подождите, когда Эрик узнает об этом. Он будет представлять себе чепчики и голые задницы, скачущие на быках.
Возможно, это моя проблема. Я сразу же бросилась в отношения с Джулианом и не играла в поле. Может быть, мне нужно встречаться, раскрепоститься и веселиться, но я не из таких женщин. Мне нужно думать о сыне, к тому же я безумно люблю Джулиана.
Ладно, глупый план.
На краткий миг мои глаза блуждают и быстро делают двойной дубль. Неужели? Нет, Адриана, ты просто скучаешь по нему, и это все в твоем печальном воображении. Поэтому, еще раз, чтобы убедиться, я оборачиваюсь и смотрю снова. Это он стоит в углу, одетый в темно-серый костюм и черную рубашку. Света недостаточно, чтобы разглядеть черты его лица, но все это исчезает, когда я замечаю женщину с длинными черными волосами, стоящую рядом с ним и оживленно болтающую, а он смеется и улыбается вместе с ней. Я жду, когда он повернется, и в ту же секунду мое сердце начинает бешено биться и проваливается в яму желудка.
Мы расстались всего менее двух недель, а он уже пошел дальше. Я не подхожу к нему, ведь совершенно очевидно, что он встречается с этой женщиной. Язык тела — это мертвая улика. Я поворачиваюсь обратно и снова фокусируюсь на Ривере, но, несмотря ни на что, я не могу понять, что он говорит. Вентилятор, установленный над барной стойкой, обдувает мои глаза, и я чувствую его запах. Черт, твое воображение сходит с ума. Ривер подвигает мне напиток, и как раз когда я собираюсь взять его, между нами проскальзывает рука. Я сразу узнаю его пальцы.
Эти пальцы. Мое тело официально перешло в режим «таяния». Помнишь, где были эти пальцы? Помнишь, как ты кричала во всю мощь своих легких, когда кончала на них? Я трясу головой, пытаясь заглушить свой внутренний диалог. Моя голова не хочет смотреть ему в лицо, но мое тело делает это по собственной воле. Просто будь вежливой, ты сильная женщина и можешь справиться с этой ситуацией по-взрослому.
— Эй, приятель, может, оставишь эту выпивку при себе? — Джулиан скрипит зубами в ожидании ответа.
Не смотри ему в глаза.
Ривер раздражен: Если леди хочет выпить, то кто ты такой, чтобы ее останавливать?
— Может, я расскажу владельцу клуба, Митчу, о том, как ты только что подсыпал в этот бокал кровельный пирожок?
Какого хрена!
Ривер поднимает руки перед собой, встает и уходит, оставляя нас одних. Лицо Джулиана мертвенно серьезно. Его ноздри раздуваются от ярости, глаза дикие и готовые наброситься.
— Я бы все равно не стала пить, — бормочу я.
— Да, ты бы выпила. О чем ты думала?
На этот раз я поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза смягчились, и они отражаются в моих. На мгновение мне кажется, что я вижу любовь, но она исчезает, когда его взгляд возвращается к даме с черными волосами.
— Я не думаю, — честно говорю я ему, — И, может быть, тебе стоит вернуться к своему свиданию.
Это резануло как ножом, глубоко и прямо в основание моего сердца. Вот мужчина, которого я люблю, с другой женщиной в баре. Все, что у нас было, за что я упорно боролась, абсолютно ничего не значит. Я не могу побороть дикую боль, которая распространяется по всему телу, и любая унция силы, которую я набрала за последнюю неделю, стремительно рушится.
— Адриана. Это не свидание. Мне жаль, если это так выглядит.
— Похоже, тебе нужно забыть меня, поэтому ты трахаешь любую шлюху, которая попадется тебе под руку, — с горечью отвечаю я, выходя за дверь, пока ревность доминирует и овладевает мной. Мне надоело это дерьмо, и я соскальзываю со стула, чтобы убежать от него, но его крепкая хватка на моей руке удерживает меня.
— Скажи мне, разве ты не делал то же самое минуту назад?
Это смешно: — Ну и что с того? Я не принадлежу тебе. Я могу трахаться с кем хочу.
Я сразу же жалею о своих словах, но его ревность, которая слепо очевидна, заставляет меня чувствовать меньше сожаления. Хорошо, ему так же больно.
— Мне нужно объяснить, что произошло той ночью на вечеринке Рокки.
Я жду его объяснений, а он, расстроенный, проводит руками по своим беспорядочным волосам. Как только я отворачиваюсь, он поднимает мое запястье. Вот дерьмо. Он последний человек, которому нужно это видеть, хотя выглядит все еще хуже, чем есть на самом деле.
— Что это за хрень?
— Это не то, что ты думаешь. Я упала в кабинете Чарли.
— Это та история, которую ты хочешь рассказать?
— Ничто из того, что я скажу или сделаю, не заставит тебя поверить мне. Думай, что хочешь, Джулиан. Ты покончил со мной. То, что я делаю, тебя больше не касается. Возможно, тебе стоит вернуться к своей девушке, — я на грани слез и отчаянно пытаюсь убежать от него. Может быть, навсегда.
— Адриана, — он снова задерживает мою руку.
— Отпусти меня.
Сквозь слезы я нахожу Эрика и Чарли. Один взгляд на меня, и они понимают, что пора уходить.
На улице мы уже собираемся сесть в такси, когда Джулиан окликает меня по имени. Я игнорирую его, но он быстро открывает дверь такси: — Адриана, пожалуйста, не делай этого с собой, — умоляет он.
— То, что ты думаешь, что я снова опущусь так низко, — вот что ранит больше всего. Я люблю тебя, Джулиан. Не быть с тобой — это больнее, чем я могла себе представить, но я сильная, я пройду через это.
— Т-ты… — заикается он, — Ты любишь меня?
Я хочу сказать «да». Я хочу сказать ему, как сильно я его люблю, и хочу показать ему это. Эти слова, которые имеют решающее значение для этого момента, отказываются выходить, и сколько бы я ни пыталась соединить свой разум и сердце, мои губы остаются плотно сомкнутыми.
— Просто останься, почему бы нам не поговорить?
— Мне больше нечего сказать.
— Она не та, за кого ты ее принимаешь, — повторяет он.
— Какая теперь разница? Ты не мой, ты можешь быть с кем хочешь. Мне нужно идти домой к сыну. Прощай, Джулиан.
Я выдергиваю руку из его хватки и закрываю за собой дверь такси. С Чарли и Эриком рядом со мной, такси уезжает, и сила, которая поглощала меня всего несколько минут назад, ослабевает, и я с трудом пытаюсь взять себя в руки. Когда бар скрывается из виду, я думаю, что мои рыдания ослабнут, но я истощена и вся в слезах.
Жизнь слишком тяжела.
Любовь слишком тяжела.
Люди твердят мне, что любовь повторится и все встанет на свои места. Ну, я готова сдаться, я побеждена и смертельно устала от эмоциональных американских горок, на которых я катаюсь.
Теперь все дело в моем сыне и во мне.
Возможно, я скучала по нему, даже любила его всем сердцем.
И поэтому уход от него ломает меня сильнее, чем когда он сказал мне, что все кончено.