В комнате становится тихо, и единственным звуком, украшающим нас, является крошечный храп Энди. Ночник включен, мы не хотим пугать его темнотой. Он уютно устроился между мной и Джулианом, пока мы пытаемся взять себя в руки и понять, насколько эмоционально опустошающим был этот день. Энди не только вернулся в мои объятия, но и находится между нами.
Мы.
При слабом свете, позволяющем Джулиану ласкать мое лицо, мы разговариваем шепотом, позволяя Энди немного поспать.
— Есть так много вопросов… — я запнулась.
— И так много ответов, — отвечает он.
— Что случилось в ночь вечеринки? Я до сих пор не понимаю, что изменилось?
— Проще простого… на этих вечеринках полно наркоманов. Там был мой дилер.
Теперь все это имеет смысл. Джулиан сильный человек, но у всех нас есть свои слабости, и если бы я не выплеснула свою ревность, мы могли бы все обсудить.
— Я толкнула тебя, когда должна была прислушаться к тебе.
— Да, это так, но правда в том, что я так влюблен в тебя, что не могу мыслить рационально. С присутствием Лекса, Чарли и моего дилера сцена была слишком знакомой. Было похоже, что я боюсь, как бы прошлое не показало свою уродливую голову. Когда ты пришла ко мне, и я был с Чарли, это было только потому, что мой дилер пытался загнать меня в угол. Я пытался выглядеть счастливым и отвлеченным, потому что если бы он узнал, что я слаб, или хотя бы на мгновение подумал, что у меня есть проблемы, он бы так быстро накинулся на меня, что мы с тобой вернулись бы к началу.
— Ты не можешь сопротивляться этому, если оно перед тобой?
Он молчит, и я не хочу подталкивать его дальше.
— Твой брат спас меня сегодня от возможного повторения этой ошибки.
— Значит, вы в расчете, — заявляю я, не ожидая ответа.
— Я хочу прояснить одну вещь. Я не прикасался к наркотикам больше года, но я не такой сильный, как ты думаешь, а та женщина в баре прошлой ночью — мой консультант по реабилитации.
Ух ты, как легко я все неправильно понимаю. И какое огромное облегчение я испытываю.
— Ты в реабилитационном центре?
— Я не нахожусь в реабилитационной клинике, но я посещаю еженедельные встречи со специализированными консультантами, которые помогают мне двигаться вперед. Я хочу стать лучшим человеком для тебя, Энди, а главное, для себя, — признается он.
Положив его ладонь на мое лицо, я подношу его пальцы ко рту и нежно целую кончики.
На данный момент кошмар закончился.
Прошла неделя с того страшного дня, когда Энди пропал, а Мэри Джин покончила с собой. Из уважения к женщине, которая привела Элайджу в этот мир, мы похоронили ее рядом с ним, когда близкие родственники и друзья отдавали последние почести. Я пообещала себе, что не буду нести вину за ее поступок, потому что мы все все еще переживали потерю Элайджи, и каждый из нас выбрал свой путь в качестве механизма преодоления.
Это был сигнал к пробуждению, в котором мы все нуждаемся — жизнь пугающе коротка. Это высказывание о том, что завтра меня может сбить автобус, не может быть более верным. Реальность такова: будь то автобус или рак, он наносит удар тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем, и тогда, когда мы все виноваты в том, что думаем, что это никогда не может случиться с нами.
И поэтому я клянусь жить этой жизнью, которая мне дана, и я не могу или не хочу представить ее без Джулиана. Он — все, что мне нужно, все. чего я хочу, и, к счастью для меня, он чувствует то же самое. Наконец, мы оба понимаем, что любовь, которую мы испытываем друг к другу, слишком сильна, чтобы от нее уйти, слишком сильна, чтобы от нее отказаться.
Нам еще предстоит ответить на столько вопросов.
Где мы будем жить?
Хотим ли мы пожениться?
Но это все вопросы в моей голове.
В том, что я думаю о будущем, нет ничего ненормального, но я учитываю чувства Джулиана и не хочу слишком рано форсировать перемены.
Оказывается, мне и не нужно. Это Энди подталкивает. С того момента, как он снова оказался в моих объятиях, все, чего он хочет, — это Джулиан.
Первые несколько ночей Джулиан ночевал у нас, и Энди был вне себя от радости. Он был очень навязчив, до такой степени, что хотел спать между нами каждую ночь. Сначала Джулиана это не беспокоило, но через несколько дней он заметил очевидное — у нас не было близости с тех пор, как он порвал со мной. Мы оба так заботились об Энди и его благополучии, что забыли о себе, и это в сочетании с семьей, заезжающей к нам целыми днями.
Мы с Джулианом стараемся говорить шифром, не желая, чтобы Энди слышал наш разговор. Это наш единственный способ выразить свои чувства, вплоть до того, что он посылает мне грязные текстовые сообщения, которые нельзя произносить вслух. Это мило, и я до смешного сексуально заряжена. Это постоянная пульсация внизу, которая при малейшем подмигивании или красивой ухмылке приводит меня в неистовство, которое не могут усмирить даже обнаженные фотографии самого уродливого мужчины на земле.
Проблема в том, что мы оба находимся в противоречии между эмоциональным состоянием Энди и нашей физической потребностью друг в друге. В некоторые моменты мы обсуждаем возможность приезда моей мамы, чтобы мы могли выйти из дома и поехать в безлюдную глушь, чтобы трахать друг друга до тех пор, пока коровы не придут домой. Проклятый Эрик! Но в следующий момент Энди исчезает на заднем дворе, и мы волнуемся, потому что его не видно. Я вспоминаю тот момент, когда он это сделал, и последующую панику.
— Это действительно трудно, — признаю я.
— Тяжело только потому, что тебе пришлось на собственном опыте столкнуться с кошмаром каждого родителя, — мягко говорит Джулиан, обхватывая меня за талию, пока мы оба смотрим в окно, как Энди играет с Блейзом и Эшем.
— Я боюсь долгосрочных последствий, которые это на него окажет.
— Я встретил одну мать, когда писал статью на Ближнем Востоке. Она была вдовой с пятью детьми, младшему из которых было шесть лет. Ее муж погиб при взрыве бомбы, а старший сын остался глухим на одно ухо и слепым на один глаз. Младшего сына удалось спасти, но он воочию видел ужасные ранения. Она сказала мне, что он ничего не помнит о месте происшествия, но время от времени громкие звуки вызывали у него воспоминания.
Я сглатываю большой комок, который образовался у меня в горле: — Какой ужас. Бедная женщина и эти дети, — я испустила небольшой крик, одинокая слеза вырвалась наружу, пока я переваривала его слова.
— Она замечательная женщина и хорошо справилась со своими обязанностями, учитывая ее обстоятельства.
— Откуда ты это знаешь?
— Я поддерживаю с ней связь. У нее есть доступ к электронной почте в местной библиотеке, и когда она время от времени навещает меня, она посылает мне письмо с новостями о том, что происходит.
Я поворачиваюсь, мое лицо на одной линии с его лицом: — Ты поддерживаешь связь со всеми этими людьми, которых встречаешь?
— Да. Вы формируете эту уникальную дружбу, и большую часть времени эти люди изливают вам свое сердце. Трудно уйти, поэтому приятно поддерживать контакт.
Я в восхищении от того, как много сострадания у Джулиана. По сей день его интеллект превосходит меня, и я нахожусь в плену его историй. Он всегда знает, как спустить меня на землю, и на этот раз я знаю, что с Энди все будет хорошо. Поэтому мы с Джулианом должны провести время вместе.
Той ночью мы попытались отнести соню в его комнату, это получилось, и как раз когда Джулиан забрался в кровать, готовый прыгнуть на меня, вопль Энди остановил нас на месте. С чувством вины Джулиан отнес его обратно в нашу кровать.
По утрам мы всегда смеемся — Энди раскинулся на кровати, уткнувшись лицом в шею Джулиана, а ногами в мое лицо. Я так далеко забралась на край, что часто просыпаюсь с очень сильной болью в спине.
Это неудачный эксперимент, и мы оба согласны, что дадим Энди время на адаптацию, даже если это означает, что нам придется приостановить наши физические отношения.
Я уверена, что Энди хорошо себя чувствует в эмоциональном плане, и даже не думаю о том, чтобы вернуть его в детский сад. Как родитель, я в ярости на детский сад, даже после их многочисленных попыток извиниться за этот инцидент. Дженни уволили, и я с угрызениями совести пыталась отговорить менеджера, но она настаивала на том, что урок должен быть усвоен. Поэтому при приеме на работу в качестве воспитателя маленьких детей необходимо соблюдать правила и протоколы.
Энди не говорит о возвращении, но Амелия — прирожденная ворчунья. Она не только несколько раз приходила, чтобы рассказать Энди обо всем, чего ему не хватало, но теперь это распространяется и на видеозвонки, в которых она демонстрирует все свои красивые работы.
За день до того, как Энди должен был официально вернуться в детский сад, неожиданный стук в дверь застал нас врасплох, когда мы были заняты подготовкой пакетов с подарками для празднования дня рождения Энди в эти выходные.
— Привет! Где мой мальчик-паучок Энди? — Эрик делает вид, что идет искать в доме, пока Энди, спотыкаясь, спускается по лестнице.
— Я здесь! Я здесь, Эвик!
Эрик ловит его на последней ступеньке и кружит его, а затем крепко обнимает.
— Что происходит? — небрежно спрашиваю я, откусывая яблоко.
— Мы здесь, чтобы забрать этого малыша, — говорит нам Тристан.
Я знаю, что нервничаю, так как пытаюсь успокоить свой голос: — Куда?
— В батутный центр за углом. Расслабься, мы уйдем на час. Уверен, это все, что тебе нужно, — Эрик подмигивает Джулиану.
Джулиан чуть не подавился грушей, которую он ест, Тристан похлопывает его по спине — прекрасная возможность поиздеваться над ним.
— Мы собираемся повеселиться, верно, Энди? К тому же, я могу показать тебе свои кувырки, — Эрик слишком взволнован этим.
— Каждый раз, когда мы ходим в «Мир батутов», Эрик разыгрывает фильм «Bring It On» и делает все эти движения чирлидерши. Говорю тебе, ты сломаешь себе шею. Ты уже не такой гибкий, — напоминает ему Тристан.
— Это не то, что твоя мама сказала вчера вечером, — шутит Эрик.
— Эй, не надо шутить про маму, — хмурится Джулиан, — Ты говоришь о моей сестре. Вы двое можете идти? Позаботьтесь об Энди, привезите его обратно целым и невредимым, и просто для протокола: часа никогда не бывает достаточно.
Как только их машина выезжает с нашей подъездной дорожки, задвигаются засовы, и Джулиан перекидывает меня через плечо, шлепая меня по заднице, когда я визжу от восторга. Без промедления он бросает меня на кровать и прыгает на меня, разбивая свои губы о мои. Я рву пуговицы на его рубашке, обнажая его идеальную тонизированную грудь, по которой я так скучала.
Его глаза буквально пожирают меня, когда он снимает с меня платье, обнажая лифчик и трусики.
Он толкает меня обратно вниз, и среди тяжелых поцелуев, он скользит рукой ниже и проводит ею по моему клитору. Я выгибаю спину и громко стону, пока он не говорит мне, что входит в меня. Сдвинув мои трусики в сторону, он проводит кончиком своего члена по моему входу.
— Я люблю тебя, Адриана, но это будет жестко и быстро. Ты со мной?
Я возбужденно киваю, и в тот момент, когда мне кажется, что все под контролем, он врывается в меня с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. Я пытаюсь обхватить руками его мускулистую спину, но он поднимает их над моей головой и прижимает к себе еще сильнее. Это больно, но в то же время так восхитительно возбуждает. Его тяжелый вес прижимает меня к земле, и я беспомощна под ним. С каждым толчком он трется о мой клитор, и давление нарастает. Я теряюсь в нем. Его хватка на моем запястье крепкая, и зубами он стягивает мой лифчик вниз, демонстрируя мою грудь. В хищном темпе он лижет мой сосок кончиком языка, обводя его медленно и с приятной болью, но затем он сильно кусает его, и я вскрикиваю, когда ощущения охватывают все мое тело.
— Так чертовски красиво, — бормочет он про себя.
Лицо такого красивого мужчины, как Джулиан, в самый разгар момента представляет собой картину чистой похоти, желания и голода. То, как напрягается его челюсть, а рот прикусывает, выражает первобытную сторону его обладания моим телом. Доминирование и сексуальная сила приводят меня туда, куда только мое воображение может заглянуть во время моих приватных моментов. Реальность намного превосходит мои ожидания, зная, что он мой, и эта интимная связь между нами позволяет мне раздвинуть границы и испытать незнакомые или когда-то запретные действия. Это блеск в его глазах, любовь и уверенность, которые не дают мне чувствовать угрызения совести. То, что мы делаем за закрытыми дверями, кажется таким правильным и не должно быть чем-то постыдным, потому что он любит меня.
И я обожаю наш грязный пузырь.
Я уже собираюсь сказать ему, что для меня все кончено, пора пускать пузыри, танцевать танец счастья, когда он останавливается на полпути. Я даже не могу говорить, у меня перехватывает дыхание и слабость в коленях. Он молчит, его пристальный взгляд буравит меня, заставляя чувствовать себя немного неловко.
— Я не могу контролировать свою потребность в тебе. Мне нужно, чтобы ты это поняла, — из его горла вырывается хрип. Это тигр, готовый к атаке, акула, кружащая над своей добычей.
— Я понимаю, — шепчу я, покорно подчиняясь его требованиям.
Его губы налетают на мои, заставая меня врасплох и лишая возможности дышать. Я втягиваю воздух, когда его язык перекатывается с моим, позволяя выпустить глоток воздуха. Отстранившись, он снова занимает свою позицию.
— Сильно и быстро, — бормочет он.
— Сильно и быстро, — повторяю я, — Я справлюсь с этим.
Он издает зловещий смешок, возбуждая мое любопытство: — Детка, никто и никогда не встанет на нашем пути, и сейчас ты почувствуешь вкус того, каково это — быть моей.
Я предполагаю, что он собирается заставить меня кончить сейчас, но вы знаете, что говорят о предположениях — это делает задницу из вас и меня.
А я сейчас как раз такая задница.
Он вытаскивает себя, и я мгновенно теряюсь. Двигаясь к моей груди, он расстегивает лифчик и просит меня подать ему запястья. Я делаю это, и он аккуратно использует ремни, чтобы связать мои запястья вместе, затем он тянет их вверх и завязывает другой ремень, обматывая его вокруг железного изголовья. Последний рывок — и я крепко привязана.
Я справлюсь с этим.
Немного извращений, как это возбуждает!
Затем он стягивает мои трусики, останавливаясь на середине бедра, опускает лицо к моему лобку, опускает себя и вдыхает мое возбуждение. С закрытыми глазами я вижу, как он напрягается и как сжимается его челюсть. Он продолжает, не останавливаясь, пока они не будут полностью сняты. Похваставшись, он сжимает их в руках, словно приз, подносит к лицу и снова вдыхает.
— Они мокрые… ты мокрая. Скажи мне, Адриана, как ты думаешь, ты сможешь выдержать то, что сейчас испытаешь?
Мое лицо расширяется от ухмылки: — Отдайся мне, вся. Ты будешь удивлена, что мое тело сделает для тебя.
Он ненасытен, и трахай меня в бок, в спину, во все стороны, этот красавец — весь мой.
— Я хочу, чтобы ты доказала это, — говорит он мне.
— Доказать, что мое тело сделает для тебя?
Он кивает, и, не отрывая от меня взгляда, использует мои трусики, чтобы связать мои лодыжки вместе. Я не сразу понимаю, как он будет меня трахать, если мои ноги крепко связаны, но потом он сгибает их, и мои ноги разваливаются, связанные у лодыжек.
— Жестко и быстро, — повторяет он.
Большим и указательным пальцами он раздвигает мои губы, обнажая клитор, и, слегка потирая его, скользит вниз к входу. Он вводит в меня два пальца — то, с чем я могу справиться. Сильно толкаясь, не замедляя движений, он вводит третий палец, когда мое тело неожиданно дергается. Крутясь и поворачиваясь, я громко стону от удовольствия, когда его пальцы внутри меня накапливают влагу, позволяя ему скользить с легкостью.
— Ты готова?
Я смущенно смотрю на него, и с глубоким толчком он вводит еще один палец.
Черт возьми! По движениям я могу сказать, что его большой палец не внутри, и я на расстоянии одного пальца от кулака, что пугает меня до глубины души. Я сжимаюсь от нервов, но его жесткий и быстрый приказ не позволяет мне даже думать, не говоря уже о том, чтобы сказать ему, что я не хочу идти дальше.
Просто плыви по течению, Адриана.
Появляется легкая боль, но я отключаюсь, сосредоточившись на других ощущениях, которые кричат мне, на том, как моя кожа покрывается мурашками, как твердеют соски. Боль внизу снова начинает нарастать, и с каждым толчком мои мышцы начинают сжиматься, а из подсознательного состояния меня выводит непреодолимое желание пописать.
Что за?
Желание нарастает, и я извиваюсь, пытаясь заставить его остановиться, не произнося слов, но он словно знает, проникая пальцами еще глубже, от чего становится только хуже. Я связана, не могу физически двигаться, умоляю его глазами остановиться, но он, кажется, возбужден моим неловким состоянием. Просто скажи это сейчас, скажи тебе нужно пописать, если ты превратишь это в золотой душ.
— Сдержись, — говорит он, облизывая губы.
Значит, он знает, что мне нужно в туалет? Почему он не останавливается? Я в панике от этого ощущения, и когда становится ясно, что он не отступит, я открываю рот, чтобы что-то сказать, но он меня опережает.
— Сосредоточься на мне.
Как я могу сосредоточиться на нем, когда я почти уверена, что через несколько мгновений обмочу его всего?
О, Боже, как это ужасно! Ладно, просто дышите и сосредоточьтесь на нем.
Позволь своему телу довериться ему, Адриана.
Мои глаза блуждают по его члену, стоящему твердо и гордо, кончик сочится соком. Черт, неужели он собирается кончить, делая это со мной? Температура в моем теле повышается, и чем больше я сосредотачиваюсь на нем, тем сильнее болит, и знакомое давление возвращается, но я не могу остановиться, и не хочу останавливаться. Ощущения колют каждую частичку моего тела, и я корчусь, когда он так сильно водит пальцами, а потом вдруг он поглотил всю меня. Я взрываюсь. Он вытаскивает свои пальцы в дикой спешке, и все, что я чувствую, это прилив, нет, скорее, выплеск жидкости, вытекающей из меня, когда мое тело сокращается. Я переживаю самый интенсивный оргазм за всю свою жизнь, пыхтя и громко стоная, когда мое горло сжимается, пытаясь выйти на воздух.
Святое дерьмо, мать твою, это было безумие. Я хочу смеяться, плакать и кричать с крыш.
Боясь открыть глаза, он не сдерживается и врезается в меня своим членом, ухватившись за мои лодыжки в воздухе.
Я хочу увидеть, как он кончает.
Я хочу, чтобы мой прекрасный мужчина взорвался во мне.
И поэтому я говорю ему именно эти слова.
И он разрывается.
Рухнув на меня сверху, я по-прежнему ничего не говорю. Не думаю, что я описалась, но разве женщина может так сильно кончить? Если только… Боже мой, неужели я изверглась?
Он развязывает меня, и я совершенно уверена, что стала ярко-красной.
— Я… вау, хорошо, — потеряла дар речи.
— Вот об этом, моя прекрасная женщина, я и говорю, — ухмылка на его лице бесценна.
— Я сделала то, о чем думаю?
Он кивает, облизывая губы, затем наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня: — Ты только что сделала то, о чем я фантазировал очень долгое время. Ты видела, что твое тело сделало для меня?
Я стесняюсь, но я хочу исследовать эту тему.
— Это было… сюрреалистично. То есть, сначала я хотела… но потом… это просто продолжалось, и было ощущение, что я не перестану кончать, — признаюсь я с легким смешком.
— Это самое прекрасное, что я когда-либо видел, поэтому я продержался…
— Как тридцать секунд? — игриво перебиваю я.
— Ты щедра, около пятнадцати.
— Значит ли это, что я всегда могу так делать?
Он ложится рядом со мной и гладит боковую часть моего лица: — Я бы хотел на это надеяться. Есть так много вещей, которые ты должна сделать для меня… черт! Я снова становлюсь твердым от одной мысли об этом.
— Притормози, ковбой. Моей женской двери нужна новая дверная ручка. Может быть, в следующий раз мы войдем с черного хода?
Он нарочито рычит и забирается на меня сверху с широко раскрытыми глазами: — Я люблю тебя, сейчас, навсегда.
— Я тоже тебя люблю, — бормочу я, убирая прядь его волос от его прекрасных глаз.
У нас мало времени, но он продолжает целовать меня. Мы оба молчим. Что-то не так, пока Джулиан не произносит: — Может быть, нам стоит пойти посмотреть, как там дела на батуте?
— Ты читаешь мои мысли.
Мы вскакиваем и одеваемся, но Джулиан останавливает меня. Он проводит кончиком большого пальца по моим губам, и внутри у меня снова начинается срыв.
— Я никогда не был так растерзан, — тихо говорит он.
— О чем ты?
— Я хочу тебя так чертовски сильно, что это убивает меня, но все, о чем я могу думать, это броситься к Энди, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.
Я ободряюще улыбаюсь: — Это называется быть родителем.
— Мне страшно, что я все делаю неправильно, — признается он.
Я обхватываю его за талию: — Энди не отходит от тебя с того момента, как вернулся домой. Он умоляет тебя лечь в его кровать, бормочет твое имя, когда спит, и зовет тебя, когда просыпается. Он любит тебя, Джулиан. Для него это тоже в новинку. Если ты заставляешь его улыбаться, значит, ты что-то делаешь правильно.
— Спасибо, — его глаза расширились, а затем он озорно ухмыльнулся, — Ладно, мне кажется, или ты хочешь увидеть, как Эрик исполняет свою рутину на батуте?
— Искривленные умы думают одинаково. Возьми мой мобильный, что-то мне подсказывает, что это достойно YouTube.
Мы оба смеемся и спешим вниз по лестнице, чтобы выйти, когда звонок в дверь застает нас врасплох.
Джулиан с любопытством смотрит на меня, и я открываю дверь, чтобы встретить курьера. Он передает пакет Джулиану, тот расписывается и говорит спасибо. В недоумении он открывает коричневую коробку, и под пузырчатой пленкой оказывается табличка.
Я читаю слова, и в тот момент, когда до меня доходит, я поворачиваюсь и смотрю на Джулиана с самой широкой улыбкой, ожидая его реакции.
Его книга официально стала бестселлером номер один по версии New York Times.
Золотое письмо подтверждает то, что я всегда знала: Джулиан талантлив и теперь берет мир штурмом.
Почти уронив табличку, он обхватывает меня руками за талию, и я вскакиваю, чтобы крепко обнять его.
— Ты сделал это, малыш! — я не могла бы гордиться больше, чем в этот момент, тем, что люблю этого умного и добродушного человека.
— Мы сегодня празднуем. Ничего особенного, не хочу, чтобы Энди был слишком уставшим для завтрашнего дня рождения, — добавляет он.
— Знаешь… — говорю я с дьявольской ухмылкой, — у нас есть свободная минутка, чтобы отпраздновать самим.
— Мне нужно всего пятнадцать секунд, — он ухмыляется, поднимая и перемещая меня к лестнице, где он ставит меня на четвереньки и берет меня сзади.