Когда в восемь часов пришла Мари с подносом, Марине не хотелось вставать с постели.
— Боже мой! Я такая уставшая, — сказала она, потягиваясь и зевая.
— Доброе утро, мисс, — послышался веселый голос Элен. — Вы хорошо отдохнули?
— Нет. Я чувствую себя так, будто не спала полночи. Я не привыкла так поздно ложиться спать, а что касается тяжелых блюд на ночь…
Элен поморщила нос, и Марина поняла, что ее дыхание было тяжелым от сытной пищи, которую она вчера ела.
— Мне здешняя еда вообще не нравится, — заявила Элен, хлопотливо кружа по комнате. — Ах, сейчас бы простой бутерброд с маслом!
— Если попросишь повара, я уверена, он тебе не откажет.
— Он и не отказал, но это не такой хлеб, как у нас дома, мисс: он был жестким, и от него болело во рту.
Марина улыбнулась про себя: Элен была женщиной простых вкусов и вряд ли приняла бы французскую кухню с распростертыми объятиями.
— Вам лучше сегодня, мисс?
— Да, спасибо, Элен. Прости, если я показалась грубой вчера вечером. Я не предполагала, что мы так поздно засидимся после долгого путешествия. Это совершенно меня вымотало. Дома мы бы не ужинали в полночь!
Марина смолкла и принялась вспоминать события минувшего вечера. Уж не приснилось ли ей, что Саймон был настолько внимателен? Сейчас все это казалось таким нереальным.
«Он так хорош собой, — подумала Марина, когда Мари забрала ее платье, чтобы постирать, а за ней по пятам отправилась Элен, засыпая француженку градом указаний. — И так внимателен. Думаю, английские джентльмены могли бы многому у него научиться».
— Вы будете завтракать в столовой, мисс? — спросила Элен, вдоволь накомандовавшись Мари.
— Да, спасибо. Мое черное платье из тафты выглажено?
Марине хотелось выглядеть привлекательной для Саймона. Она отметила, что французские женщины смотрятся гораздо ухоженнее англичанок.
— Я хочу, чтобы сегодня утром ты причесала мне волосы на французский манер.
Элен изумленно подняла бровь.
— Это что-то новое… Возможно, мне придется призвать на помощь Мари, мисс.
Марина сделала вид, что не замечает откровенного удивления Элен. Как правило, та без замечаний выполняла любую просьбу госпожи, и оттого Марине сейчас показалось, что она должна объясниться.
— Мне кажется, что пока я в Париже, нужно соблюдать местный этикет, по крайней мере, что касается внешности.
— Хорошо, мисс.
Элен оставила Марину умываться и отправилась за Мари.
Расчесывая волосы перед зеркалом, девушка вновь подумала о Саймоне.
«Никогда еще не видела таких изумительных голубых глаз, — размышляла Марина, — а с черными волосами получается прекрасное сочетание».
Она решила, что Саймон самый красивый молодой человек из всех, кого она видела. Так не похож на бледных английских джентльменов, которых она знала дома.
«И он кажется настолько искушенным по сравнению с Альбертом, — думала Марина, наблюдая, как Элен пытается объяснить Мари, что нужно сделать с ее волосами. — Трудно поверить, что Альберт старше, ведь он по-прежнему ведет себя, точно находится в детской, а всех девочек нужно игнорировать».
Совершенно неожиданно девушку охватило чувство вины. Разве не прошло всего шесть недель с тех пор, как ее дорогую матушку опустили в могилу, а она уже предается фривольным мыслям…
«Я не должна лелеять глупые романтичные мысли, это не к лицу тому, кто носит траур, — строго отчитала себя Марина. — Папа пришел бы в ужас, если бы узнал, что я так поздно вернулась домой, не говоря уже о том, что позволила себе отвлечься от мыслей о маме. Нужно немедленно положить этому конец».
Элен и Мари даже не подозревали, какая буря чувств бушевала в душе Марины, пока она терпеливо сидела, ожидая, когда они уложат ее волосы в элегантную прическу.
Понадобилось много времени, чтобы причесать волосы Марины, и девушка сошла вниз гораздо позже, чем прозвучал гонг к завтраку.
Когда она вошла в столовую, все повернулись, чтобы поприветствовать ее.
— Ах, вы так очаровательно выглядите этим утром, — сказал Саймон, подходя, чтобы взять ее за руку.
— Ты причесала волосы во французском стиле, — с одобрением заметила Моника, — и тебе идет.
Марина вновь затрепетала от прикосновения Саймона. По взглядам, которые он бросал на нее, девушка поняла, что вчерашние ухаживания ей не приснились. Она потупила взгляд, когда молодой человек повел ее к буфету.
«Нельзя забывать, что я в трауре», — строго напомнила себе Марина.
— Вы будете brioche или, быть может, предпочтете a pain au chocolat[24]?
Саймон стоял так близко, что Марина чувствовала тепло его тела. Девушка отодвинулась и заставила себя сосредоточиться на восхитительных угощениях а-ля фуршет, разложенных перед нею.
— Я попробую pain au chocolat, — пролепетала она, не решаясь встретить пылкий взгляд Саймона.
Он передал ей тарелку с двумя булочками. Марина быстро взяла ее и пошла к столу. К счастью, стул рядом с Моникой был свободен.
— Chérie, — начала та, — ты должна сказать, что хотела бы увидеть, ведь в Париже так много интересного. Сегодня утром экипаж в нашем распоряжении, и я уверена, что ты захочешь посмотреть наш прекрасный город.
— Спасибо, это было бы чудесно, — ответила Марина, стряхивая с губы крошку от булки. — Мне бы очень хотелось увидеть Лувр и особенно «Мону Лизу».
— Да, она очень известна, — подхватил Саймон. — Такая улыбка… Становится интересно, о чем она думала, когда да Винчи рисовал ее портрет.
— О шоколаде, конечно! — воскликнула Моника, принимаясь за вторую булочку.
Марина рассмеялась, ей тоже очень нравились pain au chocolat.
— Могли бы мы также посмотреть Триумфальную арку? — спросила она, стараясь не встречаться взглядом с Саймоном.
— Конечно, с радостью, — неожиданно ответил тот.
«Боже правый! Похоже, он решил ехать с нами», — подумала Марина, начиная слегка паниковать. Она думала, что на прогулку сегодня отправится вдвоем с Моникой.
— Я знаю один чудесный маленький ресторанчик, где мы сможем насладиться le dejeuner[25], — продолжил Саймон, пристально глядя на Марину. Девушка в очередной раз почувствовала, как ее щеки заливает краска.
«Я бы предпочла, чтобы он не смотрел на меня так, — думала она, пока Моника пыталась занять ее беседой, — и не ехал с нами сегодня. Это настолько все усложняет».
— Значит, решено, — сказала Моника, хлопнув в ладоши от удовольствия. — Я распоряжусь, чтобы нам немедля приготовили экипаж.
Двадцать минут спустя Марина оказалась в коляске рядом с Моникой. Саймон сел напротив, спиной к кучеру, предоставив леди лучший вид из окна.
— Где ваши родители? — поинтересовалась Марина, когда они понеслись по элегантным парижским бульварам.
— О, в гостях у каких-то своих скучных друзей. Нам очень повезло, что не пришлось идти с ними. Лормы такие неинтересные — si vieux[26], — призналась Моника.
— Прошу прощения? — переспросила Марина, которой все еще тяжело давался язык.
— Такие старые, — объяснил Саймон. — Лормам по меньшей мере семьдесят. Они только и делают, что пьют кофе и жалуются на погоду. Как англичане.
— Не отзывайся грубо о стране нашей гостьи, — осадила брата Моника, смерив его предостерегающим взглядом.
— Простите, — тут же с поклоном извинился Саймон.
— Я не обиделась, — запротестовала Марина. — Вы совершенно правы, англичане одержимы погодой, но это потому, что мы живем в стране, где часто идут дожди и поэтому нарушаются наши планы.
— В Париже не лучше, — добавила Моника, — но в нашем доме в Биаррице всегда прекрасная погода. Через несколько недель мы поедем туда на долгие каникулы, и я надеюсь, что ты отправишься с нами. Мама и папа всегда настаивают, чтобы мы сопровождали их, куда бы они ни ехали.
Марина вдруг погрузилась в молчание. Моника нечаянно напомнила ей причину, по которой она оказалась в Париже: отец выпроводил ее из дому.
Солнце ласково пригревало землю, но настроение Марины было мрачным.
Моника весело щебетала с братом по-французски, а Марину даже не смущало, что она их не понимает. Она была слишком занята мыслями о доме и своей дорогой маме.
Девушка все еще чувствовала себя несчастной, когда они зашли в галерею. Моника и Саймон немедленно повели ее смотреть скульптуры Родена.
— Они великолепны, не правда ли? Такие живые, — выдохнула Моника, когда они кружили вокруг фигуры задумавшегося человека.
— Дух захватывает, — согласилась Марина, любуясь мраморной формой, что стояла перед ней. Вскоре она забыла о своей грусти и с головой окунулась в созерцание чудес вокруг.
Наконец они остановились в хвосте толпы, восхищавшейся изюминкой галереи — знаменитой картиной Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
— По-моему, она выглядит сердитой, — прошептал Саймон в самое ухо Марины. — Она вовсе не красавица.
— Не могу с вами согласиться, — ответила Марина, — в ней есть такое же спокойствие, как в деве Марии, и это в высшей степени привлекательно. Все считают, что она очень красива, и жаль, что вы не можете этого разглядеть.
Перед тем, как ответить, Саймон сделал паузу и заглянул в глаза Марине.
— Быть может, это оттого, что я ослеплен кем-то гораздо более миловидным!
Марина густо покраснела и отвернулась, ожидая найти рядом Монику. Однако за это короткое мгновение Моника успела исчезнуть. Как ни искала ее глазами Марина, подруги нигде не было видно.
— Вы кого-то ищете? — спросил Саймон. В его тон прокралась нотка легкой обиды.
— Я искала Монику.
— Ах, я бы не переживал за нее. Она так хорошо знает все эти галереи и не станет уходить далеко от нас. Вероятно, увидела какую-нибудь подругу. Пойдемте, я покажу вам еще много великих произведений искусства.
Саймон предложил Марине руку, и та неохотно оперлась на нее. Девушке не нравились чувства, которые вызывала в ней близость Саймона. Ее сердце бешено колотилось, мысли в голове путались.
«Ах, мама, как жаль, что тебя здесь нет! И не только потому, что ты не можешь увидеть эти чудесные картины», — думала она все время, пока они бродили по галереям.
Однако постепенно Марина, вопреки самой себе, начала поддаваться обаянию Саймона.
«Он такой внимательный», — констатировала она про себя.
— Смотрите, вот и Моника, — внезапно произнес Саймон.
И верно, от толпы отделилась знакомая фигура его сестры.
— Ax, je suis désolée[27], — запыхавшись, проговорила она. — Просто я встретила Марианну и Арно, а мы не виделись уже целую вечность. Однако я вижу, что вы чудесно провели время без меня, — лукаво добавила она.
Внезапно Марина ощутила укол разочарования, оттого что перестала быть единственным объектом внимания Саймона.
«Да что же со мной такое?» — спрашивала себя девушка, когда они, покинув Лувр, шагали к ожидавшему их экипажу.
Бесполезно было отрицать, что она попала в водоворот незнакомого чувства.
Следующие несколько недель пронеслись для Марины быстро, и чувство беспокойства постепенно улеглось. Да, ее по-прежнему тянуло домой, в Лондон, но она понемногу привыкала к парижскому образу жизни, даже к поздним трапезам и еще более поздним ночным развлечениям.
У Моники был блистательный круг друзей; все радушно приняли Марину. Они водили девушку по магазинам, знакомили с новыми людьми и вообще ввели ее в свою повседневную жизнь.
— Ты выглядишь счастливее, — заметила однажды Моника, когда они возвращались домой после суматошного похода по магазинам за новыми шляпками. Ей удалось уговорить Марину приобрести бледно-лиловое шелковое произведение, увенчанное страусовым пером.
— Да, мне и самой так кажется, — согласилась Марина, крепко обхватив пакеты с покупками и чувствуя себя приятно взволнованной и грешной одновременно.
— И я скоро уговорю тебя сменить траурную одежду.
— Я… я не уверена, что уже готова к этому, Моника, — почти с сожалением вздохнула Марина.
Теперь, когда становилось теплее, а солнце светило так ярко, особенно легко было с головой нырнуть в водоворот жизни Соланжей и отбросить все мысли о смерти мамы.
— Ах, смотри: мама! — воскликнула Моника, когда они уютно устроились в маленькой кофейне рядом с Елисейскими Полями. — Мама, chérie.
Марина почувствовала зависть, целуя маму Моники в щеку. Мадам Соланж сияла; она только что вышла из дома подруги неподалеку.
— Намечается грандиозный бал, — объявила она. — Вы обе приглашены, будет музыка и танцы.
— И много очаровательных молодых людей? — кокетливо спросила Моника.
— Naturellement[28], — ответила мадам Соланж, — на таком мероприятии можно найти себе хорошего мужа!
Мать и дочь весело рассмеялись, а Марина задумалась, стоит ли ей ехать. Одно дело общаться с друзьями Соланжей в маленьких группках, и совсем другое очутиться среди сливок парижского общества.
«Я буду чувствовать себя серой мышкой в траурной одежде, — размышляла Марина, пока официант нес им кофе и madeleines[29]. — Придется сделать вид, что у меня болит голова».
— Надеюсь, ты не разочаруешь Саймона и потанцуешь с ним, — сказала вдруг Моника. Марина чуть не подскочила от неожиданности, поскольку была глубоко погружена в собственные мысли.
Она просто вежливо улыбнулась в ответ, не желая показывать Монике, что не хочет ехать на бал.
Позже, вернувшись в дом Соланжей, Марина зашла в библиотеку и наткнулась на Саймона, который сидел в одном из кожаных кресел и читал газету.
— Ах, простите, что потревожила вас, — начала девушка, готовая повернуться и уйти.
— Нет, нет, прошу вас, — ответил он, вставая, — это я вам помешал.
— Вовсе нет, это ваш дом, — запротестовала Марина, упиваясь красивыми чертами его лица, заставлявшими учащенно биться ее сердце. — Я пришла сюда, чтобы взять что-либо почитать. Я знаю, что ваш отец любит английские романы, а потому решила, что смогу найти здесь хорошую книгу.
— У папы действительно много книг английских писателей и поэтов, — ответил Саймон, указывая на высокий книжный шкаф. — Шекспир, Байрон, Троллоп, Диккенс…
Марина приблизилась к шкафу, исследуя корешки в поисках того, что могло бы ее заинтересовать.
— Regardez[30], — мягко сказал Саймон, доставая какую-то книгу с полки над головой девушки. У Марины пересохло во рту, когда она почувствовала, как его пальцы легко коснулись ее руки. Он подал ей томик в кожаном переплете.
— «Энтони Троллоп. Сборник коротких рассказов», — пробормотала Марина. — Кажется, я этого не читала.
— В таком случае, я рад, что у нас нашлось, чем вас занять, — сказал Саймон, по-прежнему стоя так близко к Марине, что их рукава соприкасались. — Я был бы разочарован, если бы вы уже прочли всю папину английскую библиотеку.
Марина оглядела комнату и рассмеялась.
— Мне понадобилась бы целая вечность, чтобы проработать это огромное собрание, — заметила она. — Ваш папа любит читать, не так ли?
— Да, и я, к стыду своему, должен сказать, что не питаю к чтению такого пристрастия, как он.
Саймон обратил свой сияющий взгляд на Марину, и та почувствовала, что тает.
Совершенно ошеломленная, девушка пролепетала извинения и поспешила покинуть библиотеку.
Остановившись в холле, она перевела дух и попыталась успокоиться.
«Что со мной происходит? — спрашивала она себя. — Я не уверена, что мне по душе чувства, которые вызывает этот мужчина. Я не хочу сейчас ни с кем заводить романа, и, хотя он и держится на расстоянии, я бы предпочла, чтобы он не был таким внимательным ко мне».
Однако Саймон не отказался от мягкой охоты на Марину. Девушке удалось сослаться на сильную головную боль, когда наступил вечер большого бала, и помрачневшее лицо Саймона сказало ей, что он расстроился, лишившись ее компании.
На следующий день он послал ей в комнату цветы с милой запиской, в которой выражал надежду, что она чувствует себя лучше, и спрашивал, не согласится ли она сегодня вечером поужинать с ним и Моникой.
— От кого цветы, мисс? — спросила Элен.
— От Саймона.
— Если позволите сказать, я думаю, что вы очень приглянулись этому молодому человеку.
Марина спрятала записку в ящик комода, решив больше не смотреть на нее сегодня.
Неожиданно она наткнулась на письмо сэра Питера Бейли.
«Интересно, что с ним стало? Весьма занятный джентльмен…»
Внезапно перед глазами Марины возникло его красивое лицо.
Девушке стало любопытно, состоялось ли его суаре и имело ли оно успех. На миг она пожалела, что не была среди гостей.
Заметив, что к ней обращается Элен, Марина вернулась к действительности.
— Элен, будь добра, передай месье Саймону, что я с удовольствием поужинаю вместе с ним и Моникой сегодня вечером. Мое черное шелковое платье готово?
— Я позабочусь об этом, мисс.
Когда Элен покинула комнату, Марина подошла к окну спальни, которое выходило на тихую улочку. Деревья стояли в майском цвету, день был погожим и теплым; девушке захотелось выйти на прогулку, но она подумала, что в этом случае Саймон попросится ее сопровождать. Он оказывался рядом каждый раз, когда она выходила из дому.
«Он очень настойчив, — размышляла Марина, — и в то же время ведет себя безупречно. Я чувствую, что увлекаюсь им. Кажется, я бы не возражала, если бы он стал за мной ухаживать».
Марина саму себя повергла в смятение, сформулировав эти мысли. Может ли истинная леди думать о таких вещах? Без материнского совета она чувствовала себя запутавшейся и одинокой.
День пролетел быстро, и Марина не успела опомниться, как настала пора готовиться к выезду. Поскольку Соланжи ужинали поздно, в девять часов, девушка хорошо поспала пополудни, но когда Элен пришла будить ее в половине шестого, она почувствовала себя вялой и пожалела, что легла спать.
— Ну же, мисс, вам набрали ванну, вы ведь не хотите, чтобы вода остыла? — журила Элен, пытаясь подтолкнуть Марину в ванную комнату.
— Ах, у меня нет никаких сил, и подташнивает, — пожаловалась Марина.
— После купания вам сразу станет лучше.
Девушка нехотя поплелась в ванную.
Элен казалась возбужденной, танцевала по комнате, напевая себе под нос, чем очень забавляла свою госпожу.
— Любой решил бы, что ты, а не я сегодня едешь в ресторан, — заметила Марина, любуясь в зеркале умелой работой Мари.
— Это потому, что сегодня вечером месье Саймон может сделать вам предложение!
— Элен! — воскликнула Марина, пораженная несдержанностью служанки. — С нами будет Моника, поэтому ничего такого не может произойти.
— Ах, но птичка напела мне, что мисс Моника страдает от сильной головной боли и не поедет с вами, — сказала Элен, улыбнувшись Мари.
— Кто сказал тебе эту чушь? — вспыльчиво потребовала ответа Марина.
— Мадемуазель, c'est vrai[31], — вмешалась Мари, что было весьма неожиданно, ибо девушка еще ни слова не сказала Марине за все время, что та была в Париже.
Марина в недоумении уставилась на Мари, поскольку ясно поняла, что она сказала.
— Видите, я говорю правду, — торжествовала Элен. — Мисс Моника в постели с головной болью, и ужинать сегодня поедете только вы и месье Саймон.
Элен сложила на груди руки для пущей важности и теперь всем своим видом являла непоколебимую правоту. Даже если ее госпожу не интересуют романтичные отношения, она-то уж точно в стороне не останется!
В эту минуту в комнату вошла камеристка Моники. Она что-то быстро сказала Мари по-французски, сделала книксен и удалилась.
— Мадемуазель Моника говорить, она не ехать сегодня, — объяснила Мари на ломаном английском.
— Но я не могу поехать с Саймоном одна! — воскликнула Марина, которая вдруг сильно разнервничалась. — Так не принято!
— Чепуха, мисс, — возразила Элен, доставая из шкафа вечерний плащ Марины, — вы в Париже, а не в Лондоне!
При этих словах в дверь постучали.
«Кто на этот раз?» — сердито подумала Марина.
Девушка обернулась и увидела в дверях Монику с прекрасным, бледно-лимонного цвета платьем в руках.
— Я подумала, что, может, ты захочешь надеть его. Уверена, твоя мама не возражала бы, чтобы ты красиво оделась для одного вечера. Кроме того, «Сен-Жорж» — очень престижный ресторан, и мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала себя не в своей тарелке рядом с Саймоном.
Взявшись за платье, Марина ахнула от восхищения. Оно было очень красивым.
— Я не могу, — прошептала она.
— Она может, — вмешалась Элен, забирая платье у Моники, которая вовсе не выглядела больной.
— А я пойду к себе. Прошу, насладись сегодняшним вечером, Марина. Я уверена, он будет необычным.
С этими словами она подмигнула подруге и вышла из комнаты.
— Скорее, мисс. Нужно быстро вас переодеть, не то вы опоздаете.
Марина позволила Элен снять с себя черное платье и надеть лимонный наряд.
— Ах, мисс! Вы так хороши! — воскликнула Элен.
— Oui, très belle[32], — согласилась Мари, улыбаясь.
— Пойдемте, месье Саймон, должно быть, ждет вас. Меня ничуть не удивит, если сегодня вечером он сделает вам предложение.
— Элен! — прикрикнула Марина, рассерженная словами служанки.
— Я видела, как он на вас смотрит, мисс. Готова поспорить, что мадемуазель Моника нарочно устроила, чтобы вы остались вдвоем. Скорее, месье ждет.
Элен накинула Марине на плечи изысканную, расшитую бисером шаль и вывела из комнаты.
Марина так волновалась, что едва ли была способна рассуждать.
Вечер наедине с Саймоном!
Спускаясь по лестнице, Марина увидела, что он ждет ее. Саймон поднял на нее взгляд, и его лицо зарделось от удовольствия; Марина поняла, о чем он думает.
— Я ошеломлен вашей красотой, — сказал он, целуя девушке руку. — Кучер ждет.
Когда они садились в экипаж, Марине казалось, будто она идет по воздуху.
Всю дорогу в ресторан Саймон продолжал засыпать ее комплиментами и говорил, как будет горд, что его увидят рядом с ней.
— Это самый изысканный ресторан Парижа, и рядом с вами я буду предметом всеобщей зависти, — сказал он тихим, нежным голосом, заглядывая в глаза Марине.
Девушка не знала, как ответить; сердце прыгало в груди.
Когда они прибыли в «Сен-Жорж», в небе уже ярко горели звезды. Управляющий лично провел их к столику, осыпав Марину градом комплиментов на безупречном английском.
Пока дожидались меню, Саймон кивнул в сторону нескольких столиков.
— Вы знаете многих сегодняшних посетителей? — спросила Марина, слегка нервничая. Она видела, что на нее устремлены все взгляды.
— Некоторых, — ответил он с напускным безразличием. — В Париже пятница — популярный день для ужина в ресторанах. Мы, конечно, закажем шампанского…
Саймон щелкнул пальцами, и за считанные секунды перед столиком возник официант.
Марина аккуратно отломила и съела кусочек baguette[33]. Осмотревшись, девушка втайне порадовалась, что Моника уговорила ее надеть это платье.
«Я выглядела бы точно сорняк на клумбе, если бы надела свое черное шелковое», — с благодарностью подумала она.
Принесли шампанское, и официант устроил целое представление, разливая его в два бокала.
Саймон взял свой бокал и коснулся бокала Марины.
— За вас и вашу несравненную красоту, — объявил он, устремив на девушку взгляд своих сияющих голубых глаз.
Марина покраснела и отпила глоток. Она подивилась тому, как пузырьки защекотали горло и как почти сразу ощутилось легкое головокружение.
Саймон продолжал отпускать в ее сторону нескончаемый поток комплиментов. Их было столько, что сердце Марины переполнилось радостью.
«Неужели я влюбляюсь в него? — думала девушка, наблюдая, как Саймон подкладывает ей на тарелку лучшие куски омара. — Так чувствуют себя влюбленные?»
— A toi, ma belle[34].
Саймон вновь поднял бокал и выпил за здоровье Марины. Девушке казалось, что она дотянулась до звезд, ибо ее спутник не замечал ничего и никого, кроме нее.
Марина даже допустила мысль, что Элен была права насчет предложения, но позднее, когда Саймон попросил счет, выругала себя за такие глупые фантазии.
— Превосходный ужин, спасибо вам.
— Ах, это вам спасибо, ma chérie! Поедем домой?
Дул легкий ветерок, когда они стояли у выхода, ожидая экипаж.
Марина слегка поежилась и внезапно почувствовала себя очень усталой и разочарованной.
В глубине души она действительно ждала, что Саймон хотя бы признается ей в любви…
— Пойдемте, экипаж подан.
Мелодичный голос Саймона прервал ее мысли.
Он помог девушке забраться в экипаж, а затем сел очень близко к ней. Марина не могла не заметить, что Саймон выглядит немного рассеянным.
«Возможно, у него на уме кто-то другой, — сказала себе Марина, — а со мной он просто любезен».
Наконец экипаж остановился перед домом Соланжей. Саймон выскочил первым и помог Марине сойти на мостовую.
Девушка видела, что дом почти полностью погружен в темноту и все его обитатели, скорее всего, мирно спят.
— Придется ступать очень тихо, чтобы не разбудить Элен. Надеюсь, она не стала меня дожидаться, — сказала Марина, когда дворецкий открыл для них парадную дверь.
— Мадемуазель Фуллертон, — тихим голосом сказал он. — Я рад, что вы вернулись, потому что вот это пришло вскоре после вашего отъезда. Мадемуазель Моника хотела отправиться следом, но отец ей не позволил.
Дворецкий вручил Марине нечто похожее на телеграмму. Девушка зажала ее в руке, чувствуя, как заколотилось в груди сердце.
«Что, если это дурные вести?» — подумала она, глядя на подпись на конверте.
Марина так сильно задрожала, что Саймону пришлось взять ее за руку.
— Что это, Марина?
— Не знаю, — тихо ответила она, — похоже, это из дому.
— Вы должны открыть конверт, chérie. Не бойтесь, мы все вас поддержим.
Марина сделала глубокий вдох и разорвала конверт…