Ванильный вкус поцелуя

Глава пятая

После того как Лейланды ушли, Баптисте вынес кофейник со свежим эспрессо на террасу. Коринна налила кофе, вытянулась в своем любимом шезлонге и, когда они остались одни, обратилась к Матео:

— У тебя очень грустное лицо, caro. Не скажешь почему?

— У тебя очень красивые ноги, — попытался Матео уйти от ответа. — Я бы хотел поговорить об этом.

— Мои ноги точно такие же, какими являлись два часа назад. А вот ты изменился. До прихода гостей ты был отдохнувшим и в хорошем настроении, однако за столом ты сидел расстроенным и почти не прикоснулся к превосходным мидиям, которые я заказала и которые ты очень любишь. Даже сейчас ты задумчивый.

Коринна, как всегда, права. Слова Стефани засели у него в голове. Это его злило — и ее слова, и то, что ему они небезразличны.

— Я забыл, что долго не могу выносить Лейландов, — заметил Матео. — Когда их слишком много, меня начинает тошнить.

— Анна и Брэндон показались мне очаровательными.

— Ну, бабушка и дедушка другие. Они чудесные люди, и я очень люблю их. Эндрю тоже вполне приличный.

— Ты не любишь синьоров Брюса и Виктора?

— Я не выношу их. — Матео скривил рот.

— Почему?

— Потому что у них раздутое самомнение, они напыщены как индюки и считают себя умнее и выше других.

— Сегодня они показались мне вполне сносными.

— Не обманывайся, Коринна. Они увидели, как ты живешь, как одеваешься, как развлекаешь гостей — и все это сделало тебя в их глазах социально приемлемой. — Он ухмыльнулся. — И, конечно, совсем не повредило, что на тебя приятно смотреть. Но, несмотря на твою ослепительную внешность, если бы вместо Баптисте еду подавала ты, они даже не удостоили бы тебя взглядом. Если бы они увидели, как ты покупаешь фрукты на рынке или выбираешь рыбу для сегодняшнего обеда, они бы посмотрели на тебя как на пустое место.

— Я не такая наивная, Матео! — воскликнула, улыбаясь, Коринна. — Я знаю, что произвело на них впечатление, но это лишь делает их мелкими и довольно глупыми в моих глазах. Они даже не заслуживают твоей ненависти. А мать, Вивьен, показалась мне милой и доброй.

— Я бы стал больше уважать ее, если бы она хоть иногда противостояла им. А она просто безвольная тряпка. Ее муж и старший сын отвратительно относятся к ней, вытирают об нее ноги всякий раз, когда им представляется такая возможность, а она им спускает.

— А еще одна?

— Кто? — Матео изобразил недоумение. — Ты имеешь в виду Стефани?

Коринна посмотрела на него поверх своей чашки:

— Давай не будем играть в прятки друг с другом, Матео! Мы оба хорошо знаем, кого я имею в виду.

— Ну, она старается сдерживаться, и ей больше всего нравится молчать. Наверно, она пошла в отца.

— Я не согласна, — возразила Коринна. — Она, безусловно, была напряжена и нервничала, но в ней нет высокомерия. Равно как я не заметила с твоей стороны антипатии, какую ты проявляешь к ней сейчас. Мне скорее показалось, что вас обоих тянет друг к другу и вы очень стараетесь этого не показывать.

— Это игра твоего воображения. Миссис Стефани Лейланд-Оуэн, или как там она теперь называется, не мой тип женщины.

— Рада была бы поверить этому, но я видела…

— То, что ты видела, Коринна, — мрачно прервал он, — это группа людей, состоящих в родстве, а двое пожилых супругов стремятся сделать из них одну большую счастливую семью.

— Замечательное стремление.

— Но оно обречено на провал, поскольку и Брюса, и Виктора интересуют только они сами и дела их предков.

— Предков? — Коринна в недоумении сморщила носик. — Не понимаю.

— Где-то в 1800-х годах прапрадедушки как Брэндона, так и Анны получили признание в политических кругах Канады и заимели кровные связи с не менее влиятельными политическими деятелями в США. Почему еще, по-твоему, благородные профессора Брюс и Виктор Лейланды занимаются северо-американской историей девятнадцатого века каждый в своем университете, если не потому, что это дает им возможность постоянно невзначай упоминать на лекциях имена своей семьи?

— Как глупо и как жалко! Но Эндрю и Стефани из другого теста.

— Эндрю — да, — согласился Матео. — Он независимый в суждениях архитектор, которого прошлое интересует только в плане дизайна. А Стефани… — Он пожал плечами. — Стефани, возможно, думает, что она свободный человек, но на самом деле каждый раз поворачивает назад, чтобы не вызвать недовольства отца. Черт, она даже вышла замуж за университетского профессора, которого вовсе не любила, потому что он должен был ему понравиться.

— Ты так говоришь, будто хорошо ее знаешь.

— Да. Лучше, чем мне бы хотелось.

Коринна отхлебнула кофе и осторожно поставила хрупкую чашечку на стеклянный столик около шезлонга. Потом, глядя на Неаполитанский залив, с напускной небрежностью произнесла:

— Мы с тобой никогда не говорили об этом, Матео, но, думаю, ты знаешь, что у меня к тебе глубокие чувства.

— Ах, Коринна! — начал он, ощущая неловкость от такого поворота темы. — Не надо!

— Не буду, — заверила она. — Не хочу ставить ни тебя, ни себя в неловкое положение. Я сказала об этом, лишь предваряя свой вопрос: пожалуйста, расскажи мне о своих отношениях со Стефани и поверь, что мой интерес вызван не любопытством или досадой, а преданностью и настоящей дружбой.

Коринна была самым сдержанным и чутким человеком из всех, кого он знал. И то, что она вдруг задала такой личный вопрос и сделала это так откровенно, заставило его ответить с подобной же искренностью.

— Мы были любовниками.

— Я так и думала. — Коринна немного помолчала. — А как реагировали ее родители на вашу связь?

— Они не узнали об этом.

— Но они, должно быть, знали, что она проводит с тобой время.

— Нет, они жили в Торонто. Я познакомился с нею в Брэмли-Пойнт, милях в двухстах к северу от города, где у ее дедушки и бабушки было — и до сих пор есть — имение у озера. Стефани всегда проводила часть своих летних каникул у них, потому что любит верховую езду, а у них очень хорошие лошади.

— Стало быть, вы были там в одно время и жили в одном доме?

— Не совсем так. Даже у меня хватило порядочности не злоупотреблять гостеприимством хозяев и не лишать невинности их внучку под их крышей.

— Ты хочешь сказать, что Стефани была?..

— Девственницей? Да. — Он отвернулся, не в силах встретиться с осуждающим взглядом Коринны. — Знаю! Меня надо пристрелить. Но ей было девятнадцать, она была мила и красива и очень хотела, чтобы ее любили. Ты не представляешь себе ощущения молодого парня, который думает, что знает ответы на все вопросы только потому, что у него сексуальный аппетит как у быка-производителя и полный карман презервативов, которые всегда под рукой, когда бы ни потребовались.

— Я не осуждаю тебя, Матео. Думаю, ты не принуждал и она пришла к тебе по своей воле. Сколько времени вы были вместе?

— Пять, может быть, шесть недель. Я жил в квартире над конюшней, она приходила туда, мы были одни… остальное, я уверен, ты можешь представить сама. Не слишком красивая история, а?

— Но вы были влюблены друг в друга?

— Я нет. В мой огромный жизненный план не входило влюбиться в двадцать пять лет. Но она говорила, что любит меня, и я ей верил. Потом приехала ее семья, и Стефани прекратила со мной знакомство. Когда ее отец и братья пришли с нею как-то утром покататься, я находился в конюшне, но она даже не взглянула в мою сторону.

— Ты думаешь, ей было неловко, потому что вы занимались там любовью?

— Нет, — резко ответил Матео, — потому что я был по уши в масле и грязи и не имел должного аристократического вида.

— Но она же знала, кто ты, чем занималась твоя семья в Италии.

— Ну, нет! Она считала, что я мраморщик из Каррары, и мой хозяин послал меня изучить незапатентованное изобретение, предназначенное для резки гранита. И, грубо говоря, им я и был, если учесть, что в то время мой отец и дед обладали всеми акциями нашей компании, а я еще только изучал дело.

— И ты не счел нужным просветить ее? Сообщить ей, что ты наследник целого состояния?

— О Господи, нет! Ты же помнишь, каким я был тогда: гордым, упрямым и одержимым желанием добиться всего самому, не используя имени семьи и денег. Из-за этого и поехал на лето в Канаду, в новый мир, где все люди равны и не так много значат богатство и власть. Я так думал, пока не познакомился с Брюсом Лейландом.

— Да, — Коринна улыбнулась, — я очень хорошо помню: ты был такой своевольный, обаятельный и красивый, что матери запирали незамужних дочерей, когда ты приезжал на Ишиа. Похоже, синьору Брэндону стоило сделать то же самое со Стефани.

— Может, и стоило. — Матео помолчал. — Я приехал туда, чтобы доказать, что я сам по себе личность, а не просто аристократическое имя. Но в конечном счете оказался таким же бесчувственным и жестоким, как мои средневековые предки, — отверг Стефани после того, как позабавился с нею.

— Не надо корить себя, молодые люди часто совершают ошибки, руководствуясь животным инстинктом. А что у вас произошло с Брюсом Лейландом, что ты до сих пор испытываешь горечь?

— Как-то Анна пригласила меня на семейное барбекю. Сначала я хотел отказаться, но потом подумал, что ничем не хуже их. Я побрился, вырядился, но с таким же успехом мог появиться с двухдневной щетиной и весь в пыли. Брюс Лейланд обращался со мной так, будто я был беженцем из страны третьего мира и просил подаяния. Что касается Виктора, то мне казалось, он вот-вот бросит в меня своими объедками.

— И ты до сих пор не поставил их на место, раскрыв свое истинное положение?

— С какой стати? Я никому ничего не обязан объяснять. И вообще мне забавно изображать недалекого, смуглого иностранца, который не знает, какую вилку взять. Когда Брэндон упомянул, что я предложил использовать его изобретение, применяя компьютер, профессора Лейланды рассмеялись мне в лицо и с презрением заявили, что я в этом не разбираюсь. Чтобы понять, как работают компьютеры, требуются образование и сообразительность.

— Между тем они просчитались и недооценили тебя. А как ты думаешь, теперь они признали, что ты со своими выводами оказался намного впереди них?

— Я не хочу знать, мне это неинтересно, — уверенно произнес Матео. — Но меня занимает, почему это интересно тебе? Почему, Коринна?

Женщина встала и, повернувшись к нему спиной, взглянула на море.

— Потому что ты до сих пор любишь свою Стефани, caro. Ты очень любишь ее, и я волнуюсь за тебя.

— Не лишайся из-за меня сна, Коринна. Наши чувства давно прошли.

— Думаю, нет. Ваш роман продолжался после отъезда ее семьи?

— Нет.

— И она больше не приходила к тебе?

— Конечно, приходила. — В голосе Матео послышалась горечь. — Как только родители уехали, Стефани снова была не прочь поваляться на сене.

— И…

— Этого не произошло: я сказал ей, что все кончено.

— А что Стефани?

— Она плакала, умоляла меня передумать. Просила простить ее за то, как вела себя, говорила, что хотела меня выгородить, потому что, если бы отец узнал, он мог бы начать действовать. Выгородить меня, Коринна! Как будто я был трусом, готовым прятаться за женской юбкой! За кого она меня принимала?

— Разве ты не понимаешь? Она не умаляла твоей смелости! Влюбленная женщина сделает что угодно, чтобы защитить своего мужчину. Но твоя гордость не позволила тебе быть с нею. Интересно, кто из вас дороже заплатил за это.

— Не я, — быстро ответил Матео. — Стефани сделала свой выбор, а я свой. И если я что-нибудь решил, этого не изменить. Ты это знаешь.

— Да, знаю. Но я также вижу мужчину, которого гложет сожаление. Иди к ней, caro, поговори. Вы все обсудите, — попросила Коринна.

— Исключено, — решительно заявил Матео, не желая даже думать об этом. — У нас все кончено! Кончено!

— Я вспомнила то время, когда ты девочкой проводила с нами лето. — Бабушка похлопала по обитому шелком дивану, приглашая Стефани присесть рядом. — Послеполуденный чай с пирожными в гостиной был ежедневным ритуалом, который мне очень нравился в то время. Конечно, здесь все не так.

— Не совсем. — Стефани старалась казаться веселой. — Нет антиквариата, индейских ковров и расставленных повсюду семейных фотографий. Но есть прекрасная мебель, картины и прохладные мраморные полы под ногами. — Стефани сбросила сандалии и поджала под себя ноги. — Моим любимым временем был воскресный поздний завтрак, — мечтательно вспоминала она. — Яйца «Бенедикт», кофе с молоком и музыка Вивальди из гостиной.

— Воспоминания — прекрасная вещь, — мягко заметила бабушка, — они соединяют нас с прошлым.

Стефани подумала, что воспоминания не всегда приятны. В то время ее жизнь не была отягощена виной, стыдом и ложью. Она была молода, беззаботна и отчаянно влюблена в неподходящего мужчину. Если бы отец узнал, что она отдала свою невинность каменщику, он бы убил их обоих.

— Наверное, это так.

— Но их не всегда достаточно, дорогая моя.

— Достаточно для чего?

— Чтобы сделать тебя счастливой. — Бабушка с любовью посмотрела на внучку.

— Я счастлива. — Стефани улыбнулась. — Почему ты думаешь иначе?

— Я надеялась, что ты скажешь мне, пока к нам не присоединилась твоя мать. Ты же не сможешь свободно говорить в ее присутствии. — Анна подняла изящный серебряный кофейник и разлила чай «Граф Грей» по тонким фарфоровым чашкам.

— Да, мне не нравится, как отец обращается с нею, если ты это имеешь в виду. И я просто не выношу претенциозного позерства Виктора. Но я стараюсь, чтобы это не мешало делу, ради которого мы здесь. Я же знаю, как тебе хочется воссоединить семью.

— Это верно, но я давно поняла, что единственный человек, который может изменить Брюса, это Вивьен. Боюсь, пока она не сделает этого, ни ты, ни я не сможем ничем помочь. Что же касается Виктора, он ведет себя как гнус — так же раздражает. — Анна положила в чай дольку лимона и передала чашку с блюдцем Стефани. — Как прошла твоя встреча вчера вечером?

— Спасибо, очень хорошо, — осторожно ответила внучка.

— Вы с Матео вроде неплохо ладили?

— Да.

— Тогда что же сегодня пошло не так?

— А почему ты думаешь? — выдавила Стефани, старательно отворачиваясь, чтобы скрыть выступивший румянец.

— Я следила за вами и заметила, как в ваших отношениях в мгновение ока вместо палящего зноя наступил мороз. И я знаю, что ты жалеешь о приезде на Ишиа. Но не из-за отца и не из-за брата. Это все из-за Матео де Лука, и не пытайся разубедить меня. В чем дело, Стефани? Матео чем-то тебя оскорбил?

Тишина затянулась, но бабушка терпеливо ждала.

— Нет, — наконец призналась Стефани, — это я оскорбила его.

— Он заслуживал этого?

— Нет. То, что я сказала… в чем его обвинила, несправедливо.

— И что ты собираешься сделать, чтобы восстановить хорошие отношения?

— Ничего.

— А извиниться? Или объяснить, почему ты так себя повела?

— Матео дал мне ясно понять, что ему не нужны ни извинения, ни объяснения.

— Но ведь что-то вынудило тебя высказаться так. Мы все временами говорим то, чего не должны. И здесь главное — найти в себе силы признать это. Поговори с ним.

— Здесь все гораздо сложнее, чем ты думаешь, бабушка. — Стефани глубоко вздохнула. — Все… очень сложно.

— Потому что он был твоей первой любовью?

— Ты знаешь?

— Ну, надо быть слепой и очень глупой, чтобы не знать, дорогая!

Стефани похолодела. Она же была так осторожна, ждала, пока спальня дедушки и бабушки погрузится во тьму, и только потом тихонько уходила из дома, чтобы встретиться с Матео.

— И ты не старалась остановить меня?

— Разве можно остановить девятнадцатилетнюю девушку, — засмеялась бабушка, — когда она вся краснеет при упоминании имени одного красивого молодого человека или при его появлении?

— Ах… это! — Щеки у Стефани горели.

— Да, это. А ты что подумала?

— Я… не знаю. Я чувствую себя такой дурой.

— Потому что однажды ты влюбилась в Матео де Лука или потому что боишься, что влюбишься вновь?

Бабушка права. После нескольких лет упорядоченной жизни и относительного спокойствия, ее судьба вдруг снова стала выходить из-под контроля. Оказалось, что любовь не прошла. Достаточно было увидеть Матео рядом с Коринной, как ревность заставила ее сказать обидные слова.

— Ах, бабушка! — вздохнула Стефани. — Это настолько очевидно?

— Боюсь, что да. И это возвращает меня к вопросу о твоих планах по этому поводу.

— Я ничего не могу поделать. Он явно не испытывает ко мне подобных чувств.

— Возможно, потому, что ты воздвигаешь барьеры, не давая ему возможности узнать, какая ты на самом деле.

— И это тоже. Настоящая я окажусь для него еще более отвратительной, чем он думает.

— Стефани, ты взрослая и умная женщина, но иногда говоришь ужасные глупости! Мужчина не оставлял тебя в покое с первой минуты, как ты появилась на этом острове. Он показывает, что ты ему небезразлична. Почему же ты не можешь воспользоваться случаем?

— Потому что слишком поздно. Я поняла это сегодня днем.

— Пока живешь и дышишь, ничего не поздно. — Бабушка обхватила руками лицо Стефани и заглянула ей в глаза. — Ты говоришь, что не хочешь разочаровывать меня, хочешь, чтобы это время осталось в памяти у твоего дедушки и у меня. Что ж, милое дитя, пустых слов мало. Постарайся сделать что-нибудь, чтобы это было так.

— Броситься к Матео, когда он ясно дал знать, что не хочет иметь со мной ничего общего? Это шантаж, бабушка!

— Я предпочитаю назвать это разумным советом. — Взглянув на часы, старая женщина поднялась с дивана. — Иди к нему, дорогая, — мягко сказала она. — Поговори с ним, все объясни. Что ты теряешь?