Варвара-краса, или Сказочные приключения Кощея

Глава 11

— И тогда Эльза ему и выдаёт целую тираду на тему высокомерия, заносчивости и того, что у неё есть жаждущие общения специалисты из отряда мужчин особой нежности. И если уж Влад так стремится обеспечить себе весёлый вечер, она с радостью поможет ближнему своему, — Ромка активно жестикулировал, рассказывая очередную байку из жизни банды и клуба.

А я сидела на парапете, болтая ногами в воздухе, и щурилась на лучи заходящего летнего солнца. Рядом, прислонившись к ограждению, стоял сам байкер, в лицах и красках описывающий знакомство их ледяного администратора и старшего брата владельца клуба. Правда, периодически Ромыч отвлекался, поглядывая на припаркованный неподалёку байк, и грозя кулаком малышне, пытавшейся поближе посмотреть на такую красоту.

С того памятного похода в клуб и чаепития, напомнившего мне небезызвестную сцену из книги великого Кэрролла Льюиса, прошла почти неделя. И за это время изменилось…

Да много чего изменилось!

Задумчиво прикусив нижнюю губу, я вздохнула, вновь вспоминая всё, что успело произойти за неполных семь дней. И приходя к безбожному в своей нелепости выводу, что, не смотря на неудачный опыт семейной жизни, на заявление Кощея, которое я всё ещё очень уж хорошо помню, на наличие дочери и безответной влюблённости Костина в какую-то милую девушку, я…

Я, дура такая, умудрилась в него влюбиться. И влюбиться так, что уже не очень-то представляю себе жизнь без этих баек, шумной компании байкеров, периодически обитающих в моём магазине и песен группы «Ария» в исполнении мелкой.

Беспечный ангел у неё выходил просто бесподобно, да. Вот ещё бы учил её этой песни кто-нибудь другой, к кому её непутёвая мать не испытывала бы ничего кроме милой, дружеской симпатии. Но, как говорят в народе, знал бы прикуп — жил бы в Сочи!

— Варь, ты чего? — заметив мою задумчивость, Костин обнял меня за талию, пристроив подбородок на плече и ласково потёршись щекой о мою щёку. — Хреновый из меня рассказчик, по ходу, раз девушка изволит думать о чём-то другом.

— Девушка изволит мёрзнуть и чуть-чуть голодать, — хмыкнула, старательно игнорируя то, как болезненно необходимы стали эти почти родные объятия. Как и то, что рядом с любителем злата клубного на проблемы в жизни смотрелось куда проще.

Почему-то я знала, что мне помогут их решить. Стоит только попросить, наступив на горло собственной песне о самостоятельности, самодостаточности и прочее, прочее, прочее.

— Так поехали в кафе, — добродушно фыркнув, Кощей осторожно коснулся губами моей щеки. То ли неосознанно, то ли забывшись, но я от этого прикосновения невольно вздрогнула. — Как утверждает Царевишна Марья, храбрый рыцарь обязан спасти принцессу от страшного и лютого дракона… Даже если это такая мелочь, как голод!

— Вот вам общение с моим чудом явно на пользу… — тихо засмеялась, вспомнив, как вся банда собралась посмотреть на запись сражения великого Рыцаря Марьи и Вишнёвого Грозного Дракона Леночки! Именно так, всё с большой буквы и с комментариями неугомонного Шута. И укорила, шутливо, ткнув байкера локтем в бок. — А вот вы на мелкую явно влияете не лучшим образом!

— Чой-то?!

— А кто научил её фразе «Уйди глюк, мы не в затяг!»? И почему она её произносит каждый раз при виде очередного кактуса? — глядя на то, как медленно, но верно краснеет Костин, я фыркнула и добавила. — А уж вопль «Зайчучуля» я по-моему вряд ли когда-нибудь забыть смогу. Особенно, учитывая, что прозвучал он внезапно, за спиной, в полной тишине и когда я проверяла, течёт слив в раковине на кухне или нет! Шишка на голове у меня два дня не сходила!

— Это всё Харлей…

— Нашёл самого рыжего, да? — снова фыркнув, я ненавязчиво выбралась из тёплых объятий и спрыгнула вниз, вздохнув. — Но Царевишна у меня упрямая… Ещё посмотрим, кто кого перевоспитает, да…

— Я и так знаю, кто кого перевоспитает… Эльза! — и тихо рассмеявшись, Рома поймал меня за руку, вновь притягивая к себе. И потёршись носом о мой нос, повторил свой вопрос, заглядывая в глаза. — Ну что? В кафе? Есть тут одно памятное местечко… Мне Мих про него рассказывал!

— Нет, — хмыкнув, я покачала головой, в душе мучаясь от этих ласковых прикосновений и в тоже время, не имея никаких душевных сил отказаться от них. И всё же осторожно разжала его руки, добавив. — Лучше поехали ко мне домой. Так и быть, накормлю тебя вкусным, домашним ужином, за приятный вечер. Варяг обещал приберечь пару кусков пиццы для нас.

— Я ему не нравлюсь… — вздохнув, Ромыч разжал объятия, вновь прислонившись боком к ограждению и дожидаясь, пока я обойду его. И вид при этом у парня был жутко недовольный.

Вот только непонятно чем. Ну не тем же, что так и не сумел найти общие темы для разговора с моим закадычным другом-ролевиком. В конце концов, на моей памяти Варяг в принципе настороженно относился к любым мужчинам, появлявшимся в моей жизни после нашего с ним фееричного знакомства полтора года назад. И дело тут не в его желании занять вакантное место моего мужа…

Просто я суровому викингу напоминала его племянницу, погибшую по дурости в горах. Вот и взыграли братские инстинкты.

— Не волнуйся, — усаживаясь позади байкера, я натянула шлем и крепко обняла его за талию, добавив. — Ему никто не нравится. Это аксиома, смирись с этим…

— Угу, как же, — буркнул Ромыч, заводя двигатель. Байк сыто заурчал и мягко двинулся вперёд, увозя нас от набережной дальше, в город, вынуждая меня вжиматься сильнее в крепкую мужскую спину.

Я закрыла глаза, уже по привычке и с долей детского, невинного восторга отдаваясь на волю своде и ветру, чувствуя мощную вибрацию и слушая мягкое урчание «харлея», стремительно двигавшегося по вечерним дорогам в сторону моего дома. Иногда мне кажется, что Кощей специально выбирает самый долгий путь, словно стремится продлить это ощущение единства, свободы, полёта, очаровывающее своей неповторимости. И если бы кто-нибудь спросил меня об этом…

Я бы сказала, что не имею ничего против. Было что-то особое в этом, что-то нереальное, недостижимое. И каждый раз я цеплялась за эту возможность вновь ощутить себя свободной и летящей. Даже на такой короткий период времени. Кто бы мог подумать, что любовь к мотоциклу, скорости и дороги может оказаться такой заразной?

Или всё дело в том, с кем ты делишь эту ночь, эту дорогу и этот рок, пробегающий адреналином по венам, согревающий изнутри. Сегодня, почему-то, в мыслях вертелась лиричная баллада в исполнении группы Scorpions. Кажется, она переводится как «Когда ты пришла в мою жизнь» и как никогда, пугающе точно описывает всё, что творилось между мной и Кощеем.

Пусть даже творилось исключительно с моей стороны…

Дорога закончилась слишком быстро на мой вкус. И вот уже байк привычно пристроился рядом с моим малышом-матизом, а его хозяин не менее привычно сидит напротив меня на маленькой кухне. Манюня крепко спит в своей комнате, за закрытой дверью, а Варяг, смерив позднего гостя недовольным взглядом, отбыл до дома, оставив в зале несколько готовых заказов, из тех, что самые срочные. Гость же…

Гость пьёт горячий, крепкий кофе, поедает домашнюю пиццу и рассказывает очередные байки из жизни собственной банды байкеров. А я сижу, подперев щёки кулаками, и улыбаюсь, сама не зная чему.

Просто с Кощеем на моей кухне было уютно. И по-домашнему тепло. Так, что расставаться с этим ощущением не хотелось до дрожи в пальцах. Жаль, что и эти нередкие теперь моменты имеют неприятное свойство заканчиваться. Тем более, что часы на стене гордо демонстрировали полпервого ночи. Кощей, глянув на них вздохнул душераздирающе, поднимаясь из-за стола:

— Мне пора…

— Угу, — сцедив зевок в кулак, я поднялась следом, по уже устоявшейся традиции намереваясь проводить байкера до дверей. Игнорируя жуткое желание попросить его остаться, так и подтачивающее изнутри мою уверенность в том, что между нами нет ничего, кроме приятельских отношений.

Немного странных, конечно, учитывая, вольности, которые порою позволял себе Ромыч. Но всё же не более, чем дружеских, да.

Дёрнув себя за кончик косы, я стояла в коридоре, прислонившись плечом к стене и смотрела, как нехотя собирается мужчина, шнуруя ботинки и застёгивая неизменную кожаную куртку. Кощей, словно издеваясь, делал всё нарочито медленно, хмуря брови и кусая губу. А потом, выпрямившись, всё-таки заговорил:

— Варь, тут такое дело… У Цепеша новоселье, вся банда в сборе будет. Придёшь?

— А я что, член банды? — удивлённо моргнула, с трудом, но вспомнив, что такое милое прозвище носил Владислав Алёхин. Старший брат владельца клуба, блестящий юрист и на диво желчная личность, тоже не сумевшая устоять перед обаянием моего чада.

Впрочем, Маня всегда была такой. Маленьким, позитивным солнышком, притягивающим к себе всех и вся. Так что не удивительно, что даже чёрствое сердце истинного графа Дракулы не осталось равнодушным к большим карим глазам малышки.

— Почти, — мимолётная чуть печальная улыбка только подстегнула моё любопытство, так и не прояснив ситуации. А Ромыч лишь вздохнул, подойдя ко мне и осторожно погладив большим пальцем мой подбородок, вынуждая поднять голову и заглянуть в тёмные глаза. — Но никто из нас не будет против, если станешь полноправным членом нашего безумного семейства. Никто. И я тоже.

Я удивлённо моргнула, глядя на него широко раскрытыми глазами. И пропустила тот момент, когда воспользовавшийся повисшей паузой Кощей склонился ниже, закрывая мне рот поцелуем. Нежным, мягким, почти робким. Но таким… Настоящим…

Наверное, я всё-таки влюблённая дура. Наверное, мне стоило бы отстраниться, ударить его, отказаться. Сделать хоть что-то из того многообразия вариантов, что я успела передумать за эти недолгие секунды промедления. Но я не сделала ничего.

Разве что закрыла глаза, обнимая его за талию и возвращая поцелуй. Такой же осторожный, такой же чуточку трепетный и неловкий. Только не менее сладкий, щемящий, отзывающийся в душе лёгким трепетом искристого, подзабытого счастья, разливающийся теплом по телу.

И это ощущалась как самая правильная вещь в мире, как единственное верное и важное сейчас. Прижаться крепче, глотать стоны, разделять одно на двоих дыхание. Зарываться пальцами в волосы на затылке, вставать на носочки и в кои-то веки, спустя долгие четыре года чувствовать себя живой, желанной… Нужной, необходимой как воздух. Плевать, если это не так, плевать если это самообман.

Я просто наслаждалась, улыбаясь, чувствуя как по щекам текут слёзы и поддаваясь навстречу горячим, уверенным ладоням, скользившим по моей спине, забирающимися под тонкую майку, но так и не преходящим границы дозволенного.

От этого становилось так легко и тепло, как никогда прежде. Осознавать, что в тебе видят женщину, человека, а не просто удобную вещь было чудесно.

Рома отстранился первым, но из объятий меня не выпустил, прижимая к груди и уткнувшись носом мне в макушку. Он тяжело дышал, вздрагивал и стискивал объятия сильнее. И отступил только тогда, когда сердце перестало бить как сумасшедшее, гоняя по телу адреналин. Провёл пальцами по щеке, на которой наверняка выступил предательский румянец, нагнулся, потёршись носом о мой нос и тихо сказал:

— Я буду ждать звонка. Позвонишь, я заберу тебя и поедем праздновать новоселье этого чёртового графа Дракулы. А потом… Потом поговорим. Хорошо?

— Ты, вроде бы, всё достаточно чётко обозначил… — откликнулась, с трудом заставляя себя говорить, а не соглашаться напропалую на всё, что предложит невыносимый тощий рокер.

Кощей недовольно поморщился, прислонившись лбом к моему лбу. И снова коснулся губами моих припухших губ, в лёгкой, почти невесомой ласке.

— Я вообще имею дурную привычку сначала ляпнуть, потом понять что ляпнул, а потом судорожно искать выход из ситуации… Дурак был, исправлюсь. Варь… Пожалуйста, позвони. А потом мы поговорим. Обо всём. Обещаешь?

Инстинкт самосохранения надрывался сиреной на краю сознания, упорно толкая ответить веское, грубое «нет». Но я так и не смогла этого сделать, просто кивнув головой и сжав пальцы в кулаки так, что ногти больно впились в ладони. Байкер же улыбнулся. Так широко и солнечно, что я невольно улыбнулась в ответ, чувствуя, как повторно заливаюсь чёртовым предательским румянцем.

Который так и не сошёл, даже когда я закрыла за ним дверь, прислонившись к ней спиной и медленно сползая вниз, на пол. Подкравшийся Кошмар, протяжно, низко мяукнул, заглядывая в глаза. Медленно поглаживая подставленную крупную, лопоухую голову, я слушала громкое урчание довольного котяры, я отчаянно пыталась понять, что делать дальше. Только вот мозги отказывались работать и через пять минут бесплотных попыток найти хоть какое-то решение, я мазнула рукой, поднимаясь с пола. Как говорила моя любимая Скарлетт О’Хара, я подумаю об этом завтра…

Или не буду думать вовсе. В кои-то веки просто поплыву по течению и посмотрю, к чему это всё приведёт.

— Всё будет хорошо, — вздохнула, вновь наматывая кончик косы на палец по старой, студенческой привычке. — Даже если будет плохо… Правда, Кошмар?

Кот, как ни странно, ответить просто не успел. Настойчивый стук в дверь нарушил мирную, сонную тишину в квартире, вызвав моё явное недоумение. Гостей в ближайшие несколько часов не предвиделось, Варяг обещал показаться после полудня, а Кощей только что ушёл. Соседи так поздно даже в самый голодный год не пойдут по квартирам, а коммивояжёры, сдаётся мне, сейчас приравнены к мамонтам, ввиду редкости и древности профессии.

Стук повторился. И так настойчиво, что сомнений не оставалось: неизвестное лицо прекрасно знает, что дома кто-то есть. Я недоумённо почесала бровь, сомневаясь, стоит ли выяснять, кого там черти принесли. Но глянув на зеркало, увидела там кожаные перчатки без пальцев, позабытые Кощеем. И фыркнула, уже спокойно открывая дверь.

Что бы застыть на месте, неверяще уставившись на лестничную площадку. Руки онемели, а ноги не слушались. И всё на что меня хватило, это сипло выдохнуть:

— Ты?!

Дальше я смогла лишь полузадушено хрипеть, когда сильная, грубая мужская ладонь сжалась на моём горле. Я цеплялась пальцами за чужие руки, царапалась, пыталась лягнуть незваного гостя. Но он всегда был сильнее меня. И сейчас без каких-либо проблем прошёл в небольшую прихожую, захлопнув ногою дверь. Что бы прижать меня спиной к стене и тихо, почти ласково проговорить:

— Здравствуй, Варенька. Соскучилась, родная? Я тоже скучал. По тебе и по нашей малышке. А теперь ты будешь умной девочкой… И не будешь кричать. Ты же не хочешь напугать Машулю, так ведь? Кивни, — я судорожно сглотнула, зажмурившись и отрывисто кивнув. А этот шёпот, резкий, каркающий с хриплой угрозой, долго снившийся мне в кошмарах, продолжал, взвинчивая нервы до предела. — Умница. Можешь же, когда хочешь. Дурочка моя, родная… Так где мы можем поговорить, никому не мешая, а? В Ванной? Да, в ванной. Идём.

И грубым рывком меня дёрнули в сторону, толкая в открытые двери ванной, сжимая шею так, что не было и шанса освободится. Желудок сжался, внутренности сводило от страха. Но я ничего не могла поделать. Не сейчас, когда рядом дочь.

Ею я не готова рисковать. Не готова смотреть, как на неё поднимают руку. Не готова…

Дверь закрылась с лёгким, глухим стуком. Щеколда прошлась по нервам короткой вспышкой страха, почти животного ужаса. А дальше воплотилось то, что я так старательно пыталась забыть на протяжении всех этих лет.

Удар наотмашь, по щеке, так, что голова дернулась, и я врезалась затылком об край навесного шкафчика. Удар в живот, выбивающий воздух из лёгких, оставляя после себя надрывный кашель и привкус горько-солёной крови на языке. И тихий, почти насмешливый голос, бьющий по ушам в оглушающей тишине:

— Я же говорил, что найду тебя, Варенька. Говорил? Говорил. Я говорил, не стоит мне перечить и уж тем более не стоит бегать от меня с моей дочерью на руках. Ты, как всегда, не послушалась. Что ж… Придётся пожинать плоды своего непослушания, Варенька.

— Не надо… Андрей… — с трудом смогла проговорить, вжимаясь в угол ванной комнаты. И повторяя про себя как мантру: нельзя кричать, кричать нельзя.

— Надо, Варенька, надо…

А дальше начался мой персональный, личный, заслуженный за какие-то неведомые мне грехи ад. Ад, где меня швыряли по небольшому помещению, как безвольную куклу. Ад, где меня профессионально и жёстко били по животу, спине, груди. Не оставляя следов, но скручивая от боли так, что приходилось до крови закусывать губы, что бы не кричать. Прикладывали головой об раковину, разбивали и без того искусанные губы, выворачивали руки.

И напоминали, что я не права. Что он решает, где и с кем будет жить его дочь. Напоминали, что нас только развели, что суд принял неправильное решение. Что я его оклеветала и за это он спросит с меня отдельно.

После чего, стоило ему выдохнуться, всё повторялось вновь. Раз за разом. Пока моему незваному гостю это не надоело. Я валялась на полу, свернувшись в калачик, давясь всхлипами и собственной кровью. Он, поднявшись, брезгливо вытер руки полотенцем, бросив его мне в лицо. И произнес небрежно:

— Я подал исковое в суд. Будет решать вопрос об определении места жительства ребёнка. И поверь мне, Варенька… Ты его не выиграешь. Здесь тебе некому помочь. Здесь никто не узнает наш маленький секрет, верно? Ты же не хочешь, что бы Машуня осталась сиротой, верно? И не хочешь лишиться даже призрачной возможности видеться с нею, так ведь? Так что будь умницей, Варенька… И не провожай меня. Дверь я захлопну самостоятельно.

— Пожалуйста… — прохрипела, пытаясь подняться. Не смогла, рухнув на холодный капель. И беззвучно зашлась слезами, слыша его издевательский смешок.

— Нет, Варенька. Я позволил тебе решать всё самой… Теперь моя очередь. Увидимся в суде, дорогая супруга…

Хлопок двери дошёл до моего затуманенного болью и страхом мозга не сразу. Вот только осознав, что он ушёл, я так и не смогла подняться. Я свернулась в комок, обхватив колени руками, не обращая внимания на боль, на выворачивающую кости, невыносимую боль и подступавшую к горлу тошноту. И сжавшись, вздрагивая всем телом, разрыдалась.

Захлёбываясь отчаяньем, задыхаясь от безнадёжности, от невыносимого одиночества, от воспоминаний, разбуженных этим явлением из прошлого. Раздирая ногтями обнажённую кожу, выгибаясь дугой и разбивая костяшки в кровь об холодный, безучастный кафель. И не зная, что делать, не понимая, как быть дальше…

Я думала, всё закончилось. Я думала, всё осталось там, в другом, родном мне городе. Я думала, всё завершилось ударом молотка судьи, провозглашавшего вердикт. Я думала, что стала свободной и больше никогда не вернусь в этот кошмар.

Но кошмар решил иначе. Ему всегда было плевать на моё мнение, на мои желания. Ему было плевать на дочь, на родителей и подобие семьи, которое у нас было. Зато ему было далеко не плевать на пресловутое общественное мнение. И ради него он не оставил попыток найти меня и дочь.

Только… Что мне теперь делать? Что?!

Истерика только было утихшая, снова набирала обороты. У меня уже не было сил, не было желания, но я продолжала выть белугой, задыхаясь от слёз, выгибаясь дугой и умирая от боли. Не от той, которая выкручивала все внутренности и заставляя сердце биться пойманной клеткой о рёбра, нет. От той, что поселилась в душе, стоило только осознать реальность происходящего, понять, что моя Манюня, моя обожаемая Царевишна может действительно оказаться с ним. И в этот раз некому меня защитить, некому мне помочь, некому меня спасти.

Некому…

— Где Варя? — Ромыч с подозрением глядел на хмурого мужчину, представленного Варей как Варяг. Высокий, блондинистый и с грубыми чертами лица он действительно смахивал на викинга. И этот самый викинг смерил его не менее подозрительным взглядом, крепко прижимая к себе притихшую Манюню.

Малышка выглядела бледной, но в целом здоровой. Вот только это Кощея ни капли не успокоило. Потому что к малышке должна была прилагаться её мама. Язвительная, насмешливая, очаровательная.

Не отвечавшая на звонки, отделавшаяся всего одним сообщением, в котором просила присмотреть за Царевишной пару дней, не больше. И это лишь подогревало беспокойство, съедающее его изнутри.

— Занята, — сухо откликнулся Варяг, осторожно поглаживая спину девочки. И чему-то зло усмехнувшись, добавил. — И эти проблемы требуют срочного решения. Так что на тебя, Роман, возлагается ответственность за мелкую…

Осторожно отцепив крепко ухватившуюся за него Манюню, блондин передал её Ромычу и добавил, с ноткой угрозы в голосе:

— Обидишь, недосмотришь, потеряешь… Мне на твою банду глубоко параллельно, Костин. Но за Маню я тебе лично сломаю все двести шесть костей в твоём хилом организме.

— Ома хооший… — тихо произнесла малышка, тут же пряча лицо на груди байкера.

— Не сомневаюсь, принцесса, — мягкая улыбка сгладила суровые черты лица Варяга, сделав того на пару лет моложе. — Но за тебя я даже хорошему Роме устрою весёлую жизнь.

И потрепав ребёнка по голове, он направился в сторону поджидавшей его машины. Оставляя Кощея со странным ощущением вранья, осевшим вязким привкусом на языке. А ещё смутное ощущение свалившейся гадости, о которой сам парень пока не имеет ни малейшего представления. Но она ему не нравится заранее…

Как и последствия оной, определённо. Понять бы ещё, что же могло случиться за одну ночь.

— Дядя Ома… Всё будет хоошо? — вдруг тихо спросила Марья, заглядывая ему в лицо. Печальные карие глаза малышки были полны какой-то совершенно недетской грусти и затаённой боли.

У трёхлетнего ребёнка не может быть такого серьёзного взгляда. И подозрения о том, что случилось что-то действительно серьёзное, росли и крепли быстрее, чем падал курс рубля на бирже валюты. Но вместо того, что бы задавать глупые вопросы, Ромыч только крепче прижал к себе малышку, уткнувшись носом в макушку и тихо пообещав:

— Конечно, ребёнок… Всё будет хорошо, обязательно.

Маня на это только тихо вздохнула, пряча лицо на плече байкера, утыкаясь холодным носом в ткань любимой тёмной футболки и обнимая ладошками за шею. Хотелось бросить всё и рвануть по известному адресу, наплевав на алкоголь гуляющий в крови, правила дорожного движения и собственную осторожность. Хотелось выбить к чёрту двери и вытрясти из этой невыносимой женщины всю правду.

Или хотя бы просто увидеть её, понять, что страхи не оправдались и на самом деле всё хорошо. Вот только в последнее не верилось от слова совсем. А ещё Кощей очень чётко осознавал, что не может ничего сделать. И не потому, что не хочет. Хочет и ещё как! Просто Варя в очередной раз поступила так, как от неё меньше всего ожидали, и доверила ему самое ценное, что у неё есть — свою дочь.

Не Варягу, не этому малохольному Пете, не кому-то ещё, а именно ему, Ромке. И если он не оправдает этого доверия, то смело может номинировать собственную персону на конкурс «Идиот года», как минимум. Потому как это будет вторым самым фееричным в своей глупости поступком за время его знакомства с бухгалтером почти экономистом.

Первое место занимал ляп про дружбу. Кощей до сих пор не понимал, как умудрился такое сморозить, но и сделать не мог ничего, пока что.

— Я один так и не понял, какого хе… — покосившись на придремавшую малышку, Ярмолин вздохнул и поправился. — Какого хироманта тут происходит, а я не в курсе?

— Тихо, — недовольно поморщившись, Ромыч потёр переносицу, с лёгкостью удерживая Маню одной рукой. Пришедшая в голову мысль была внезапной и, как подозревал сам байкер, единственно верной. Поэтому чуть подумав, он всё-таки попросил. — Лёх, пожалуйста… Съезди к ней. Мне вся эта свистопляска не нравится.

— А чего не сам? — озадачился Лектор, тем не менее без вопросов направляясь в сторону машины. Ромыч шагал следом, пытаясь унять невольную дрожь волнения и нетерпеливое беспокойство, съедающее его изнутри.

Получалось из рук вон плохо. Нехорошие предчувствия изрядно подтачивали нервы и собственную силу воли. Так что на вопрос товарища Костин ответил далеко не сразу, а когда устроился на заднем сиденье джипа, с маленькой Царевишной на руках.

— Я за Марьей присмотрю, — вздохнув, Кощей зарылся пальцами в волосы на затылке, дёргая пряди. — Так что закинь меня к дому, а сам съезди к Варе. Пожалуйста.

И было что-то такое в его тоне, отчего Лектор не стал дальше спорить, просто кивнув головой и заводя мотор. Машина мягко тронулась с места, постепенно набирая скорость и удаляясь от клуба в сторону дома, где обитал финансист всея банды. Дорога много времени не заняла. Не прошло и пятнадцати минут, как Ромыч уже заходил в подъезд, не обращая внимания на шушукающихся прохожих, заставших такое неслыханное зрелище, как байкер со спящим ребёнком на руках.

Самому Костину на общественное мнение было до лампочки. До старой, доброй советской лампочки Ильича, так что игнорируя любопытные взгляды, он просто добрался до собственной квартиры. И открыв дверь, прошёл по коридору до спальни, не заботясь о том, что бы включить свет. Устроил Марью на собственной кровати, укрыв пледом и сунув ей под бок огромного плюшевого зайца нереально рыжего цвета, обитавшего тут с незапамятных времён. Харлей попытку друзей его подстебать не оценил, пришлось приютить бедного сиротинушку. И кто бы мог подумать, что он пригодится, да…

Малышка тихо хныкнула, свернувшись в клубок и обнимая игрушку, спрятав лицо в коротком мехе. Осторожно убрав волосы с лица Царевишны, Кощей коснулся губами её лба и тихо вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. И только тогда он со всей дури, со всей силы ударил кулаком об стену, вымещая собственное беспокойство, терзающие его плохие предчувствия и простую, но такую неожиданно сильную злость, взявшуюся не пойми откуда.

Где-то в глубине души Ромыч понимал, ничего не бывает просто так. И такое нетипичное поведение Варвары должно было иметь под собой очень веские причины. Ещё и взгляд Варяга…

Словно он что-то знал, но ничего не мог с этим поделать, отчего ненавидел весь мир разом. Очень знакомое ощущение, даже слишком. И очень знакомый взгляд. Такой Кощей видел и у Михи, и у Олега и даже у Харлей с Полонским. Правда, последний свои чувства демонстрировал очень редко, зато так, что сразу становилось ясно, на тему его бесчувственности лучше не шутить. Для здоровья полезнее будет.

Ударив ещё раз кулаком по стене, байкер глубоко вздохнул, беря под контроль эмоции. И, не разуваясь, прошёл в гостиную, вполне сносно ориентируясь в царившей вокруг темноте. Нашёл бар, налил себе виски и, проведя пальцем по аудиосистеме, выбрал наугад один из треков в списке воспроизведения, убавив громкость настолько, чтобы не потревожить сон малышки.

Голос солиста группы «Король и Шут» трудно было перепугать с кем-то другим. Но сейчас он звучал непривычно лирично, даже в чём-то нежно, напевая о забытых ботинках, любви и сожалениях. И Роман сам не заметил, как начал подпевать знакомым до последней строчки словам:

— Уставшим путником войду в твою я спальню… Без приглашения, тайком, без лишних слов… Возле тебя я сяду тихо на диване… И пожелаю необычных, сладких снов…

Виски обжёг горло, согревая изнутри. Байкер стоял у большого, панорамного окна, глядя на то, как на город опускаются сумерки. Покачивал в пальцах бокал с янтарной жидкостью. И думал. Думал, поддаваясь влиянию песни, вслушиваясь в слова и понимая, что…

Влюбился. Окончательно, бесповоротно, дико, болезненно и сильно. Внезапно, сопротивляясь и увязая во вспыхнувших чувствах всё сильнее и крепче. И чем больше он об этом размышлял, тем чётче осознавал, что не хочет ничего менять. Совершенно.

Хмыкнув, Кощей сделал ещё один глоток и закрыл глаза, прислонившись горячим лбом к холодному стеклу. А песня всё продолжалась и продолжалась, сплетаясь с осколками-воспоминаниями, что без спросу заполнили его мысли.

— Дальний путь зовёт меня, но уйти я не могу… Возвращаюсь снова я, твой облик в сердце берегу… Варя… Вар-вара… Варька…

Не самое лучшее знакомство и девушка, впервые не ставшая с ним кокетничать и флиртовать. Острые шпильки вместо комплиментов и обоюдная насмешливая неприязнь. Собственные колкие слова сейчас вызывали чувство стыда, а тогда стали ещё одним камнем в фундаменте их отношений. Совместное бдение над бумагами и неожиданное потепление, скрасившее серые рабочие будни. Лёгкое подтрунивание друг над другом, почти семейный вечер, проведённый на кухне после виртуозного лечения в исполнении Манюни. И предложение.

Совершенно необдуманное, внезапное, спонтанное. Кощей повёл себя как игрок на бирже, пошёл ва-банк. И не проиграл. Варя не казалась лишней или ненужной, она не ощущалась чем-то чужеродным ряжом с ним и его байком. А когда Ромыч вспомнил ощущение хрупких ладоней на своей талии, вспомнил ровное, согревающее тепло от прижимающейся к его спине девушки…

— Твой облик в сердце берегу… — снова повторил он строчку припева, улыбаясь. Чуть печально, но с надеждой и тоской. И хотя выражение лица у него явно было идиотским и больше подошло бы герою какого-нибудь сопливого любовного романа, Костину было на это глубоко начхать.

В конце концов, он осознал, что любит. На самом деле любит, а не гонится за мимолётным увлечением. А кому не нравится, может валить к чёртовой бабушке! И объясняться ей в любви с бутылкой виски наперевес!

Допив свою порцию алкоголя, он прихватил бутылку из бара и устроился в кресле, откинувшись головой на спинку и прикрыв глаза. Признать свои чувства перед самим собой, это, конечно, подвиг и великое достижение. Но теперь вставал вопрос о том, как донести такую простую истину до упрямой и своевольной Варвары. А это та ещё задачка!

Вибрация телефона отвлекла его от размышлений. Нехотя открыв глаза и моргнув пару раз, Кощей глянул на имя взывающего к нему абонента и ответил на звонок, поднеся аппарат к уху:

— Ну?

— Баранки, млять, гну, — мрачно отозвался Лектор. И тихо, но очень проникновенно выдал. — У нас полная жопа огурцов, Кощей. И боюсь тебе эти овощи ох как не понравятся…

— Варя?

— В порядке. Относительном. Очень относительном, — сухо отчитался Ярмолин. Судя по звуку, он явно намеревался выпить. Костин глянул на свой полупустой бокал и…

Отставил его в сторону. Что-то ему подсказывало, что лучше сначала всё услышать, а потом уже пить.

— Лёха…

— Ща, — на пару минут в трубке повисла тишина, после чего Лектор всё-таки продолжил говорить, коротко и тяжело выдохнув. — Значит так, скелетон наш ходячий. Я тебе всё расскажу только при одном условии. Сейчас краткий свод информации и ты никуда не рвёшься. Завтра после обеда я тебе выдам полную версию случившегося без купюр, и ты снова никуда не рыпаешься, переваривая новости. И только когда тебя прекратить колбасить и плющить, как металлиста по Маше Распутиной, вот тогда ты с Варей и встретишься. План действий понятен?

— Ярмолин, ты… — Ромы потер переносицу, пытаясь подавить желание придушить собственного друга. — Ты издеваешься что ли?!

— Да если бы, млять. Ромыч, только так и никак иначе.

Кощей похлопал себя по карманам, выискивая пачку сигарет. Не нашёл и подумал уже о том, что бы посмотреть в спальне. Но вспомнив, что там спит мелкое чудо, передумал. И стиснув бокал в пальцах, коротко выдохнул:

— Ладно. Давай свои новости.

— Угу, — тихий усталый вздох только взвинтил и без того напряженнее нервы. И когда Кощей уже пришёл к мысли о том, что бы смотаться до Лектора и вытрясти из него всё, что он узнал, Лектор заговорил вновь. — Факт первый. Варька была замужем, брак продлился меньше двух лет. Развод оформлен официально, все бумаги в порядке, всё вроде бы хорошо.

— И? — то, что Варвара была замужем, Романа не удивило. Что-то подобное он и предполагал, хотя и не сказал бы, что она похожа на ту, что может выскочить замуж по глупости. Но всё бывает в первый раз, тут и за примером далеко ходить не надо.

Сестра Харлея, Станислава, яркий образчик раннего брака по большой любви.

— Факт второй, — медленно протянул Лектор, снова отвлекшись на звон стекла. Пробормотал что-то о том, что с такими друзьями он точно скоро сопьётся и вздохнул, продолжая рассказ. — Муж только на первый взгляд был умником, красавцем и мужчиной в самом расцвете сил. На второй — та ещё сука.

— А поподробнее? — Кощей нахмурился, делая глоток виски. Интуиция вопила, что ему явно не договаривают. И не договаривают что-то очень существенное.

— Хрен тебе, золотая рыбка. Поподробнее будет через день. При условии что ты не натворишь дел, — зло усмехнувшись, Алексей не стал больше ничего пояснять и рассказывать что-то ещё про мужа Варвары. — Факт третий. Развод был не самым приятным. Варе пришлось переехать. Дочь она забрала с собой. Только если на ребёнка и бывшую супругу этому му… Чудаку, млять, на букву «эм» было насрать, то вот мнение общества, изволившего принять не его сторону, парня взбесило. Как итог, вчера он заявился к Варе.

— Зачем? — пальцы стиснули стакан так, что побелели костяшки. Но Ромыч на это не обратил ровным счётом никакого внимания. По спине прошёл холодок, желудок сжался, протестуя.

Предчувствия были не самые приятные и что-то подсказывало байкеру, что они и в половину не так страшны, как правда, которую на него сейчас вывалят.

— Угадай. Жена его опозорила, забрала дочь. Теперь он хочет вернуть ребёнка себе и подал в суд. Судя по всему, у него есть связи и деньги, что бы обеспечить Варе травлю и выставить её в таком свете, что ребёнка ей не оставят, — чертыхнувшись, Лектор смачно и прочувствованно ругнулся. После чего поинтересовался. — Сидишь?

— Ну?!

— Ну, хорошо. Только не дёргайся, Кощей, ладно? И без твоих психов ну ни хрена не Юрьев день и точно не Яблочный спас, — Ярмолин снова помолчал, прежде, чем выдать, спокойным, даже каким-то мёртвым голосом. — Причиной развода стало то, что этот сукин сын поднял руку. И не только на Варю. Этот урод ударил ребёнка, Ромыч. И теперь собирается отобрать его у Варьки, забрать Маню к себе. Понимаешь, что я сейчас чувствую, после таких ответов на простой вопрос «Что, мать вашу, случилось»?!

Ромка на это ничего не ответил. Он просто уставился невидящим взглядом на кровь, текущую из порезов на ладони. Костин и не заметил, как сжал бокал так сильно, что стекло просто лопнуло. Вот только боли парень не ощущал, вообще, ни капли.

Всё, о чём он мог думать, так это о «не только Варю» и «ударил ребёнка». И не знал, что именно из этого приводит его в состояние холодного, слишком уж хорошо контролируемого бешенства. Такого, что оборачивалось точными, выверенными ударами, ломающими кости и обеспечивающими в принципе мирному и местами человеколюбивому байкеру его звучное прозвище. И нет, дело ведь не в том, что он любит и умеет обращаться с деньгами, не только в этом, во всяком случае.

Умение сломать руку в трёх местах парой точных ударов тоже искусство. Определённое, но всё же. И специфичное. Зато как же на душе спокойнее становится, и как повышается понятливость у оппонента, сразу же осознающего, в чем же он был не прав.

— Ромыч, ты ещё жив или мне всё-таки стоит попросить кого-нибудь отловить тебя до того, как ты доберёшься до Варьки? — голос Ярмолина звучал флегматично, даже лениво.

Кощей на это только усмехнулся, стряхнув осколки с ладони и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Хотелось много, всякого и в его случае абсолютно бессмысленного и бесполезного. Напиться не позволяло чувство ответственности, пойти и набить морду кому-нибудь в ближайшей подворотне тоже. Нет, байкер честно сомневался, что ребёнок, даже на первый взгляд, выглядевший измученным и уставшим, проснётся в ближайшие пару часов. Но и проверять так ли это на собственном опыте не собирался.

Наверное, именно поэтому, рвано выдохнув, Кощей всё-таки проговорил:

— Ты завтра же мне всё объяснишь, Лектор. Отмазки не канают. Попытка избежать разговора и я тебе просто и незатейливо набью морду. Ну… Возможно только попытаюсь, но одним фингалом ты от меня точно не отделаешься.

— Понял, не дурак. Дурак был бы не понял, — хмыкнув, Лектор вздохнул. — Ладно, переваривай первую порцию новостей. Завтра будет новый день, новый список… Тьфу ты. Завтра будет продолжение, вторая часть Марлезонского балета, так сказать. Все те же лица, все те же события… И новые подробности. Всё, меня нет.

И отключился, специально оставив последнее слово за собой. Ромыч на это только усмехнулся, сделав мысленную отметку завтра все-таки вытащить товарища на спарринг. Дружеский, шутливый. Но никто ж не гарантировал, что эта самая дружеская потасовка не обновит коллекцию травм и боевых ранений бедного юриста, ведь так?

— Поживём — увидим, проживём — узнаем, выживем — учтём, — Кощей пробормотал расхожее утверждение, поднимаясь и пытаясь сообразить, куда в прошлый раз засунул аптечку. А вспомнив, поплёлся обрабатывать собственное боевое ранение. На душе было неспокойно, в мыслях по-прежнему царили разброд и шатания.

Одно он знал точно. Чтобы не случилось, они эту проблему решат. И плевать, что об этом думает или скажет сама Варвара.