— Правильно ли я делаю? — спросила Эмма в пустоту кухни, изучая очищенный картофель и кусок говядины на сковороде. Правильно ли она помнила, как повар ее матери готовил тушеное мясо? Сомнительно. Поскольку Кавано не общались с прислугой, Эмме никогда не разрешалось находиться на кухне дольше, чем требовалось для того, чтобы съесть свой полдник.
К сожалению, в доме Бена она не нашла ни одной кулинарной книги, а это означало, что на кухне она была предоставлена самой себе. Страшная мысль. Но ей так хотелось сделать для него что — нибудь приятное.
Он был необычайно добр и открыто радовался, когда Козантир «приговорил» ее к пению в качестве наказания.
Удивление снова наполнило ее. Козантир хотел, чтобы она пела, была бардом. Если она окажется полезной, если люди полюбят ее, возможно, она сможет остаться в Колд — Крике. Она бы приложила все усилия, чтобы быть достойной этого шанса.
Во — первых, ей нужно было показать Бену и Райдеру, что она понимает «Закон взаимности». Бен дал ей приют, кормил ее, заботился о ней. Райдер сделал ей красивую деревянную трость, темную, гладкую и блестящую. С корсетом и тростью, ее не придется носить повсюду на руках.
Хотя, быть на руках у Бена было более захватывающим, чем все, о чем она мечтала в юности. Забота и беспомощность — очень пьянящая смесь. А сам Бен… Что ж. За его покладистым характером скрывалась огромная сила воли и пугающая самоуверенность. Когда он сосредоточился на ней, она почувствовала себя вкусной добычей — и очень, очень женственной.
Она заставила себя встряхнуться. Перестань мечтать.
Картофель и ростбиф лежали на сковороде, как трупы, и она прикусила губу. Ей удалось прибраться на кухне, несмотря на частые перерывы, чтобы облегчить боль. Столешницы и стол сверкали, однако уборки было недостаточно, чтобы уравновесить чашу весов.
Конечно, что — то столь простое, как ростбиф, не так — то просто испортить. Так ведь?
После некоторого замешательства, она включила духовку. Итак, какую же температуру выбрать?
Однажды вечером Райдер приготовил замороженную пиццу и установил духовку на 425 градусов (прим. 220 по Цельсию). Пицца была очень тонкой, в то время как ростбиф довольно толстый, так что, конечно, температура должна быть выше? Она повернула диск на 450 градусов (прим. 230 по Цельсию).
Она знала, что жаркое должно запекаться долго. Их повар ставил мясо в духовку, когда Эмма перекусывала, так что говядина, должно быть, готовилась около трех — четырех часов. Она проверит его через три… на всякий случай.
Так. Сделано. Прикусив губу, она заколебалась. Может, ей стоит присмотреть за ним?
Пялиться на дверцу духовки было бы глупо. Она огляделась по сторонам, желая с кем — нибудь поговорить. В доме было так пусто, что даже пылинки, казалось, опускались с эхом.
Если она выйдет на улицу, цветочные феи составят ей компанию, пока она будет придумывать, что спеть в таверне. В конце концов, еда не нуждалась в ее помощи для приготовления. А когда мужчины и Минетта вернутся со стройки, она угостит их всех вкусным горячим блюдом. Неужели они не удивятся?
***
Три часа спустя Эмма, прихрамывая, вошла в кухню и в ужасе ахнула, увидев черные клубы дыма, вырывающиеся из духовки.
— О, нет. Нет, нет, нет. — Оставив заднюю дверь открытой, она выключила духовку.
С неподдельным ужасом она услышала, как открылась входная дверь и послышался топот ботинок.
Бен и Райдер вернулись.
— Черт. Неужели Эмма подожгла дом? — услышала она вопрос Райдера. — Я же просил тебя не дразнить ее из — за того, что она читает. Женщины становятся такими сентиментальными от этих любовных историй.
— Я чувствую запах горелого мяса, — мягко ответил Бен. Слишком быстро он вошел в кухню вместе с Минеттой и Райдером.
Стиснув зубы, Эмма открыла дверцу духовки, уже зная, что не увидит идеального, сочного, вкусного блюда, которое планировала.
Отнюдь нет.
Дымящуюся, сморщенную тушку окружали черные комочки картофеля. Клянусь матерью, как она могла так все испортить? Настолько глупа? Она была настолько никчемна, в чем ее всегда уверяла мать.
Она испортила вкусную еду и впустую потратила деньги Бена.
— Ну, здесь… — Райдер взглянул на нее и не договорил. Вместо этого он отодвинул ее в сторону, схватил прихватку и вытащил отвратительное месиво. Поставив кастрюлю в раковину, он включил воду. С сердитым шипением поднялся пар.
Разбитая. Она попыталась сморгнуть навернувшиеся слезы.
— Мне жаль, — прошептала она.
— Об этом не стоит беспокоиться, дорогая. — Бен дразняще дернул ее за распущенные волосы. — Мы ценим твои усилия, даже если они не увенчались успехом.
Его доброта сокрушила ее попытку успокоиться, и ее глаза наполнились слезами, затуманивая зрение.
— Садись, Эмма. — Сильными руками он усадил ее на кухонный стул. Присев перед ней на корточки, он взял ее за руки.
— Я впустую потратила твои деньги. Мне не следовало пытаться готовить еду. — Она опустила голову, в ее ушах звучал голос матери. Бесполезная. Глупая. Неуклюжая. Неблагодарная. — Я не умею готовить.
Райдер нахмурился.
— Я думал, всех женщин учат готовить и убирать.
Неужели он считает ее не только неумехой, но и лгуньей? Она выпрямилась.
— У нас был повар. — Ее взгляд снова опустился на колени, грубые руки Бена все еще держали ее ладони. — Мне не разрешали заходить на кухню.
Ее дыхание прервалось в преддверии слез, но она взяла себя в руки. Не плачь. Ты взрослая женщина.
— Повар. Интересно. — Черные глаза Райдера были непроницаемы. Он подошел к двери и подхватил Минетту на руки. — Давай, котенок, ты можешь поработать над своей головоломкой, пока я приведу себя в порядок.
Через секунду она отвела взгляд от пустого дверного проема и поняла, что Бен не отпустил ее руки. Рывок не только не принес ей свободы, но и усилил его хватку.
Через секунду он погладил большими пальцами тыльную сторону ее ладоней, посылая по телу трепет осознания.
— Посмотри на меня, медвежонок.
Медвежонок? Тон его голоса был таким же нежным, как когда Райдер называл Минетту «котенком». Это звучало так если… словно она действительно ему нравилась.
Его спокойный взгляд был таким же открытым и легко читаемым, как и непроницаемый взгляд Райдера. Он не был расстроен.
— Это не конец света, у тебя просто подгорел ужин. Мы все лажали, и не раз. — Его губы дрогнули. — Да, я неплохой повар, но Райдер чертовски хорош, и даже он может сотворить настоящую катастрофу.
— Правда?
Бен на мгновение задумался.
— Думаю, самая ужасная вонь была, когда он забыл, что поставил вариться картошку. Вода испарилась, и картошка сгорела. Клянусь волосатыми яйцами Херне, весь дом вонял несколько дней.
Напряжение в ее груди ослабло.
— Но я испортила ужин. И теперь нам нечего есть.
— Вот почему Мать подарила нам рестораны и закусочные. Давай я быстренько приму душ, и мы все пойдем куда — нибудь перекусим.
Он отпустил ее и обхватил руками за талию, поднимая и ставя на ноги. Вместо того, чтобы отстраниться, он придвинулся достаточно близко, чтобы она почувствовала тепло его тела от бедер до плеч.
— Клянусь Богом, ты хорошо пахнешь.
Его губы коснулись ее волос.
Он был таким высоким, что ее глаза находились на уровне его груди. Она не могла не видеть, как его синяя рабочая рубашка обтягивает мощные грудные мышцы. Расстегнутые верхние пуговицы открывали взъерошенные каштановые волосы, и ей захотелось расстегнуть еще, провести по ним руками.
Каково было бы ощущать прикосновение его волос к ее коже? Ее груди? Она моргнула. Пресветлая Богиня, насколько неуместной была эта мысль?
Запрокинув голову, она попыталась не обращать внимания на сильную линию его шеи, квадратную челюсть, ямочку на подбородке. Нет, Эмма. Она не должна позволять себе так сильно тянуться к нему.
Слишком поздно. Его медленная улыбка сообщила ей, что он почувствовал её желание. Боже, как это унизительно. Где та самая глубокая, темная пещера, в которой можно спрятаться медведю?
— Эм. Я просто… — Ее слова затихли от вида голода в его глазах.
Его голос перешел в низкий рокот.
— Поскольку еще рановато приглашать тебя присоединиться ко мне в душе, тебе лучше уйти, дорогая.
Душ. С ним?
Жар пробежал по ее позвоночнику, опалил румянцем лицо и пробрал до самой сердцевины.
— А, точно. — Она отстранилась и направилась к лестнице. Если повезет, ее хромота скроет дрожь в коленях.
Он усмехнулся.
Похоже, не сработало.
***
В закусочной Энджи в центре Колд — Крик Райдер сидел со своей «семьей», наслаждаясь огромным куском вишневого пирога. В старомодном ресторане с потертыми деревянными полами и скатертями в синюю клетку на квадратных столах подавали домашнюю еду и пироги, которыми гордился бы любой шеф — повар.
Он вспомнил месиво жаркого, которое Эмма достала из духовки. Бедная медведица была так расстроена, что чуть не расплакалась. На секунду ему показалось, что она разыгрывает сцену в стиле Женевьевы, но Эмма не пользовалась духами, и он почувствовал запах ее огорчения. Она не притворялась.
Озноб медленно пополз вверх по его позвоночнику. Со времен Женевьевы он общался с женщинами только на Собраниях, посвященных спариванию. И его воздержание, возможно, затянулось. Возможно, Женевьева оказала на его жизнь более негативное влияние, чем он предполагал. Возможно, он стал немного циничным. А может просто умнее. Сложно сказать.
Он начинал понимать, что Эмму легко ранить. Уязвимая. Черт, по крайней мере, она пыталась готовить для них, чего Женевьева никогда не делала. Он должен был распознать ее смущение из — за того, что она не умеет готовить, и быть помягче. Бен быстрее сообразил.
Брат не был особенно красноречив — не то что, скажем, шериф, — но Бен обладал откровенно честным обаянием. Хорошо, что его сородич был рядом, чтобы успокоить медвежонка.
Райдер откусил еще кусочек пирога и стал слушать, как Бен рассказывает Эмме о некоторых местных «знаменитостях». Пьяница, который танцевал на барной стойке Калума, звучал интригующе, хотя и безрассудно, учитывая, что Козантир мог поджарить его одним прикосновением.
Когда Бен рассказал историю о том, как ненавидящий женщин Кахир выгнал чересчур напористую женщину из своей арендованной квартиры — и она была без одежды — Эмма рассмеялась. Красивым, гортанным смехом.
Райдер откинулся на спинку стула и изучал ее без всякого цинизма, что потребовало от него чудовищных усилий.
Она была очаровательной женщиной. Благодаря заботе Бена и тишине вечера она расслабилась. От счастья она сияла, как поздняя летняя луна. Так же ярко она сияла, когда пела прошлой ночью в таверне.
Ее пение…
Ей — Богу, ее изысканное контральто могло схватить мужчину за яйца и потащить за собой. Когда она запела Минетте, все в баре притихли, чтобы послушать ее, а она этого не заметила. Все ее внимание было сосредоточено на Минетте, и она удерживала внимание детеныша с помощью таланта очень искусного барда. Он все еще слышал ее.
Эти двое выглядели… трогательно… обнимаясь на диване. Его дочь выглядела довольной, как никогда. Эмма прекрасно ладила с детенышем. Черт, даже лучше, чем он сам. Эта крошка заставляла его чувствовать себя слишком большим, слишком грубым и совершенно растерянным. Самцы не растили детенышей — особенно самок.
Песня Эммы была о мужестве, которое требовалось, чтобы попробовать что — то новое. Что ж, готовая семья была тем «новым», чего он никогда не ожидал, но будь он проклят, если не справится с воспитанием своего детеныша лучше, чем это сделали с ними его отец или семья Бена.
Из того, что она рассказала Калуму, у барда было еще меньше родственников, чем у них с Беном. Он заметил, что, когда Эмма пела о возвращении котенка домой, ее голос стал задумчивым. Теперь он знал — у нее не было семьи, к которой она могла бы вернуться.
Почему она неохотно призналась, что была бардом? Даонаины высоко ценили бардов. Мастеров истории, которых никогда не было в изобилии, за последнее столетие стало еще меньше. Оборотни не доверяли переменам, а барды были еще более консервативны, как будто изучение древних песен запечатлело традицию в их костях. Вторжение людей загнало многих бардов в изолированные деревни старейшин или к смерти. Мало кто остался учить новые поколения.
Позиция Калума было предельно ясной. Он набросился на Эмму, как на мышку, и заставил ее спеть прежде, чем она успела подумать. Да, Козантир был хитер, а прошлое Эммы было головоломкой, которую ему, возможно, понравилось бы собирать по кусочкам.
Улыбаясь, Райдер вернул свое внимание к столу.
Откусив огромный кусок яблочного пирога, Бен со стоном откинулся на спинку стула. — Третий кусок был лишним… — Он улыбнулся Минетте. — Я думаю, что только подъемный кран поднимет меня с этого кресла. А ты как думаешь?
В глазах Минетты заплясали огоньки. Ранее Бен показывал ей строительное оборудование своей компании. Теперь она знала, для чего используется подъемный кран.
Райдер прислушался, страстно желая услышать хихиканье маленькой девочки, но этого так и не произошло. Однако ее улыбка была восхитительной.
Как и улыбка Эммы. К несчастью для него, однако, это было слишком привлекательно. Она заставила его почувствовать себя так, словно он стоял на промокшем от дождя утесе, почва колыхалась под его лапами, когда он наблюдал, как падают камни, зная, что он будет следующим. Что ж, теперь он стал старше и мудрее. Надеюсь.
Проглотив последний кусок пирога, Бен поднял брови и посмотрел на Райдера.
— Твой десерт тоже продержался недолго.
— Говорит гризли, который съел три куска против моего одного. — Райдер усмехнулся. — Удивительно, что ты не стал еще больше, чем сейчас.
Краем глаза он увидел, как Эмма отодвинула свой недоеденный чизкейк — тот самый десерт, который она с энтузиазмом уплетала секунду назад.
Бен нахмурился и пододвинул тарелку обратно к Эмме.
— Ешь, медвежонок. Тебе нужны калории, чтобы восстановиться.
— Я больше не голодна, — сказала она, избегая взгляда Бена.
Женевьева делала то же самое, чтобы привлечь к себе внимание. Всегда напрашивалась на комплименты. Однако Эмма не демонстрировала позу женщины, ищущей восхищения, а скорее той, которая старается остаться незамеченной.
Клянусь Херне, он не пытался задеть ее чувства; он просто дразнил сородича из — за того, что он большой медведь. Но… Эмма тоже была медведицей. Черт.
Несмотря на то, что Женевьева никогда не сомневалась в своей привлекательности, он знал женщин, которые беспокоились о своей внешности. Он также заметил, что, в то время как мужчины сражались со своими соперниками физически, женщины часто сражались словами. Неужели Эмму оскорбляли? Возможно, она прожила недостаточно, чтобы понять, насколько привлекательна.
Сострадание скользнуло нежными пальцами между его ребер. Он нанес удар; значит ему нужно исправить нанесенный ущерб.
— Медвежонок. — Он подождал, пока она поднимет глаза. — Бен прав, тебе нужны дополнительные калории, чтобы залечить рану и сохранить эти прекрасные формы. — Он пробежался по ней взглядом, демонстрируя свою симпатию. — И у тебя все еще недостаточный вес.
Румянец, окрасивший ее щеки, был чертовски красивым. Когда она взглянула на его сородича, словно ища поддержки, Райдер не мог не подумать о множестве плотских способов, которыми он мог бы выбить ее из колеи и заставить прильнуть к Бену.
— Мне тоже нравятся пышные женщины, — заявил Бен. — Те, которыми я могу наслаждаться, не боясь, что могу их сломать. Твой размер идеален.
— Да, — согласился Райдер, едва сдерживая смех при виде ее широко раскрытых глаз
Когда она снова принялась за еду, его улыбка погасла. Вместо того, чтобы обладать высокомерием Женевьевы, она совсем не была уверена в своем обаянии. Неужели никто не говорил ей, какая она красивая?
И вообще, почему она оказалась в глуши? Он остановил себя, прежде чем задать вопрос, который только еще больше смутил бы ее. С опозданием он понял, что ей было так же неуютно на публике, как и Минетте. Она выбрала стул, повернутый лицом к комнате, чего обычно не делают женщины. Как и Минетте, ей нужно некоторое время, чтобы расслабиться и присоединиться к разговору. Громкий смех все равно заставил бы ее напрячься, что не имело смысла. Бардам нравились люди, они их не боялись.
Он взглянул через стол и увидел, что Бен задумчиво рассматривает медвежонка. Казалось, у него было ответов не больше, чем у Райдера. Что ж, они вместе поработают над головоломкой с Эммой. Это решение принесло ему чувство удовлетворения.
Покончив со своим шоколадным тортом, Минетта пальцем собрала остатки глазури, хотя изрядное количество попало ей на лицо. Чертовски мило. Улыбаясь, Райдер вытер ее лицо.
— Должен сказать, здешние люди знают, как приготовить еду. — Он также заметил, что закусочная почти заполнена, что впечатляло, учитывая, что был вечер понедельника.
— Десерты готовит подруга Зеба и Шея, Бри, которая раньше была шеф — кондитером в Сиэтле, — сказал Бен. — Блюда готовит сама Энджи, и это те самые блюда, которые она готовила, когда ее детеныши были маленькими.
Райдер обменялся с Беном печальным взглядом. Поскольку их мать умерла при их рождении, они никогда не наслаждались семейным ужином.
— Ты всегда слышишь, что мамина стряпня особенная.
— Моя мать не готовила, — пробормотала Эмма, помешивая воду в стакане. — Она никогда не заходила на кухню, разве что для того, чтобы сделать заказ повару.
— Да, ты говорила, что у вас был повар, — сказал Райдер.
Она удивленно вскинула голову. Она не поняла, что произнесла это вслух, не так ли? Неужели она так долго жила в лесу одна, что разговаривала сама с собой
— Я… э — э, да, был. — Эмма смотрела мимо него. — Я думаю, что Кахир вон там ищет одного из вас.
Райдер обернулся и увидел Зеба, пересекающего комнату.
Зеб кивнул Райдеру и Эмме. Минетта получила полуулыбку, на которую — к удивлению Райдера — она ответила тем же. Затем Зеб перешел к тому, что привело его сюда.
— Бен, нам бы не помешала твоя помощь. — Его голос был достаточно тихим, чтобы его слышали только за их столиком. — Есть оборотень Туллия. Старше грязи. Ее дом разваливается.
— Конечно. С чем ты не можешь справиться?
— Электричество. На кухне вот — вот может случиться пожар. Немного надзора за волонтерами. Если у тебя есть свободное время, мы бы хотели его занять.
— Нет проблем, — взгляд Бена стал рассеянным, пока он размышлял. — Мой электрик завтра заканчивает работу. Как насчет послезавтра? И я заскочу, как только у меня выдастся свободная минутка.
— Спасибо. — Не сказав больше ни слова, Кахир зашагал прочь.
— Дружелюбный, да? — Прокомментировал Райдер, получив низкий смешок от Эммы.
— Напоминает мне тебя, — усмехнулся Бен. — Тебе следовало познакомиться с ним, когда они с Шеем только приехали. В первый месяц мы могли бы пересчитать его слова по пальцам одной руки. Колд — Крик хорошо на него влияет, и он окупил это место тысячекратно.
Еще несколько человек вошли в закусочную и поздоровались с Беном. Он ответил кивком.
— Ты всех знаешь в Колд — Крик? — спросила Эмма.
— Более или менее, — Бен пододвинул молоко Минетты поближе к ней. — Между строительством и обязанностями Кахира, я изучаю местность. — Он пожал плечами.
— Зеб не спрашивал сметы, — заметил Райдер.
— Сметы не будет. — Бен отхлебнул пива. — Предыдущий Альфа стаи не заботился о своих волках, и многие дома старых волков готовы рухнуть. Теперь, когда Шей — Альфа, а Зеб — Бета, им двоим приходится наверстывать упущенное. Я помогаю, где могу.
Райдер изучал брата, глядя сквозь поверхностные изменения, суммируя свои наблюдения. Небрежный ответ Бена был… открытым, как будто каждый что — то «давал», и только он решал, кому помочь и когда.
Занимаясь бумажной работой Бена, Райдер заметил, что у строителей Бена были щедрые пособия. Несколько файлов были помечены как безвозмездные, а итоговые суммы счетов — фактур вычеркнуты.
Бен всегда заботился о своих друзьях. Очевидно, его забота распространилась на весь город.
Отведя взгляд, Райдер провел пальцем по квадратикам на скатерти. Помимо того, что он стал более циничным по отношению к женщинам, изменился ли он вообще с тех пор, как они с Беном расстались? Повзрослел ли он?
Он работал, чтобы добиться успеха. Чтобы его признали за мастерство. Чтобы иметь достаточно денег, но все, чего он достиг, было направлено на его собственную выгоду.
Теперь его успех казался… пустым, одиноким.
Когда Женевьева распространила слухи о его жестоком обращении, Райдер был потрясен тем, что никто не вступился за него. В бездействии Козантира не было ничего удивительного, поскольку страж жил в другом городе и держался в стороне от «мелких» проблем. Тем не менее, в Фаруэе никто не вступился за Райдера.
Но разве он когда — нибудь давал что — нибудь городу? Он жил там, но никогда не помогал сделать его лучше для кого — либо, никогда не участвовал ни в чем, кроме Собраний, которые Женевьева превращала в кошмары, и никогда не пытался быть частью сообщества.
Они с Беном всегда хотели иметь свое место. Как же он упустил из виду, что принадлежность требует усилий с его стороны?
Райдер оглядел комнату, наблюдая за людьми. Хорошее окружение, как люди, так и оборотни. Фланелевые рубашки, джинсы и ботинки. Трудолюбивые, независимые, солидные граждане. Те, кого он с гордостью мог бы назвать друзьями. Пришло время ему поработать, чтобы заслужить их уважение.
Как это сделал Бен.
Райдер потер подбородок. Он ничего не дал территории Женевьевы, но здесь — это будет его город и его территория.
Пришло время ему начать обустраивать здесь свое собственное гнездышко.
***
Позже, в большой комнате, Эмма отдыхала, прислонившись спиной к подлокотнику дивана. Минетта устроилась в небольшом пространстве рядом с ней. Ощущение маленького тельца рядом с ней было настолько приятным, что у нее комок застрял в горле. Месяц назад она и представить себе не могла, что будет так счастлива.
Ну… в основном счастлива. В воздухе все еще витал запах подгоревшего жаркого. Однако ее смущение уменьшилось, оставив только решимость. Она собиралась научиться вести себя как нормальный человек, в том числе научиться готовить.
Бен отнесся к ее фиаско на удивление равнодушно.
Райдер тоже, несмотря на его изначально циничные вопросы. За ужином ему было весело, он дразнил Бена и Минетту — и даже ее саму. Оказалось, за его бесцеремонным характером скрывалось злое кошачье чувство юмора.
В другом конце комнаты он разводил огонь в широком мраморном камине. Когда растопка загорелась, саламандра высунула свой заостренный нос из золы и радостно заерзала.
Минетта подошла посмотреть, остановившись рядом с отцом.
Райдер притянул ее к себе. С каждым днем ему становилось все уютнее со своим детенышем. Он указал на огненного элементаля.
— Когда огонь начнет реветь, саламандра станцует для нас.
Когда Минетта так же радостно заерзала, как саламандра, Райдер рассмеялся, а Эмма могла только изумленно таращиться на нее. От его великолепного, звучного смеха у нее по спине побежали мурашки. Почему он не делал этого чаще?
— Кто любит музыку? — Бен протопал вниз по лестнице и вошел в комнату. В руках он держал две классические гитары.
Гитары. Пальцы Эммы сжались от желания. Она скучала по музыке даже больше, чем по людям. Не трогай, медведь. Не твое.
— Вы с Райдером играете на гитаре? Мне показалось, ты говорил, что вырос в глуши и у тебя не было ничего, кроме нескольких книг.
— Бен жил отдельно — в Техасе. — Челюсть Райдера напряглась. — Когда нам было по пять лет, отец потащил меня в Монтану.
Оставив Бена позади? При мысли об их разлуке у нее защемило сердце. Она думала, что это печально — не иметь братьев и сестер. Насколько сокрушительно было бы чувствовать себя в разлуке после того, как они были вместе?
Бен пробежал пальцами по гитарным струнам.
— Когда мы снова встретились молодыми мужчинами, мы провели зиму с бабушкой нашей матери в Деревне Старейшин, где не было электричества. Она научила нас играть на гитарах.
Точеное лицо Райдера смягчилось при воспоминании.
— Найни была валлийкой, и ничто так не радовало ее, как вечер музыки. Каждый должен был участвовать или терпеть ее недовольство.
Зависть наполнила Эмму при мысли о том, что она будет петь вместе с другими. Она и мастер — бард музицировали вместе. Пару раз его навещал другой бард. Делиться песнями в кругу семьи, должно быть, чудесно.
— Держи, медвежонок, — мягко сказал Бен. Он наклонился и коснулся губами ее губ в поцелуе.
Его губы были теплыми. Твердыми. Его щека слегка коснулась ее щеки, и вместо того, чтобы отстраниться, он приподнял голову на пару дюймов и посмотрел прямо в ее ошеломленные глаза. Складка у его рта стала глубже, хотя он… не совсем… улыбался. Он задержал на ней взгляд на секунду, потом на другую, прежде чем выпрямился.
Он поцеловал ее. Она чувствовала, как кровь бурлит в ее жилах и нарастает гул желания. Все в ней жаждало еще одного поцелуя.
Покачав головой, она посмотрела вниз. Он положил гитару ей на колени. Впервые за три года она держала в руках гитару.
— О, — выдохнула она. Аромат, ощущение глянцевой поверхности, звук, когда она тронула первую струну… Замечательно.
— Клянусь Богом, посмотри на нее. — В смехе Райдера звучало то же веселое удовольствие, что и тогда, когда Минетта баловалась. — Ты загнал свою жертву в угол, Гриз. Поцелуй, чтобы заставить ее покраснеть, гитара, чтобы зажечь ее глаза.
Бен усмехнулся.
— Надеюсь, твой инструмент все еще при тебе, брат. Не думаю, что она поделится моим запасным.
— Да, я принес. — Райдер взял из стопки полено и спросил Минетту, — Ты можешь показать Бену, где она, котенок?
Минетта пробежала через комнату, взяла Бена за руку и потащила за собой.
Когда Райдер подбросил в камин побольше поленьев, аромат ели и сосны наполнил комнату дымной сладостью.
Эмма неуверенно пробежалась пальцами по струнам, и гитара ударилась о спинку дивана. В такой позе не получится. Она попыталась сесть.
— Держись, медвежонок, — Райдер взял у нее гитару и отложил в сторону. Заведя руку ей за спину, а другую под колени, он повернул ее, положив ее ноги на кожаный пуфик. Его худые пальцы были длиннее, чем у Бена, такие же мозолистые и, к ее удивлению, такие же нежные. В его запахе чувствовалась дикость кота — оборотня и легкий привкус древесного мыла, которым он пользовался.
Покалывание пробежало по ее коже, дразня ее осознанием того, что она женщина, а он мужчина. Нет. Нет, нет, нет. Плохо уже то, что она испытывает влечение к Бену, но к этому мужчине? Этому очень циничному мужчине, слишком красивому? Ни за что.
Склонив голову, изучая свои руки, она прошептала:
— Спасибо.
— Эмма? — Когда она подняла взгляд, то встретилась взглядом с темными, как ночь, глазами, искрящимися смехом. — Всегда пожалуйста. — Он провел пальцем по ее щеке.
Отстранившись, он тряхнул головой точно так же, как она встряхивала свой мех, когда впервые распушила его, избавляясь от последних, оставшихся следов человека.
— Мы с Беном провели много времени в дикой местности. В тот единственный раз, когда я провел в таком состоянии целое лето, месяц спустя я все еще разговаривал сам с собой. Как долго ты была вдали от цивилизации?
Неожиданный вопрос потряс ее. Его темные глаза были пристальными и слегка пугающими.
— Пожалуйста, не увиливай, маленький бард, — мягко сказал он. — Назови число.
Врать? Она не могла, никогда не могла.
— Три.
— Три чего?
Упрямый самец. Ее шепот был почти неслышен.
— Года.
Его ошеломленное выражение лица понравилось ей, пока он не задал следующий вопрос.
— Но почему?
Она вздернула подбородок.
— Я объяснила Козантиру. — И больше она не собиралась ничего объяснять.
Когда Бен и Минетта вошли в комнату, она почти обрадовалась.
— Вот твоя гитара, брат, — Бен протянул ее Райдеру.
Нахмурившись, Райдер сел в кресло, но его взгляд то и дело возвращался к ней.
Это не имеет значения, сказала она себе. Ей больше не нужно отвечать ни на какие вопросы. Ей вообще не следовало ему отвечать. Глупый самец.
Глупая Эмма.
— Проблемы? — Взгляд Бена согрел ее кожу.
— Нет. У меня есть гитара. И никаких проблем. — Музыка могла исцелить почти все.
В ту минуту, когда мужчины начали петь вместе, она поняла, что была права.
Очень красиво. Звучный баритон Райдера подхватил мелодию. Бен добавил гармонии своим глубоким, грохочущим басом.
Больше, чем красиво. Как один из тех легендарных афродизиаков, звук их прекрасных мужских голосов танцевал на ее коже, оставляя за собой след желания. Ничто, даже Собрание, никогда не влияло на нее так глубоко, во всех смыслах.
Когда она смотрела на Бена, все, что она могла видеть, — это какие широкие у него плечи, как напрягаются бицепсы под тканью белой рубашки и как воротник обрамляет его жилистую шею. Ей хотелось прижаться губами прямо здесь, к загорелой коже, обнаженной двумя расстегнутыми пуговицами.
Когда она посмотрела на Райдера, то не смогла отвести взгляд от красоты его запястий и сильных пальцев на струнах. Каково было бы ощущать эти руки на своем теле?
Стоп.
Она переключила свое внимание на Минетту. Сидя перед камином, детеныш покачивалась в такт музыке и наблюдала, как саламандры танцуют среди пламени.
Прекрасно.
Не в силах перестать улыбаться, Эмма обхватила рукой гриф гитары и добавила к музыке несколько причудливых аппликатур. Счастье нахлынуло и переполнило ее, когда она вплела свой голос в мелодию.
Минетта подпрыгивала по мере того, как музыка становилась все насыщеннее.
Мужчины повернулись и посмотрели на нее. Взгляд Бена наполнился удовольствием, взгляд Райдера смягчился до жидкой темноты.
Может, это залитое солнцем время и не продлится долго, но сейчас… в этот восхитительный момент времени… она укутается в тепло.