Вечер медведя

Глава 7

Крошечный городок Колд — Крик, приютившийся среди белоснежных гор Северного каскада, выглядел так, словно не менялся с начала 1900—х гг. Миновав главную улицу длиной в два квартала, Райдер выехал на окраину города, спустился по более узкой дороге и припарковался в конце. Дорога имела сельский вид с большими участками и старыми двух— и трехэтажными домами. Теперь он понимал, почему Бен выбрал именно это место.

— Мы на месте, Минетта. — Да пребудет с нами Мать. Он поднял свою дочь с детского сиденья с пассажирской стороны внедорожника.

Усадив ее к себе на бедро, он взъерошил ее шелковистые каштановые волосы.

— Мне нужно, чтобы ты посидела на ступеньке несколько минут, котенок. — Пока я посмотрю, рады ли нам здесь или нет. Предвкушение, надежда и беспокойство бурлили в нем тревожным варевом.

Она моргнула, глядя на него снизу — вверх, крепко засунув большой палец в рот и широко раскрыв зелено — карие глаза. Никаких ответов не последовало. Учитывая, что за последние шесть дней он вообще не слышал, чтобы она говорила, он не был этому удивлен, но все же надеялся. Клянусь Матерью, он никогда в жизни так сильно не надеялся. Если бы он только знал, что Женевьева родила ребенка. Или вообще не влюблялся в нее. Он стиснул зубы. Черт возьми, он был полным идиотом. Тем не менее, этот след остался в прошлом, и теперь ему предстояло идти по — новому.

И загладить свою вину.

Он уставился на трехэтажный дом в викторианском стиле. Темно — зеленый сайдинг приятно контрастировал с белой отделкой и темно — коричневой черепичной крышей. Крытое переднее крыльцо упиралось слева в восьмиугольную башню. Хотя территория выглядела так, словно за ней никто не ухаживал уже лет десять или даже больше, дом был недавно отреставрирован. Бревна, валявшиеся в стороне, указывали на то, что Бен еще не закончил.

Плечи Райдера расслабились. Его сородич не изменился до неузнаваемости. Строительство было одним из видов их общей любви. Бен предпочитал работать в больших масштабах, строя и реконструируя дома. Райдер предпочитал индивидуальную отделку и мебель ручной работы.

— Посмотрим, как громко будет рычать медведь. — У него внутри все сжалось, когда он нес своего детеныша по тротуару. Когда она устроилась на ступеньках крыльца, он протянул ей книжку с картинками.

С легкой улыбкой — своим единственным ответом — она открыла книгу. Минетта никогда не делала лишних движений. Никогда не попадала в неприятности. Никогда не впадала в истерику и не выказывала неповиновения. Он надеялся, молился Матери, чтобы она выросла достаточно уверенной в себе, чтобы стала нормальным, дерзким детенышем.

Она нуждалась в стабильном доме и семье. Беспокойство грызло его изнутри, когда он прошел мимо нее к входной двери.

А что, если у его брата есть пара? А что, если он все еще сердится на Райдера за то, что тот уехал? Каждая секунда последних пяти лет давила ему на плечи.

На его стук в дверь открыл сам Бен.

Радость захлестнула Райдера при виде его однопометника. Мир казался неправильным без его брата рядом с ним.

— Гриз. — Черт возьми, было приятно уловить запах его брата — медвежий и мужской, наряду с нотками опилок и сосны.

— Райдер? — Голос Бена был хриплым, как будто он не верил своим глазам.

Райдер не так уж сильно изменился. Конечно, он набрался мужественности и веса зрелого мужчины, но не более того. Ему хотелось рассмеяться — никто бы ни поверил, что Бен молчит — но он с трудом набирал воздух в легкие. Казалось, медведь придавил его тяжелой лапой.

— Я… твою мать, Бен. Я…

Широкое, сильное лицо окаменело.

Слова Райдера превратились в пыль. Его брат должен был закричать. Будучи маленькими детенышами, они дрались и спорили; став взрослыми, они кричали и дрались, но все же объединялись против всех желающих. Его однопометник никогда раньше не отгораживался от него.

Люди, считавшие Бена покладистым, не видели его стальной хребет. Несправедливость и жестокость вызывали гнев медведя. Очевидно, так же, как обида.

Надежды Райдера тонули быстрее, чем камень в озере.

— Какого хрена тебе здесь нужно? — Голос Бена был низким рычанием, более глубоким, чем раньше.

— Я приехал, чтобы…

— Нет. — Рычание переросло в крик. — Никаких вестей от тебя пять гребаных лет. Достаточно того, что ты предпочел мне женщину, но потом ты ушел, как будто я был старым отбросом. Ты сделал свой выбор, братан.

Акцент был уродливым — и показывал ущерб, который он нанес своему однопометнику.

Моя вина. Моя одержимость самкой. Блять.

Райдер тяжело вздохнул. Больше нечего было сказать, не так ли?

— Ты прав. Мне очень жаль, Бен.

Шаги Райдера гулко отдавались по дереву, когда он пересекал крыльцо.

— Пойдем, котенок.

Она бросила на него встревоженный взгляд, засунув большой палец в рот.

Его сердце сжалось. Клянусь Богом, он отдал бы свою левую руку, обе руки, если бы это означало, что она будет в безопасности. Никогда не испытает мучений. Он осторожно поднял ее на руки.

Позади него раздался звук, как будто Бен получил удар кулаком в живот.

Райдер оглянулся.

Бен пристально посмотрел на Минетту. Его голос дрожал, когда он спросил:

— У тебя есть детеныш?

***

Часом позже, сидя на кухне, Бен наблюдал за своим однопометником, который стоял у раковины. Клянусь тяжелыми яйцами Херне, Райдер с годами стал выглядеть еще лучше. Может быть, на четыре дюйма ниже данных Бену Богом шести футов шести дюймов, его брат обладал худощавой мускулатурой и грацией пантеры — оборотня. Классически красивый, он притягивал женщин, как пчел к пролитому меду.

Из общих черт у них с Райдером были угловатые скулы, прямой нос и густые волосы, как у их матери, однако, широкие черты лица и телосложение Бена свидетельствовали о его шотландско — валлийском происхождении. Его светлая кожа сохраняла загар только благодаря многочасовому пребыванию на солнце.

Со стороны своего отца Райдер был французом и, как ни странно, афроамериканцем по происхождению. Либо Дикая Охота Фэйри затянулась дальше, чем принято считать, либо умирающий Даонаин одарил одного из предков Райдера кровью оборотня. Какова бы ни была первопричина, Райдер был темноглазым, со светлой, как седло, коричневой кожей.

Даже их личности были разными. Бен предпочитал аккуратность — коротко стригся. Был чисто выбрит. Его однопометнику было наплевать на его внешность; он завязывал свои черные волосы до плеч назад, когда они мешали ему. Его подбородок был покрыт темной щетиной.

У Бена был медленный техасский протяжный говор — и он любил поговорить.

Речь Райдера свидетельствовала о том, что он много лет прожил в Айдахо, и кот скорее вцепится в человека когтями, чем заговорит с ним. Но когда Райдер все — таки соизволил говорить, люди слушали его. Он был чертовски умен.

Хотя они и были братьями, они были такими же разными, как горы и долины. И все же когда — то они бегали по тропам вдвоем. Он вздрогнул от этой болезненной мысли. Как розовый куст, даже самые прекрасные воспоминания могут скрывать шипы.

Молча — в этом нет ничего удивительного — Райдер дал своей дочери выпить из покрытого крышкой стакана, который он называл стаканчиком для питья.

Такой крошечный детеныш. Им пришлось поставить коробку на стул, чтобы она могла достать до стола. Ей было не больше четырех лет.

Бен сделал глоток пива.

— У нее есть имя?

Райдер кивнул.

— Это Минетта. — Когда Бен приподнял брови при упоминании французского имени, он снова кивнул.

— Да, Женевьева — единственная и неповторимая. Очевидно, однопометники Минетты были мертворожденными.

— Ах, черт возьми, мне очень жаль. — Детеныш Райдера. Если бы они с Беном спаривались с одной и той же самкой — как это делали большинство сородичей — Минетта была бы дочерью Бена тоже, независимо от того, от чьей спермы она была зачата. Гнев и горе бурлили в нем, разрушая его радость от ее существования.

— Женевьева приехала с тобой в Колд — Крик?

— Нет. Мы с Женевьевой не пробыли вместе и года. — Райдер на мгновение уставился в стол. — Здесь только я и Минетта.

Бен расслабился. Он презирал Женевьеву и не мог понять, что привлекло Райдера. Ну ладно, он понимал ее привлекательность. Чистый, соблазнительный секс. Однако ее личность раздражала не меньше, чем скрежет клыков по бетону. Самка была ленива, хотела, чтобы ей обеспечили легкую жизнь, и требовала, чтобы внимание принадлежало лишь ей. Она была более эгоцентрична, чем любая женщина, которую он когда — либо встречал, даже та, с которой он спаривался на прошлом Собрании.

Когда Минетта наклонила свой стакан, тишину нарушил хлюпающий звук. Вздрогнув, она поставила его на стол, втянув голову в плечи.

Почему?

Когда ее робкие глаза встретились с глазами Бена, он слегка улыбнулся.

— Пей, крошка. Я тоже люблю яблочный сок.

Через секунду она снова робко потянулась к стакану.

Она была напугана.

Когда его защитные инстинкты вспыхнули, он постарался скрыть гнев на лице, потому что, вероятно, именно он пугал ее. Потому что она его совсем не знала.

Ошибка Райдера.

Она была бы очаровательным ребенком. Симпатичной малышкой. Он бы с удовольствием наблюдал, как она растет. Гнев вспыхнул с новой силой.

Подойдя к стойке, где детеныш не мог их слышать, он жестом подозвал Райдера.

— Значит, ты ушел от меня потому, что Женевьева была беременна?

У его брата был такой вид, словно он впился зубами в горький желчный пузырь кролика.

— Я ушел, потому что был одержим. Не думал, что выживу без нее. А ты сказал, что никогда не станешь парой.

Бен поморщился. Он действительно нес некоторую ответственность за их разрыв.

Пять лет назад он вернулся в Техас и, по дерьмовой случайности, столкнулся со своим отцом — ну, с мужчиной, который его вырастил. Хотя Бен знал, что его мать умерла при родах, на этот раз его отец прямо сказал, что большой размер плода Бена убил ее. Разорвал ее на части. Более того, он предсказал, что с потомством Бена будет то же самое.

Клянусь Богом, услышать, что он убил свою мать? Только подумать, что его детеныш убьет самку, которая его носит! Он решил, что его семя прольется на неплодородную почву, и он будет жить, не принимая женщину в качестве пары. Он никогда не станет причиной смерти другой женщины.

Будучи полным идиотом, он не подумал о том, какой эффект его заявление произведет на его однопометника.

Когда Райдер вытащил нож из ножен на поясе, чтобы разрезать яблоко, сердце Бена сжалось. Их разлучили в пять лет — и когда они воссоединились в двадцать, казалось чудом, что их братская связь все еще была крепкой и цельной. Он отдал Райдеру нож после их первой драки в баре, когда они дрались бок о бок, как будто никогда не расставались.

Эта связь не казалась таким уж чудом, когда Райдер ушел. Бен потер грудь, как будто мог облегчить боль от поврежденной связи, заложенной в его душе.

После того, как Райдер вручил Минетте пару кусочков яблока и вернулся, Бен откашлялся.

— Но твоя одержимость Женевьевой исчезла?

— Слишком скоро. Она не хотела меня. Для нее сошел бы любой мужчина, который бы содержал ее и поклонялся ей. Когда новизна прошла, она начала играть в ревность и связываться с разными мужчинами, даже… — Райдер замолчал, а затем продолжил после паузы. — Я ушел после Собрания, на котором она спровоцировала кучу самцов на драку. Наверное, тогда она и забеременела.

— А как ты узнал про детеныша?

Райдер протянул девочке еще один ломтик яблока, чтобы занять ее.

— Мой друг, живущий на территории Дешутов, посетил Фаруэй, увидел Минетту и велел мне взглянуть.

Одного взгляда было бы достаточно. Большие глаза и светлая кожа Минетты были такими же, как у Женевьевы, но нос, высокие скулы, изогнутая верхняя губа, пухлая нижняя губа и острый подбородок создавали изящную карикатуру на Райдера. Никаких сомнений в ее происхождении не было.

— Трудно представить себе Женевьеву, присматривающую за новорожденной.

— Она жила с парой богатых волков, когда Минетта была совсем маленькой, но, видимо, в прошлом году ей стало скучно. — Он взглянул на Минетту, чтобы убедиться, что она не обращает на него внимания, и добавил, — снимала пробы со всех мужчин в округе, и не только во время собраний. Они вышвырнули ее вон.

Бен ничуть не удивился. Вообще — то было удивительно, что эта неразборчивая в связях самка так долго оставалась с двумя волками. Должно быть, они были чертовски богаты.

— Женевьева позволила тебе забрать своего детеныша?

Женевьева была не из тех, кто отдает что — то свое, даже нежеланного ребенка.

— Я не спрашивал разрешения. — Райдер сжал челюсти. — Без волков, которые могли бы обуздать ее, Женевьева… ей не хватает материнских навыков, — легко сказал Райдер, хотя его лицо было каменным, а одна рука сжата в кулак. Он указал на маленький шрам на скуле ребенка. — Гарольд сказал, что Минетта перестала разговаривать, когда осталась наедине с матерью.

У Бена вырвалось рычание. Как можно причинить вред детенышу, не говоря уже о том, что у нее самые большие и уязвимые глаза в мире?

— Когда я пришел, Женевьева трахалась с мужчиной в гостиной. В спальне детеныша не было никакой мебели, только куча одеял. Минетта пряталась на заднем дворе в крошечной норе.

Бен помнил, что гнев Райдера всегда медленно нарастал и часто развязывал язык… как сейчас.

— Итак, я взял Минетту на руки, вынес ее и начал искать тебя. Я надеялся, что ты… — Голос Райдера затих.

Простит его. Бен на мгновение закрыл глаза. Его гнев не исчез, но был вполне управляемым. У него не хватило духу отказать ребенку, особенно ребенку своего однопометника.

— У меня большой дом. Здесь найдется место для тебя и детеныша.

Напряженности в лице Райдера стало меньше.

— Спасибо.

— Должен сказать, что наверху полный беспорядок, так что нам придется закончить с ремонтом в комнатах и поставить кое — какую мебель.

— Сделаю, что смогу. — На лице кота появилась медленная улыбка. — Я хорошо обращаюсь с деревом.

Преуменьшение года. Райдер был самым лучшим столяром, которого Бен когда — либо встречал.

— Итак… — Бен прислонился к столу и снова попытался улыбнуться. — Хочешь сэндвич, Минетта?

Она пристально посмотрела на него и сунула большой палец в рот.

— Я признателен, — сказал Райдер.

Судя по тощему виду детеныша, она пропустила не один прием пищи со своей строптивой матерью. Бен приготовил сытные бутерброды с говядиной и сыром, уточнив у Райдера предпочтения по майонезу и горчице.

— Вот, держи.

Затем он приготовил немного для себя и Эммы, поставив на поднос ее сэндвич, картофельные чипсы и стакан молока. Заметив любопытный взгляд Райдера, он объяснил:

— У меня вер-медведица в спальне рядом с моей. Козантир попросил меня оставить ее у себя, пока она не поправится.

— Ранена? Она представляет угрозу? — Райдер взглянул на своего детеныша.

— Нисколько. Эмма — милая женщина, она никогда не обидит детеныша. — Это еще одно преуменьшение. — Она… — Он осекся. Райдер, возможно, испытал бы облегчение, узнав, что она напала на адского пса, чтобы спасти человеческое дитя, но Козантир, возможно, не захотел бы делиться историей Эммы, поскольку он не вынес своего суждения о ней. — Если бы рядом был кто — то, кто приносил бы ей еду и помогал, когда я на работе, это бы мне очень помогло.

— Не беспокойся.

— Спасибо. Я отнесу это наверх, а потом присоединюсь к вам.

Поднимаясь по лестнице, Бен почувствовал, что напряжение спадает. Одна только мысль об Эмме действовала успокаивающе. Конечно, она была очаровательной медведицей с пышными формами и большими карими глазами, но она также была тихой и умной, с ней было весело разговаривать и просто… быть.

***

Этим вечером Эмма решила, что сойдет с ума — может быть даже, одичает, — если еще один день просидит взаперти в спальне. А теперь, как она могла сказать Бену, что чувствует себя запертой в его красивой комнате?

Он был так добр к ней.

На прикроватном столике стояли пустые тарелка и стакан от обеда, которые Бен, очевидно, оставил ранее, когда она спала…

Ее чрезмерное истощение скоро должно пройти. Целитель предупредил, что такое обширное исцеление на несколько дней собьет ее с ног. Завтра она могла немного нагрузить ногу.

Частичная нагрузка, сказал Дональд, и еще он разрешил ей покинуть свою комнату.

Спасибо Матери.

Пока она смотрела на темные окна, ее заживающая нога пульсировала в унисон несчастным мыслям. В глуши она ненавидела долгие темные вечера. Именно тогда она чувствовала себя наиболее одинокой, когда все, что она потеряла, возвращалось и преследовало ее. Осознание того, что она заслужила быть несчастной, только усугубляло ее одиночество.

Из коридора донесся напугавший ее гул голосов. Она уставилась на закрытую дверь спальни. Хотя большинство мужчин — даонаинов делили дом со своими сородичами и, в конечном итоге, с супругой, у нее сложилось впечатление, что Бен живет один, но у говорящего мужчины был глубокий голос с резонирующим тембром, похожим на голос Бена.

Из общей ванной комнаты донеслись легкие, как у ребенка, шаги.

Почему Бен не упоминал о своем брате, супруге и детенышах, когда они разговаривали в последние дни? Она думала, что они уже стали друзьями… Эмма попыталась стряхнуть с себя чувство обиды.

Было бы здорово познакомиться с большим количеством людей. Конечно, у Бена должна быть замечательная пара и сородичи.

Не опускайся до чувства зависти, медведица. Но было трудно не делать этого.

Мать была ее единственной семьей. Будучи зачатой на Собрании, Эмма не знала своего отца, а двух ее братьев ее мать передала бесплодной семье оборотней, проходящей через город. Она оставила Эмму только потому, что детеныш женского пола повысил статус семьи. Но мать ее не любила.

Теперь Эмме пришлось смириться с тем, что у нее никогда не будет семьи.

Ей было больно расставаться с этими мечтами, но она должна была быть честной сама с собой. Она была большой, неуклюжей медведицей, и единственный раз, когда самцы хотели ее, это было из — за гормонального влияния Собрания Полной луны. Теперь же… ни один мужчина не захочет женщину, которая изгнана — наказание, применяемое только за самые гнусные преступления.

Даже если Богиня простила ее, она сомневалась, что Седрик или кто — либо еще на территории Маунт — Худ простили ее. Как говорила мать просто потому, что люди «не хотят» ничего исправлять. Человек несет ответственность за результаты своих действий.

Эмма не хотела причинить никакого вреда, но беда все же случилась. Как она могла ныть, что у нее не будет семьи? Двое мужчин мертвы, потому что она посмотрела на одного с вожделением и позволила ему поцеловать себя.

Нет, она будет благодарна за то, что есть у нее сейчас — за то, что она жива, за возможность снова вернуться в клан.

Дверь в комнату Эммы из ванной слегка приоткрылась.

В комнату заглянула маленькая девочка лет трех — четырех. Ее распущенные каштановые волосы касались плеч. Ее любопытные глаза были цвета позднего летнего леса, темно — зеленого и коричневого.

Совершенно очаровательная.

Девчушка заметила Эмму и напряглась.

Эмма улыбнулась ей. Дети были открытыми, прямодушными и замечательными.

— Привет, малышка.

Широко раскрыв глаза, девчушка уставилась на нее и засунула большой палец в рот.

Эта привычка была ей знакома. Эмма тоже сосала большой палец, когда была детенышем… пока мать не заметила.

Когда она не прекратила достаточно быстро, мать так безжалостно поцарапала ее большой палец, что любое прикосновение причиняло боль. К тому времени, как раны зажили, у нее больше не было этой привычки — только шрамы.

Хотелось бы надеяться, что этому детенышу будет дозволена безобидная привычка.

— Минетта?

Ребенок снова исчез в общей ванной комнате.

— Минетта? — У Эммы перехватило дыхание, когда в дверях появился худощавый мускулистый мужчина в черной кожаной куртке и высоких ботинках. Она никогда не видела таких поразительных мужчин. Судя по чертам его лица, это был брат Бена, хотя он был на несколько дюймов ниже ростом и не такой ширококостный. Черные, как ночь, волнистые волосы доходили ему до плеч; тёмная щетина подчеркивала точеный подбородок. Выражение его лица было холодным… и циничным.

Его глаза были такими темно — карими, что казались почти черными, и в них совсем не было теплоты. Когда его ледяной взгляд скользнул по ней, она почувствовала себя так, словно ступила в сугроб.

— Вы, должно быть, Эмма.

— Да. — Ее попытка улыбнуться провалилась. — Вы здесь живете?

— Да, мы переезжаем сюда. — Его ответ был краток. — Я Райдер, сородич Бена. Мы с моим детенышем только что приехали.

— О, как приятно вы… — Ее голос затих. О, это было ужасно. Бен сказал, что единственные подготовленные спальни были у него и у нее. Для этого самца и детеныша потребуется по меньшей мере две комнаты. А как насчет матери детеныша?

Эмма занимала комнату, которая им понадобится.

И действительно, если бы они знали, что она за человек, то не захотели бы находиться рядом с ней. И уж точно не рядом с такой милой маленькой девочкой.

Тревога охватила ее. Каким — то образом Бен заставил ее почувствовать себя желанной гостьей, но под холодным взглядом этого мужчины ее чувство принадлежности к нему изменилось. Это было неправильно — находиться рядом с другими людьми. Не тогда, когда она была… запятнана.

***

Райдер понял, что женщина остановила себя, прежде чем закончить предложение. Очевидно, она не находила приезд его и детеныша хорошим событием. Напротив, судя по тому, как нахмурились ее брови, она не хотела, чтобы они были здесь. Почему?

Потому что она полностью устроилась и наслаждалась хорошей сделкой?

Райдер с минуту изучающе смотрел на нее, чувствуя неприятный прилив влечения.

Несмотря на явное истощение, эта женщина обладала пышными формами, которые привлекли бы даже целомудренного тролля, не говоря уже о таком мужественном мужчине, как его брат.

Губы Райдера сжались. Он бросил Бена из — за коварной женщины, которая хотела его только за то, что он мог ей дать. Она была не первой меркантильной самкой, которую он встретил, и не последней.

И вот эта женщина была аккуратно пристроена в дом Бена. Она явно не приветствовала незваных гостей. В этом нет ничего удивительного. Какая женщина откажется от кахира с большим домом и хорошим доходом?

Клянусь Богом, Райдер чувствовал себя на двадцать лет старше Бена. Его сородич и понятия не имел, какими жадными могут быть самки. Кахиры были защитниками до мозга костей. И если бы ребенок или женщина нуждались в нем, Бен отдал бы свою жизнь, чтобы помочь им. У медведя было самое большое сердце в округе.

И его можно было развести. Любого мужчину можно. Черт возьми, Бен не смог бы устоять перед этой красивой женщиной, которая утверждала, что больна.

Но так ли это было? Она выглядела вполне здоровой. Глаза у нее были ясные, ее лицо цвета слоновой кости раскраснелось — вероятно, от досады, что ее планы рухнули.

Да, она смотрела на него так, словно он украл у нее кролика на завтрак. Он решил не пытаться быть общительным — навык вежливости уж точно никогда не входил в его в ящик с инструментами.

Вместо этого он наклонил голову и попятился из комнаты.

***

Бен заметил, как Райдер вышел из комнаты Эммы. Неужели она позвала на помощь?

— Проблемы?

— Нет. Минетта заглянула туда, но ушла, прежде чем я успел ее забрать.

Бен внимательно посмотрел на него, удивленный тем, что Эмма не пыталась удержать Райдера в комнате, чтобы поговорить. Ей становилось все скучнее.

— Она в порядке?

Райдер озадаченно посмотрел на него.

— Полагаю, да. — Он заметил, что из своей комнаты выглядывает Минетта. — Котенок, давай спустимся вниз и посмотрим, что у тебя в сумке.

Бен вошел в спальню Эммы и остановился.

Сидя на кровати спиной к нему, Эмма пыталась натянуть джинсы, которые ей дала Энджи. Прежде чем он успел остановить ее, грубая ткань царапнула ее рану. Наполненный болью звук, который она издала, скрутил его внутренности.

— Какого черта? — Он пересек комнату и сел на кровать рядом с ней. — Эмма, что ты делаешь?

Она проигнорировала его и сумела натянуть джинсы до колен. Осторожно поднялась с кровати, балансируя на одной ноге, и подтянула джинсы к талии, обтягивая свою круглую попку.

— Что случилось? Райдер был груб? — Трудно себе представить. Его неразговорчивый брат, возможно, и не был ласков с женщинами, но он никогда не был груб ни с одной из них.

— Нет. Он ничего не сказал.

Тогда, какого хрена?

— Сядь и поговори со мной, маленькая самка. — Он взялся пальцами за пояс и потянул ее обратно на кровать.

Слезы в ее глазах действовали эффективнее ее разочарованного взгляда.

— Я знаю, что сейчас у тебя здесь прибавилось людей. Им понадобится эта комната, так что через несколько минут я освобожу ее.

— Ни за что. Ты еще недостаточно исцелилась, чтобы уйти.

— Достаточно. А теперь отпусти меня! — Она попыталась заставить его отпустить ее джинсы и потерпела неудачу. Слезы потекли по ее щекам, и она всхлипнула. — Ах ты, глупый самец!

Он видел, как она потеряла контроль над собой, но вместо того, чтобы превратиться в медведя и нанести какой — то реальный ущерб, она просто ударила его по плечу своими крошечными кулачками. Даже в ярости она не причинит ему вреда.

Жалость снежным комом накапливалась внутри него. Ведь речь шла не только о жилье, так ведь?

Он приподнял ее и рывком стянул с ее бедер джинсы. Ее удары обрушились на его спину, как легкий жалящий град. Так осторожно, как только мог, он стянул джинсы с ее ног. Клянусь Богом, она повредила хрупкую ткань, прикрывавшую укус адского пса. По ее ноге стекала струйка крови.

— Черт, Эмма. — Он схватил марлевые тампоны, которые целитель оставил на ночном столике.

Пока он перевязывал ей рану, она прекратила борьбу. Слезы просочились из — под ее закрытых век и потекли по щекам.

Кипя от злости, он сел рядом с ней. Неужели она не знает, что случится с ней там, раненой и беспомощной?

Он тяжело вздохнул. Конечно же, она знала. Она была почти мертва, когда ее нашли. И она до сих пор не сказала ему, почему жила в лесу. Он позволил ей уклониться от его вопросов, полагая, что расспрашивать ее — это задача Калума, но, если так будет продолжаться, он прижмет ее к земле и не отпустит, пока она не ответит, как бы сильно она ни плакала. Или как бы плохо это не заставило его себя чувствовать.

Наверное, так же, как он чувствовал себя прямо сейчас.

Обычно слова давались ему довольно легко, хотя весьма часто он говорил, не думая, и всякую чушь. Он не хотел облажаться сейчас. Проклятье.

Погладив большим пальцем ее нежную щеку, он подавил свой гнев, чтобы говорить без рычания.

— Я не думаю, что Мать одобряет, когда оборотни разбрасываются ее даром жизни.

— Я уже разрушала жизни, — прошептала она, не открывая глаз.

Он нахмурился. Она была не слишком взрослой. Может, лет двадцати пяти. Максимум. Возможно, несколько мужчин попросили ее стать спутницей жизни, и она разбила их сердца своим отказом?

— Я сомневаюсь, что ты сделала что — то настолько ужасное, малышка.

— Бен. — Когда она посмотрела на него, в ее прекрасных золотисто — карих глазах было больше страдания, чем кто — либо мог вынести. — Я не заслуживаю того, чтобы жить среди клана. Отпусти меня.

— Нет. Ты не проживешь и недели, даже в медвежьем обличье. — Взяв ее свободную руку, он увидел багровые синяки на костяшках пальцев. Должно быть, она нанесла ему несколько довольно сильных ударов.

Заметив это, она побледнела.

— Мне очень жаль. — Она судорожно втянула в себя воздух. — Я ничего не могу сделать правильно. Позволь мне уйти. Пожалуйста.

— Милая, не выйдет.

Ее лицо сморщилось, а нижняя губа задрожала. Клянусь Богом, она разбивала ему сердце. Мало кто из даонаинов выжил без клана, так почему же она хотела отступить обратно в одиночество?

Он видел, как она светилась, когда он входил в ее комнату или когда Энджи и целитель навещали ее. Эта симпатичная медведица любила компанию, хотя ее неловкость говорила о непостижимом количестве времени, проведенном в одиночестве.

— Я не заслуживаю того, чтобы жить среди клана. — Звучало как чувство вины. Ошибки прошлого.

Как он мог сбить ее с этого пути? Если когда — либо и был более неуклюжий медведь, когда дело доходило до эмоциональных разговоров, то это был он. Возможно, и она тоже. Начни так.

— Я не знаю, почему ты чувствуешь себя такой виноватой, но мы поговорим об этом позже.

По тому, как плотно сжались ее губы, он понял, что разговор состоится… никогда. Где же, черт возьми, был Калум, когда он так в нем нуждался?

— Но, дорогая, мы же медведи, — сказал он. — Мы не причиняем вреда другим, потому что хотим поиграть со своей добычей, как кошки. И мы не волки, чтобы стая подталкивала нас к совершению идиотских поступков. Иногда мы рушим что — то, просто потому что неуклюжи. Так?

Ее глаза все еще были полны слез, но она кивнула.

Вот. У него был нюх, чтобы следовать за ней, чтобы вывести ее из этой гребаной пропасти.

— Нельзя прожить всю жизнь, не облажавшись. Мать не сделала нас совершенными. Все, что может сделать медведь после того, как сломал что — то, — это попытаться загладить свою вину, насколько это возможно. Даже если ты не можешь исправить повреждения, — как разбитые сердца, например, — ты двигаешься дальше, живя как можно лучше.

Она опустила взгляд, уставившись туда, где его большая ладонь обхватила ее руку.

***

У гигантского медведя были крупные руки. Его пальцы были мозолистыми от шероховатостей древесной коры, но, несмотря на их силу, он нежно держал ее руку. Мышцы на его предплечьях были толстыми, даже кости запястий — огромными. Он заставил ее почувствовать себя… маленькой.

Защищенной.

Он замолчал, позволив ей обдумать его слова так же, как она переворачивала бревна, чтобы посмотреть, какие лакомства скрываются за ними. Неужели он прав?

Он сказал, что все лажают. Правда.

Медведи — неуклюжие. Все это знали. И она никого не обидела специально. У нее никогда не хватало духу быть жестокой. Правда.

— Я не думаю, что Мать одобряет, когда оборотни разбрасываются ее даром жизни. — Она внутренне содрогнулась от точности его слов. Она не стала бы намеренно причинять себе вред, но попытка выжить, когда каждое движение все еще причиняло боль, а кости не срослись, приведет почти к тому же результату.

Она не думала, просто реагировала.

С каждым глотком материнская любовь наполняла ее, давая понять, что ее лелеют. Быть небрежной с этим даром жизни было бы неправильно. Обидно для Богини. Мне очень жаль, Матерь всех нас.

Бен сказал загладить свою вину. Если бы она только могла. Она бы с радостью извинилась и осталась, попытавшись стать дочерью для скорбящих семей, но Козантир изгнал ее. Вернуться сейчас означало бы… это ничего не дало бы, кроме как возродить боль тех, кто потерял близких.

Может, вместо этого она могла бы посвятить себя этому месту?

Что же касается остального совета Бена: …ты двигаешься дальше, живя как можно лучше. А что, если люди узнают, что она сделала? — Они не захотят видеть меня здесь, — прошептала она себе под нос. — Я…

Фырканье напомнило ей, что в комнате есть кто-то еще — разъяренный медведь. Она подняла глаза.

В лагере он спокойно превратился в гризли — самого страшного из животных. Теперь, точно так же, его добродушное выражение лица сменилось непреклонной силой.

— Ты позволишь другим диктовать тебе, что делать со своей жизнью? — Его техасское протяжное произношение усилилось от раздражения.

— Я…

— А эти другие твои соплеменники? Твой Козантир?

Он, очевидно, думал, что она имела в виду кого — то конкретного, а не целый город. Но она отрицательно покачала головой.

— Медведь больше ни перед кем не отчитывается. Мы не волки, которым нужно, чтобы кто — то отдавал нам приказы. — Он сделал паузу, прежде чем подсказать, — да?

Он не понимал реакции ее клана, и все же… опять же, он был прав. Она вела себя как трусиха, убегая вместо того, чтобы выстоять. Сумеет ли она показать этой территории, что ей есть что предложить?

— Ты застряла здесь на некоторое время, медвежонок. Не беспокойся по поводу спален. Мы с этим разобрались, — сказал Бен. — Но пока ты здесь, ты можешь разобраться с этим — чем бы это ни было — и двигаться дальше. — Он устремил на нее бескомпромиссный взгляд.

Когда она кивнула, ее охватило чувство вины иного рода. Она доставила ему хлопот, ударила его, отняла у него время. Какая досадная расплата за его великодушие!

— Мне очень жаль, Бен, — тихо сказала она. — Я больше не буду пытаться бежать, по крайней мере, пока не научусь делать это на четырех лапах.

Его лицо смягчилось.

— Вот это хороший медвежонок.

Хороший медвежонок. Те же самые слова, которые использовал мастер бард.

Когда она улыбнулась этому воспоминанию, выражение глаз Бена изменилось на… на что — то такое, чего она не совсем понимала. А потом она поняла. Это был ленивый взгляд самца на самку.

Он провел костяшками пальцев по ее щеке.

С его сдержанной лаской и горячим взглядом она вдруг слишком остро осознала свое обнаженное состояние. О том, как простыня изгибалась, прикрывая ее груди. О его силе, когда он дернул ее обратно на кровать, несмотря на ее удары кулаками. О тепле его пальцев на ее лице и суровой линии подбородка.

Его голова наклонилась, и очень осторожным движением он поцеловал ее в запястье. Его твердые губы были теплыми.

Она вздрогнула.

От его медленной улыбки на щеке появилась складка.

— Поскольку целитель сказал, что с завтрашнего дня ты сможешь покидать эту комнату, я приглашаю тебя утром на завтрак.

Когда он вышел из комнаты, она понюхала свое запястье, зная, что он, должно быть, учуял — аромат женского интереса.

Ох, это было плохо. Очень плохо.

***

Внизу, в большой комнате, Райдер сидел на мягком стуле и рылся в сумке Минетты.

— Вот, котенок. Ты хочешь, поиграть с этим? — Он разбросал несколько блоков перед ней.

Бен скоро спустится вниз. Это будет самое время, чтобы поднять вопрос о том, возможно ли, что гостья была здоровее, чем она показывала.

Конечно, он мог ошибаться.

Но, клянусь Богом, если все, что ей нужно, — это статус Бена и его деньги, ей лучше передумать. Райдер слишком хорошо знал, как больно быть использованным, и он не допустит, чтобы Бену причинили боль.

На темно — красном коврике Минетта отложила свою любимую плюшевую кошку в сторону и подняла отшлифованные кусочки дерева… одной рукой. Большой палец другой руки она держала во рту.

У него заныло сердце. За последнюю неделю она добилась прогресса, почти перестала вздрагивать при каждом его движении и начала играть, пусть и тихо. Но встреча с новыми людьми и местами отбросила ее назад. Бедный маленький детеныш.

Будь проклята Женевьева за то, что не послала ему весточку о Минетте. Будь он проклят за то, что избегал Территории Дешутов. За то, что не нашел свою дочь раньше. За то, что у нее не было стабильной семьи, в которую она могла бы войти.

— Прости меня, милая. — прошептал он.

— Ты со мной разговариваешь? — сказал Бен с порога.

Райдер вздрогнул.

— Гребаный гризли. Как ты умудряешься ходить настолько бесшумно?

— Талант. Тренировка. — Бен со вздохом опустился на Г — образную секцию дивана.

— Проблемы?

— Я сказал Эмме, что у меня только две спальни, и она разволновалась, что заняла одну из них. И попыталась уйти, хотя едва держалась на ногах.

Неужели Бен ей поверил? Одним из самых эффективных трюков Женевьевы было разразиться слезами и выглядеть беспомощной.

— Она плакала? И, будучи слишком слабой, для самостоятельных передвижений, ждала тебя… чтобы ты мог сказать ей не уходить, верно?

— Не совсем. Ты стал циничным, кот. — Бен показал свои окровавленные руки. — Она была так полна решимости одеться, что разорвала свою рану.

О, черт. Этот запах определенно принадлежал ей. У нее была рана, а не болезнь. Почему он решил, что она притворяется больной? Почему не спросил?

Потому что Женевьева дергала его к себе всякий раз, когда разыгрывала карту с болезнью.

Он фыркнул от отвращения к самому себе.

— Я увлекся погоней за собственным хвостом. Прости. А какая у нее травма?

Бен колебался.

— Ей сломали ногу и порезали в горах. Но… она была одна, и ее нашли только через пару недель. Целитель восстановил все, что мог, но полное исцеление займет больше времени.

Бен пошел на кухню. Было слышно, как он открыл кран, чтобы помыть руки.

Женщина? Боль и одиночество? И она не видела целителя две недели? Он представил себе хорошенькую женщину наверху. Пытающуюся одеться. Причиняя себе боль. И он был чертовски холоден с ней. Черт возьми, Гриз должен дать ему подзатыльник.

Бен вернулся с двумя стаканами чая со льдом и поставил один перед Райдером. Он улыбнулся, увидев, как Минетта строит сбалансированный Римский арочный мост.

— У тебя тут подающий надежды инженер — механик.

— Она напоминает мне тебя своими постоянными строительными проектами. Но, похоже, она больше увлекается дизайном, чем строительством.

— А как насчет тебя? — Бен не сводил глаз с детеныша. — Чем ты занимался все эти годы?

— Я… — вопрос полоснул когтями по сердцу. Сородичи оставались вместе. Узы между братьями проникали глубоко в их души. Один не должен спрашивать другого о работе и приятелях.

Но жизнь была такой, какой была.

Колючий подлесок или нет, прямой маршрут часто был лучшей тропой для возвращения домой. Он просто изложил все, что произошло за прошедшие годы.

— Когда мы с Женевьевой жили вместе, я начал продавать свои изделия из дерева на ярмарках ремесел и фестивалях. После того, как мы расстались, я переехал на территорию Гарибальди в Канаде. Работал зимой, летом совершал кругосветные прогулки.

— Тебе нужно вернуться за инструментами?

Райдер поколебался, прежде чем раскрыть свои надежды.

— Я хотел наладить отношения между нами. Я опустошил свой магазин и уже направлялся сюда, когда услышал о Минетте. Я оставил трейлер в Беллингеме, чтобы не выглядеть… самонадеянным.

Бен даже ухмыльнулся.

— Самонадеянно.

— Да, но, если у тебя найдется место для моих вещей, мы с Минеттой завтра же поедем за трейлером.

— У меня есть здание на заднем дворе. Идеально тебе подходящее. — Бен медленно улыбнулся. — Я мог бы догадаться, что ты не отдашь свои дрова. Держу пари, что ты хорош.

Плечи Райдера расслабились.

— Да. В перерывах между лакомыми кусочками ярмарки ремесел я делаю мебель на заказ, за что очень хорошо платят. Хизер, волчица с территории Рейнира, научила меня инвестировать прибыль на фондовом рынке. У меня есть деньги, братан.

— Да? Ты всегда был осторожен с финансами.

— У меня нет недостатка в долларах. — Следующие слова дались с большим трудом. — Мне не хватает только семьи.

Целую вечность брат молчал. Наконец пришло признание и согласие.

— Да.

Возможно, путь домой будет полон препятствий, но они нашли верный след.