Ведьма из Ильмаса

14

Ильмас

За несколько дней до свадьбы…

Я никогда не думала о том, что моё возвращение домой будет настолько ужасным. И дело даже не в том, как именно это произошло, с кем именно я вернулась и чем мне это грозило. Я никак не ожидала увидеть Ильмас в столь плачевном состоянии. Будто нарочно, Никаэлас решил провести меня по всему городу. И я понимаю почему! Он хотел лишний раз утвердиться в глазах моих сородичей. Вел меня словно на закланье, демонстрируя несчастным людям, которые встречались на пути.

Я не в силах была поднять головы. Я подвела их, подвела весь Ильмас. Никаэлас, с победной улыбкой подгонял меня толчками в спину, несколько раз я чуть было не упала. Сдерживать слёзы было почти невозможно, но дрожащая рука Майи придавала сил. Она тоже боялась, но сжимала мои пальцы, чтобы приободрить. С каждым нашим шагом, приближающим к дворцу, гул на улицах нарастал. Жители белокаменного города передавали друг другу новость, выходили из домов, шли следом. Я слышала испуганные шепотки, негромкие, осторожные вскрики. Все здесь понимали, что означает моё возвращение.

— Посмотри на них, — прямо в ухо проговорил Никаэлас. Голос его прозвучал удовлетворенно. — Посмотри!

Не знаю почему, я подчинилась. Все, встреченные мною лица, выражали страдание и страх. Кто-то смотрел на меня с жалостью, но большая часть магов бледнели от ужаса или презрения. Многие винили меня и ненавидели. Кто-то за то, что сбежала шесть лет назад, кто-то за то, что попалась сейчас. Сердце разрывалось на части, мучимое чувством вины. Очень тягостно было выдерживать эти взгляды, но я должна была, раз уж посмела поднять голову. Я мечтала лишь о том, чтобы поскорее скрыться в дворцовых стенах. Кто-то бросил в меня камень, тот больно ударил в лопатку. Я закусила губу, но обернуться не решилась, лишь расслышала усмешку Никаэласа. Людям всегда нужен кто-то виноватый и когда они его находят, то могут быть крайне жестоки. Слёзы сдержать не удалось, пришлось, молча глотать их, несмотря на то, что хотелось выть в голос. Некоторые плевали мне в след. Что ж, по их мнению, я это заслужила.

Вот и спасительные стены. Я подняла голову к серебряным куполам, желая освежить воспоминания о том, как они сверкают. Но сегодня даже солнце не улыбнулось мне, спрятавшись за облака. Весь город более не выглядел радужным, казалось, что стены уже не такого чистого белого оттенка, как прежде. На балконах больше не выращивали цветы, а на площади не работал фонтан. Мой Ильмас больше не благоухал, не цвел и не процветал.

Однако дворец все еще сохранил былое величие. Войдя в широкие двери, я по привычке задрала голову, чтобы рассмотреть чудесные своды, высокие колонны и изумительные разноцветные витражи. Шаги отдавались гулким эхом, Никаэлас вел нас в тронный зал. Я рассматривала картины на стенах, здесь были изображены знатные семьи и старейшины. Застыла у портрета деда. Его запечатлели еще молодым, когда его густую шевелюру еще не тронула седина. Но даже в это время его взгляд говорил о величии, достоинстве и непреклонности. Характер Каниста Арамейна был крут, непоколебим, но справедлив. Мы часто не сходились во мнениях и спорили по пустякам, но никогда он не наказывал меня за дерзость или за наличие собственного мнения по тому или иному вопросу. Слезы побежали быстрее, я коснулась рукой резной посеребренной рамы, и пообещала себе, что обязательно навещу его могилу, где бы она ни была.

Тронный зал встретил нас суетой. Туда — сюда сновали люди с подносами, они накрывали тяжелый длинный стол. Я даже не успела толком рассмотреть зал, остановившись на слугах. Это были люди! То есть смертные, не маги! Изможденные бледные лица, темные круги под глазами, худые скрюченные тела.

— Ты используешь людей в качестве слуг? — громким шепотом спросила я, не сумев скрыть своего удивления.

— Я лишь указываю им их место! — отмахнулся Никаэлас, усаживаясь на трон, некогда принадлежавший великому человеку. — Его вскоре займет твоя подруга.

Я отшатнулась, представив Майю в таком состоянии. Она лишь час назад стала прежней, рыжеволосой светлоликой девушкой. Подруга снова сжала мои пальцы, привлекая внимание:

— Зато я буду рядом, — прошептала она.

— Ты позволишь ей остаться со мной? — севшим голосом, спросила я.

— Да, но не все время. Она должна будет работать, как и все: на кухне, в прачечной и помогать убирать отхожие места.

С каждым, произнесенным Никаэласом, словом, пальчики Майи больнее сдавливали мою ладонь. Я прикрыла глаза, стараясь справиться с нахлынувшей злостью. Все это уже было в ее жизни, она уже была в рабстве.

— Ты не сделаешь исключение? — знала ответ, но все равно спросила. Я должна была любой ценой защитить Майю.

— Я позволю ей оставаться с тобой на ночь и прислуживать вплоть до самой свадьбы. — Снисходительно сказал он.

— А после…?

Никаэлас хищно улыбнулся, встал с трона и подошел ко мне максимально близко. Он вглядывался в мое лицо, так словно запоминал каждую его черточку, потом провел пальцем по щеке. Мои, не успевшие высохнуть, слезы намочили его кожу, от чего мужчина презрительно сморщился.

— Никогда не любил слабаков, — обтирая палец о свою одежду, выдавил он. — А отвечая на твой вопрос, скажу: а после…, тебе стоит беспокоиться о своей судьбе, Ариэлла Тиверия Арамейн. Ты сама понимаешь, что ни о какой супружеской жизни и речи не идет. Меня интересует только трон!

Его голос резко изменился, превратившись из лениво- расслабленного в надменно — резкий. Даже лицо на глазах преобразилось. Черты, будто стали резче, острее. Его красота разила лютым холодом.

— До свадьбы ты будешь жить, как моя невеста, во дворце, в прекрасных покоях. Тебя приведут в порядок. Ты видела на кого стала похожа? — снова сморщился он. — Дочь знатного рода превратилась в оборванку! Разве я могу опозорить себя браком с такой как ты?

— Зачем тогда показал всему городу? — не удержалась я.

— Чтобы они увидели разницу! — гневно бросил он. — Кто ты без меня и кем станешь со мной!

— Зачем? Ведь ни о какой супружеской жизни речи не идет?

— Верно, но тебе еще предстоит лечь со мной в постель!

Сердце сжалось, как только представила, что этот человек будет прикасаться ко мне. Все внутри словно заледенело, тело перестало слушаться.

— А кто сказал, что я лягу с тобой? — еле выговорила. — Насколько я знаю, передать дар я должна добровольно.

— Не волнуйся, милая, — вроде и слова нежные, а прозвучали, как угроза, от чего мурашки столпились на затылке. — Завтра я устрою тебе маленькую экскурсию, которая выветрит из твоей головы всяческие сомнения.

Давая понять, что разговор окончен, Никаэлас щелкнул пальцами, и в тот же миг возле него в низком поклоне склонилась хрупкая женщина с затравленным взглядом. Псевдо правитель велел ей проводить нас в комнату, а потом определить Майю на работу в кухне.

Остаток дня был неимоверно длинным. Женщина — ее звали Кира, проводила нас в просторные покои, где добрых два часа меня мыли, чистили, сушили и одевали. Майю увели почти сразу. Она успела лишь слабо улыбнуться и пообещать, что с ней все будет хорошо.

Когда меня ненадолго оставили одну, я успела рассмотреть свое новое временное жилье. Спальня, и правда, была очень внушительной, с огромным балконом, гардеробной и своей ванной комнатой, тоже довольно вместительной. По левой стене висели картины с пейзажами, изображавшими просторы Ильмаса. Под ними застыл, на вид очень мягкий, со множеством подушек, диван. Рядом высокий комод и зеркало в полный рост. Следом высокая арка, ведущая в гардероб, в который даже заглянуть не захотелось. Справа — большая кровать с уютным балдахином, дверь в ванную комнату, да пара кресел. С тоской я прошлась взглядом по комнате, в этот миг, желая оказаться в маленьком домике с камином, на окраине Ностофа.

Я не строила иллюзий по поводу своей судьбы. Никаэлас найдет способ вынудить меня сдаться, но трепыхаться я буду до последнего. Возможно, получится выторговать что-нибудь для семьи, Майи или жителей Ильмаса.

Я вышла на балкон. Вид открылся мне по истине завораживающий. Эта часть дворца смотрела на цветущий сад, за которым начинались невысокие горы, словно эту сторону не тронуло всеобщее запустение. Если посмотреть вправо и немного подождать, можно разглядеть среди камней чудесный водопад. Он показывается не сразу, будто открывается не всем, в детстве я именно так хотела думать. Нужно просто присмотреться. Много лет назад я приходила в восторг от этого зрелища, но сейчас боль мешала насладиться. Боль собственной беспомощности, безысходности и бесконечной тоски по Мираносу. Как странно, там я скучала по Ильмасу. Разве так бывает?

Майя вернулась после заката, усталая, с раскрасневшимися руками и чуть сгорбленной спиной. От тяжелой работы на кухне ее тело затекло. Я отправила ее в ванную и поделилась ужином. Девушка ни разу не пожаловалась, не уронила ни единой слезинки, и хоть и старалась выглядеть бодрой и веселой, ужаса в глазах скрыть не смогла. Майя старательно прятала следы побоев, которые вызывали во мне ярость и отчаяние. Как только я попыталась заговорить о них, подруга остановила меня и закрылась на время. Ужинали в ту ночь мы в тишине.

Я не позволила подруге лечь на узкий диван, хоть он и был мягким. Кровать для меня одной слишком просторна, поэтому я уложила Майю рядом с собой.

— Как думаешь, он пощадит тебя? — спросила шепотом она.

— Не думай об этом, хотя бы сегодня, — ответила я, обнимая ее. Я ощущала, как все еще дрожит ее тело. — Спасибо тебе.

— За что? — искренне удивилась Майя.

— За то, что последовала за мной…

— Так будет всегда, но только до тех пор, пока наша разлука не будет счастливой! — я услышала, что она улыбается.

— Это как?

— Придет время, обязательно придет, когда ты выйдешь замуж, — увлеченно зашептала она, — в последнее время я часто об этом думаю. Но не о той свадьбе, о которой говорит этот мерзавец, совсем о другой — той, что станет для тебя благом.

— С чего это ты завела эту тему? — удивилась я, немного отстраняясь и заглядывая подруге в лицо.

— Впервые я подумала об этом, когда увидела вас с Арасом вместе…

— Что? — я даже села, услышав глупости, которые говорила моя подруга.

— Именно! Вы так подходите друг другу!

— Не говори ерунды, Майя! — хорошо, что она не видит, как вспыхнуло мое лицо. — Я и Арас — это что-то невозможное!

— Если ты говоришь о его гневе, то это временно. Ты и сама знаешь, что скоро он остынет и хорошо все обдумав, поймет, что ты не виновата в смерти его жены. Это лишь эмоции, они переменчивы.

— Кто тебе это сказал? — очень тихо, так словно кто-то мог услышать о самом сокровенном, спросила я. В груди затеплилась глупая надежда. И откуда она взялась именно здесь? В Ильмасе, на пороге свадьбы с чудовищем.

— Его глаза. Я никогда прежде не видела, чтобы на тебя кто-то так смотрел.

— Как?

— Так, словно ты уже принадлежишь ему, — Майя тоже села, смело посмотрела в мои глаза. — Его ярость способна снести все вокруг, представь, на что способна его любовь?

— Какая любовь, Майя? — сердце тут же отозвалось на это слово, о котором, и помыслить было совестно. — Он недавно потерял жену!

— Которую совсем не любил…

— Майя! — возмутилась я.

— Да погоди ты ругаться, — улыбнулась она. — Я знаю, что говорю.

Я даже дыхание затаила, пытаясь поймать и осмыслить каждое, сказанное ею слово.

— Клинт рассказал мне, что Арас не любил Милену. Ну, то есть не совсем так, любил, конечно, но не как мужу должно любить жену.

— А как же тогда?

— Она была для него кем-то вроде младшей сестры. Ее отец входил в знать и владел огромными землями в Мираносе. Френсис Макгигон был его большим другом с юности. Так вот, Милена выросла на глазах Араса, они, кстати, были невероятно близки. Доверяли друг другу безоговорочно. Родители Милены погибли, когда ей не было и восемнадцати. Его величество посчитал, что в столь юном возрасте девушка не может управлять такими обширными владениями, поэтому решил выдать ее замуж. Милена осмелилась возражать, чем только разгневала короля и утвердила в принятом им решении. Девушкой она была сильной, решительной и в целом, с управлением поместьем вполне справлялась, но кто же ослушается короля?! Она уговорила Араса поддержать ее этим странным браком, на что он хоть и с трудом, но дал согласие. Сын наместника был убежден, что она должна выйти замуж исключительно по любви, но Клифорд не оставил им выбора.

— Вот почему она жила в отдельной комнате, — пробормотала я, наконец, понимая, что это означало. — Но как же они решились на такие обязательства?

— Тот документ, который использовал Арас для твоего освобождения из Цитадели, должен был помочь им развестись. Они ждали лишь момента, когда Милене разрешат самой управлять своими землями. Но…

— Она не дожила…, бедняжка, — мне сложно было сейчас понять собственные чувства. Это и горечь, и печаль, и гнев и обида, но и нечаянная, очень робкая радость.

— Гнев застилал глаза Араса, — продолжила шептать Майя, — она была вверена ему, как сестренка, как беззащитное существо, о котором он заботился. А еще, наверное, как единственная девушка, которую он так близко подпустил.

Я молчала, пытаясь отринуть все услышанное. Теперь это не имело значения. Арас далеко, он меня ненавидит. Даже если Майя права, и он сможет сменить гнев на милость, будет уже слишком поздно. Засыпали мы долго, я никак не могла освободиться от того, что рассказала подруга, она мучилась от усталости и боли, которые подарил ей ушедший день. Завтра попробую снова обратиться к Никаэласу.

Когда Майя, наконец, заснула, я накрыла ее и, набросив на плечи шаль, вышла на балкон. Позволила себе лишь пару мгновений помечтать о человеке, которого выбрало мое сердце, а потом погрузилась в раздумья о будущем. Какие именно перемены принесет Ильмасу мой брак с Никаэласом? Что сделает он с такой властью, как распорядится ею? Одно я знала точно — как только он получит дар, я стану предметом ненужным для него. Меня ждет позор, а потом смерть. Но прислушавшись к себе, я поняла, что мой страх не способен преодолеть границы безумия.

Ранним утром Майю снова забрали, а Никаэлас пригласил меня на обещанную экскурсию. Мы спустились в подземелье и прошли долгим коридором вглубь, туда, где еще при правлении Равия Ледоуста были тюремные камеры. Надо признать, что маги те же люди, со своими недостатками и низменными желаниями, которые иногда приводят их сюда. Равий никогда не был излишне жесток или кровожаден, но и его методы воздействия приносили результат.

Сейчас я стояла в просторном зале с множеством камер, откуда доносились стоны, стенания и плачь, а ещё жуткий запах, который заставил меня прикрыть нос. Камеры были переполнены настолько, что сквозь решетки кое — где были видны конечности — тощие, грязные руки или ноги. Я неожиданно для самой себя подошла ближе. Внутри были и люди и маги, старики, женщины, дети.

— Вместо того чтобы использовать печать Равия для защиты своего народа, ты поработил его! Что ты за мерзавец?! — я не могла смотреть в его самодовольное лицо, видела лишь измученные грязные лица.

Никаэлас крепко схватил меня за руку и буквально впечатал в прутья решетки. Я закусила губу, чтобы не вскрикнуть от боли, похоже он рассек мне бровь.

— Не забывайся! — прошептал он мне на ухо. Он был настолько близко, что от его мерзкого дыхания меня передернуло. — Я привел тебя сюда, чтобы ты знала, что ждет твой Ильмас, если ты не подчинишься. Я заполню все тюрьмы и каторги этой страны, уничтожу любое сопротивление, а потом из удовольствия буду убивать магов и людей, живущих на этой земле! А начну я с твоей семьи!

Он схватил меня за волосы и поволок к самой дальней камере. Я отчаянно цеплялась за его руку, чтобы хоть как-то ослабить хватку, но куда мне до его силищи. Слезы брызнули из глаз. Никаэлас снова вжал меня в стальные прутья:

— А теперь смотри!

Сначала я не поняла, на что именно он хочет обратить моё внимание, но присмотревшись, взвизгнула. На полу камеры лежала моя бабушка, Калисия Арамейн. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой, исхудавшей и изможденной. Я опустилась на колени и протянула к ней руки, смогла достать лишь до краешка ее ветхого платья. Глаза бабушки были закрыты.

— Бабушка, — захлебываясь слезами, позвала я. — Бабушка!

Но она даже головы не повернула. В темноте, чуть подальше от нее, я заметила движение и застыла. На свет, прикрывая рукой глаза, вышла пара. Мужчина, высокий, некогда крепкий, судя по тому, какого размера была одежда на его тощих плечах, обнимал за плечи маленькую, худенькую женщину, которая цеплялась за него обеими руками. Они оба, как и все узники, были босыми.

— Ариэлла? — от того, насколько родным показался мне голос, слезы потекли быстрее. Мужчина как-то странно повернул голову, словно тщательно прислушивался. Он сделал еще шаг, и я поняла, что это не женщина цеплялась за него, а он опирался на ее плечи. Он был слеп!

— Папа! — взвизгнула я и разрыдалась в голос.

Никаэлас приподнял меня за шкирку и встряхнул. Я как кукла безвольно повисла в его руках, не могла ни о чем другом думать. Мой отец ослеп! Я не видела родителей больше семи лет, они были в отъезде, когда я получила дар. Они вообще часто были в разъездах, путешествовали по миру, исследовали другие земли. Фактически меня вырастили бабушка и дедушка, но и они часто наведывались в Ильмас и собирались осесть окончательно к моему восемнадцатилетию.

— Они живы, лишь благодаря мне! — прошипел Никаэлас мне прямо в лицо. — Но это легко исправить!

Мерзавец бросил меня на пол и протянул руку между прутьями. Его пальцы сомкнулись в кулак, а мой отец отлетел к стене, его буквально пригвоздило к ней. Папа от боли дергал ногами и царапал ногтями камни.

— Стой! — крикнула я Никаэласу и попыталась ударить в него своей силой, но мужчина выставил вперед ладонь, и печать на его пальце отразила мой удар. Перстень хоть и мерцал уже от недостатка силы, но все еще превосходил любую магию. — Отпусти его! — взмолилась я, — прошу тебя.

Чудовищная улыбка исказила его красивое лицо, Никаэлас прищурился и опустил руку:

— Вот теперь, я думаю, ты готова говорить со мной! — сказал он и отошел в сторону, пропуская меня к камере. — У тебя минута.

Никаэлас брезгливо одернул одежду и ушел к входу в темницу. Я повернулась к родителям и вжалась в решетку.

— Папа! — ревела я, — мама…

Мама помогла отцу подняться и подвела его к прутьям. Я долго всматривалась в их лица, пытаясь отыскать былую красоту и жизнелюбие. Мои родители некогда были очень веселыми людьми, живыми, активными и до предела подвижными. От того и не могли долго усидеть на месте, природная любознательность вела их к новым берегам. Сейчас передо мной были сломленные люди, с потухшими взглядами и бесконечно усталыми телами.

— Милая, — тихо проговорил отец и протянул вперед руку. Я схватила его ладонь и прижалась к ней заплаканной щекой. Как бы хотелось вдохнуть родной запах, но зловоние камер лишало меня этой возможности. — Ариэлла, как ты?

— Я? Как я? Папа, со мной все хорошо, — он всегда был таким, прежде мысли о других, только потом о себе. — Как давно вы здесь?

— Мы не знаем точно, — прошептала мама, испуганно глядя через мое плечо. — Три года, может четыре.

Я зажала рот рукой, подавляя вопль. Если бы я знала… Все это время я жила призрачной надеждой, что они прослышали о случившемся и затаились где-нибудь в чужой земле.

— В этих камерах, — продолжила мама, — все те, кто отказал признавать власть Никаэласа, те, кто не захотел выдать тебя. За шесть лет его правления многие погибли, сражаясь за мир в Ильмасе. Маги пытались отыскать противовес печати, но силы способной противостоять ей, в природе нет.

— Такого не может быть, — возразил папа, и мне показалось, что он уже устал это повторять.

— Твой отец считает, что сама природа всегда создает ответ на любую мощь, — мама ласково коснулась его плеча, словно жалея, а потом посмотрела на меня. — Но за эти годы, такой силы не нашлось.

— Есть те, кто противостоит Никаэласу? — шепотом спросила я, бросив взгляд на заскучавшего правителя.

— Есть. Маги прячутся в горах, — сказал отец, — но их мало. Плюс рабы на каторгах постоянно восстают. Их усмиряют на время, но они не сдаются. Попробуй связаться с ними.

Я вцепилась в руки родителей и прижалась лбом к холодной стали, слезы никак не хотели переставать душить меня.

— Я вытащу вас отсюда, — плакала я. — не знаю как, но обязательно вытащу. И вас, и бабушку…Что с ней?

Калисия Арамейн так и лежала неподвижно на полу.

— Он ввел ее в глубокий сон, через который порою пытает ее, но в основном, она просто спит. — Сказала мама.

— Не тревожься о нас, милая, — папа убрал руку от моего лица и слегка приблизился, — не сдавайся ему. Ничто не должно сломить тебя! Если он получит дар…

— Я знаю папа, но он способен истребить половину Ильмаса в погоне за ним. Если бы ты знал, что он сделал, чтобы отыскать меня в Мираносе!

— Печать слабеет…

— Но все еще сильна! До тех пор, как она совсем померкнет, еще достаточно времени, чтобы истязать наших сородичей!

— Что ты хочешь сказать? — ужаснулся отец.

— Я дам Никаэласу то, что он хочет, но постараюсь сделать все, чтобы он выполнил мои требования. Ведь силой забрать дар он не сможет.

— Дочка, — поникла мама, понимая, на что я иду. — Колосок мой!

— Не плачь, мамочка, я сделаю все, чтобы он больше не пытал наш народ! Я попробую уговорить его не истязать людей!

— Он даст тебе все, но верить ему нельзя, — папа устало потер переносицу. — Я не могу сказать точно, но есть что-то, что меня тревожит. Никаэлас не остановится на Ильмасе, понимаешь? Он создал какой-то подозрительный союз, но я не вижу с кем.

— Ты пытался его подслушать?

— Естественно! А кто бы не попытался? Но он очень силен, а я хотел, чтобы он не догадался, — папа тяжело вздохнул. — Его мысли сумбурны, постоянно в беспорядке. Это как-то ненормально. Но я понял одно, он не один, с ним кто-то есть. И этот союз крайне опасен.

— Ариэлла! — прогремел Никаэлас и я вздрогнула.

— Мне пора, — снова заплакала я. Как я могла оставить их здесь? Как могла позволить им еще хоть одну ночь остаться в этой камере?

— Ты очень изменилась, милая, — сказала мама, прощаясь. — Так выросла, так похорошела…

Сердце сдавило. Я подползла ближе и коснулась губами ладоней родителей, обещая себе, что, во что бы то ни стало, вытащу их из этой камеры. Огромных усилий мне стоило подняться и отвернуться от любимых лиц. Проходя мимо Никаэласа, ясно ощутила, как мое сердце разгорается огнем жгучей ненависти. Господь всемогущий, даруй мне благословение увидеть последний вдох этого чудовища! И как можно скорее.

Никаэлас привел меня в свою спальню, на вид безвкусную и слишком вычурную, излишне обставленную и нелепую.

— Теперь, я полагаю, ты будешь более сговорчивой! — самодовольно заявил он, расстегивая пуговицы на рубашке.

— Возможно.

— Тебе не достаточно того, что ты видела? — спросил он, распаляясь. — Я ведь не шутил, когда сказал, что первыми растерзаю твоих родителей. Мне доставит огромное удовольствие собственноручно разорвать им горла.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица, ноги подкосились. Природа наградила меня живым воображением.

— А для твоих друзей, я могу призвать жнеца! Он тоже неплохо справляется с подобными задачами. — Никаэлас прошел к столику, и налили себе выпить. Если бы не чертова печать, я бы задушила его собственными руками.

— Я отдам тебе дар, но ты пообещаешь, что отпустишь всех узников из темницы и никогда не обратишь печать против своих сородичей! — Я знала, что если это будет условием передачи дара, и он на него согласится, то печать не позволит ему нарушить слово. Он тоже это знал. — Ты не будешь больше пытать магов и освободишь рабов на каторгах!

Правитель поперхнулся, делая глоток. Он громко выплюнул изо рта содержимое, а потом расхохотался. Я понимала, что мои требования слишком многочисленны, но продиктовав столько условий, я могла надеяться на выполнение хоть одного из них. Никаэлас тоже это понимал, поэтому мои попытки так развеселили его. Он так же знал, что ему стоило только взять моего отца за горло, и я соглашусь, но позволил мне эту блажь. Он играл со мной, ну и пусть, если это хоть кому-то поможет, я согласна.

— А для себя ничего не попросишь? — все еще смеясь, спросил он.

— Мне самой ничего не нужно…

— Уверена? — он подошел ближе, лицо стало суровым.

Я сглотнула, ничего хорошего не ожидая. Никаэлас нагло осмотрел меня с ног до головы, а потом положил руку на плечо и повел ладонью к груди. Больно сжал, вызвав писк, который доставил ему удовольствие, спустился к бедрам, ощупал ягодицы. Я сжалась в комок, стараясь подавить отвращение. Но на мое счастье, он довольно быстро потерял интерес, отвернулся.

— Я буду великодушен — выпущу узников из темницы. Твои родители будут свободны и даже вольны покинуть Ильмас, если захотят. Это все. Каторги не опустеют! — Он снова резко повернулся и сверкнул ненавистью. — Более того, ты сама отправишься на одну из них, как только передашь дар!

Сердце обрушилось к ногам, я пошатнулась. Вот и мое будущее определилось. Там я сгину окончательно.

— Ты все верно понимаешь. — Сказал он, словно прочитав все по моему лицу. — Ты исчезнешь с глаз моих, и никогда не увидишь больше свой Ильмас!

Той ночью я не спала совсем. Майя пыталась меня успокоить, но ей самой нужна была помощь после тяжелого дня в прачечной. Так мы и просидели до самого утра, не смыкая глаз, утешая друг друга.

День свадьбы пришел слишком быстро. Никаэлас позволил Майе не работать, остаться со мной. Нас нарядили, подготовили и вывели в зал, где собрались те, кто примкнул к Никаэласу и принял его власть. Я стояла подле правителя и смотрела в никуда, когда услышала встревоженные шепотки. Все тем же обреченным взглядом я осматривала зал, когда заметила любимое лицо. Арас смотрел прямо на меня, отчего моя душа вспорхнула, забывая обо всех горестях и невзгодах. Зачем он здесь? Чтобы мне было еще больнее?

— Именно так, — усмехнулся Никаэлас. — Он здесь, чтобы ты не передумала.