Верх совершенства

16

К тому времени, как Теофания вернулась в Степлз, мисс Трент уже достаточно овладела собой, чтобы встретить ее в состоянии, которое, хоть и с натяжкой, можно было назвать уравновешенным. Взгляд у нее тем не менее был больной, однако Теофания, поглощенная собственными переживаниями, этого на заметила. Она была в прекрасном настроении, потому что на обратном пути они с Кортни встретили леди Коулбатч с Лиззи, которые тряслись куда-то в своем небольшом старомодном ландо.

– Леди Коулбатч спросила меня, не хотим ли мы приехать сегодня на ужин в Колби Плейс – Кортни и я! Можно, Анцилла? О, она сказала, что будет рада видеть и тебя тоже, если ты захочешь поехать вместе с нами! Но мне кажется, тебе нет необходимости ехать, если ты не хочешь, потому что мы будем всего лишь играть в игры, и там не будет никаких незнакомцев, поэтому у тебя не может быть никаких возражений, чтобы я пошла без тебя! Или ты возражаешь?

– Нет, если Кортни поедет с тобой.

– Анцилла, дорогая! – Теофания бросилась ей на шею. – Ты не поедешь с нами? Если не хочешь, то совсем необязательно!

– Тогда я не поеду, – ответила мисс Трент со слабой улыбкой.

Кортни, вошедший в комнату следом за Теофанией, тут же запротестовал и принялся ее уговаривать. Мисс Трент пожаловалась на мигрень.

– То-то я смотрю, ты выглядишь какой-то больной! Бедняжка Анцилла! Проведешь вечер в тишине и покое, без нас – ложись в постель, я принесу лимонные шкурки, чтобы приложить к твоим вискам.

Мисс Трент вежливо отказалась, но Теофания, сама заботливость, предложила найти пастилки, которые поджигала миссис Андерхилл, когда у нее болела голова, или развести в воде нашатырный спирт.

– Спасибо, Фанни, не надо! – твердым голосом сказала мисс Трент. – И припарки мне тоже не нужны! Ты же знаешь, я не люблю все эти знахарские снадобья!

Теофания, казалось, была озадачена, но уже через мгновение она просияла, триумфально воскликнув:

– Лавандовая настойка! – и выбежала из комнаты.

Мисс Трент вопросительно посмотрела на Кортни.

– Почему это она так хочет уложить меня в постель? Если ты знаешь причину, прошу тебя, не скрывай ее от меня!

Он усмехнулся.

– В общем, нет никакой особенной причины; разве что леди Коулбатч сказала, что она позовет Линдета, и мне кажется, Теофания собирается шевельнуть пальчиком. Поэтому ей, конечно, хотелось бы поехать без компаньонки!

– Собирается сделать что? – не поняла мисс Трент. Он ухмыльнулся еще шире.

– Шевельнуть пальчиком! Так она мне сказала, что ей достаточно будет это сделать, чтобы снова приручить Линдета, но мне кажется, что она его недооценивает. Она думает, что он просто в отчаянии от того, что она флиртует с этим его щеголем-кузеном и ведет себя холодно с ним, но, по-моему, ему на это в высшей степени наплевать!

– Я очень прошу тебя… – начала мисс Трент серьезным тоном.

– Не стоит продолжать! – перебил ее Кортни. – Я обещал маме по подливать масла в огонь. Если, конечно, она не будет вести себя совсем уж плохо!

Мисс Трент оставалось только надеяться, что ее подопечная будет держать себя в руках. Сейчас, по крайней мере, у нее было превосходное настроение, но не было никакой гарантии, что оно продлится долго, хотя они с кузеном редко ссорились, когда выезжали куда-нибудь вместе, потому что были два сапога пара – оба любители бросаться в авантюры. Кроме того, Кортни признавал, что при всех недостатках Теофания любому даст сто очков вперед. Впрочем, при случае они не упускали возможности подразнить друг друга.

Как бы то ни было, сейчас они уехали как лучшие друзья, в фаэтоне Кортни, согласившись, что в отсутствие миссис Андерхилл это единственный подходящий экипаж, если не считать древней колымаги, запряженной парой лошадей, которых использовали в основном для работы в поле. Мисс Трент, чье мнение о способностях юного мистера Андерхилла в управлении экипажем было, мягко говоря, не очень высоким, с облегчением заметила, что в фаэтон впряжена только пара лошадей, а мысль о том, что луна этой ночью должна быть полной, вселяла уверенность, что он не въедет в какую-нибудь канаву, после чего она снова вернулась к своим невеселым думам.

Ее сбивало с толку, что она никак не могла себя убедить, что распутник, собирающийся цинично подсунуть обществу плоды своих любовных забав, и обаятельный мужчина, чья мужская улыбка преследовала ее даже во сне, – один и тот же человек. Это не укладывалось у нее в голове. Напрасно говорила она себе, что чарующие манеры – основное из арсенала заправского повесы, так же тщетно корила она себя за то, что была такой доверчивой. Чем больше она размышляла, тем яснее был ей виден пугающий вывод – как бы ни потускнел в ее воображении романтический образ сэра Уолдо, ее любовь не поколебалась, как это должно было случиться, а с прежней силой продолжала терзать ее сердце. Никогда еще в своей жизни она не чувствовала себя такой жалкой и несчастной.

По крайней мере, под одному вопросу у нее сомнений не было: не могло быть и речи о том, чтобы выйти за него замуж, даже если он и думает о браке, хотя в свете сообщения Линдета это было очень сомнительным. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что вряд ли он собирается предложить ей что-либо другое. Он, может быть, и распутник, но не дурак, и понимает, что она не женщина легкого поведения. Она не могла понять, почему он хочет жениться на ней; и пришла к безотрадному выводу, что единственной разумной причиной могла быть только одна – он решил, что просто пора жениться и, если он выберет себе в жены ее, женщину без имени, без денег, то он сможет продолжать жить так, как он привык, в то время как она, благодарная ему за приобретенное блестящее положение, будет закрывать глаза на его похождения и будет вести себя строго в рамках приличий, чего он безусловно потребует от женщины, носящей его имя.

Когда Теофания и Кортни вернулись из Колби Плейс, ее головная боль больше не была притворной. Только чувство долга не позволяло ей отправиться в постель раньше обычного, не дожидаясь их возвращения; и она испытала огромное облегчение, когда Теофания, вместо того чтобы щебетать о вечеринке, широко зевнула и пожала плечами, заявив, что там было невыносимо скучно и что она устала до смерти. По выразительной гримасе Кортни мисс Трент догадалась, что он хочет что-то рассказать, но она была не в состоянии заниматься проблемами Теофании, поэтому не осталась со своей своенравной подопечной.

На следующее утро Теофания не спустилась к завтраку. Ее горничная сообщила мисс Трент, что она мучается головной болью, что старая няня перевела, как «встала не с той ноги». Поэтому Кортни, воодушевленно уписывающий плотный завтрак, мог беспрепятственно поведать мисс Трент события предыдущего вечера.

– Линдета там не было, – сообщил он, очищая яйцо. – Он сказал леди Коулбатч, что уже приглашен куда-то. Выразил глубокое сожаление, принес тысячу извинений – словом, все, как полагается. Но, мэм, Пейшенс тоже не было! У нее вечер тоже оказался занят, и попробуйте сказать, что это может значить, как не то, что Линдета пригласили в дом пастора! Потому что Артур Миклби со своими сестрами был в Колби Плейс, и Софи с Джеком Баннингхэмом, и Эши, – так куда Линдет мог отправиться, как не к пастору? Ясно, как Божий день! А Мэри Миклби, представляете, – нет, это была не Мэри, это была Джейн Миклби – сказала, что никто, наверное, и не догадывается, почему это Пейшенс и Линдет оказались занятыми в один и тот же вечер. Но если вы спросите меня, мэм, – продолжал Кортни весело, – она это сказала не только, чтобы рассчитаться с Теофанией, но и потому, что сама была уязвлена, что Линдет не выбрал ее. Но как бы то ни было, жаль, что вы не видели лица Теофании.

– И слава Богу! Могу себе представить! – ответила мисс Трент.

Он рассмеялся.

– Какая же все-таки она простофиля! – продолжал он. – Я уверен, что она и не подозревала, что Линдет испытывает нежные чувства к Пейшенс! И все-таки, должен признаться, мне ее жаль!

– Вы очень добры к ней, – вежливо сказала мисс Трент.

– Хоть я ее и не очень люблю, но все-таки она моя кузина, и уж лучше у меня будет такая кузина, чем какая-нибудь ехидна вроде Джейн Миклби! – Он выдержал паузу, накалывая на вилку изрядный кусок ветчины и, уже поднеся ее ко рту, произнес со зловещими интонациями в голосе: – Но это еще не все!

Миссис Трент с замиранием сердца ждала, пока он прожует кусок, достойный внимания Гаргантюа.

– Ну и?..

– Артур! – объявил он, заканчивая жевать. Он запил ветчину глотком кофе и протянул чашку, чтобы ее вновь наполнили. – Он вел себя с ней крайне холодно!

– Догадываюсь почему! Она нехорошо говорила о его сестрах!

– Я это знаю, но я заметил, что в этом было что-то еще. Мне показалось… В общем, вы ведь знаете, мэм, какими дураками они выставили себя из-за нее – он, Грег и Джек?

– Да, и что же?

– На этот раз такого не было. Не знаю, в чем причина, но я уверен, Джек расскажет мне, даже если Грег будет молчать. Не то, чтобы они были невежливыми или… Черт возьми, ну, я не знаю! Только я заметил, что они уже не крутятся возле нее все время. И слава Богу! – добавил он, собираясь впиться зубами в булочку. – А то бы они были такие дураки!

Мисс Трент не могла разделить его радости. Так как она тоже на знала, почему почитатели Теофании вдруг охладели к ней, она могла только надеяться, что-либо он ошибся, либо незадачливые джентльмены решили сменить тактику, чтобы добиться расположения Теофании.

– Мистер Кальвер был там? – спросила она.

– Нет, его не пригласили, – ответил Кортни. – Сэр Ральф его терпеть не может, он сам мне говорил. Сказал, что он не хочет, чтобы в Колби Плейс крутились расфуфыренные галантерейщики!

С дурными предчувствиями поднималась наверх к Теофании мисс Трент. Никогда еще эта своенравная красавица не встречалась с невниманием, и о ее реакции мисс Трент могла только содрогаясь догадываться.

Теофания сидела у зеркала за столиком, еще не совсем одетая, а ее горничная расчесывала ее роскошные блестящие черные волосы. Теофания ни словом не обмолвилась о вчерашнем вечере, а пожаловалась на бессонную ночь, на головную боль и на невыразимую скуку.

– Я хочу обратно в Лондон! – заявила она. – Я ненавижу Йоркшир! Я уж лучше буду жить с Берфордами, чем здесь, в Степлзе!

Мисс Трент сочла бессмысленным напоминать ей о том, что вряд ли сейчас, в середине июля, Берфорды находятся в Портленд Плейс, или что они в общем-то не выказывали особого желания принять обратно свою племянницу. Вместо этого она напомнила Теофании, что ей лучше подумать о предстоящем вечере у Эшей, а там не за горами уже и Йоркширские скачки. Теофания не проявила интереса ни к одному из этих событий, и после нескольких неудачных попыток расшевелить ее мисс Трент оставила ее в покое, надеясь, что хоть кто-нибудь из ее поклонников заедет в Степлз в течение дня и вернет расстроенной красавице хорошее настроение.

Спустившись вниз, она столкнулась с Тоттоном, и он сообщил ей о прибытии сэра Уолдо, который справляется, нет ли каких новостей от миссис Андерхилл.

– Он спрашивал мисс Теофанию, мэм, но я сказал, что у мисс приступ мигрени, – сказал Тоттон. – Тогда он захотел увидеть вас. Я как раз шел искать вас, мэм. Сэр Уолдо в зеленом салоне.

Она уже совсем собиралась было сказать через дворецкого, что ее нет, но сдержалась. Рано или поздно этот разговор должен был состояться, потому что, как бы она ни хотела, она не могла бежать из Степлза, бросив свой пост. Она для себя решила, что должна встретиться с Совершенным и вести себя при этом спокойно и с достоинством.

Она вошла в зеленый салон и увидела сэра Уолдо, стоящего у стола посреди комнаты. В руках у него был свежий выпуск ливерпульского «Меркюри», но он тут же отложил газету, когда открылась дверь.

– Наконец-то! – сказал он с улыбкой, от которой у нее заныло сердце.

– Прошу простить меня! Я заставила вас долго ждать? – ответила она, решив сохранять вежливый дружеский тон, отчаянно надеясь, то по нему он поймет, что бессмысленно делать какие-либо заявления.

– Уже больше недели! Да, я знаю, что вы из-за деликатности своего положения считает неудобным принимать визитеров, но я был очень предусмотрительным, уверяю вас! Я сказал дворецкому, что я заехал поинтересоваться новостями от путешественников, и даже пошел еще дальше – спросил, дома ли мисс Вилд.

– В нас еще нет никаких новостей от них.

– Да вряд ли они могли быть так скоро, не правда ли? Но это был единственный предлог, который я смог придумать. – Он осекся, и смех замер в его глазах, когда он внимательно посмотрел на ее лицо. – Что случилось? – спросил он совершенно другим тоном.

– Право, ничего! – ответила она, изо всех сил пытаясь, чтобы это прозвучало легко и беззаботно.

– Не пытайтесь меня обмануть! Ответьте мне! – настаивал он. – Что-то случилось, что сильно вас расстроило. Это ваша избалованная подопечная вас довела?

Она знала, что это будет тяжелый разговор, но не ожидала, что он сразу же заметит, в каком она состоянии, или что он будет говорить с ней таким заботливым тоном. Он попробовала рассмеяться.

– О, Боже, да нет! Уверяю вас, сэр…

– Тогда что же?

Как можно спросить напрямик, правда ли то, что он имеет несколько детей – плодов его любовных похождений? Это было абсолютно невозможно! Даже самая отчаянная женщина не смогла бы на это решиться! Кроме того, что было спрашивать – она и так знала ответ, и он пришел не из какого-нибудь сомнительного или недоброжелательного источника – об этом она узнала от Линдета, у которого и в мыслях не могло быть желания бросить тень на своего кузена, и он сообщил об этом как об обычной вещи, выразив лишь легкое сожаление. Эта мысль придала ей уверенности, и она сказала более твердо:

– Ничего серьезного – всего лишь мигрень. Теофания тоже себя неважно чувствует. На самом деле мне следовало бы быть рядом с ней, а не принимать утренних визитеров! Я надеюсь, вы не сочтете это невежливым, но я вынуждена вас оставить, сэр Уолдо…

– Я не сочту вас невежливой – всего лишь неискренней! Почему вы говорите обо мне как об утреннем визитере, когда вы прекрасно знаете, что я ждал возможности поговорить с вами наедине – и не для того, чтобы произносить светские любезности! – Он улыбнулся ей. – Вы что, боитесь нарушить приличия? Вы все-таки не настолько чопорны! И ведь даже девушке, которую держат в самых строгих рамках, позволено принимать предложение о браке без сопровождающих!

Она протестующе взмахнула рукой, отведя глаза и умоляющим голосом воскликнула:

– Не надо, ради Бога, умоляю вас, на надо!

– Но, моя дорогая!..

– Сэр Уолдо, я очень признательна… вы оказали мне большую честь, но я не могу принять… ваше очень лестное предложение!

– Почему? – спокойно спросил он.

Смущенная его вопросом, она поняла, что должна была предвидеть возможность такого поворота дела. Она к этому не была готова.

– Я не… никогда… я не собиралась… не думала о замужестве! – несвязно пролепетала она.

Какое-то время он молчал, нахмурившись, изучающим взглядом смотрел на ее профиль.

– Не думаете ли вы, что могли хотя бы подумать о браке? – сказал он наконец. – Это так легко, поверьте! Я сам очень долго не думал о женитьбе! А потом я встретил вас, полюбил вас и теперь только об этом и думаю! Простите, я не хочу показаться самонадеянным, но я не могу поверить, что я вам так безразличен, как вы пытаетесь мне доказать!

Она вспыхнула.

– Я понимаю, что я… что я дала вам повод думать, что могу принять ваше предложение. Я даже сама поощряла вас! Я делала это не нарочно. Обстоятельства сложились так, что мы проводили много времени вместе и… и вы казались мне интересным и легким в общении и… боюсь, что из-за этого я стала относиться к вам с некоторой фамильярностью, которую вы расценили как нечто большее, чем простая симпатия!

– Вы неправы, – ответил он. – Вы были далеки от того, чтобы поощрять меня или фамильярничать со мной – наоборот, вы были всегда озабочены тем, чтобы сохранить некоторую дистанцию. Но выражение ваших глаз… Я не в силах объяснить, но я не мог ошибиться, я же не слепой и не зеленый юнец!

– Я не сомневаюсь, что у вас богатый опыт, но на этот раз он вас подвел.

– Да, у меня есть некоторый опыт, – сказал он, печально глядя на нее. – Так вас это беспокоит?

– Нет… то есть, если быть честной, сэр Уолдо, должна вам сказать, что если бы я все-таки думала о замужестве, я никогда не смогла бы выйти за человека, чьи пристрастия и чей образ жизни противоречили бы всему, чему меня учили!

– Моя дорогая, – сказал он, чувствуя одновременно боль и недоумение, – уверяю вас, я совсем не такой легкомысленный человек, каким вы, по-видимому, меня себе представляете! Да, я признаю, что в годы моей юности я совершал глупости и всякие эксцентричные поступки, но, поверьте мне, я давно уже вышел из этого возраста! И я не думаю, что я делал что-нибудь такое, чего не делали девять из десяти молодых людей! Но, к сожалению, в отличие от них я снискал себе скандальную известность. Я с детства имею склонность к разным спортивным занятиям, которые вам не под душе, и к тому же я слишком рано унаследовал состояние, позволившее мне удовлетворять мои потребности и потакать собственным слабостям, но при этом я стал объектом всеобщего внимания, и что бы я ни делал, это тут же становилось всем известно и было предметом живейшего обсуждения. Было время, когда я давал обильную пищу для сплетни. Но отдайте мне должное за то, что я понял свои ошибки!

– Сэр Уолдо! Умоляю вас – больше ни слова! Я уже все решила, и дальнейший разговор будет болезненным для нас обоих! Я виновата и могу только просить вас – простите меня! Если бы я знала, что вы не просто флиртуете со мной…

– Но вы это знали, – перебил он ее. – Вы достаточно умны, чтобы понять: когда я сказал, что хочу поговорить с вам наедине, потому что у меня есть к вам предложение, я не мог флиртовать с вами! Вы не могли этого подумать! После нашей встречи в деревне что-то произошло, что так повлияло на вас, и я догадываюсь, что это такое!

Ее глаза быстро скользнули по его лицу и вновь опустились.

– Скажите мне! – сказал он повелительно. – Вас обвинили в том, что вы охотились за мной, да? Это не совсем приличный вопрос, правда? Но я прекрасно знаю, что одна наша общая знакомая так сказала, и я сам это слышал; и я думаю, она не постеснялась повторить это и в вашем присутствии. Неужели вы могли отказать мне по такой нелепой причине?

– Нет! Если бы я хотела принять ваше предложение, меня бы это не остановило!

– Понимаю. Тогда мне больше нечего добавить, не так ли? Она лишь покачала головой, не доверяя своему голосу. Она заметила, что он протягивает ей руку, и неохотно дала ему свою. Он нежно прижал к губам ее пальцы.

– Я очень хотел, чтобы вы ответили мне согласием, – сказал он. – Больше всего на свете! Может быть, вы еще передумаете, потому что должен вас предупредить – я так легко не сдаюсь!