Верх совершенства

2

Ни то, ни другое пророчество не сбылись в точности, но сэр Уингхэм, по крайней мере, в своей догадке подошел ближе к истине, чем сэр Уолдо.

Брум Холл относился к сельскому приходу, центром которого считался городок Оверсетт, расположенный в Вест-Райдинг, ближе к Лидсу, чем к Хэрроугейту, не более чем в двадцати милях от Йорка. Несмотря на то, что большинство прихожан церкви преподобного Джона Чартли действительно ничего не знало и никогда не слыхало о сэре Уолдо, а несколько уважаемых пожилых джентльменов, – таких, как например, сквайр Миклби, – проявляли весьма незначительный интерес к любому посланцу света, да к тому же увлекающемуся спортом, – среди дам и молодежи Оверсетта поднялось великое волнение. Никто не был знаком лично с сэром Уолдо. Впрочем, несколько леди знали его в лицо. Во время их наездов в Лондон им показывали на него пальцами в парке или в опере, объясняя, что это один из лидеров столичного света. Все без исключения молодые люди Оверсетта находились в состоянии крайнего возбуждения. Теперь они один за другим начали хвастаться своим хорошим вкусом в одежде и разрывались между желанием узнать поскорее, каким же образом сэру Уолдо удается выглядеть столь неотразимо, и страхом за то, что этот великосветский вельможа будет презрительно морщиться, глядя на то, как они, его почитатели, станут неуклюже подражать ему.

Первым человеком, узнавшим о грядущем визите сэра Уолдо, был приходский священник. Он поведал об этом своей дочери, а та поспешила с этой вестью в Степлз, главный дом во всей округе. Там сообщение было воспринято по-разному.

Миссис Андерхилл, которой было известно о сэре Уолдо ровно столько же, сколько самому темному и не образованному прихожанину местного священника, но которая поняла из восторженного тона его юной дочери, что это не рядовое событие, спокойно сказала, глядя сразу на всех:

– Да что вы говорите!

Мисс Шарлотта, пятнадцатилетняя попрыгунья, первым делом взглянула на мисс Трент, бывшую предметом ее чистого девичьего обожания и непререкаемым авторитетом во всех вопросах, о которых когда-либо заходила речь. А племянница миссис Андерхилл, мисс Теофания Вилд, глядя на мисс Чартли своими большими, поблескивающими глазами, не дыша пробормотала:

– Это правда? Приезжает в Брум Холл? Ты что, разыгрываешь меня, Пейшенс? Я знаю, разыгрываешь!..

Мисс Трент, которая после услышанного на миг подняла удивленный взгляд от своей вышивки, быстро вернулась к работе и не пожелала комментировать это сообщение. Что до господина Кортни Андерхилла, которого обуревало желание засвидетельствовать свое почтение гостье его матери, то он воскликнул в живейшем восторге:

– Сэр Уолдо Хокридж! Наследник старика Кальвера? Боже правый! Мама, ты слышала? Сэр Уолдо Хокридж!

– Да, милый. Я надеюсь, что ему здесь понравится и что он останется доволен наследством. Хотя последнее маловероятно, ибо господин Кальвер оставил имение в состоянии страшной разрухи и неухоженности… Сэр Уолдо Хокридж?.. Постойте-ка, постойте-ка, что-то я не могу его вспомнить… Впрочем, я всегда отличалась плохой памятью на имена. Тем более на такие, которые мне ни разу не приходилось слышать!

– Его прозвали Совершенным, – с почтением, граничащим с благоговейным трепетом проговорил Кортни.

– В самом деле, милый? Кажется, это что-то вроде клички… Могу поручиться за то, что она была дана ему по какому-то дурацкому поводу. Точно так же, как твой дедушка назвал твою бедную тетушку Джейн «Горячей Сдобой». И все лишь потому, что…

– О! – вскричала ее племянница, нетерпеливо прерывая эти неуместные воспоминания. – Надо же понимать разницу! То «Горячая Сдоба», а то – «Совершенный»! Ведь это же означает «совершенство»!.. Станут человека называть так по глупой шутке!.. Не правда ли, Анцилла?

Мисс Трент расправила шелковую вышивку у себя на коленях и хорошо поставленным голосом отозвалась:

– Это, разумеется, обозначает его достоинства. Можно предположить, что он является образцом добродетели. Можно предположить…

– Ерунда! Это означает, что он лучший ходок из всех прочих! – уверенно заявил Кортни. – Особенно на дорогах. Сейчас есть даже такой вид спорта: пешие путешествия, походы… Хотя Совершенным его называют еще как первоклассного охотника верхом с собаками! Грегори Эш, – а уж он знает толк в этих вещах, – рассказал мне, что нет лучшего наездника в седле и даже без седла, чем этот Совершенный. Так, ну раз уж он приезжает, вы не дождетесь от меня, чтобы я хоть раз сел на эту гнедую клячу, которую получил от старика Скиби. Это уж будьте покойны! Ма, у господина Бедгуорса есть чудесная лошадь на продажу. Великолепный скакун! А как голову несет – залюбуетесь! То, что надо, ма!

– О, господи! Как-будто ему будет какое-то дело до того, на какой лошади ты будешь сидеть! – презрительно поморщившись, проговорила мисс Вилд. – Сэр Уолдо – это нечто другое… Первый человек в свете. Человек безупречного стиля, элегантности… К тому же необыкновенно красив и баснословно богат!

– Элегантен! Красив! – передразнивая ее, повторил Кортни. – Много ты в этом понимаешь!

– Понимаю! – вспыхнула она. – Когда я жила в доме моего дядюшки в Портленд Плейс…

– Да, когда ты жила в доме твоего дядюшки, ты была такой же тупой, как любая из его домашних швеек! Уж я-то знаю! Болтает всякую чепуху! Ты и в глаза-то его ни разу не видела!

– Видела! Видела! Много раз! Он красив и элегантен! Анцилла, ну скажи ему!

Мисс Чартли, которая слыла очень добропорядочной девушкой и человеком поразительно миролюбивым, поспешила вмешаться в разговор, который грозил перерасти в очередную ссору. Она повернулась к мисс Трент и проговорила, как обычно, тихо и застенчиво:

– Я думаю, ты знаешь о сэре Уолдо гораздо больше, чем любая из нас. Ведь ты жила одно время в Лондоне, правда? Может, ты даже встречалась с ним там?

– Нет, встречаться – не встречалась, – ответила быстро мисс Трент. – Насколько мне помнится, я даже ни разу не видела его. И уж во всяком случае, я знаю о нем нисколько не больше, чем любой другой. – Слабо улыбнувшись, она добавила: – Круги, в которых он вращался, располагались относительно меня слишком высоко, чтобы дотянуться до них.

– Я считаю, что ты не особенно-то и желала знакомиться с ним, – тут же поддержала своего кумира Шарлотта. – Я тоже не желаю! Я вообще ненавижу франтов! И если он едет сюда только для того, чтобы задирать перед нами свой великосветский нос, то, надеюсь, что он очень скоро уберется восвояси!

– Надеюсь, так и будет, – продевая нитку в иголку, проговорила мисс Трент.

– Да, так говорит папа, – согласно кивнула головой мисс Чартли. – Ему надо будет уладить все вопросы с адвокатами покойного господина Кальвера. А потом он наверняка продаст Брум Холл. Ведь не станет же он в нем жить, правда? Папа говорит, что у него есть очень красивый дом в Глостершире, который принадлежал его семье на протяжении многих поколений. И если он на самом деле весь такой светский и утонченный, то он, наверное, считает наши места лесной глушью… Хотя отсюда не так далеко до Хэрроугейта…

– До Хэрроугейта! – презрительно скорчив губы, воскликнул Кортни. – Да ему плевать на Хэрроугейт! Могу поклясться, что он не усидит в Брум Холле и недели! Здесь нет ничего, что заставило бы его остаться хоть ненамного дольше.

– Ничего? – с лукавой улыбкой на милом личике спросила его кузина.

– Ничего! – заявил он резко, будучи задет этим беспардонным девичьим самодовольством. – И если ты думаешь, что, увидев тебя, он тут же влюбится, то очень сильно ошибаешься! Могу побиться об заклад, что среди его знакомых есть целая куча девчонок, до которых тебе далеко!

– Нет! – тут же ответила она без улыбки и серьезно добавила: – Этого не может быть.

Мисс Чартли очень не хотелось встревать, но удержаться она не могла:

– О, Теофания, как ты можешь!? Я, конечно, прошу у тебя прощения, но, по-моему, так нельзя говорить!..

– А почему это, интересно? – пожала плечами мисс Вилд. – Ведь это правда! Почему мне нельзя говорить о том, что я красива? Почему нельзя, если это так и есть? Да и все говорят!

Эта фраза вызвала различную реакцию у участников разговора. Если молодой господин Андерхилл с горячностью бросился в спор со своей кузиной, то мисс Чартли подавленно умолкла. Сама она была очень скромной девушкой, поэтому бахвальство мисс Вилд глубоко шокировало ее. И однако, несмотря на то, что она, конечно же, с неодобрением относилась к такого рода проявлениям самоуверенности и нескромности, одновременно с этим внутренняя честность заставляла ее признаться самой себе в том, что Теофания Вилд была на самом деле самой красивой девушкой, самым прелестным существом, которое мисс Чартли когда-либо видела или могла представить в своем воображении. В ней все было совершенным. Даже самый строгий критик не посмел бы, глядя на нее, сказать, что она слишком высока ростом или, наоборот, слишком мала, или что нос портит ее лицо, или что она недостаточно мила в профиль. Она была мила со всех сторон, под каким бы углом на нее ни смотрели, считала мисс Чартли. Даже смуглые струящиеся локоны ее волос, огибая лицо, были завиты от природы. У нее были глубокие и красивые глаза насыщенного голубого оттенка, длинные черные ресницы, маленький прямой носик, чудесно очерченные губы, и все ее лицо напоминало цветок персикового дерева. Словом, можно было смело сказать после первого же взгляда на нее, что она достойна восхищения. Ей было всего семнадцать, но в ее фигуре не было ничего детского, все линии были плавны, женственны, никакой угловатости, свойственной молодым девушкам. Когда она открывала свой очаровательный ротик и обнажала зубы, то можно было залюбоваться. Две нитки жемчуга, одно слово!

До ее недавнего возвращения в Степлз, где прошло ее детство, самой хорошенькой девушкой во всей округе бесспорно считалась Пейшенс Чартли, однако Теофания сразу же и бесповоротно затмила ее. Пейшенс была воспитана в понимании того, что внешность не имеет для человека сколько-нибудь заметного значения. Однако, когда родитель, который прививал ей эти установки, вдруг начинал говорить, что ему доставляет удовольствие просто смотреть на милое личико Теофании, дочери становилось как-то немного тоскливо. Никто, думала Пейшенс, наблюдая за собой в зеркало, когда она причесывала светло-русые волосы, не посмотрит на меня дважды, когда в комнате присутствует Теофания. Она принимала свое поражение с покорностью. Она была совершенно лишена зависти к Теофании. И слова той о своей красоте задели мисс Чартли только потому, что она решила: это может отшатнуть от красавицы самых преданных ее почитателей.

Очевидно, разделяя ее взгляды на этот вопрос, заговорила мисс Андерхилл, в голосе которой слышалось больше просительных, чем упрекающих ноток:

– Милая моя Теофания! Тебе не следует говорить такие вещи. Что подумают люди, когда услышат тебя? Говорить так не подобает добропорядочной девушке. Я уверена, что мисс Трент скажет тебе тоже самое!

– Мне-то что!

– Тем самым ты показываешь нам всем, какая ты глупая гусыня! – тут же набросилась на мисс Вилд Шарлотта, отстаивая своего кумира. – Мисс Трент гораздо более достойна, чем ты! Чем все мы! И…

– Спасибо, Шарлотта, не надо, – не поднимая глаз от вышивки, спокойно сказала мисс Трент.

– Но это правда! – вызывающе проговорила Шарлотта. Не обратив на эти слова внимания, мисс Трент улыбнулась миссис Андерхилл и сказала:

– Да, мэм, вы совершенно правы. Это неприлично и к тому же еще и неумно.

– Почему? – вспыхнув, спросила раздраженно Теофания. Мисс Трент задумчиво глянула на нее.

– Это может показаться тебе странным, но я часто имела возможность наблюдать, что когда ты начинаешь хвастаться своей красотой, ты ее стремительно теряешь. Это в последнее время стало даже отражаться на твоем лице.

Вздрогнув, Теофания устремила взволнованно-испуганный взгляд в зеркало, которое висело в изящной раме над камином.

– Правда? – наивно спросила она. – Правда, Анцилла?

– Совершенная правда, – ответила мисс Трент, без тени колебаний пойдя на лжесвидетельство. – Кроме того, когда становится известно, что женщина постоянно любуется собой, люди начинают оборачиваться к ней спинами. И очень скоро бедняжка осознает, что комплиментов, которыми ее одаривали, становится все меньше и меньше. А ведь ничего нет приятнее комплимента для хорошенькой девушки, не правда ли?

– Правда! – воскликнула Теофания пораженно. Она вдруг весело рассмеялась и, перепорхнув в одну секунду на противоположную сторону комнаты, быстро обняла мисс Трент. – Я люблю тебя, противная! Ты бываешь очень вредной, но с тобой не соскучишься! Я больше не буду любоваться собой, честное слово! У всех прошу прощения за то, что говорила минуту назад! Пейшенс! А ты точно уверена, что сэр Уолдо к нам приезжает?

– Да, потому что Ведмор рассказал моему папе о том, что адвокат господина Кальвера приказал ему приготовить все к приезду сэра Уолдо на следующей неделе. Говорят, он привезет с собой еще одного джентльмена и несколько слуг. Бедные Ведморы! Папа рассказал, что как мог утешал их, но они сейчас все равно пребывают на грани истерики. Похоже, господин Смит рассказал им о том, что сэр Уолдо очень богат и могуществен. Ведморы страшно боятся, что окажутся неспособными угодить новому хозяину и он выгонит их!

– Кстати о Ведморах, – внезапно проговорила миссис Андерхилл. – Давно хотела спросить тебя, моя дорогая… Когда моя кузина Мэтлок рассказала мне об этом, то я не поверила своим ушам, хотя она утверждала, что почерпнула эти сведения от самой миссис Ведмор… Правда ли, что господин Кальвер оставил им по своему завещанию только двадцать фунтов и свои золотые часы?

Пейшенс грустно приподняла брови и кивнула.

– Да, мэм. Боюсь, все так и было. Я знаю, конечно, что о покойниках не принято говорить плохо, но, по-моему, он поступил несправедливо! С его стороны это было верхом неблагодарности! Они столько лет служили ему верой и правдой!

– Со своей стороны хочу заметить, что особой разницы между покойным и живым человеком нет, если говорить о чертах его характера! – жестко и с несвойственной ей энергией заговорила миссис Андерхилл. – Он был отвратительным, несговорчивым скрягой и, уж будьте покойны, точно таким же во всем и остался! Можете мне поверить: он сейчас отнюдь не в раю! А почему это я, интересно, должна отзываться с почтением о тех, кто оказался недостойным рая? Интересно, почему это?

Пейшенс не удержалась от смеха, но тут же сказала:

– Вы правы, мэм, однако не стоит, наверное, судить о деле, все обстоятельства которого еще не известны. Моя мама, должна вам признаться, придерживалась того же мнения, что и вы, а папа говорит ей, что мы не должны говорить о скупости господина Кальвера, а должны дознаться до природы и причин, вызвавших ее. Мы должны пожалеть покойного. Он был, наверное, очень несчастлив.

– Конечно, твой папа не мог сказать ничего иного. Ведь он христианин, да к тому же священник, – рассудительно ответила миссис Андерхилл. – Но лично я жалею бедных Вед-моров. И не за то, что им осталось по завещанию так мало, а за то, что они не додумались еще давно уйти от этого старика. А они не ушли, поверили в то, что он обеспечит их за верную службу. Господи! Всем же с самого начала было ясно, что он не способен на это! Обещать – обещал, а выполнять свои обещания, держать слово – это увольте! Всю жизнь на него потеряли, а в ответ ничего! Ну что, я не права?

Мисс Чартли ничего не могла на это ответить. Она только вздохнула и покачала головой. Это дало возможность Теофании тут же переключить разговор в другое, по ее мнению гораздо более интересное и важное русло. Она спросила свою тетушку, спустя какое время после его приезда она рассчитывает пригласить к себе сэра Уолдо.

Происхождение у миссис Андерхилл было не самым высоким. Несмотря на общую способность держать себя в этом мире как добропорядочная леди, ей никак не удавалось ухватывать все тонкости светского кодекса. Впрочем, многие вещи она знала не хуже других. Поэтому воскликнула:

– Ничего себе, Теофания! Батюшки, что ты еще придумаешь такого? Как будто я не знаю, что не могу сама приглашать джентльмена! Это просто неприлично! Даже если бы он ничего не усмотрел в этом, а он обязательно усмотрит… Какой смысл, скажи мне на милость, отсылать ему пригласительную карточку, если он не собирается оставаться в Брум Холле!

– Если ты, тетушка, не хочешь делать этого, то это должен сделать Кортни! – заявила Теофания, не придав никакого значения заключительной части короткого монолога миссис Андерхилл.

Но Кортни, к вящему неудовольствию Теофании, наотрез отказался делать что-либо в подобном роде. Скромность не была в числе отличительных черт его натуры, впрочем, равно как и манеры. Свои возражения он высказал поэтому в самой резкой форме, на какую был способен. А способен он был в этом отношении на многое. Сама мысль о том, что он в свои девятнадцать может взять на себя наглость навязываться сэру Уолдо, настолько потрясла его, что он побледнел как смерть и сказал своей кузине, что она, должно быть, спятила, раз полагает, что он позволит себе такую выходку!

Однако та настойчивость, с которой мисс Вилд продолжала отстаивать свою идею, выдвигая очередные аргументы, а всего больше слезы, которыми кончился спор с кузеном, заставили почувствовать себя миссис Андерхилл весьма и весьма некомфортно. Позже она признавалась мисс Трент в том, что надеется на то, что сэр Уолдо вообще не потревожит их.

– Честно скажу: не понимаю, почему из-за него должна подниматься такая суматоха! Теофания, бедняжка, она совсем отчаялась! И все из-за того, что Кортни считает неприличным взять на себя обязанность пригласить его! Сказать по правде, милая, все это меня очень волнует, ибо ты отлично знаешь нрав моей племянницы!

Это была истинная правда. Уж кто-то, а мисс Трент действительно хорошо знала Теофанию. Мисс Трент была уважаемым человеком в этих местах, несмотря на свою молодость, и была этим обязана только тем, что однажды лучше других сумела справиться с неукротимым характером красавицы Теофании.

Мисс Вилд была единственным оставшимся в живых ребенком брата миссис Андерхилл и к тому же сиротой. Покойный господин Вилд был торговцем шерстью и заработал себе на этом немалое состояние. Все считали, что он взял себе жену не по чину. Она происходила из довольно высоких социальных слоев. Никто не знал, зачем он пошел на это. Если для того, чтобы самому совершить социальное восхождение, используя этот трамплин, то его ждало на этом пути горчайшее разочарование. Братья миссис Вилд не желали стирать грань между собой и торговцем шерстью и обращались с ним в лучшем случае с подчеркнутой вежливостью. А сама жена была слишком больна и робка, чтобы самой идти вперед и еще проталкивать неотесанного супруга. Она умерла, когда Теофания была еще ребенком. Вдовец был рад предложению своей сестры взять девочку к себе и воспитать ее вместе со своим сыном. Господин Андерхилл также занимался всю жизнь торговлей, но к тому времени уже отошел от дел. Состояние он сколотил приличное, а кроме того, благодаря своим манерам, сходил за настоящего джентльмена и имел склонность к спорту, что считалось очень модным и приличным занятием. На этой ниве он снискал уважение всей округи. Отвергнув полуискреннее предложение свояка принять девочку в его собственном лондонском доме, господин Вилд поручил ее заботам своей сестры. При этом он рассчитывал на то, что со временем она и Кортни, который был старше ее на два года, составят замечательную пару. Он бы благосклонно одобрил этот брак. Против всеобщих ожиданий он не женился во второй раз. А господина Андерхилла он не пережил и на год. Он умер, когда дочери было четырнадцать, оставив все свое состояние, единоличной наследницей которого являлась Теофания, в ведении опекунов, и поручил девочку совместному попечительству двух ее дядей по материнской линии. Младший из двух братьев стал официальным опекуном.

Миссис Андерхилл, разумеется, не могло удовлетворить такое переустройство жизни племянницы. Она сочла это личным оскорблением в свой адрес. Как и брат, она очень надеялась на то, что Теофания в конце концов станет женой ее сыну. Господин Андерхилл после своей смерти оставил семье неплохое наследство. Его жена никогда не слыла корыстной и жадной женщиной. Но так же, как леди Линдет желала, чтобы наследство Джозефа Кальвера досталось ее Джулиану, миссис Андерхилл желала, чтобы наследство Теофании перешло со временем к Кортни.

Как только она узнала о последней воле господина Вилда, она тут же выдала свой жестокий прогноз: попомните мои слова, говорила она, мы и глазом моргнуть не успеем, как это Берфорды наложат свои лапы на бедного ребенка!

И она оказалась права!

Если господин Джеймс Берфорд, ученый бакалавр, не предпринимал никаких попыток приблизиться через племянницу к ее богатому наследству, то его брат-банкир Генри Берфорд, обосновавшийся в прекрасном особняке в Портленд Плейс, не теряя ни минуты времени перевез Теофанию из Степлза, где она провела все свое детство после смерти матери, к себе и разместил ее в учебном классе своих дочерей. Наследница огромного состояния и ребенок-сирота от покойной сестры – это не одно и то же. Генри Берфорд это отлично понимал. К тому же, кроме двух дочерей у него еще подрастало еще трое сыновей.

Миссис Андерхилл была по природе добродушной женщиной, но она в то время разрывалась между двумя противоречивыми чувствами: страхом потерять богатую наследницу и отличную партию своему сыну и облегчением от сознания того, что она наконец избавилась от несносной девчонки, которую даже добропорядочные соседи уже в открытую называли шалопайкой! Ни она, ни многочисленные гувернантки, которые сменялись одна за другой, понятия не имели, как им контролировать Теофанию, которая в свои четырнадцать выделялась главным образом двумя основными качествами: упрямством и чувством безнаказанности. Своими подвигами она окончательно затерроризировала всю округу. Своими многочисленными нервными потрясениями миссис Андерхилл была обязана в основном сообщениям о ее не менее многочисленных проделках. Мало того, что Теофания проказничала сама: она тащила за собой Кортни и Шарлотту.

Когда Миссис Андерхилл рассказывали о похождениях этой боевой троицы, у нее только что волосы не вставали дыбом. Теофания выжила из дома подряд трех гувернанток в состоянии нервной прострации. Она была хороша как картинка, однако обладала способностью превращаться из прелестного, милого ребенка в настоящую мегеру! Миссис Андерхилл сдалась быстро и без особых возражений на требования Генри Берфорда. Она сказала только, что ей очень жаль его супругу миссис Берфорд. Она даже не подозревает, на что обречена…

Теофания не преминула доказать это миссис Берфорд в первое же время своего прибывания в доме своего дядюшки. Очень скоро миссис Берфорд со словами о том, что девочка избалованна мягким обращением с нею со стороны родственников, потребовала от мужа, чтобы он сдал ее в школу.

Так Теофания оказалась в заведении мисс Климпинг в Бате. Предполагалось, что женская школа ее воспитает, образует и трансформирует девочку-сорвиголову в скромную молодую леди.

К сожалению, заведение мисс Климпинг посещали и так называемые «дневные» ученицы, которые только учились, а жили по своим домам. С некоторыми из них Теофания сразу же завела тесную дружбу. Ей разрешалось посещать их дома и за пределами женской школы ее круг знакомых стал расширяться. Закончилось все тем, что мисс Климпинг удалось перехватить любовное послание от одного несчастного юнца, адресованное, конечно же, Теофании. Записка была контрабандой пронесена в здание школы подкупленным слугой. Почтенная начальница учебного заведения с ужасом поняла, что прогулки Теофании за пределы школы были не так невинны, как предполагалось. Визиты к школьным товарищам негодная девчонка использовала всего лишь в качестве предлога для того, чтобы без помехи заводить любовные интрижки. И это в ее-то возрасте! Ей не было тогда еще шестнадцати!.. Мисс Климпинг стала терзаться противоречивыми чувствами. Ведь Теофания была выгодной ученицей: опекуны охотно платили большие деньги за процесс ее воспитания и обучения. Но все же… Если бы не одно обстоятельство, мисс Климпинг пришлось бы обратиться к Берфордам с просьбой забрать свою племянницу из ее уважаемого заведения, чтобы сохранить его высокую репутацию.

К счастью для мисс Климпинг в школе появился новый педагог. Это была учительница младших классов Анцилла Трент, которая сама когда-то училась в этом заведении. К этому времени Теофания уже вконец устала выслушивать нотации и упреки со стороны своих учительниц, которых она называла за глаза «старыми клушами». Так что она сразу проявила интерес к новому педагогу, которая была всего на восемь лет старше ее самой. Особенно девочке нравились искорки юмора, которые постоянно светились в чистых серых глазах мисс Трент.

Прошло совсем немного времени, и Теофания поняла, что несмотря на свое стесненное материальное положение, Анцилла происходила из хорошей семьи и имела возможность вращаться в безусловно высоких кругах. Теофания подмечала, – и была отчасти заворожена этим, – утонченную элегантность и изящество, которые всегда отличали мисс Трент. И дело тут было вовсе не в ее нарядах. Одевалась она как раз достаточно скромно.

Словом, мало-помалу Теофания стала все чаще оказываться поблизости от новой учительницы и прислушиваться все внимательнее к тем советам, которые мисс Трент ненавязчиво высказывала по поводу различных жизненных ситуаций. В обязанности мисс Трент не входила работа со старшими ученицами. Она не подзывала к себе знаменитую проказницу, та шла сама. Ее влекло к мисс Трент. Анцилла с юмором отзывалась о некоторых странных забавах и «подвигах» Теофании, однако со временем сумела внушить богатой наследнице, что большинство ее выходок просто… детские. Когда же она узнала о твердом намерении Теофании выйти замуж за пэра Англии, мисс Трент не только поддержала эту идею как весьма достойную, но и с энтузиазмом набросала несколько вариантов плана, выполнение которого сулило существенно приблизиться к осуществлению этой мечты. Мисс Трент без особого труда доказала Теофании, что отнюдь не любая девушка может устроить свое будущие таким образом. Она доказала, что для того, чтобы стать женой пэра, надо обладать определенными достоинствами. Ну, и так далее…

Теофания – невероятно, но факт! – стала активно посещать занятия по привитию хороших манер. Научилась музицировать, немного читать, – благородной даме вообще-то это умение ни к чему, но так… на всякий случай.

Словом, она вышла из школы вполне благовоспитанной девушкой, да к тому же с некоторыми зачатками различных знаний. Это уже не была девчонка-сорвиголова.

Но справиться с ней было по-прежнему трудно. После школы стало даже еще труднее. Тем более, что она и слышать не хотела о планах относительно ее судьбы, вынашиваемых тетушкой Берфорд. Миссис Берфорд уже представила свою среднюю дочь светскому обществу, а Теофании туда не было доступа, так как ей говорили, что она еще слишком юна для света. Порой ей разрешалось присоединиться к гостям на маленькой вечеринке, совершить непродолжительную прогулку, но не более того. Она до сих пор считалась «мисс из учебного класса». Посещать концерты и уроки танца ей позволяли только в сопровождении и под присмотром гувернантки и своих кузин. Ее заставляли совершенствовать свой французский и учиться игре на арфе.

Миссис Берфорд была упряма. Но Теофания превосходила ее в этом качестве. Закончилось все тем, что спустя три месяца пребывания Теофании в доме ее дядюшки, миссис Берфорд проинформировала своего благоверного о том, что если он не хочет крупного скандала или чтобы его супруга раньше времени сошла в хладную могилу, пусть отошлет племянницу обратно в Йоркшир. Сэр Генри Берфорд колебался. И тут Теофания преподнесла им всем большой сюрприз. Она сбежала из дома однажды вечером на маскарад в Воксхолл Гарденс. Супруги Берфорд были уверены, что племянница спит у себя в комнате, а Теофания тем временем гуляла под ручку с каким-то ошалевшим от нежданно привалившего счастья юнцом, которого она, если честно, почти не знала, да и знать особенно не хотела. В ту минуту будущее одного из сыновей Берфордов прямо на глазах разваливалось на куски. Богатая невеста в лице кузины Вилд стремительно уплывала от него в даль. Кто-то из «доброжелателей» на следующий день рассказал обо всем миссис Берфорд. Та покрылась мертвенной бледностью и тут же повторила мужу свое требование. Что же касается свадьбы Теофании, сказала она в запальчивости, то, по ней, уж лучше пусть ее сыновья будут на улице просить милостыню, чем возьмут в жены эту негодную девчонку.

Господин Берфорд и рад был бы наконец-то избавиться от несносной племянницы, но он во всех ситуациях руководствовался здравым смыслом, а, точнее, выгодой. Ему очень не хотелось поручать Теофанию заботам миссис Андерхилл, которая к тому же уже давно доказала свою неспособность справиться с девчонкой.

Но тут счастливая мысль пришла в голову миссис Берфорд, для которой вопрос стоял ребром: или мучения, или забавы. Она придумала написать мисс Климпинг и молить у нее о добром совете. Мисс Климпинг в решении этого вопроса на первое место поставила заботу об интересах Анциллы Трент, которую очень любила. Она посоветовала миссис Берфорд постараться убедить мисс Трент согласиться на должность подруги-гувернантки Теофании и отослать обеих во владения миссис Андерхилл. К тому же мисс Трент была не только благородной девушкой, – это мог подтвердить господин Берфорд, который был знаком с ее родным дядей генералом сэром Мордаунтом Трентом, – но и отличным педагогом, единственным человеком, который имел какое-то влияние на неукротимую мисс Вилд.

Таким образом в скором времени Анцилла стала одной из обитательниц Степлза, а чуть позже и главной наперсницей миссис Андерхилл.

До этого миссис Андерхилл не откровенничала ни с одной из гувернанток, которые служили в ее доме. И хотя она была открытой, добродушной женщиной, ее можно было понять: она ревностно пеклась о своем высоком титуле местной светской дамы. К тому же она тщательно оберегала от посторонних тайну своего происхождения и эта ее тревога выражалась в строгом отношении со всеми подчиненными, которое граничило подчас с надменностью. Она была так рада возвращению своей племянницы, что не стала возражать против единственного выставленного условия: девушку должна сопровождать мисс Трент. Однако это ее уязвило, и она про себя твердо решила, что сколько бы генералов ни ходили в родственниках у новой гувернантки, если только мисс Трент посмеет корчить из себя великосветскую даму и будет смотреть на остальных обитателей Степлза свысока, это будет в корне пресечено.

Но мисс Трент и не подумала делать что-либо подобное. А то почтение, с которым она стала относиться к миссис Андерхилл, последняя редко видела даже от своих собственных детей. Словом, вся агрессивность и высокомерие миссис Андерхилл улетучились без всякого следа не позже, чем через неделю после появления в Степлзе мисс Трент. А спустя еще некоторое время она рассказала всем своим подругам о том, что не может нарадоваться на новую гувернантку. Ни о каком презрительном отношении к мисс Трент уже и речи не могло идти.

Развивая начатую тему, она сказала:

– Она ведь еще совсем ребенок, в конце концов. Но с таким миленьким личиком!.. К тому же я довольно наслушалась всяких рассказов о городских красавчиках… Словом, все это повергает меня в состояние тревога и обеспокоенности, милочка, не могу это отрицать.

– Но я полагаю, что это совершенно излишне, мэм. Говорю вам: это совершенно излишне! – живо ответила мисс Трент. – Возможно, она станет кокетничать с ним… Да наверняка станет! Хотя бы для того, чтобы показать нам всем, что она может заставить любого мужчину встать перед ней на колени. А он… Что ж, возможно, и он пофлиртует с ней. Но разве от всего этого ей будет какой-то вред?! Ну, уж нет! Со всей определенностью могу сказать, что у вас нет ни малейших оснований для беспокойства. Вы только рассмотрите эту ситуацию, мэм! Теофания ведь не маленькая служаночка, у которой нет никого, кто смог бы защитить ее в случае чего!

– Да, она не служанка, – согласилась миссис Андерхилл. Однако в ее голосе еще звучали неразвеянные сомнения. – Ваша правда, но… Возможно, у него появится желание… жениться на ней! И из всего этого может выгореть весьма хорошенькое дельце!

– Если у него появятся хоть какие-нибудь склонности к этому, – с веселым смехом проговорила мисс Трент, и ее холодные глаза потеплели, – мы должны будем успеть сообщить Теофании о том, что жених не является пэром Англии!

Миссис Андерхилл улыбнулась, но тут же со вздохом призналась, что по ней – так лучше уж сэр Уолдо вообще не приезжает в Брум Холл.

Это ее пожелание эхом отозвалось спустя несколько дней в устах сквайра, который с серьезным видом сообщил мисс Трент о том, что если б мог, искренне послал бы столичного хлыща сэра Уолдо к черту на рога!

Он нагнал ее на дороге, ведущей из городка в Степлз, слез со своей лошади, что было с его стороны весьма учтиво, и зашагал рядом с мисс Трент. В округе он слыл за человека, которого нужно опасаться. А все из-за того, что был немного вспыльчив и известен резковатыми манерами. Наконец, во время разговора с человеком он имел привычку так смотреть на него из-под ощетинившихся бровей, что тому становилось не по себе. В присутствии сквайра миссис Андерхилл, например, всегда начинала волноваться и становилась суетливой. Однако мисс Трент не относилась к категории людей впечатлительных. Она всегда спокойно выдерживала на себе его взгляд и отвечала на вопросы, которыми он выстреливал в нее, словно из пращи, без запинки и дрожи в голосе, вызывая тем самым его одобрение, на которое он вообще-то по отношению к людям был весьма скуп. Он называл ее здравомыслящей женщиной, в которой, слава богу, нет ни жеманства, ни всякой прочей свойственной женскому полу ерунды. При этом он добавлял, что больше ни о ком из всей округи не может отозваться столь положительно.

На очередной вопрос сквайра мисс Трент ответила с легкой улыбкой, что заставило его угрожающе нахмуриться и сурово проговорить:

– Только не вздумайте сказать мне, что вы в восторге от приезда звезды большого света!

Это вызвало у нее смех.

– И не скажу! С какой стати я должна быть от него в восторге? Мне кажется, сэр, что я уже выросла из того состояния, в котором свойственно быть в восторге от всего на свете.

– Выросла! – прогрохотал сквайр, усмехнувшись. – Девчонка!

– Двадцать шесть лет, с вашего позволения.

– Ага, я так и думал! Но это неважно! Дурой можно заделаться и в пятьдесят шесть! Взять, к примеру, мою жену. Глянуть на нее: вся дрожит от восторга. С чего это, спрашивается? Ждет не дождется этого столичного игрока в орлянку, который, видите ли, должен припожаловать к нам! Хочет даже устроить вечеринку в его честь, будьте любезны! А что там будет на столе, вы спросите? Все, как обычно? Как же! Я не удивлюсь, если в ее приглашении будет значиться обед с черепаховым супом! Да к нему еще вальс, чтобы закружить голову этому модному выскочке! Вы, можете, конечно, смеяться, мисс! И вас не упрекнешь! Но как я-то буду смеяться, когда этот хлыщ пришлет моей жене свои сожаления и извинения! А он их обязательно пришлет! Провалиться мне на месте, если я не вижу насквозь всех этих городских светских принцев! Я, конечно, позову его. И нанесу, так сказать, визит вежливости. Хотя, признаться, с большей бы охотой прошел мимо него, ни разу не оглянувшись.

– Ничего, сэр! – ободряюще сказала мисс Трент. – Рискну предположить, что он не продержится у нас дольше недели и уберется восвояси. А за такое короткое время он просто не успеет разбить здесь много сердец, не волнуйтесь.

– Разбитые сердца?! А, так вы о девчонках!.. Да какое мне до них дело? Меня волнуют ребята! Будь я проклят, если б не хотел, чтобы он оказался каким-нибудь бездельником с Бонд Стрит! Это бы по крайней мере не прельстило нашу молодежь. Беда в том, что он стопроцентный светский щеголь! А уж я-то знаю, насколько пагубно такие хлыщи действуют на неокрепшие мозги юнцов!

Улыбка исчезла с ее лица. Подумав несколько секунд, она сказала:

– Да, сэр, я тоже видела… Взять, например, мою собственную семью… Впрочем, это ведь было в Лондоне! Не думаю, что здесь, в наших спокойных местах, есть почва для того, чтобы пагубному влиянию поддался даже последний глупыш из числа местных молодых людей. Не та обстановка.

– С ума-то они, положим, не сойдут от выкрутасов этого хлыща, – нетерпеливо перебил ее сквайр. – Но шеи себе переломать могут вполне! Особенно пытаясь превзойти Совершенного! Подготовку уже начали, да как! Поверите ли? Мой Артур, который от рождения был увальнем, каких свет не видел, намедни разбил наш фаэтон, пытаясь проехать на нем в западные ворота моей фермы! Ладно бы измерил их сначала или хоть зрительно оценил бы, так нет! Куда там! А сынок Баннингхэмов что учудил! Въехал на своей серке, у которой зад, как у гусыни, вверх по лестнице в Брент Лодж! Да и ваш Кортни тоже хорош! Устроил охоту на белок на хэрроугейтской дороге! Ну, старик Адсток ему там всыпал хорошенько, и знаете за что? Тот чуть не перевернул его повозку! В дюйме проехал! Еще немного, и колеса зацепились бы! «Неужели нельзя было разминуться хотя бы на метр?!» – крикнул ему тогда Адсток. Но в следующий раз, поверьте, он уже слов тратить не будет.

Мисс Трент согласилась с этим, и разговор продолжался. Когда они потихоньку дошли до главных ворот Степлза, сквайр откланялся. Вскочив в седло, он на прощанье сказал, сардонически ухмыляясь, что им еще повезло, что Джозеф Кальвер не отдал концы в разгаре охотничьего сезона, когда каждый юнец в округе выпрашивает у отца охотничьи сапоги с белыми отворотами, и вот тогда бы была беда! Все ребята загнали бы своих лошадок в диких заездах и их привозили бы домой одного за другим на досках, которые устанавливаются на скачках в качестве препятствий.

– Попомните мои слова! – говорил он убежденно. – Молодой Андерхилл нарядится в пальто с десятком наплечных пелеринок и пуговицами размером с блюдца, вы и глазом моргнуть не успеете! Лично я сказал своему Артуру, что не стану ему помогать в том, чтобы он делал из себя пугало огородное в стремлении подражать светским господам! Что же касается Кортни, то я нисколько не сомневаюсь в том, что ему удастся выбить из своей матери все, что угодно! Все вы бабы одинаковые!