Верх совершенства

6

Чести развлекать Совершенного и его кузена первой удостоилась жена сквайра миссис Миклби, но общепризнанным фактом было то, что начало настоящему веселью, которое сделало то лето памятным для всей округи, положил неофициальный бал у миссис Андерхилл. Хозяйки домов, которые до этого спорили друг с другом в самой мягкой форме, вдруг ожесточились и прониклись духом настоящего соперничества. А пригласительные открытки, которые дождем обрушились на Брум Холл, обещали всевозможные удовольствия, начиная от «черепаховых обедов» и заканчивая «венецианскими завтраками». Собрания и пикники стали повседневным явлением. Общему настроению поддалась даже миссис Чартли, которая организовала вечер для избранных, проходивший на открытом воздухе, а именно недалеко от развалин киркстоллского аббатства. Этот лишенный всякой искусственности пикник прошел с гораздо большим успехом, чем многие другие блистательные вечера, которые состоялись в том месяце. Во-первых, стояла чудесная погода, а во-вторых, пикник почтил своим присутствием сам Совершенный.

Миссис Баннингхэм, чей собственный многообещающий бал-котильон потерпел сокрушительный провал, долгое время избегала супруги священника, ибо боялась, что может не сдержать своих чувств. И ее вовсе не утешало то обстоятельство, что в провале своего бала-котильона она должна винить только саму себя. Обида была велика еще и потому, что предполагалось, что этот вечер у миссис Баннингхэм затмит собой все предыдущие и априори все последующие.

А корень поражения крылся в том, что миссис Баннингхэм повела себя настолько неблагоразумно, что исключила из списка приглашенных всю семью из Степлза и проинформировала свою ближайшую подругу миссис Систон – по строжайшему секрету, разумеется – о том, что у мисс Фанни Вилд не будет возможности флиртовать с лордом Линдетом в стенах дома Баннингхэмов. Миссис Систон никому не проболталась об этом секрете… кроме миссис Винклиф, на молчание которой очень рассчитывала, потому и доверилась ей. Права она была или нет, а только каким-то непостижимым образом миссис Андерхилл прослышала о зловещих намерениях миссис Баннингхэм. И прежде чем баннингхэмовские пригласительные открытки с золотым обрезом поступили из Лидса, миссис Андерхилл уже разослала свои собственные приглашения. Один из мальчишек, работавших на конюшне, был послан к сэру Уолдо Хокриджу. Он передал ему, что тот приглашается вместе со своим кузеном отобедать в Степлзе… в тот самый роковой день! Подобные же приглашения были отосланы к Чартли и Коулбатчам. «Это не вечер, – писала в своих открытках миссис Андерхилл, тая злорадную усмешку. – Простая встреча за обеденным столом в узком кругу друзей.»

– И если это не поставит миссис Баннингхэм в о-очень затруднительное положение с ее балом-котильоном, то потом можете называть меня мокрой курицей! – сказала она мисс Трент. – Ей придется поистине несладко! Какой уж тут бал! Тем более с котильоном!

Скорбь миссис Баннингхэм действительно не имела границ, когда она получила от сэра Уолдо вежливый отказ на свое приглашение. Когда же она узнала, что все отказавшиеся поехали в Степлз, то пришла просто в ярость. Ей было невыносимо даже думать о том, что они обедают на террасе и ждут сумерек, чтобы войти в гостиную, где можно просто дружески поболтать или поиграть во всякие детские игры типа бирюлек или перекрестных вопросов.

Единственной отличительной чертой бала-котильона миссис Баннингхэм было отсутствие на нем всякой жизни. Все гости были глубоко разочарованы отсутствием Совершенного. И если леди были рады тому, что здесь нет Фанни, то все молодые джентльмены, включая сына миссис Баннингхэм Джека, считали, что всякий танцевальный вечер без Фанни просто обречен превратиться в смертельную скуку. Миссис Баннингхэм было отказано даже в том маленьком утешительном удовольствии, чтобы пофантазировать насчет того, как скучает Совершенный в Степлзе, ибо Кортни рассказал Джеку, что «встреча друзей» затянулась до полуночи. Когда стали играть в бирюльки, Совершенный не только не заскучал, но активно включился в игру и скоро разбил всех в пух и прах! Даже мисс Трент, которая славилась своей ловкостью. Он вызвал мисс Трент на отдельный матч, и это вылилось в настоящий азартный спорт, так как сэр Ральф Коулбатч сделал ставку на мисс Трент. В этом принял участие даже священник, который поставил на победителя запасное кресло от своего экипажа.

Так что миссис Баннингхэм не могла тешить ни себя ни других мыслью о том, что Совершенный умирал в Степлзе от скуки.

В самом деле, ему было совсем не скучно. Да и Джулиану не пришлось долго уговаривать его принять приглашение миссис Андерхилл. Совершенный, который планировал сразу же покинуть Йоркшир после того, как будет определен порядок ремонтных работ в Брум Холле и он увидит самые предварительные результаты, все задерживался. Условия проживания в имении с каждым днем становились все менее комфортабельными, поскольку строители уже вовсю развернули свои работы, а он все задерживался. Но на это у него были свои причины. Впрочем, если бы он знал, что уезжая сможет утащить за собой в Лондон Джулиана, – выводя тем самым этого обезумевшего от чувств юнца из опасной зоны, – сэр Уолдо тут же стал бы собираться в дорогу. Но когда он запустил было насчет этого пробный шар, Джулиан ответил ему совершенно спокойно, – чувствовалось, что он давно был готов к этому:

– Знаешь, Уолдо… Если ты надумал возвращаться в Лондон, то я, пожалуй, с тобой не поеду. Решил вот, понимаешь, немного пожить в Хэрроугейте. Мне нравится Йоркшир, и потом у меня уже назначено несколько встреч на будущее…

И я уже почти пообещал Эдварду Баннингхэму, что поведу с ним в следующем месяце на скачки.

Так что сэр Уолдо остался в Брум Холле. Политика его пока была проста: искусно лавировать между своими собственными интересами и интересами Джулиана. Его доверчивый молодой кузен был бы потрясен и глубоко шокирован, если бы узнал о том, что за ленивой обходительностью сэра Уолдо кроется мрачная решимость всунуть жесткую спицу в колеса его любовного приключения с Теофанией. Его преданность сэру Уолдо была слишком сильна, чтобы ее можно было легко пошатнуть. Он ни на минуту не жалел о постоянном присутствии рядом с собой сэра Уолдо, но довольно часто испытывал некоторый дискомфорт… И несмотря на то, что сэр Уолдо не сказал ни одного дурного слова о Теофании ни в глаза, ни за глаза, Линдет не мог отделаться от подозрения, что он относится к ней с оттенком презрения и обращается с ней порой как с надоедливым ребенком, которого нужно терпеть, но которому полезно часто отказывать. Своими отказами он зажигал в ней ярость, но потом неожиданно смягчался и выводил ее из мрачного расположения духа яркой улыбкой. Ему достаточно было сказать всего пару слов своим чарующим голосом, в котором мешались оттенки веселья и восхищения. Даже Джулиан не мог понять в такие моменты, искренен его кузен или просто насмехается над Фанни. Джулиан хорошо знал только одно: в присутствии сэра Уолдо Теофании бывает не по себе. Возможно, думал он, это от того, что она тоже чувствует, что Уолдо ее недолюбливает. Это ее нервирует и делает неловкой. Когда ты очень молод, робок и жаждешь произвести хорошее впечатление на человека, которым восторгаешься, очень легко потерять над собой контроль и сделаться излишне самонадеянным, чтобы скрыть свою застенчивость.

Джулиану, правда, даже в голову не приходило, что в характере Теофании нет и никогда не было ни капли застенчивости. И уж тем более он не догадывался о том, что Уолдо нарочно провоцирует ее на то, чтобы она раскрыла наименее приятные черты своего характера.

Сам сэр Уолдо, имея за плечами пятнадцатилетний опыт общения с женщинами, раскусил Теофанию почти с первого взгляда. Играть с любовными привязанностями юных созданий не было для него обыкновением, но уже спустя неделю после знакомства с ней он твердо решил – и без всяких угрызений совести – что переключит увлечение Теофании на себя, тем самым обезопасив лорда Линдета. В своей жизни он так часто общался с женщинами, что без труда понял: подходы к ней есть, ибо эта юная леди желает большой победы, а только такой объект, выбранный в качестве жертвы, как он, сэр Уолдо, мог ее обеспечить. К тому же он знал, что обладает совершенно нежелательной, но несомненной способностью зажигать сердца дебютанток светского общества, которые окружают его романтической нежностью, даже не подозревая о том, насколько сильно ошиблись адресом. Он не был злодеем и не любил разбивать юным красавицам сердца, поэтому всегда держал ситуацию под контролем, даже если речь шла всего лишь, – как ему казалось, – об отеческом отношении к ним. Так было в случае с племянницей одного его старого друга. Девушка влюбилась в сэра Уолдо без памяти. Ситуация для него была не из самых комфортных. Но ему хватило опыта понять ее глубинный смысл: девственница стояла на пороге разбитого сердца из-за него. Сэр Уолдо всегда относился с презрением к тем мужчинам, которые находили для себя забаву в том, что ломали девичьи судьбы. Поэтому он пресек эту тенденцию, грозившую стать для девушки роковой, в самом начале. Если бы он и в Теофании нашел бы хоть намек на романтичность, он поступил бы также, как и в том случае. Но он не увидел в ней ничего, кроме упорной решимости вписать его громкое имя в список ее громких побед. К тому же он сильно сомневался в том, что у нее вообще существует сердце, которое он мог бы разбить. Если выйдет ошибочка, думал он с оттенком циничности, то несколько приступов душевной боли от осознания неразделенной любви пойдут ей не во вред, а только на пользу. По крайней мере, она сможет хоть немного побывать в положении тех многочисленных бедняг, которых в свое время надула сама.

Он считал, что она не просто эгоистична, но и самонадеянна сверх меры. Возможно, со временем она и изменилась бы в лучшую сторону, но он был уверен, что в любом случае ни по своему характеру, ни по воспитанию она не годится в жены лорду Линдету.

Он сказал мисс Трент, что не является гувернером Линдета и, строго говоря, так было и на самом деле. Джулиан был перепоручен своим отцом заботам своей матери. В опекуны ему были назначены два пожилых джентльмена. Все было оформлено четко и официально. Но практичная тетушка Софья активно использовала помощь сэра Уолдо в воспитании знатного сироты, начиная с ранней юности. С годами эта помощь росла и усложнялась. Постепенно сэр Уолдо превращался из просто чудесного кузена, который приобщил своего протеже к мужским забавам, включая спорт, – это не считая того, что он время от времени ссужал кузену деньги, одевал его с иголочки, делая его тем самым первым щеголем всего Итонского колледжа, катал на лихой упряжке со скоростью шестнадцать миль в час, а также привечал с полдесятка ближайших друзей Джулиана, да так, что им потом завидовали все в колледже, – в учителя жизни, который ввел Джулиана в избранные круги и заботливо отводил его от всех жизненных ям и мелей, куда он неминуемо провалился бы без помощи старшего кузена.

Со временем сэр Уолдо стал относиться к Джулиану как к своему особому подопечному. И хотя теперь «ребенку» было уже двадцать три года, старший кузен все еще осуществлял над ним шефство. И если он, не пошевельнув даже пальцем, позволит Джулиану влипнуть в болото разрушительной привязанности, леди Линдет вправе будет обвинять его в этом нисколько не меньше, чем саму себя.

Избранная тактика по вытеснению молодого кузена из зоны действия Теофании во многом шла вразрез с принципами сэра Уолдо, ибо он знал, какую безраздельную веру питает по отношению к нему Джулиан. Но с чисто технической стороны выполнение поставленной задачи не представляло для сэра Уолдо большого труда. С его-то опытом и обходительностью!

Теофанию баловали и тем самым портили едва ли не с самого рождения, бог одарил ее не только красотой, но и определенной независимостью, а она сама искренне считала себя просто находкой для порядочного неженатого джентльмена. Любое проявление мужского восхищения в свою сторону она воспринимала как должное, как нечто само собой разумеющееся. Уолдо видел, как на балу в Степлзе она из кожи вон лезла, чтобы завоевать расположение со стороны Хэмфри Коулбатча. Сэр Уолдо знал, что она это делает из принципа, только потому, что ученый, но беспристрастный юноша упрямо не желал поддаваться ее чарам.

В отношении себя у сэра Уолдо не было иллюзий. Он знал, что привязанность к ней с его стороны она назовет оглушительным триумфом, хотя в сущности он является в ее глазах уже стариком, который давно оставил позади пору любовных похождений. В ее первом мимолетном взгляде, который она бросила на него, была оценка и оттенок сомнения. Все же она решила влюбить его в себя. При желании он мог бы без труда пресечь все ее поползновения. И он бы сделал это, если бы в глазах Джулиана не было такого безумного блеска, когда он смотрел на это хорошенькое личико. Сэр Уолдо знал, что простодушный юноша крепко увяз в ее сетях.

Сам сэр Уолдо голову от красоты Теофании, разумеется, не потерял и терять не думал. Он не считал также умным и полезным пытаться указать Джулиану на те недостатки этого ангелочка, которые были ему ясно видны и которых Джулиан не мог бы разглядеть в упор. Да, Джулиан и сам был хорош! Разве можно было так распыляться и потерять себя перед лицом смазливой девушки? Впрочем, несмотря на свою податливость и слабость, Джулиан был тонко чувствующим человеком и имел принципы. Оба эти понятия, как подозревал сэр Уолдо, Теофании были совершенно чужды. Лучшим средством остудить пыл Джулиана было бы наглядное подтверждение того, что в основе Теофании лежат только тщеславие и полное презрение к переживаниям и удобству ее окружающих. Джулиан мог проигнорировать и даже с негодованием отвергнуть предупреждения даже такого уважаемого советчика, каким был его кузен Уолдо, но когда он все увидит собственными глазами, то должен будет, наконец, все понять.

Так что вместо того, чтобы разбить амбиции мисс Вилд одним ударом, Совершенный избрал тактику «смены температур»: то разжигал ее пыл, то окатывал ее ледяной водой. Давая сегодня ей понять, что она сумела пробудить в нем интерес, назавтра он посвящал все свое время и все свои любезности другой леди. Порой он одаривал ее комплиментами, в другой раз проявлял ленивое равнодушие ко всем ее начинаниям. Флиртовал он с ней очень тонко. Настолько тонко, что она никогда не знала, ведет ли он себя серьезно или просто забавляется, как с малым ребенком. До этого она не имела в жизни дел с подобными людьми. Все ее обожатели были гораздо моложе сэра Уолдо и им не хватало его утонченности. Либо они страстно жаждали ее любви, либо, – как, например, Хэмфри Коулбатч, – вообще не обращали на нее внимания. Во всяком случае, молодых легко можно было понять. Иначе дело обстояло с сэром Уолдо. Он был непостижим. Сегодня – вызывающий восхищение, а назавтра уже не было человека более гадкого, чем он. Нет, он не жаждал любви. Наоборот, все время вышучивал ее кавалеров, говоря, что они делают из себя дураков своими ухаживаниями. Фанни воспринимала это как оскорбление. Она делала все, чтобы вывести его из равновесия. Но ей это не удавалось. Так было всегда, так было и в тот день.

Он увидел искорки гнева в се глазах и улыбнулся.

– Нет, нет! Даже не мечтайте об этом!

– Я не понимаю, о чем вы!

– Вы сейчас обдумываете возможность представить меня в дурацком свете. На вашем месте я бы даже не пытался это делать. Я никогда не волочусь. Даже за смазливыми девочками.

– За смазливыми?! – вскричала она. – Это вы обо м-мне?

– Именно, – серьезно сказал он. – Впрочем, у меня нет предрассудков и насчет дурнушек. Но кое-кто может и не согласиться с моими определениями.

– И не согласятся! – тоном утверждения раздраженно воскликнула она. – Смазливая! Все говорят, что я красивая! Красивая!

Он постарался удержать прежнее выражение на лице, но губы все же дрогнули в уголках.

– Да, разумеется, – ответил он. – Всем известно, что некрасивых богатых наследниц не бывает.

Она посмотрела на него так, словно не верила своим ушам.

– Но… Но разве вы будете отрицать, что я красивая?!

– Очень красивая!

– Да, я знаю, – смягчаясь, сказала она. – Анцилла считает, что я не должна так говорить, потому что, мол, я теряю частичку своей красоты. По крайней мере, она так утверждает. Но я не знаю… Мне кажется, что это… Как вы на это смотрите?

– Если вы хотите знать мое мнение, то я говорю вам: это полный абсурд! У вас есть полное право постоянно упоминать об этом вслух!

Она подумала над этим, что-то заподозрила и наконец требовательно спросила:

– Почему?

– Люди так ненаблюдательны! – как можно более мягко ответил он.

Она неожиданно рассмеялась. Звуки ее переливчатого смеха были чудесны и ласкали слух.

– Ох, противный! Вы… Вы самое ужасное существо в целом свете! Все, я больше не имею с вами никаких отношений!

Она убежала, а он вдогонку помахал ей рукой. Но про себя подумал, что когда она забывает о жеманстве и начинает искренне смеяться, признавая поражение, она просто очаровательна.

Мисс Трент, которая подошла как раз вовремя, чтобы услышать последнюю остроту сэра Уолдо, бесстрастно заметила:

– Действительно, самое ужасное существо на всем свете!

Он улыбнулся, скользя по ней внимательным, оценивающим взглядом. Она всегда была очень просто одета, использовала недорогой муслин и батист. Платья шила себе сама, и получалось очень элегантно. И при всем том ему еще ни разу не удавалось ее увидеть, – пусть даже в самую жаркую погоду, – расслабленной. Линии всегда были холодны и строги.

Сэр Уолдо наладил очень ровные отношения с мисс Трент. Как-то ему припомнился тот их разговор на вечере, когда она спрашивала его, знаком ли он с ее кузеном. Ему показалось, что она напряглась всем телом, когда задала этот вопрос. И когда он сказал, что впервые слышит это имя, она тут же расслабилась. Это его заинтересовало, и он решил справиться на сей предмет у своего кузена.

– Бернард Трент? – переспросил Джулиан, наморщив лоб. – Да нет, кажется, не… Хотя постой! Ты говоришь о сыне генерала Трента? Я видел его всего пару раз. Он относится к той категории людей, которые рисуются во время разговора, одеваются в пух и перья и воображают, что разбираются в лошадях. – Он запнулся, словно натолкнувшись на какую-то мысль, и воскликнул: – Черт возьми, он случайно не родственник мисс Трент?

– Кузен, насколько я понял.

– О, боже! Что сказать о нем? Таких дураков поискать! – откровенно признался Джулиан. – Приятель Монтсорреля. Кажется, вместе были в Хэрроу. Таких называют у нас «рассветными мальчиками». Все время у него проходит в забавах. Считает себя всеобщим другом, хотя на самом деле нет ничего подобного. И шляется по городу с такими обормотами, каких ты никогда в жизни не видел!

– Я знаю молодого Монтсорреля. Одна из новых звезд?

– Звезд? – вскричал Джулиан. В нем выразилось сейчас все презрение человека, которого с первого захода ввели в самый верхний эшелон светско-спортивного общества. – Какая там звезда! Выскочка! Жалкие коротышки, которые считают, что для того, чтобы стать светским человеком современного типа, нужно всего лишь пару раз побоксировать или напиться как свинья! Что же до спорта, то они на ногах-то едва держатся!

– Ты очень строг в своих оценках, – удивленно проговорил сэр Уолдо.

– Ты сам учил меня строгости в оценках, – возразил Джулиан. Видно было, что он всерьез завелся. – Монтсоррель – полный придурок! Достаточно только знать, с кем он якшается! Взять, к примеру, того же Вочитта. У него на дорожном платье пелеринок больше, чем у тебя, но никто из вас даже близко не подпустит его к клубу «Четыре коня»! Хорошо, теперь Стоун. Такой же, господи! Он любит травить быков собаками и считает, что это настоящий спорт. Везде, где есть азартные игры, ты встретишь Стоуна! Послушать его, так все у него выходит шикарно и сам он шикарный парень! Но скажи, ты когда-нибудь видел приличного человека, который постоянно сидит в одном из притонов Пэлл Мэлл в обществе бандитской шайки греков?

– Значит, молодой Трент занимается тем же самым?

– Не знаю. Он не мой друг. В последнее время я с ним не сталкивался. Ты же знаешь, я удалился в деревню, поближе к природе. На мой взгляд, однако, он не похож на продувную бестию.

Вооруженный этой информацией, сэр Уолдо вскоре устроил встречу тет-а-тет с мисс Трент. Без всяких вступлений он весело заявил ей о том, что она составила о нем неправильное мнение.

Они ехали на лошадях рядом. Джулиан и Фанни были чуть впереди. Миссис Андерхилл не имела сил противодействовать почти ежедневным верховым прогулкам этой молодой парочки. Но она настаивала на том, чтобы Анцилла находилась всегда при Фанни сопровождающей. Порой ей удавалось уговорить сына присоединиться ко всей компании. Иногда каталась вместе со всеми и Пейшенс Чартли. Но самым частым собеседником мисс Трент бывал сэр Уолдо.

Анцилла повернула голову, чтобы взглянуть ему прямо в лицо. Брови ее были удивленно приподняты.

– Каким образом, сэр?

– Каким образом? Да очень просто: перекладывая грехи вашего кузена на мою бедную голову. – Она явно взволновалась и даже покраснела. Заметив это, он улыбнулся. – Что случилось с ним? Линдет рассказал мне, что он водит дружбу с Монтсоррелем и его компанией.

– Это было раньше… Они с лордом Монтсоррелем вместе учились в школе… Но после нее они сразу разошлись, ка… кажется. Я признаю, что эта дружба пошла кузену во вред.

– Не с тем связался, да? Вообще-то у меня редко пересекаются жизненные пути с молодежью, и я не особенно-то в курсе их дел и развлечений, но, насколько я знаю, у Монтсорреля больше денег, чем здравого смысла. Водить с ним дружбу неопытным юнцам весьма и весьма опасно. Вокруг него всегда вьется много темного народа, я уж не говорю о всевозможных денди, специалистах по громким фурорам и тех людях, которым на все и на всех в жизни наплевать.

– Да. Мой дядя говорил мне то же самое. Примерно то же самое. Но я никогда не перекладывала грехи Бернарда на вашу голову, сэр!

– В самом деле? А я-то думал, что, наконец, разгадал, за что вы меня недолюбливаете.

– Кто вам внушил, что я вас недолюбливаю? Если вы не можете забыть мою сдержанность во время нашей первой встречи, так это все от того, что я недолюбливаю те круги, которые вы представляете.

– Не думаю, что вам многое известно о тех кругах, которые я представляю, – холодно ответил он. – Позвольте мне заметить, что они коренным образом отличаются от тех кругов, представителем которых является господин Монтсоррель.

– Конечно, но вы… Совершенный! – проговорила она, вскользь улыбнувшись. – Монтсоррель и его приятели просто подражают вам, как могут.

– Прошу прощения! – прервал он ее. – Они не подражают, потому что не способны к этому! Господи, я заговорил прямо как красивая мисс Вилд, не правда ли? Некоторые из них подражают нашей одежде, но в такой преувеличенной манере, что просто смотреть противно. Мои круги, мисс Трент, состоят из людей, которые от рождения питали склонность и имели способности к атлетическим видам спорта. Мы делаем дело, а Монтсоррель и его дружки всего лишь зрители. Только не спрашивайте меня, почему они столь упрямо продолжают обезьянничать и подражать нам. Ведь тот самый спорт, который приносит нам радость, для них является самой отвратительной вещью на свете! Так вот, если вы спросите, то я не знаю ответа! Но можете мне поверить: молодому человеку, который стремится преуспеть в спорте, безопаснее находиться среди нас, чем среди хлыщей с Бонд Стрит.

– Да, пожалуй, только… Разве это не ведет к более опасным вещам? К азарту, например?

– Азарт, мисс Трент, присущ всему в нашей жизни и не является исключительной собственностью людей моего круга, – сухо ответил он. – По крайней мере, молодой человек нашего круга не станет пропадать все дни в питейных на Тотхилл Филдс, не станет по ночам слушать музыку и преследовать кометы в Вест-Энде. На свою беду. – Он вдруг рассмеялся. – Какая же вы наивная! Если вашему кузену некуда девать силы, пусть придет к нам. У «Джексона» мы проводим регулярные спарринги. Ему хватит пяти минут, чтобы забыть обо всех своих глупостях!

– Если честно, то я еще никогда об этом всерьез не думала, – призналась она. – Хотя припоминаю сейчас – раз уж вы затронули эту тему – что всякий раз, когда мой брат Гарри играл в крикет или во что-либо подобное, он тратил больше энергии, чем обычно. И при всем при этом, – «не выходя из рамок», как любил он говорить.

– Умница! Он подающий надежды спортсмен?

– О, нет! Он солдат.

– Как ваш дядюшка?

– Да, и еще как мой отец.

– В самом деле? Расскажите мне о нем! Он был при Ватерлоо?

– Да, то есть… мой брат был, а отец… Отца убили в Гьюдад Родриго.

– Простите.

Тон его был совершенно серьезен и он не стал продолжать эту тему, спросив ее вместо этого спустя минуту или две про брата, находился ли он в оккупационных войсках. Она была признательна ему за то, что он пощадил ее чувства и с уважением отнесся к ее немногословности. В благодарность за это она стала отвечать на его вопросы с большей готовностью, чем следовало.

Вообще она редко касалась в разговорах своей семьи. Миссис Андерхилл из всех ее родственников интересовалась только генералом. Миссис Чартли порой просила ее рассказать что-нибудь о матери и братьях, но мисс Трент говорила едва ли не протокольно и в двух словах, так как чувствовала, что миссис Чартли на самом деле мало интересуют те люди, с которыми она лично не знакома.

Сэр Уолдо добился гораздо большего успеха, чем другие, в преодолении сдержанности мисс Трент, вызвав ее на откровенность. Всего через несколько дней таких верховых прогулок он уже знал о семье Анциллы не в пример больше, чем миссис Чартли, которая была вся в заботах о своей собственной семье и приходе мужа. Он знал, например, что Уилл – самый лучший из сыновей и братьев! – был священником в одном дербиширском приходе и стал уже отцом подающих надежды детей. Он женился на дочери одного из старых друзей отца, на милой и доброй девушке, которую все любили. Мама и Салли жили вместе с ним и Мэри в большом ладу. Салли была самым младшим членом семьи. По сути, она была еще ребенком, школьницей, но уже имела хорошее образование и воспитание. И уже сейчас было ясно, что она вырастет настоящей красавицей. Кристофер присоединялся к ним на праздники и каникулы, если только дядя не приглашал его пожить у себя в Лондоне. Он окружал племянника в столице массой разнообразных удовольствий, начиная от охоты на бекасов в Риджент Парке, катания на коньках по Серпентайну и заканчивая Амфитеатром Эстли и кулачными боями в Файвз Корт. Дядя Мордаунт взвалил на свои плечи всю заботу об образовании Кита в Хэрроу. Доброта и щедрость дядюшки Мордаунта не имели прецедентов. И хоть состояние его можно было назвать скорее благородным, чем значительным, он едва не ссорился со всеми из-за того, что они отказывались жить за его счет. Но Уилл и так уже был хорошо устроен. Гарри, наконец, получил роту. И тот и другой уже были в состоянии делать свои вклады в семейный бюджет. Мама самостоятельно учила Салли. И справлялась с этим вполне удачно, поскольку, во-первых, была дочерью профессора греческого языка, а во-вторых, вообще была ученой женщиной. Они любили называть ее так, когда хотели подшутить. Словом, семья твердо стояла на ногах, и все чувствовали себя обязанными дядюшке.

– А мисс Трент, насколько я понял, не захотела быть никому обязанной?

– Не больше, чем я в этом нуждалась. Но если вы хотите сказать, что мне не за что и без этого быть благодарной дядюшке и тетушке, то глубоко ошибаетесь! Моя тетушка была так добра ко мне, что даже взяла на себя заботу о том, чтобы вывозить меня в свет, не жалела трудов, чтобы на меня должным образом обращали внимание, – прибавила она со смешком. – У нее было твердое убеждение, что я все равно смогла бы найти себе достойную партию, несмотря на то, что у меня не было состояния, если бы… если бы не решила применить себя к делу. О, Господи! Мне не следует посмеиваться над ней, ведь она столько для меня сделала, но… но она была такая смешная!

Он смерил ее оценивающим взглядом и сказал:

– Бедняжка! В юности вас никогда не соблазняла мысль стать знаменитой?

– Нет, я всегда была хитрюгой, – весело ответила она.

– В самом деле? Скажите, вы жили у дядюшки только один сезон?

Она кивнула.

– Да, только не воображайте, что я не могла бы остаться дольше, если б захотела. Просто мне было его жаль. У него было трое своих дочерей, которых нужно было вывозить в свет. Если б я осталась, он бы не сказал ни слова, но с моей стороны это было бы уже слишком! А тут еще Бернард залез в такие долги!..

– И вы стали гувернанткой. Не без сопротивления семьи, полагаю?

– О, еще какое сопротивление! Уилл и Гарри подняли насчет этого столько шуму! И даже Мэри сказала, что с моей стороны это очень нехорошо, что я отказываюсь жить за их счет. Они все представляли, что я буду влачить жалкое существование на свое убогое жалованье. И смотрели на меня чуть ли не как на рабыню, выставленную на рынке. Их утешало только мое обещание вернуться в семью, если я пойму, что выбранная мной стезя невыносимо тяжела.

– И не вернулись? – спросил он, испытующе глядя на нее.

– Нет. Я бы, конечно, сделала это, но… мне невероятно везло! Мисс Климпинг, например, милая женщина, обращалась со мной так, будто я была не учительницей младших классов, а ее родной племянницей. Она-то и порекомендовала меня миссис Берфорд. Так я стала опекать Фанни.

– Господи, и такую жизнь вы называете невероятным везением?!

– Разумеется, называю! Дорогой сэр, если бы я сказала вам, какое огромное жалованье мне платят, вы бы окаменели!

– Я в этом мало что смыслю, но мне кажется, что если бы вы остались в свете, то жили бы гораздо богаче. А так – всего лишь гувернантка…

– Но я не обычная гувернантка! – с важным видом сказала она. – Только представьте! Кроме таких обычных дисциплин, как рисование акварелью и умение пользоваться глобусом, я учу своих подопечных музыке, игре на фортепиано и арфе. А потом я еще говорю и пишу по-французски и по-итальянски.

– Я не сомневаюсь, что вы честно отрабатываете каждое пенни своего жалованья.

Она звонко рассмеялась.

– Да ведь в том-то и беда, что не отрабатываю! Клянусь вам, что порой не знаю, куда деться от страшных угрызений совести. Ведь у Шарлотты нет ни способностей, ни желания, а Фанни хватает только на то, чтобы заучить несколько понравившихся строчек из итальянской песенки. Я смогла убедить ее в том, что умение хоть немного играть на фортепиано – это непременное условие для перспективной леди с социальными амбициями, но вот подойти к арфе я ее заставить не смогла! Она жалуется, что струны ломают ей ногти. Говорит, что лучше иметь красивые ногти, чем уметь играть на арфе.

– И все же я продолжаю считать, что вы отрабатываете свое, мэм.

Он как раз вспоминал об этом разговоре, когда она подошла к нему на террасе со словами:

– Действительно, самое ужасное существо на всем свете! К тому времени он уже знал наверняка, что она является для Теофании не столько гувернанткой, сколько охранником. И поскольку он чувствовал, что ее ум позволит ей без большого труда угадать цель его заигрываний с девушкой, со дня на день он жил в ожидании того, что она потребует от него в этом отчета. Ему казалось, что миссис Андерхилл относится к безумному увлечению Джулиана если не благосклонно, то с почтением. Она не просто не чинила никаких видимых препятствий их участившимся визитам, но каждый раз повторяла, что они могут себя чувствовать в Степлзе как у себя дома и вообще пусть заезжают без всяких церемоний.

– Представляю, как неудобно сейчас стало у вас в Брум Холле. Там ведь сейчас настоящая стройка! Штукатурка, наверно, отовсюду сыплется. Уж я-то знаю, что такое ремонт! – говорила она, жалея их с кузеном. – Так что гостите у нас, сэр Уолдо, когда вам того захочется! Для вас двери нашего дома всегда открыты настежь!

Проведя мисс Трент на террасу к старенькой лавочке, он сказал:

– Вы совершенно правы. Но как вы думаете, неужели от того, что я несколько раз дам отпор вашей очаровательной подопечной, ей будет какой-нибудь вред?

– О, нет, – спокойно ответила она. – Но пользы от этого, боюсь, тоже не будет. Впрочем, ваша цель ведь состоит не в этом, не так ли?

Она стала было садиться, но он остановил ее:

– Минуточку! Вам солнце будет бить в глаза. Дайте-ка я немного поверну лавку.

Она позволила ему сделать это, но сказала:

– Пытаетесь перевести разговор на другую тему, сэр?

– Вовсе нет! Просто хочу, чтобы мы с вами находились перед спаррингом в равном положении.

– Это что, какой-то боксерский жаргон? – спросила она, присаживаясь. – Надеюсь, вы не считаете меня дурочкой, неспособной догадаться об истинной цели всех ваших ухищрений?

Он сел рядом с ней.

– Нет, не считаю, – признал он. – Сказать честно, я разрывался между надеждой, что моя цель вам известна, и страхом за то, что все шишки повалятся на меня.

Если она и порозовела, то настолько слабо, что он этого не заметил. Проигнорировав первую часть его реплики, она ответила на вторую:

– О, я и не думала распекать вас!

– Вот так сюрприз! – заметил он.

– При определенных обстоятельствах я бы, конечно, не оставила дела так, – сказала она задумчиво. – Но я сама нахожусь в сложном положении. Дело в том, что миссис Андерхилл не хочет, чтобы Фанни вышла замуж за вашего кузена, так же сильно, как и вы.

– В таком случае очень странно наблюдать за тем, как она спокойно относится к их свиданиям, – скептически проговорил он.

– Спокойно относится, вы говорите? Боюсь, это вам только кажется. Потому что вы не знаете Теофанию так, как я, как мы ее знаем. Могу вас заверить, что если она почует хоть малейший намек на противодействие ее желаниям, то ни перед чем уже не остановится и пустится во все тяжкие, как это обычно бывает с ней в подобных ситуациях, – сказала она мягко. – Согласитесь, что затяжное ухаживание, осуществляемое под моим присмотром и в моем присутствии – или под присмотром тетушки – гораздо менее опасно, чем тайная любовная связь. Во-первых, в этом не так много романтики. Кроме того, тайные свидания могут быть нечастыми и короткими, что помешает Теофании быстро пресытиться лордом Линдетом. Понимаете?

Он не мог не подивиться ее расчетливости и оценил это, сказав, однако:

– Хорошо, согласен с этим, мэм. Я, пожалуй, могу допустить даже, что девушке удалось бы при случае уговорить Линдета иметь с ней тайную связь. Но когда вы говорите о том, что она может быстро пресытиться им, то, по-моему, сильно ошибаетесь. Рискну предположить, что лорд Линдет – это хороший приз, который она непременно хочет заполучить себе.

Она наморщила брови.

– Хороший приз? Что ж, вполне естественно услышать от вас такое мнение. Но она так не считает. Она хочет выйти замуж за маркиза.

– Хочет выйти за… За какого маркиза?

– За любого маркиза, – ответила Анцилла.

– Абсурд!

– Не знаю – не знаю. Когда вы вспомните о том, что помимо красоты она обладает еще и немалым состоянием, возможно, согласитесь с тем, что она вправе рассчитывать на блестящую партию! Она обладает определенными амбициями. Надеюсь, вы не станете это отрицать? Я уже говорила ей, что вступать в брак с простым бароном, да еще до выезда в свет… это по меньшей мере недальновидно.

Он с любопытством взглянул на нее.

– Вы ей это говорили?! О, да вы и впрямь необычная гувернантка, мэм!!

– Да. Вы даже не можете представить себе, в каком волнении я находилась, когда пыталась решить, что следует предпринять в подобной затруднительной ситуации, – серьезно проговорила она. – Думаю, что положила бы этим их отношениям конец, если бы могла. Если Берфордам может понравиться такой союз, то миссис Андерхилл он не понравится, это совершенно точно. К тому же Фанни еще очень молода, чтобы вообще выходить замуж.

– Почему миссис Андерхилл не понравился бы этот союз?

– Потому что она рассчитывает выдать Фанни за своего сына, разумеется.

– Боже правый!.. Я могу ошибаться, но, по-моему, юноша питает по отношению к потенциальной невесте только презрение. Да и вообще недолюбливает ее!

– Миссис Андерхилл надеется на то, что со временем они научатся любить друг друга.

– Боже, какая глупость! Но разве он не волочится за рыжеволосой красавицей?

– Волочится. И на мой взгляд, в один прекрасный день они могут стать очень хорошей парой, – согласилась она. – Когда Фанни покинет Степлз, а это случится на следующий год, когда ее тетушка Берфорд обещает вывезти ее в свет, миссис Андерхилл, я думаю, успокоится довольно быстро. А господин Андерхилл и мисс Коулбатч действительно очень подходят друг к другу, и их брак был бы весьма желателен, по-моему. В настоящее же время я вижу свой основной долг в том, чтобы сделать все возможное, чтобы Фанни оставалась полностью свободной! – Она мягко улыбнулась ему и добавила: – Так что я очень вам признательна, сэр Уолдо, за вашу помощь.

– Господи, неужели дерзкой девчонке действительно взбрело в голову выйти замуж за маркиза? На мой взгляд, это было бы уже слишком!

– О нет, не скажите! Мы не можем предсказывать, как развернутся события. Фанни пока всего лишь развившийся не по годам ребенок. Да, согласна, она тешит себя мечтами о величии, но конкретных планов не строит! Она увлечена лордом Линдетом ровно настолько, чтобы вообразить, что это любовь. Скажете, что это не так? Я бы на вашем месте этого не делала. Между прочим, он очень симпатичный. К тому же у него прекрасные манеры! Сказать вам честно, я сама почти влюблена в него!

– Ну, уж это я положительно запрещаю! – объявил сэр Уолдо.

Она рассмеялась.

– Еще бы! Я вас понимаю! Ведь я на несколько лет его старше! Но если серьезно, сэр, брака между ним и Фанни не выйдет ни при каких обстоятельствах.

– Мне это известно так же, как и вам.

– Даже если бы она была ему ровней по происхождению! – убежденно проговорила Анцилла. – Конечно, с моей стороны очень нехорошо так говорить о ней, но я бы не уважала себя, если бы не предупредила вас: будьте настороже!

– Вы полагаете, что это необходимо?

– Не знаю. Я просто видела, как легко она может обвести человека вокруг пальца. И какой милой она может быть, когда выходит на охоту. Но вместе с тем, в ней нет и малой доли той мягкости и нежности, какая есть в характере вашего кузена. Из брака между ними не может получиться ничего, кроме беды.

– Позвольте мне заверить вас, мэм, – поскольку уж вы боитесь, что я поддамся ее чарам, – что мне по душе женщины совершенно иного склада.

– Рада это слышать, – ответила она, думая о том, что сэр Уолдо, возможно, и не подозревает, в каком опасном положении может оказаться.

– Это самые хорошие слова, какие мне приходилось от вас когда-либо слышать, – проговорил он.

Она недоуменно воззрилась на него. Их взгляды встретились, и она увидела, что в его глазах опять сверкают смешинки. У нее внезапно родилось подозрение, что он подталкивает ее к флирту. Подозрение сменилось страшным осознанием того, что она сама хочет этого.

Но этого никогда не будет, твердо решила она и сказала спокойно:

– Мне будет жаль всякого, кто будет иметь неосторожность угодить в сети Теофании. Кстати, это навело меня на мысль, которую я должна высказать вам, сэр! Скажите мне, сэр Уолдо, какого вы мнения о предстоящем походе в Кнарсборо?

– Слишком далеко и погода не благоприятствует: душно, – ответил он тут же, молчаливо соглашаясь со сменой темы. Ему показалось, что она незаметно вздохнула. Он сказал: – А вам хочется пойти?

– Признаюсь – очень хочется. Ваш кузен так описал нам всем Просачивающийся Ручей, что все тут же загорелись желанием увидеть его своими глазами. Фанни тоже. Потом лорд Линдет увлеченно рассказал нам также о диких, изрезанных скалах и пещере, которая когда-то была берлогой бандитов! Как только Фанни услышала про это, она тут же заявила, что туда непременно надо поехать.

Он улыбнулся.

– «Тайны Удольфо»?

– Вот именно! И должна заметить, что выглядит все очень романтично. Странно, не правда ли, что именно лорд Линдет, чужак здесь, рассказал нам об том?

– О, совсем нет! Люди привыкли не обращать внимания на то, что их окружает. «Чем ближе к тебе предмет, тем больше ты его презираешь», не так ли?

– Совершенно точно. Хоть бы это было не так далеко! Кажется, нам придется проехать не меньше шестнадцать миль?

– То есть тридцать две.

– Ничего подобного! Правильнее сказать: две поездки по шестнадцать миль каждая с длительным перерывом между ними. Надо будет подкрепиться и как следует отдохнуть, не так ли? А это уже совсем другое дело.

– И опять ошибаетесь, мисс Трент! Подкрепиться – согласен. Но вместо отдыха вы будете карабкаться по изрезанным скалам и утесам, а также исследовать пещеры. Если вам так уж необходимо отправляться туда, почему бы не сделать это в экипаже?

– Потому что ничто не заставит Фанни сесть в экипаж рядом со мной и пропустить все прелести дороги. Зачем? Когда она может скакать в седле, наслаждаясь широтой пространства и легким галопом? Если честно, то мне и самой не нравится идея с экипажем! Но не выдохнемся ли мы, сидя в седлах? Предел собственных сил мне известен, что же касается Фанни, то она просто неутомима. Такой выносливой девушки поискать! Думаю, доедем. К тому же в седле будет не так чувствоваться духота. Так что я умолкаю.

– В самом деле. Если ваша маленькая распутница не хочет трястись в экипаже, почему вы должны это делать, правда?

Она едва не задохнулась от негодования и строго сказала:

– Сэр Уолдо, вы забываетесь! Распутница! Да вам стоит только шепнуть своему кузену на ухо словечко, чтобы прекратить эту их связь!

– Дорогая мисс Трент, я беру свои слова обратно и желаю вам приятной поездки. Более того, я согласен поехать с вами.

Им обоим нравилось сидеть на террасе рядом друг с другом и говорить так. Мисс Трент не занималась самообманом и не отрицала этого. Но ее беспокоила все растущая привязанность к Совершенному. Она понимала, что это попахивает немалым риском. Здравый смысл подсказывал ей, что этой легкой связью с ней он просто пытается развеять скуку. Возможно, он думает, – ибо она была убеждена в том, что он не станет бездумно играть с женской привязанностью к нему, – что она уже выросла из того возраста, когда сердце зажигается даже от такого несерьезного флирта, который он осуществлял в отношении ее. И хотя в его глазах часто поблескивали смешинки, в них была также и определенная теплота, а в голосе – нотки искренности, которой трудно сопротивляться. Она вспомнила, как однажды, в минуту раздражения, ее тетушка сказала ей, что у нее слишком большие претензии и запросы. Внутренне усмехнувшись, она подумала о том, что ее бедная тетушка была бы в равной степени изумлена и напугана, если бы узнала о том, что ее племянница, отвергнув в свое время двух вполне подходящих кавалеров, решила остановиться теперь ни больше ни меньше, как на самом Совершенном.

Позволить себе проникнуться к нему нежностью – шаг фатальный. Лучше всего было бы вообще избегать его общества. Но поскольку это при данных обстоятельствах было невозможным, она решила держаться с ним с дружелюбной прохладцей. Поэтому она сказала со всем хладнокровием, на которое была способна:

– Да, с вашей стороны это было бы очень любезно и, главное, разумно. Ваше присутствие будет отвлекать Фанни от лорда Линдета гораздо эффективнее, чем мое.

– О, я отправляюсь в поход совсем по другой причине, – сказал он.

Она сдвинула брови и холодно поинтересовалась:

– В самом деле?

Обезоруживающе сверкнув глазами, он пояснил:

– Четыре – более благоприятное число, чем три, вам не кажется?

Она согласилась с этим, но не смогла сдержать дрожи губ. Сэр Уолдо заметил это проявление ее чувств и правильно его разгадал. Он тут же стал распространяться о преимуществах наличия в поездке второго джентльмена. Некоторые его аргументы были таковы, что мисс Трент никак не могла оставаться холодно-бесстрастной, несмотря на все свои усилия. Эта атака на ее крепость была неожиданно прервана появлением на сцене Теофании. Пританцовывая, она вошла на террасу. По одну ее руку был Джулиан, по другую – Кортни. Она объявила, что количество участников похода увеличилось еще на два человека.

– Мы уговорились между собой отправиться в Кнарсборо в пятницу! – сообщила она, вся светясь от восторга. – Это будет настоящая светская кавалькада! Благородный поезд! Будет так здорово! С нами должны поехать Лиззи Коулбатч и Кортни тоже. И вы, сэр Уолдо, не возражаете?

Это было сказано так мило, с такой трогательной улыбкой, что сэр Уолдо еще раз отметил про себя: нет ничего удивительного в том, что Джулиан смотрит на нее со слепым восхищением.

Он ответил:

– Разумеется, не возражаю. Поеду с удовольствием!

– Мисс Коулбатч?! – воскликнула застигнутая врасплох Анцилла. – Фанни, не думаю, что леди Коулбатч позволит ей отправиться с нами.

– Еще как позволит! – со смехом объявила Фанни. – Линдет и Кортни уже уговорили ее, сказав, что с нами поедешь ты, милая дуэнья!

– Да, но я не это хотела сказать, – возразила Анцилла. – Мисс Коулбатч ненавидит жаркую погоду, и я подумала, что ее мать могла удержать ее от этой поездки. Вы хоть объяснили мисс Коулбатч, на что она дает согласие?

Ей прояснили и этот вопрос, но ей все равно это не очень понравилось, несмотря даже на положительную санкцию самой леди Коулбатч, которая делала возражения мисс Трент совершенно излишними. Леди Коулбатч была праздной, добродушной женщиной, которая легко позволяла своим детям пренебрегать ее материнским словом. Но Анцилла-то хорошо знала, как быстро вянет Элизабет на жаре. Представив, что может из всего этого получиться в походе, она даже пожалела о том, что он вообще состоится. Кортни заверял ее, что все будет в порядке, так как они пустятся в путь очень рано и до полудня уже достигнут места назначения. А Теофания со смехом сказала, что Лиззи не любит жару только потому, что у нее от высокой температуры краснеет кожа.

Затем трое молодых участников похода принялись обсуждать маршрут, который следовало избрать, время сбора, а также сравнительные достоинства различных постоялых дворов в Кнарсборо. Джулиан приглашал друзей воспользоваться гостеприимством «Короны» или «Колокола», а Кортни говорил, что не может быть ничего лучше «Гнедой Лошади».

– Ну, как хотите, – сдался наконец Джулиан. – Вы лучше меня знаете эти вещи. Может, позовем с собой мисс Чартли? Как вы думаете, она заинтересуется?

– Пейшенс? О, Господи, нет! – воскликнула Фанни. – С чего это вдруг у вас появилась такая идея?

– Вам кажется, что она не проявит к этому интереса? Но ведь она отлично держится в седле и, кроме того, любит исследовать всякие древние места, как она мне рассказывала.

– Рассказывала? Когда? – спросила сурово Теофания.

– В Киркстолле. Когда мы гуляли среди развалин. Она знает почти так же много, как и ее отец. Давайте позовем ее с собой!

Мисс Трент непроизвольно сжала кулачки, да с такой силой, что ногти врезались в кожу. Это было иррационально, но ни в какой мере не сочувствуя ревности Теофании, она боялась надвигающейся бури. Поскольку Кортни был, наверно, единственным молодым человеком, достигшим возраста жениха, привязанности которого Теофания не желала и не добивалась, она с легким сердцем согласилась на участие в походе мисс Коулбатч, но она не могла допустить, чтобы ее собственный кавалер уделял хоть крупицу своего внимания другой девушке. Это пробуждало буйного демона ревности в ее груди.

Глядя в упор на Джулиана с ледяной усмешкой, которая хорошо была известна ее близким, она спросила:

– Зачем? Она вам так нравится?

На его лице отразилось легкое удивление.

– Да, конечно… Разумеется, она мне нравится! Она всем нравится. Очень милая девушка…

– Что ж, если вам нравятся серые мышки… – пожав плечами, раздраженно проговорила Теофания.

– Серые мышки? – переспросил Джулиан, не сразу поняв. – Нет, мне кажется, она совсем не такая. Да, она очень мягкая и легко поддается убеждению, но отнюдь не скучная! И ума ей не занимать!

– О, она просто кладезь различных достоинств! Все самые лучшие человеческие качества, которые только можно придумать, сосредоточены в ней! Лично я считаю ее абсолютно неинтересной девушкой, общение с которой навевает смертельную тоску, но это мое мнение, оно, конечно, не имеет никакого веса! Конечно, конечно! Обязательно пригласите ее. Рискну предположить, что она расскажет вам всю историю Просачивающегося Родника с самого дня его рождения!

Даже Джулиан разглядел в этих словах что-то нехорошее. Даже ему удалось понять, что эта улыбка не больше чем маска. Мисс Трент заметила отражение внутреннего потрясения на его лице и решила, что просто не имеет права допустить, чтобы ее подопечная раскрылась еще больше. Она сказала спокойно:

– Боюсь, вам нет смысла приглашать мисс Чартли, сэр. Я совершенно точно знаю, что ее матушка не разрешит ей отправиться с нами в столь длинный и утомительный поход. Честно говоря, я уже начинаю думать, что, может быть, и нам отказаться от него?..

Это был точно рассчитанный ход. Мнимое отступничество мисс Трент тут же попало в центр всеобщего внимания и встретило резкий отпор. Мисс Чартли была немедленно забыта, ибо все бросились укорять мисс Трент в малодушии и потребовали от нее взять свои слова обратно. Тем самым инцидент был приглушен. А когда Джулиан уже собирался со своим кузеном покинуть Степлз, Теофания нашла его и объяснила в спокойной обстановке причины своей неадекватной реакции на его предложение относительно дочери священника. Оно вполне удовлетворило молодого лорда и даже больше того: она с таким смирением и раскаянием признала свою ошибку, что ему безумно захотелось заключить ее в свои объятия и расцеловать!.. Он до конца осознал, какую провоцирующую роль сыграло бы присутствие среди них Пейшенс Чартли. И даже не столько это, сколько постоянное обращение к ней как к некоему идеальному образцу. Раскаяние Фанни было столь полным и смиренным, что к моменту отъезда из Степлза он уже заверил ее в том, что никто не собирается упрекать ее за несдержанность и, более того, ему совершенно все равно, отправится мисс Чартли с ними в Кнарсборо или нет.

По дороге домой он смотрел на своего старшего кузена и подозревал, что в мозгу у него вертятся какие-то нехорошие мысли относительно происшедшего инцидента. Основываясь только на этом подозрении, Джулиан всячески старался развеять эти мысли. И ведь сэр Уолдо ни словом не заикнулся на эту тему. Но он этим и был подозрителен Джулиану, который считал, что его кузен намеренно избегает этой темы.

Немного запинаясь от волнения, Джулиан проговорил:

– Наверно, тебе показалось несколько странным, что мисс Вилд… не выразила желания, чтобы мисс Чартли присоединилась к нам в пятницу?

– После того, как я послушал тебя, мне ничего не казалось странным. Наоборот, реакция мисс Вилд была до конца логична. Ты бы послушал себя со стороны, что ты ей рассказывал о мисс Чартли. Ей! Удивительно все-таки, как мало в тебе элементарного жизненного опыта.

Вспыхнув, Джулиан натянутым голосом проговорил:

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду! Если ты думаешь, что раздражение мисс Вилд объясняется тем, что… что я выразил желание пригласить мисс Чартли… то ты ошибаешься! Все было совсем не так!

– Совсем не так, говоришь? – переспросил сэр Уолдо нарочито серьезным тоном, чтобы скрыть под ним насмешку. – Позволь дать тебе один совет, мой юный друг: никогда не нахваливай одну женщину перед другой!

– Ты ошибаешься! – упрямо повторил Джулиан.

– Ну, разумеется! Это мне не хватает опыта! – улыбаясь, проговорил сэр Уолдо. – Только не трать больше аргументов, чтобы убедить меня в этом. Я уже убежден! Это не ты зеленый юнец, а на самом деле я! Убедил!