Вернуться навсегда

Глава 2

Мэтт, насвистывая, вел машину по проселочной дороге в направлении дома Сэма Бурка. Естественным кондиционером в машине служили опущенные стекла по обеим сторонам. Ветер лохматил его длинные волосы, приносил запах дикой мяты и травы, умытой летним дождем. Снова вышло солнце, высушило влагу, и воздух стал горячим и липким. Уроки только что закончились, и он ехал на работу. Сегодня у него было на редкость хорошее настроение. Отец все еще приставал к нему, требуя, чтобы он учился на ветеринара, но он все реже появлялся дома. Мэтт давно привык к презрительному отношению отца, невзлюбившего его еще больше после отъезда Дилана, будто винил в бегстве старшего брата.

Сейчас он мог на время забыть о домашних делах и подумать о Сьерре. В последнее время она занимала все его мысли. Через несколько часов они снова увидятся с ней у ручья. Мэтт никогда не встречал такой странной женщины. Как-то в дождь он помог ей завести машину, у которой сел аккумулятор. Сьерра отнеслась к нему по-дружески, хотя Мэтт и старался держаться от нее подальше.

— Я тебя по колледжу помню, — сказала она, наклонившись к нему, когда он сунулся под капот, чтобы соединить провода. — Ты, верно, меня не замечал. Я была на первом курсе.

Мэтту хотелось, чтобы она отодвинулась, хотя ее близость скорее отвлекала, чем мешала физически. От нее исходил такой чистый запах, как от сада после дождя.

— Я помню, что видел тебя в зале, — осторожно признался он. Такую красотку нельзя было не заметить. Но ее всегда окружали богатые первокурсники, так что он никогда не думал, что к ней можно приблизиться. — А раньше почему тебя не было видно?

— Отец отсылал меня в интернат. Он не хотел, чтобы я вообще ходила в общественную школу.

Он прищурился.

— А ты хотела?

— Мне хотелось здесь с кем-нибудь подружиться. Я прожила в Уинтере всю свою жизнь и почти никого не знаю. Отец желает как лучше, но иногда я чувствую себя фарфоровой куклой в стеклянной витрине.

— Может, тебе повезло? — заметил он, хотя ему трудно было поверить, что можно жить в особняке и чувствовать себя несчастной.

— Теперь, когда я хожу в колледж, все по-другому. Мне уже не кажется, что за мной постоянно следят.

— У тебя каникулы?

— Да. А зачем книги в машине?

— Я летом хожу на занятия. Хочу стать ветеринаром. — Он не собирался этого говорить. Слишком уж амбициозная мечта для студента двухгодичного колледжа.

— У тебя хорошие руки. И ты умеешь ими работать.

— Возможно.

— Ты всегда добиваешься поставленной цели? — спросила она.

— Иногда. Нужно самому о себе заботиться.

— Что ты обычно делаешь после колледжа?

Он пожал плечами:

— Работаю.

— А после работы?

— Иногда иду в библиотеку. Или на рыбалку. Когда мой старик надолго отваливает, помогаю по дому.

— А сегодня?

— Скорее всего порыбачу на озере.

— Ничего, если я пойду с тобой?

Он повернулся и внимательно посмотрел на нее. Мэтт любил быть один, потому что сколько себя помнил, за ним вечно таскались либо братишка, либо сестренка. Сьерра, хорошенькая и веселая, заставляла его кровь бурлить, но он не собирался с ней связываться. Богатые девушки вообще не для него. А Сьерра из тех, кто начнет задавать вопросы, интересоваться его семьей, которая, как он давно к своему стыду понял, сильно отличалась от других.

— Зачем тебе это? — наконец спросил он.

— Меня никто не учил ловить рыбу, и ты мне нравишься.

Мэтт не знал, что и сказать.

— Не бойся, — добавила она. — Я не стану болтать и распугивать рыбу.

— Тебе придется трогать червяков, — предупредил он.

— Если я сказала, что мой отец относится ко мне как к фарфоровой кукле, это не значит, что я такая. Меня противными червяками не напугаешь.

Но он все равно заметил на ее лице отвращение.

— Тогда как хочешь. Приезжай по старой дороге к озеру в половине девятого. Но сначала надо проверить аккумуляторы.

— Спасибо. Обязательно.

Мэтт не верил, что она объявится. Но, к его удивлению, когда он приехал, Сьерра уже ждала на пляже. Когда он попытался надеть ей червя на крючок, она сказала, что он нарушает их договор и что все будет делать сама. Он едва удержался от смеха, наблюдая, как Сьерра с явным отвращением держит червяка в вытянутой руке. Но ему нравилась ее решительность. Или она хочет произвести на него впечатление?

Червяк стал энергично извиваться, Сьерра взвизгнула и швырнула его в озеро. Мэтт не мог больше сдерживаться и расхохотался. Он подумал, она рассердится, но Сьерра лишь слегка нахмурилась, а потом тоже рассмеялась. Они никак не могли успокоиться, и Сьерра зарылась лицом в его рубашку, не подозревая, как подействует на него этот невинный поступок.

Мэтт показал ей, как закидывать удочку. Он стоял за спиной Сьерры, обнимая стройное тело, и двигал ее руками. Внезапно его охватило желание прижать ее к себе и поцеловать. Он послушно отстранился.

С тех пор они встречались почти каждый вечер у ручья, так было ближе и удобнее. Они уже не делали вид, что собираются ловить рыбу, а подолгу разговаривали и следили за появлением первых звезд.

Однажды Сьерра заметила падающую звезду и загадала желание.

— Что ты загадала? — спросил он.

Сьерра лежала на одеяле, расстеленном на покатом берегу, закинув руки за голову. Волосы рассыпаны веером. Она выглядела спокойной и счастливой, глаза сияли. Мэтт сидел напротив. Он смотрел на ее стройное тело и томился желанием прикоснуться к ней.

— Чтобы лето никогда не кончалось, — сказала она. — Мне нравится лентяйничать.

— Я думал, тебя тянет в колледж.

— Мне нравится, что я там сама по себе. Интересно изучать искусство, но длинные скучные лекции меня утомляют. И они не учат меня ничему такому, что может пригодиться в жизни.

— Ты избалована, — заметил он.

Ее глаза гневно вспыхнули.

— Вовсе нет. Я просто знаю, что для меня важно.

— Остынь, Сьерра. Ценишь только то, что дается с трудом.

Она приподнялась и посмотрела ему в глаза так пристально, что у Мэтта перехватило дыхание. К его удивлению, Сьерра наклонилась вперед и спрятала лицо в его коленях.

— Обними меня, Мэтт, — пробормотала она.

Он опустил руку на ее плечо. Она прижалась теснее. Он гладил ее волосы, пропуская между пальцами шелковые пряди. Потом провел большим пальцем по щеке.

— Ты прав, — вздохнула она, — хорошее легко не дается.

— Это неважно. Загадывать на звезды — предрассудок. Что бы ты делала, если не надо было бы ходить в колледж?

— Поехала бы в Мексику и нашла бы место, где родилась моя мама. Ты знаешь, я ведь наполовину мексиканка.

Он улыбнулся:

— Достаточно взглянуть на тебя.

— И хорошо, потому что я этим горжусь. Но мама умерла, когда я была совсем маленькой. Я росла с отцом и ничего не знаю о ее семье. Наверное, у меня куча теток, дядей, двоюродных сестер и братьев к югу от границы.

— Так почему ты сейчас не там, amada?

Она подняла голову:

— Ты говоришь по-испански?

— Слыхал несколько слово от работников Сэма. Матерщина в основном.

— Но «amada» не мат. Это слово ты тоже услышал от них?

— А ты знаешь испанский?

— Конечно, учила в школе. Иначе как я буду общаться с моими вновь обретенными родственниками?

— Но ты так туда и не поехала.

— Отец говорит, слишком опасно забираться в глубь Мексики. Думаю, ему просто не хочется будить воспоминания о маме. Он редко о ней говорит. Мама умерла молодой. Кажется, он до сих пор не оправился. Я — вся его семья. Не хочется противоречить ему в таком деликатном деле. — Ее голос задрожал. — Дело в том, что она похоронена в Мексике. Я бы хотела положить цветы на ее могилу.

— Значит, ты матери не знала?

— Я ее не помню. Видела фотографии. Она была очень красивой.

— Тогда ты пошла в нее.

— Спасибо. Отец говорит, что иногда я и веду себя как она. Приходится верить ему на слово. Я люблю отца, но он часто мрачен и суров.

— Ну, раз нельзя поехать в Мексику, придется ходить в колледж.

— Мне хотелось бы иметь собственный дом, полный ребятишек. Они бегали бы по комнатам и шалили. Я хочу иметь шумный дом. В доме отца все разговаривают тихо, с придыханием, как в церкви.

— Сколько ты хочешь детей?

— Двух или трех собственных. А потом можно брать сирот, пока дом не станет полным.

— Вряд ли ты захотела бы этого, если б жила в тесном доме, не имела собственной комнаты и ночью прислушивалась к ругани родителей. — Он смутился, что рассказал так много о своей семье, не желая, чтобы она ему сочувствовала.

— Но иногда должно было быть и хорошо, — возразила Сьерра.

Он покачал головой.

— Вот сейчас мне хорошо. Я научился смиряться.

Она рассказала про напыщенное поведение своего отца, преувеличивая и приукрашивая. Мэтт рассмеялся. Тогда он почти верил, что когда-нибудь сможет посмеяться над своим собственным отцом. Почти. Когда он был со Сьеррой, все остальное теряло значение.

Особенно когда они целовались. Сьерра казалась такой маленькой и теплой в его объятиях, сердечко ее билось под его ладонью как пойманная птичка. Ее вкус напоминал ему шоколад, которым маму угощали посетители на Рождество. Но каждый раз Мэтту все труднее было прощаться. Начав целоваться, они уже не могли остановиться.

Часы, проведенные с ней, тянулись бесконечно, как небо Техаса. Но сегодня, когда подъехал к дому Сэма и кривоногий седой человек выбежал ему навстречу, Мэтт сразу понял: что-то не так.

— Привет, — заикаясь, вымолвил Сэм. Он был много ниже Мэтта, но все его тело состояло из сплошных мускулов.

— Что случилось? — спросил Мэтт.

Сэм отвел глаза:

— Да дело в Звездочке. Я знаю, тебе нравится эта кобылка, но в нее сегодня ударила молния. Такое уж несчастье.

— Где она?

— Мгновенно погибла. Не страдала.

— Вот как. — Мэтт уронил яблоко, которое держал в руке. Оно ей теперь не понадобится.

Сэм засунул большие пальцы в карманы джинсов.

— Я видел, как ты разговариваешь с лошадьми. Не знаю, кто еще так здорово ладит с животными. Но они всего лишь лошади, Мэтт, не стоит к ним слишком привязываться.

Мэтт кивнул.

Сэм положил руку на его плечо:

— Иди сегодня домой. Я сам вычищу конюшни.

Мэтт поглядел через плечо на пастбище.

— Не надо тебе туда, сынок, — предупредил Сэм. — Ты ей уже ничем не поможешь. Придется рыть бульдозером яму, чтобы ее закопать.

— Хочу видеть!

Сэм кивнул и отступил в сторону, пропуская его.

На пастбище Мэтт встал на колени около безжизненного животного и пожалел, что не послушался совета Сэма. Он прощально погладил ее гриву и прижал пальцы к белому пятнышку на лбу. Куда исчезли ее изящество и красота? Остался лишь остов.

— Прощай, девочка, — прошептал он, в последний раз похлопав лошадь по шее.

Он быстро уехал, стесняясь своей печали и слез. Мэтт привык к молчаливому обществу Звездочки. Они хорошо понимали друг друга. Она всегда знала, куда повернуть, еще до того, как он натягивал поводья. По каким-то необъяснимым причинам Звездочка стала его любимицей. Он верил, что у животных есть душа и чувства.

Мэтт подъехал к дому и сразу заметил грузовик отца. Не останавливаясь, он развернулся и уехал прочь.

Он направился прямиком к ручью и там оставил машину на обочине, откуда ее никто не мог видеть. Они со Сьеррой никогда не обсуждали, почему не могут встречаться в городе. Оба знали.

Мэтт вспомнил, пока шел через лес, что Сьерре, единственному близкому ему существу, придется возвращаться в колледж в конце лета. Он и ее потеряет. Ему ничего не дается надолго, тем более навсегда, так что нечего на это надеяться. Мэтт ушел бы, не дождавшись, только вот идти ему было некуда.

Он расстелил потрепанное шерстяное одеяло на мокрой траве, растянулся на нем, прислушиваясь к журчанию воды, к пению птиц и наблюдая за тем, как просачивается сквозь листву солнце. Он не помнил, сколько так пролежал, и заснул беспокойным сном.

Когда проснулся, солнце почти село. Над ним стояла Сьерра.

— Ты давно здесь? — спросил он приподнимаясь.

— Несколько минут. Мне нравится наблюдать, как ты спишь. Такой спокойный вид. Когда бодрствуешь, ты никогда не выглядишь счастливым.

Она уселась по-индейски рядом, Мэтт рассказал, что случилось на ранчо Сэма, и объяснил, почему не может поехать домой.

— Ты так ненавидишь отца? — спросила она.

Волосы Сьерры были заплетены в длинную косичку. Она перебросила конец косы через плечо и принялась расплетать ее.

— Да нет. Брат Дилан был его любимчиком. Отец винит меня в том, что Дилан уехал. Что-то во мне всегда его заводит. С другими детьми отец ведет себя нормально, с большим терпением. Мама говорит, я должен его понять, но, думаю, это вряд ли удастся. Иногда мне и не хочется. Вообще я считаю, ему плевать, что я делаю, если это не причиняет ему неудобств. Он ненавидит собственную жизнь и винит за это всех и вся.

Сьерра вздохнула:

— А где твой брат?

— Мы о нем ничего не слышали.

— Так отец, вероятно, волнуется.

— Нет. Он заявил, что никогда не позволит Дилану вернуться. Брат может о себе позаботиться. По правде, я завидую его самостоятельности.

— Но нельзя убежать от самого себя. Да и трудно представить, что этого можно желать. Отец хочет знать обо мне все. Он слишком беспокоится, наверное, потому, что я — единственный ребенок. Когда он женился на маме, ему было за сорок. Вряд ли у него будут еще дети. Иногда слишком большую любовь так же трудно переносить, как и безразличие.

Он встретился с ней взглядом.

— Не думаю, что может быть слишком большая любовь. Тут трудно мерить, — возразил он, а сам снова вспомнил о Звездочке.

Сьерра подняла голову. Аромат ее тела сливался с запахом мокрых листьев и мха.

— Значит, ты не боишься быть любимым?

— Может, любовь сродни гаданию по звездам, что-то такое, что люди придумали, чтобы легче жилось.

Она вскинула темные брови:

— Ты не веришь, что есть какая-то магия, связывающая двух людей? Что, если суждено, они будут вместе, несмотря ни на что?

Он улыбнулся ей:

— Наивная. Что ты творишь с волосами? Меня это сильно отвлекает. Ты же говорила, что носить их распущенными слишком жарко.

Она тряхнула головой, и темные пряди рассыпались по плечам.

— Но тебе так больше нравится?

— Да.

— Ты хороший человек и заслуживаешь быть счастливым, Мэтт. Я знаю, тебе трудно принять что-то от кого-либо.

— Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня ты терпела неудобства, — поправил он.

В ее глазах плясали чертики. Протянув руку, она пробежала пальцами по мускулам его груди. Все тело Мэтта горело. Он постарался подавить возникающую страсть, но было поздно, — Сьерра легла рядом с ним.

Мэтт застонал.

— Может, тебе лучше отодвинуться? — заметил он.

Но Сьерра прижалась теснее, все еще гладя ему грудь. Он вздрогнул, почувствовав ее теплое тело и сообразив, что она не надела лифчик под тонкую хлопчатобумажную блузку.

— Сьерра? — спросил он, внимательно глядя на нее.

— Да, я пытаюсь тебя соблазнить.

— О Господи! Ты не представляешь, как я хочу тебя. Но думаю, мы не должны.

— Я кажусь тебе недостаточно привлекательной?

— Неправда.

— Я тебе не нравлюсь?

— Сьерра, ты значишь для меня больше, чем кто-либо в жизни. Но мы каждый вечер, возвращаясь домой, попадаем на разные планеты. Нет смысла все усложнять.

— Ха! Я-то думала, ты не из тех мужчин, которые сажают женщину под стеклянный колпак, и если что-то чувствуешь — действуешь. Так положено в природе. Разве тебе не важно мое желание? А я хочу видеть тебя бодрым и счастливым.

— Твой отец не одобрит.

— Одобрил бы, знай тебя. Я женщина, не марионетка, и знаю, чего хочу. Например, чтобы между нами было нечто такое прекрасное, чего никому не отнять. Я хочу дать тебе то, что будет твоим до скончания века.

— Господи, солнышко, ты терзаешь меня. Ничто не бывает вечным.

— Разве мы оба уже несколько недель не знали, что этому суждено случиться? Позволь мне доказать, как я в тебя верю.

Его захлестнула нежность, захотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать. Он наклонился над ней и поцеловал в губы. Джинсы, казалось, вот-вот треснут. Мэтт раньше иногда спал с женщинами, которые охотно шли на это, и всегда носил в кармане квадратный пакетик, без которого, по совету Дилана, никогда не выходил из дому. Но он никак не мог перестать думать о том, что Сьерра — женщина, живущая в доме с забором, через который пропущено электричество, и что она не для него.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Я знаю.

— Сьерра, я хочу тебя. — Прекрасно.

— Ты уверена?

— Я чувствую это сердцем. Вот здесь. — Поймав его руку, она приложила ее к груди. Ему показалось, что он держит в руке бесценную фарфоровую статуэтку.

— Не здесь, — запротестовал он хрипло. — Не как ребятишки в лесу! Позволь найти более удобное место.

— Нет. Ты к тому времени передумаешь. Здесь наше место.

Впрочем, Мэтта уже нельзя было остановить. Он опустился на нее, рука скользнула под подол широкой юбки. И медленными вращательными движениями он стал гладить ее подрагивающий живот, поднимаясь все выше и выше.

Мэтт внимательно следил за лицом Сьерры, за тем, как изгибаются от удовольствия губы, как дрожат ресницы вокруг ее темных глаз. От ее кожи исходил душистый жар.

Потом он нашел рукой ее тугую, округлую грудь, слегка сжал, наблюдая, как закрылись глаза и приоткрылись слегка губы. Она выгнула спину, волосы рассыпались вокруг головы. Его пальцы коснулись соска, ставшего сразу же твердым.

Мэтт снова поцеловал ее, проведя языком по нижней губе и наслаждаясь пьянящим вкусом. Он чувствовал влагу ее кожи, слышал запах ее желания, неловко пытаясь расстегнуть пуговицы блузки.

Она помогала ему, касаясь нежными пальцами его загрубевших ладоней. Мэтт не мог насытиться ощущением ее бархатной кожи. Ему хотелось видеть Сьерру всю.

Расстегнув пуговицы, так и не сняв блузки, она уронила руки. Мэтт распахнул кофточку и с удовольствием уставился на два розовых холмика, увенчанных рубинами.

Сьерра машинально прикрыла грудь руками.

— Нет, — возразил он, удивленный ее внезапной застенчивостью. — Ты так прекрасна! Дай на тебя наглядеться.

Она поколебалась, прежде чем убрать руки, но тут неожиданно засомневался Мэтт. Она ведь была в колледже, ездила в Европу. Он считал само собой разумеющимся, что такая привлекательная женщина…

Мэтт отстранился, сел и укоризненно посмотрел на нее.

— С тобой ведь уже случалось такое, дорогая? — спросил он.

— Не злись. Разве я сделала что-то не так?

— Да нет. Но ты должна была сказать. — Ему хотелось принять ее дар, но он не был готов взять так много, больше, чем кто-либо давал ему.

— Мне с трудом удалось уговорить тебя заняться со мной любовью и без дополнительных проблем. Не хотелось, чтобы тебе меньше понравилось.

— Не в этом дело. Ты ведь не случайно так долго ждала.

— Я ждала мужчину, с которым чувствовала бы себя в безопасности. И нашла его.

Мэтт ласково коснулся ее щеки:

— В первый раз все не так замечательно.

— Я слышала.

— Сьерра, ты видишь во мне не то, что есть на самом деле. Я ничего не могу тебе обещать.

— Поверь, я просто хочу быть с тобой. Сердце говорит, что я поступаю правильно. Прислушайся к своему сердцу…

— У меня одна просьба.

— Завязать глаза?

— Ни в коем случае!

— Тогда что?

— Как бы ни было сегодня, второй раз обязательно будет.

— Я на это рассчитываю. — Она провела рукой по его ширинке, заставив застонать.

Мэтт прижал ее к себе и осыпал поцелуями до тех пор, пока не показалось, что сердце вот-вот взорвется, потом зарылся лицом между ее грудями, целуя и слегка покусывая их. Руки Сьерры впились ему в плечи. Потом он поцеловал ей живот, провел рукой по бедру, приподнял подол юбки, под которой оказались белые кружевные трусики. Рука скользнула под прозрачную ткань, остановившись на пушистом холмике.

С ее губ слетел тихий стон, и Мэтт почувствовал, как она напряглась.

— Amada, — прошептал он, целуя ее в губы, в закрытые глаза до тех пор, пока не почувствовал, что она снова расслабилась в его объятиях. — Похоже, я нашел самое сокровенное твое местечко…

Она снова замерла и вскрикнула. Он остановился, чтобы снять с себя одежду и достать презерватив.

Сьерра улыбнулась. Он осторожно опустился на нее. Медленно гладил, уговаривал, ласкал одной рукой грудь, другой помогал ей открыться.

Мэтта сжигало желание, но он не торопился. Медленно он начал покачиваться в такт журчанию ручья. Она подхватила его движения, подводя все ближе к тому месту, откуда нет возврата. Мэтт будто попал в такт с природой, со Вселенной. Темп убыстрялся. Голова шла кругом.

Когда открыл глаза, перед ним было лицо женщины, только что сделавшей ему самый замечательный дар. Впервые в жизни он нашел любовь, любовь только к нему одному.

Сьерра смотрела на него.

— Я сделала тебе больно? — спросила она.

Он усмехнулся:

— Вот нахалка! — Но тут же стал серьезным. — Ты в порядке?

— Я поступила мудро. Ты выглядишь счастливым, и это тебе идет, — сказала она. — Ты счастлив?

Он поцеловал ее.

— Как черепаха на солнце.

— Ты был добр и терпелив. Теперь видишь, почему я не могла не влюбиться в тебя?

— Сьерра, я это почувствовал. — Что почувствовал? Скажи.

— Магию. Такого никогда бы не случилось, если бы я тебя не любил.

— Знаю. Но я рада, что ты сказал.

— Сьерра…

— Что?

— Спасибо.

Она прислонилась к его груди. Мэтт прижал ее к себе, гладя шелковистые волосы. Сердце распирало от счастья. Сьерра на самом деле дала ему то, чего никому у него не отнять. И впервые в жизни он поверил: если чувство искренне и чисто, оно может длиться вечно…

Мэтт проснулся как от толчка и с изумлением обнаружил, что лежит на узкой постели в комнате, наполненной игрушечными пластмассовыми грузовиками и плюшевыми зверушками. Ветер, задувавший в наполовину открытое окно, парусил синие шторы.

Мэтт прижал ладонь ко лбу и вспомнил, что находится в комнате племянника. Откинув одеяло, он спустил ноги на деревянный пол, в одних трусах прошлепал по комнате, потирая шею. Первым делом закрыл окно. Когда ложился, был прохладно, но тихо. Ветер, видимо, поднялся ночью.

Мэтт стоял у окна, разглядывая залитые лунным светом поля. Интересно, что его разбудило — ветер или сон про Сьерру?

Всю свою жизнь он отходил в сторону для удобства других людей — своего отца, Сьерры, Бена Давенпорта. И куда бы ни поехал или сколько бы ни жил на одном месте, он всегда ощущал себя кочевником, вот-вот готовым отправиться в путь. Возможно, Лиэнн и права — самое время послать всех к черту и попробовать обосноваться в том месте, которое он когда-то звал домом.

Но как это сделать? Нет, только не здесь. Здесь у него, кроме Лиэнн и ее семьи, никого нет. И городок слишком мал, чтобы можно было избежать встреч со Сьеррой и ее сыном. Даже их вчерашняя короткая и не слишком дружелюбная встреча слишком живо напомнила Мэтту его прошлые чувства к ней.

Хотя, конечно, со временем впечатление может стереться. Он не станет реагировать на нее, как в свое время не реагировал на моральные пытки отца. Завтра все будет ясно. Лиэнн остро нуждается в деньгах, нельзя ему отказываться от подвернувшейся работы, как бы ни беспокоила нанимательница.

Когда задергивал шторы, заметил падающую звезду, оставившую в небе длинный яркий след. Мама обязательно сказала бы, что это знак свыше. Но будь он проклят, если знает, что это означает. Мэтт уже давно перестал верить в судьбу. Мама ошибалась в этом смысле, как и Сьерра. Он просто брал то, что давала жизнь, и старался обойтись. Человек вообще становится опасным, если хочет слишком много.

Мэтт отвернулся от окна и только тут заметил маленькую фигурку. Присмотревшись, узнал одетого в пижаму племянника.

— Привет, Тэннер. Почему не спишь?

— Пить хочу, — ответил мальчик. — А ты чего не спишь? Плохой сон?

Мэтт хмыкнул:

— Вроде того. Наверное, нам обоим стоит спуститься на кухню и напиться. Пусть мама спит, верно? Она очень устала.

Мэтт схватил со стула джинсы и натянул их.

— А у тебя нет пижамы? — спросил наблюдающий за ним Тэннер.

— Нет.

— Почему?

— Не люблю таскать за собой много вещей.

— Так ты должен держать вещи дома, в шкафу.

— Ну, у меня ведь и дома тоже нет, такого, как у тебя.

— Ты поэтому живешь у нас?

— Что-то ты слишком разговорчив для полуночника.

— Когда я увижу Санта-Клауса, я попрошу у него для тебя пижаму и дом.

Доверчивость ребенка была приятна. Сам Мэтт не мог припомнить, верил ли вообще когда-нибудь в Санта-Клауса. Но верил ведь в другое, столь же неправдоподобное.

— Что же, я буду рад. А теперь пойдем и попьем воды, пока не разбудили весь дом своей болтовней.

Тэннер вложил свою маленькую ручонку в руку дяди. Чего бы это ни стоило, поклялся про себя Мэтт, он не подведет этого малыша.

На следующее утро Мэтт шагал по больничному коридору, где запахи лампы дневного света напомнили ему те времена, когда мать приводила их, пятерых детей, на прививки. Лиэнн и Гейдж всегда хныкали, а Дилан, он и Дарси воспринимали это испытание со стоической покорностью.

Он внимательно смотрел по сторонам, не желая встретить Лиэнн. Она и без того разозлилась по поводу его работы у Сьерры. После ужина они долго спорили. Сестра заявила, что он упрям как осел. Мэтт шел, повинуясь указателям, к кабинету заведующего. В приемной он наткнулся на надменную блондинку, перебирающую бумаги на столе.

— Чем могу вам помочь?

Мэтт понял, что она моложе, чем можно было судить по ее строгому костюму и высокой прическе.

— Где кабинет заведующего?

Она показала на дверь за спиной.

— Благодарю, — сказал Мэтт.

— Туда нельзя, — раздраженно заметила она.

Мэтт не останавливаясь холодно взглянул на нее и толкнул дверь.

За столом с кружкой кофе сидел сильно загоревший человек с вьющимися волосами, в коричневом костюме и пурпурном галстуке в крапинку и просматривал утреннюю газету. Его очки в толстой оправе сползли.

Женщина пробежала мимо Мэтта.

— Мистер Хатауэй, прошу меня простить…

Мэтт снял шляпу.

— Извините, но я вижу, что вы не заняты, а мое дело долго не займет. — Он сел в одно из кресел.

Мистер Хатауэй с беспокойством смотрел на него.

Мэтт откинулся в кресле и вытянул длинные ноги.

— Я хочу поговорить о счете моей сестры. Ведь я должен обсудить его с вами, мистер Хатауэй, не так ли?

Человек внимательно посмотрел на Мэтта и кивнул.

— Все в порядке, Мэгги, — обратился он к все еще торчавшей на пороге секретарше.

Она вышла, но дверь оставила открытой.

Заведующий поправил пальцем очки и уставился на Мэтта.

— Итак, — начал он, — чей счет вы собираетесь оплатить?

Мэтт рассмеялся:

— Я не сказал, что пришел платить. Я лишь хочу заверить вас, что по этому счету будет уплачено.

— Это само собой разумеется. Здесь не кредитная компания.

Глаза Мэтта потемнели.

— Муж моей сестры лежит здесь — гипс на обеих ногах. В таком состоянии ему трудновато работать. Сестра страшно беспокоится, изо всех сил старается поднять его настроение, да еще присматривает за двумя детьми и пытается свести концы с концами без его зарплаты.

— Мы понимаем, что любой семье сложно, когда кормилец попадает в больницу…

— Мне плевать на «любую» семью, я говорю о сестре. Хочу, чтобы вы знали, если после уплаты страховки она останется вам должна, вы эти деньги получите. Но вам не удастся получить их раньше. Так что не приставайте к ней, когда она приходит в больницу к мужу.

— Мистер…

— Роллинз.

— Мистер Роллинз, мы не просим заплатить сейчас все…

— Ее муж здесь, а не на работе. Ей надо платить по счетам, кормить детей…

— Возможно, соцпомощь…

— Ей не нужна милостыня. Я прослежу, чтобы вы получили свои деньги. Но чтобы я не слышал, что вы терроризируете ее или мужа. У них без вас хватает забот.

— Это естественно, что у нее повышенная чувствительность. Мы лишь спросили…

— Так больше не спрашивайте! Я вам уже ответил. Оставьте ее в покое и пришлите счет. Возможно, вам никогда не приходилось лежать плашмя и беспокоиться о том, в чем вы бессильны.

По пухлому лицу заведующего было ясно, что он понял скрытую угрозу Мэтта.

Он прочистил горло, как будто начиная задыхаться.

— Вы все сказали, мистер Роллинз? Я вызываю охрану.

— Не утруждайтесь. Я закончил.

По дороге к двери он взял мятную конфетку из корзинки на столе.

— Благодарствую, — сказал напоследок и вышел.