Пришла в себя как-то плавно, как будто выныривала из-под воды.
Прислушалась к себе.
Голова гудит. Левая сторона ребер тоже. Ладони целые. Переломов вроде не было. Разве что череп.
Осмотрелась.
Вокруг темно, лишь свеча на тумбочке. Весь мир давно на лампочках, а тут свеча. Явно лазарет. Сейчас только в них жгут лечебные свечи. И запах соответствующий, терпкий, стерильный.
Попыталась подняться. Резко затошнило. Ну точно — сотрясение.
— Анна? — позвал знакомый голос.
— Але… — из горла вырвался хрип.
— Тш, молчи.
Он помог мне присесть. Протянул стакан с чем-то густым.
Я принюхалась — пахло мятой.
— Я проверил, — сказал Александр. — Пей.
Я безропотно проглотила тягучую жижу. Горлу сразу полегчало.
Александр протянул второй стакан, на этот раз с водой. Пить хотелось невероятно. После сиропа во рту было вязко.
— Спасибо, — проговорила почти своим голосом.
— Ложись, там было и снотворное. Тебе надо поспать еще.
— Пока не хочется, — остановила его. — Я давно тут?
Он посмотрел на часы:
— Сейчас три часа ночи, получается около четырнадцати часов.
— Том в порядке? — мне надо было знать.
Александр удивился, но ответил:
— Да, его не было там.
Я с облегчением выдохнула.
— Ты все время был здесь?
Он хохотнул:
— А что делать, если тебя нельзя ни на минуту оставить без присмотра.
— Спасибо, — еще раз поблагодарила.
— Не за что.
Он передвинул кресло в круг света так, чтобы я могла его видеть, не поворачивая головы. Сел. На нем были брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. Пиджак висел на спинке кресла.
— Анна?
— М?
— Это правда? Ты убила Кейсиди?
Я окаменела.
Все в это поверили. Даже Верховная. А я не стала отрицать. Это сняло с меня любые подозрения, сделало самой надежной дочерью Светлой Богини. В общем, было выгодно.
Правду знал лишь один человек. Сатхи. Если бы не рассказала хоть кому-то, наверное, не выдержала бы. Но настоятельница Южной поклялась сохранить тайну.
А вот как вышло.
— Нет, — все же ответила. — Не я.
— Рид в ярости, — предупредил советник.
— Я расскажу все, что могу, — подтянула одеяло выше. — Достанешь Куб Правды?
Александр посмотрел с сомнением.
— Иначе не поверит.
Он помедлил, но кивнул.
— А ты? Веришь?
Он тяжело вздохнул, принимая решение.
— Хочу верить.
На душе стало горько.
Вокруг меня паутина лжи. Но это — правда. А человек, мнение которого внезапно стало важнее остальных, сомневается.
— Уже неплохо, — проговорила я.
Он посмотрел мне в глаза долгим нечитаемым взглядом. Наконец, сказал:
— Верю.
Я улыбнулась. Едва-едва, сил не было совсем.
— Спасибо, — прошептала чуть слышно.
— Чересчур много благодарности за вечер, — он подоткнул одеяло подо мной.
Потом вскинулся, будто что-то вспомнил.
— У меня для тебя подарок.
Он ушел куда-то в темноту. Вернулся с небольшим свертком.
Я аккуратно развернула дорогую упаковочную бумагу. Перчатки. Черные, кожаные, подбитые изнутри остриженным кроличьим мехом.
В носу защипало.
— Спасибо, — выдохнула я, в который раз за сегодня.
— Не за что, — он погладил меня по голове. — Лучше береги себя.
Я начала чувствовать, как действует снотворное.
— Ты побудешь со мной?
— Конечно, Анни.
Я все-таки улеглась. Александр помог, вытащил из-под спины вторую подушку. Снова укутал в одеяло. Потом сел в кресло, откинул голову и прикрыл глаза.
Я любовалась игрой света на его лице. Красивый до неприличия. На подбородке за день вылезла щетина. Но так еще хуже. В смысле красивее. И роднее.
Сердце защемило нежностью.
— Алекс, — позвала тихонько.
— Что, Анни? Что подать? — он тряхнул головой, прогоняя дрему.
— Может, пойдешь, ты тоже устал.
— Лежи уж, — буркнул он.
Я затихла. Молчать было уютно.
Но теперь он тоже рассматривал меня.
Я представила, как могу выглядеть после нападения и удушения. Должно быть, принцесса невиданной красы.
Ай, плевать. Он не ушел и не отвернулся, значит, ему не важно. Тогда смысл переживать.
— Алекс, — снова позвала.
— Что?
Он потянулся, разминая шею. Я засмотрелась, как под кожей на предплечьях перекатываются мышцы.
— Расскажи что-нибудь, — попросила.
— Что, например? — уточнил он.
— Не знаю, — я задумалась. — Например то, что хочет знать каждый житель империи. Почему ты отказался от трона?
Он усмехнулся.
— Разве не очевидно?
— Нет.
Он задумчиво погладил подбородок с отросшей щетиной. Мне тоже хотелось. Но вряд ли я решусь когда-нибудь. Пути назад уже не будет. Еще одной потери я не переживу.
— Моего отца убил народ. Люди, служению которым он отдал всего себя. Не знаю, учили вас этому или нет, ему империя досталась практически в руинах.
Нас учили, но я не стала перебивать.
— После ухода под воду двух континентов, наш, единственный оставшийся, наводнили беженцы. Королевства собачились за каждый клочок земли. Налоги были такие, что люди умирали с голоду целыми деревнями. Рабство… Маги совсем оборзели, требовали себе все больше и больше привилегий, — потер пальцами губы. — Отец все восстанавливал. Потихоньку. Старался не обидеть никого, всем угодить. Конечно, такие проблемы не решаются одним днем. А эти… отбросы, — он выплюнул это слово. — За которых он вступал в схватки с самыми влиятельными семьями… Стоило их освободить из рабства, подняли на него вилы.
Он покачал головой, будто споря сам с собой.
— Думаешь, дядя сменил политику? Он просто закончил начатое, не отступая от плана отца. Упразднил даже долговое рабство, в которое люди сами себя продавали. Себя и своих детей. Разогнал всех по полям, чтобы пахали и сеяли вместо того, чтобы просить милостыню под мостами. Раздал — просто раздал! — огромные куски плодородной земли. Ограничил численность армий в королевствах, чтобы они не выжимали соки из народа на военные нужды. Договорился миром — миром, Анни — со всеми дворянскими родами. Сохранил титулы и привилегии, потому что маги в любом случае остаются опорой империи. Строил лечебницы, школы… Что сделали люди?
Я знала ответ. Каждый ребенок в империи знал. Но снова не решилась перебить советника.
— Им подавай истинного наследника. Что за бред? Вдумайся! Какая им разница, кто правит, если в империи покой?
— Да, мне тоже это всегда казалось дикостью, — прошептала я.
— Мне противно от одной мыли, что я стану править этим сбродом. Поэтому ушел делать то единственное, что любил — уничтожать нежить. И не успел. К дяде не успел.
Александр отвернулся от меня. В неровном свете были видны скорбные складки в уголках его рта.
Мне хотелось его утешить, но я не могла подобрать слов.
Зря спросила.
— Когда Ник согласился продолжить дело своего отца, я обрадовался. Хотя я ему и выбора-то не оставил, — он усмехнулся. — Сказал, что уничтожу к тьме последний континент.
И так жутко улыбнулся, что я сразу поверила — уничтожил бы.
— И они успокоились. Просто разошлись по домам… А я все так же ненавижу их, как и тридцать лет назад.
Я с трудом сглотнула слюну. Что сказать?
Но Александр не ждал, спросил жестко:
— Я удовлетворил твое любопытство, Анни?
— Прости…
Он выдохнул, успокаиваясь.
— Ты меня прости. Ты не при чем. Я погорячился.
Я дернула уголком рта, мол, все в порядке.
— Что тебе еще рассказать? — гораздо веселее спросил он.
Хмыкнула:
— Что-то больше не хочется. Спасибо.
— Ну что ты? Не дуйся. Я был не прав.
— Я не дуюсь, — возразила я.
— Но и не спишь.
— Но и не сплю, — согласилась. — Хорошо. Расскажи легенду о Паре Богов.
— Ты разве не знаешь?
Я тихо засмеялась:
— Конечно, знаю. Но, во-первых, послезавтра, хотя нет, — я бросила выразительный взгляд на его наручные часы. — уже завтра праздник. А во-вторых, мне всегда казалось, что нас в Обители учат как-то не так. Будто в открытом мире все по-другому. Глупость, конечно…
— Ладно. Слушай легенду, раз хочется.
Он сделал глоток воды из моего стакана, а я поерзала, устраиваясь поудобнее. Сон потихоньку одолевал. Но мне до ужаса хотелось растянуть эти мгновенья. С ним.
Он откашлялся.
— Давным-давно, много тысяч лет назад был Единый Бог. И правил Бог миром твердой рукою. И каждому давал по заслугам его. Но видел Бог, что у созданий его нет главного — души. Отломил Бог кусочек от своей души, раскрошил и рассыпал над миром. Так появились целительницы. Но шли годы, и понял Бог, что без части своей души он умирает, отчего и мир начал рушиться. Тогда потребовал он приводить к нему каждый год целительницу. Не посмели отказать создания его. И тысячу тысяч лет каждый год приводили ему целительниц. И тысячу тысяч лет приносил он жертву, возвращая каждый раз осколок души, продлевая тем самым жизнь миру. Но однажды привели её — самую прекрасную в мире, самую добрую. И понял Бог — вот она, душа его. И не смог убить ее, чтобы вернуть душу на место. И вырвал Бог из себя все Светлое, и отдал целительнице. Оставил себе лишь Тьму. И шли они с тех пор рука об руку. Темный Бог и Душа его — Светлая Богиня.
Он торжественно закончил легенду.
— У тебя красивый голос, — похвалила я.
Глаза слипались.
— Ну что, вам рассказывали ту же легенду? — ласково спросил Александр.
— Слово в слово, — огорченно произнесла я. — Странно, да? Сначала кусочек души, а потом сразу целая.
— Ну это же легенда, Анни.
— Ты не веришь в нее?
— Не знаю. Зато знаю, что на тонущих континентах люди в панике приносили в жертву целительниц, пытаясь вернуть Богу части души. И это им не помогло.
— Может быть, помогло нам?
Он задумался ненадолго, а затем прошептал:
— На знаю, Анни, не знаю…
— Целительниц не так просто поймать! — решила обозначить я.
— Забавно слышать это в лазарете, — беззлобно засмеялся Александр.
— Они просто со спины напали, — обиделась.
— Конечно, — не стал спорить он. — Ты уже засыпаешь.
— Ответь на последний вопрос, — мне надо было спросить, потом не решусь. — За что ты ненавидишь Владеющих?
— Владеющих? Нет, Анни, отступниц.
— А их за что?
— Странно. Ты не знаешь?
Снотворное побеждало. Глаза уже отказывались оставаться открытыми, но я продолжала слушать на одном упрямстве.
— Нет, — шепотом ответила через силу.
— Мы согласились сохранить это в тайне от народа, но не думали, что Верховная скроет и от вас.
— М? — потянула я, чтобы он не подумал, что я уснула.
— Ты знаешь, как умерли два последних императора?
Я задумалась, и перевернулась на бок, пытаясь расшевелить тело. Мысли вязли, как пчела в меде.
— Их убили революционеры? — титаническим усилием я приоткрыла один глаз.
— Нет, — он покачал головой, по крайней мере мне так показалось в отблесках свечи. — Их вынудили отступницы, завладев разумом. Отец ударил себя в сердце кинжалом. Тварь не смогла уйти. Бель, — выговорил он с ненавистью имя нашей первой наставницы. — А дядя перерезал горло, тоже кинжалом. Его убийца скрылась.
— Это невозможно, — пробормотала я.
— Это факт.
— Нет, это бред, — язык едва ворочался. — У нас нет власти над темными.
Судя по шорохам, Александр опустился на колени перед койкой. Он сжал мою ладонь, пытаясь разбудить. Я тут же развернула ее, переплела пальцы.
— Это правда?
— Да, — я обняла его руку, так сладко пахнущую им. — Иначе я бы давно забрала тебя себе.
И уснула.
Мне снилось, что Александр аккуратно отодвинул меня. Улегся рядом поверх одеяла и положил мою голову себе на плечо. Бережно обнял. Потом ласково поцеловал в макушку.
Глупые девчачьи сны.
Зато сегодня мне не приснилось, как умирает Кэсси.
Впервые за пять лет.