Владыка костей

Глава 2

Белиал

Жить — значит умереть.

Это закон природы. Гимн, звучащий в небесах, слова которого вырезаны на самих костях Бога.

Все, что дышит, в конце концов стареет и гниет. И тогда оно становится моим.

С этим не поспоришь. Это космический закон. Все живое в итоге принадлежит мне.

Но с Катрин… я не мог ждать, пока ее сердце остановится само.

Я похитил ее из мира живых и затащил в самые темные глубины моего царства. Я пошел против самой природы.

Даже у Смерти есть свои слабости. Разве можно меня винить?

Ее дыхание было, как ветер, касавшийся лица заключенного, только что вышедшего на свободу. Румянец на щеках заставлял мою мертвую плоть болеть от желания. С первого взгляда на нее я захотел услышать, как ее смех отзовется эхом в холодных коридорах склепа моего дворца.

Я жаждал ее жизненной силы. Мой член впервые за много веков ожил при мысли о том, что я могу владеть ею до того, как жизнь покинет ее.

Я хотел куда большего, чем просто ее мертвое тело.

Изначально я планировал сделать из нее нечто вроде домашнего питомца. Чем-то, что вдохнет жизнь в мою обитель. Но в конечном счете, она была лишь пленницей.

Бесконечные, запутанные коридоры моего дворца сводили ее с ума. Когда ей не удалось сбежать, она пыталась уйти от меня единственным возможным способом.

Каждую ночь она лишала себя жизни. В самом начале — быстро и аккуратно. В нашу первую ночь — ножом для писем в своей комнате. Во вторую — повесилась с балкона своей башни, используя простыни.

Каждое утро она просыпалась целой и невредимой. Будто ничего не было. Но с каждым днем ее отчаяние росло.

И вскоре ее самоубийства стали… изощренными.

Она утопилась в Стиксе, что тек за дворцом. Скормила себя плотоядному дубу в саду. Намеренно дала себя раздавить каменным стенам в движущихся комнатах. Бросилась на мечи оживших доспехов, что бродили по коридорам.

Список можно было продолжать.

Единственное, что бросалось в глаза, — это вид ее истерзанного тела прямо перед тем, как я возвращал ее к жизни. Мне следовало бы чувствовать нечто большее, чем ничего, каждый раз, когда эти безжизненные глаза смотрели на меня, а под ней расплывалась лужа темно-красной крови.

Может быть, если бы что-то чувствовал, я бы продержался дольше. В конце концов, я устал от этого бесконечного круговорота. И найдя ее в очередной раз, я решил, что он будет последним.

Я вынес ее тело на поверхность, чтобы похоронить в фамильном склепе. Я бы похоронил ее на территории моего дворца, но бедная девушка слишком рьяно боролась, чтобы сбежать от меня и моего мира.

Она бы предпочла компанию червей и расхитителей могил, нежели мою.

С червями я мог бы смириться. А вот с расхитителями мне иногда приходилось разбираться лично, как с паразитами, коими они и являлись.

Расхитители гробниц были самыми низкими из тварей. Я наказывал этих ничтожеств бессчетное число раз. Между их всхлипами и мольбой о пощаде, они всегда говорили одно и то же: красть у мертвых не преступление, ведь мертвые ни в чем не нуждаются.

Но они крали не у мертвых.

Они крали у меня.

Как Владыка Костей, я был повелителем мертвых и хранителем их могил. Каждая частичка умершего принадлежала мне, пока они не переходили из моего царства в следующее.

Если я вообще позволял им в него перейти.

Я не мог защитить каждую могилу. Да и не стремился. Но я поднялся бы со своего трона, чтобы охранять любое тело, в котором была хоть капля крови Катрин.

Я был ей обязан.

Большинство людей, какими бы глупыми они ни были, обладали хотя бы капелькой ума, чтобы не лезть в усыпальницу семьи Петерик. Ходили слухи, что Бог Смерти утащил Катрин в подземный мир. Что ее отец, влиятельный лорд того времени, отдал мне ее за вечную жизнь.

И в отличие от большинства слухов — эти были правдой. Я действительно даровал отцу Катрин бессмертие. Но я не обещал, что не похороню его. Теперь он лежит в ящике, я даже не помню где, глубоко под землей, и его крики никто не услышит.

Несмотря ни на что, о ее семье все равно ходили слухи. Со временем, они превратились в суеверия. Большинство смертных держались подальше. Но люди были любопытными, жадными паразитами. Каждые лет пятьдесят, кто-нибудь осмеливался приблизиться достаточно близко, чтобы потревожить тщательно охраняемое место упокоения рода Петерик.

Последний, кто осмелился вторгнуться в гробницу Катрин, стал восхитительной люстрой над моим обеденным столом. По крайней мере, тем, что от него осталось.

Когда я почувствовал покалывание в своих рогах, я понял, что действие магических чар, наложенных на усыпальницу, снова было нарушено. Злоумышленник. Вор.

Какой предмет мебели я сделаю из этого ублюдка на этот раз? Может быть, винную полку.

Впервые за столетие, я вышел на поверхность. Я почти забыл, каково это, чувствовать запах травы, прикосновение свежего воздуха к моим костям и легкий ветер, проходящий сквозь глазницы.

Но наслаждаться этим не было времени. Казалось неправильным упиваться лунным светом, раз я пришел сюда ради казни.

Обычно я не занимался смертью. Я ждал, пока она придет сама. Но не в этот день. Не с этим сбродом. Если они совершили хотя бы один вдох рядом с усыпальницей Катарины, я вырву их сердца и буду пить их кровь, как дешевое вино.

Они заплатят за то, что потревожили то, что принадлежит мне.

Я вошел в мавзолей, скрытый от чужих глаз, подол моего плаща поднял клубы многолетней пыли у моих сапог. С моим приходом воздух в помещении стал холоднее, настолько, что все, что имеет сердцебиение, могло умереть.

Когда температура упала, я ожидал, что они сбегут, но эти воры оказались слишком настырными. Они дрожали, их дыхание клубилось перед ними, пока они слонялись по склепу семьи Катрин, набивая свои сумки реликвиями и безделушками. Некоторые из них были магическими, я сам упокоил их вместе с Катрин. Но эти люди не уйдут с ними.

Я сделал шаг вперед и застыл, когда разглядел их получше.

Один из них был женщиной.

Внутри меня зашевелился интерес. За все свои годы я ни разу не встречал женщину-вора. У большинства человеческих женщин инстинкты развиты лучше, чем у мужчин.

Ее кожа была по-вампирски бледной, будто она жила в моем мире, а не в этом, и она была такой крошечной. Если бы я забыл про осторожность, то с легкостью бы ее сломал. Одежда, которую она носила, делала ее еще меньше. Господи, во что она была одета?

Ее фигура была обтянута темным жилетом, молния спереди была достаточно низко, чтобы открыть V-образный вырез рубашки и обширное декольте. Ее юбка была греховно короткой, она обнажала большую часть бедер, обтянутых чулками. Сами чулки, похоже, не имели особого смысла. Они, конечно же, не служили сохранением скромности, их узор в виде сетки, делал образ более дерзким, чем если бы она была с голыми ногами.

Я должен был бы счесть ее вид позорным. Но вместо этого во мне пробудилось нечто темное, давно похороненное.

Второй грабитель, парень, не вызывал у меня никакого интереса.

Он был ее партнером? Привел ее сюда силой? Судя по азарту в ее глазах, пока она набивала сумку сокровищами, — нет.

Наказал бы я ее так же, как и всех мужчин, приходивших раньше? Я мог бы, но… нет. Это было бы пустой тратой времени. Она была слишком красива, чтобы превращать ее в мебель. А ее запах… Клянусь Богами, он был слишком приятен, чтобы сделать из нее что-то обыденное, вроде винной полки. Аромат гвоздики и терпкой вишни заставлял мои мысли разбегаться от возможностей ее наказания.

Я мог бы привязать ее обнаженную к своей кровати и удерживать там вечно, лишь ради того, чтобы ее запах пропитывал мои простыни. Мое собственное живое благовоние. Хотя у нее могло быть и другое применение… связанное с моей постелью…

Мои мысли становились чернее смерти. Мне пришлось их разогнать.

Нет. О чем я вообще думал? Я не мог взять в свое царство другое живое существо. Я поклялся, что больше никогда этого не сделаю, не после Катрин. Лучшим решением было бы убить ее вместе с товарищем. Быстро и легко. Она не будет страдать.

Я наблюдал, как она сдвинула каменную крышку саркофага Катрин, приподняв ее всего на пару дюймов, и просунула руку внутрь. Она скривилась, когда обшаривала труп. Ее спутник отвернулся, кажется, его чуть не стошнило. Очевидно, из них двух у девушки были более крепкие нервы. Отлично. Они ей понадобятся.

И все же, почему я не мог себе это представить? Спустя мгновение ответ пришел сам собой. Глаза девушки вспыхнули, она нашла нечто интересное среди останков Катрин. Резким рывком она выдернула что-то, и послышался хруст ломающейся кости, сухой треск плоти, пролежавшей века. В ее руке оказался рубиновый амулет, вспыхнувший в луче света, пробившемся сквозь единственное окно мавзолея. Я не видел его целую вечность.

Амулет представлял собой серебряный череп с двумя гранатами в форме слез, закрепленными под глазницами черепа так, что казалось, будто он плачет кровью.

— Неплохо, — пробормотала маленькая воровка и бросила древнюю реликвию в сумку с драгоценностями, словно это была обычная побрякушка.

Неистовая ярость забурлила во мне. Цепочку амулета мог разорвать только его создатель. Поэтому, когда воровка стянула его с Катрин, она разломила ей шею надвое.

Вся моя решимость избавить этого маленького человечка от моей безграничной жестокости улетучилась в одно мгновение. Она осквернила тело Катрин. Она не заслуживала быстрой смерти, она вообще не заслуживала смерти.

Какое бы наказание я не посчитал достойным ее преступления, я растяну его.

В моих руках эта воровка будет страдать. Для начала, я заставлю ее смотреть, как буду расчленять ее мягкого, нервного дружочка.

Я медленно приближался к ним. Проходя мимо старых гробов, я слышал, как мои тяжелые шаги пробуждали кости мертвецов. Они оживали, стонали и били в крышки, в надежде привлечь внимание своего повелителя и хозяина.

Воры замерли, перестав набивать сумки, их глаза расширились. Они не могли меня увидеть, если я сам того не захочу. Пока я оставался в тени, лишь раздувая их страх, до момента, пока они не начнут мочиться от ужаса.

— Что это было, черт возьми? — спросил парень, его голос дрожал.

Еще один шаг. И еще. Воздух в мавзолее стал смертельно холодным. Девушка бросила взгляд в мою сторону. Должно быть, она увидела мою тень — нечто достаточно пугающее, чтобы заставить ее закричать.

— Валим отсюда! — крикнула она, и кинувшись прочь. Ха. Как будто ночь могла их спасти.

От смерти не уйти, если она пришла на зов.

Я последовал за ними, остановившись у входа в мавзолей, и с минуту наблюдая за их бегством. Парень оказался быстрее, оставив свою напарницу на произвол судьбы, так как она тащила сумку с крадеными вещами. Она бросила маску у фундамента мавзолея, и ее темные волосы развевались за спиной, пока она бежала.

Мой взгляд вернулся к парню, который с каждой секундой увеличивал расстояние между собой и гробницей Катрин. Что за жалкое подобие мужчины оставило свою спутницу позади?

Он, наверняка, почувствовал опасность? Жалкий трус.

Обычно я не упивался подобной жестокостью, но с удовольствием бы разобрал по косточкам этого жалкого урода.

Я оказался перед ним в мгновение ока, стараясь оставаться скрытым, когда схватил его за горло и поднял в воздух. Его глаза заслезились, он отчаянно искал в темноте нападавшего, но ничего не видел. Его ноги болтались в воздухе, а руки тщетно тянулись к моим пальцам.

Через несколько секунд мне надоела его реакция, и я переключил свое внимание на девушку, чтобы увидеть, как она, пошатываясь, отступает назад, а выражение ужаса на ее лице заставляет мой член возбуждаться.

Сжимая шею парня одной когтистой рукой, другой я вцепился ему в волосы и с силой дернул. Я сломал ему шею, сделав нас квитами, и оторвал ему голову. Поток крови окрасил траву, и по кладбищу прокатилось тошнотворное эхо, когда голова вора упала на землю.

Я погрузил коготь в зияющее отверстие на шее трупа и крепко ухватился за позвоночник, а затем резким движением выдернул его. Зажав окровавленный позвоночник в руке, я подошел к девушке.

Все, что она видела — парящий в воздухе позвоночник ее мертвого любовника, медленно приближающийся к ней. Именно в этот момент ей следовало бежать. Но она этого не сделала.

Возможно, она была в шоке. А может быть, какая-то часть ее сознания понимала, что бежать бессмысленно.

Только когда я подошёл, возвышаясь над ней, а мои черные ботинки оказались в дюйме от ее ног, — они были такими маленькими по сравнению с ними, — я раскрыл себя.

Я смотрел на нее сверху вниз, луна за моей спиной рисовала тень от рогов на ее дрожащей фигуре. Ее мягкие женственные черты были спрятаны за тяжелым, черным, как ночь, макияжем, а в носу, как у быка, было продето серебряное кольцо. Если бы я не был так настроен причинить ей боль, доставить страдания, до момента, пока она не взмолится о сладостном освобождении от смерти, я мог бы восхищаться ее нежной красотой.

Но это лишь подстегнуло пламя ярости, бушующее во мне.

Подняв позвоночник так, чтобы кровь с него стекала прямо ей на грудь, пропитывая темную ткань жилетки, я издал хриплый, звериный смешок.

— Похоже, у твоего друга все-таки был хребет.

— Кто ты? Что ты такое?

Я разомкнул челюсти, позволив рычанию подняться из глубин горла, и провел языком по клыкам.

— Смерть во плоти. Пришел взыскать расплату за твои поступки.

Как я и ожидал, она задрожала, сжавшись у моих ног, хотя изо всех сил старалась говорить твердо:

— П-поступки? Какие поступки?

— Вандализм. Вторжение на чужую территорию. Кража. Теперь ты будешь страдать… и истекать кровью.

Ее тонкая шея вздрогнула от судорожного глотка. У меня потекла слюна, и, без губ, которые бы смогли ее удержать, капли смешивались с кровью, уже заливавшей ее грудь. Когда тепло коснулось ее тела, и рубашка прилипла к груди, она попыталась отойти.

Я бросил позвоночник на траву и наклонился, схватив ее за лодыжку, потащил обратно к себе. Она закричала, ее пальцы оставляли следы на земле.

— Можешь сопротивляться сколько угодно, маленькая воровка. Ты совершила преступление против самой смерти, и пока не искупишь свои грехи, тебе не сбежать.

— Ты убьешь меня так же, как убил Марка? — Яд в ее голосе застал меня врасплох. Она была напугана. Любой смертный был бы в ужасе после того, как на его глазах разорвали его друга. Но искру упрямства в ее глазах было не скрыть. Ненависть.

Жизнь.

И снова мое одержимое влечение к живому сжало меня за горло.

Рано или поздно она станет моей. Все они становились. Но мне нужно было больше, чем просто ее кости спустя десятки лет, после остановки ее сердца.

Я возьму ее сейчас. Ее душу, тело, разум. Всю ее.

Я стану ее владыкой и господином.

Я сделаю ее рабыней.