Волшебница для короля

Глава 29

После занятия я ушла в свои покои, обрадованная тем, что никого не встретила, — спасибо господу за маленькие радости. Убедившись, что в комнате никого кроме меня нет, я уперла руки в бока и грозно сказала:

— Ну теперь выходи, воспитывать тебя буду, — тишина в комнате не отозвалась, и я добавила в голос суровых ноток: — Бусинка! А ну выходи! Выходи, хуже будет.

Под шкафом что-то зашевелилось, и оттуда выкатился — иначе не скажешь — маленький черный клубок размером с шиншиллу.

Я пронзила его хмурым взглядом и спросила:

— Бусинка, ты почему укусила Париса? Я же просила тебя не высовываться. А если бы он тебя увидел? Удавил бы, и я ничего не смогла бы сделать!

Клубок расстроенно и возмущенно запищал, покатился навстречу мне. Я со вздохом присела, подняла Бусинку на уровень глаз и нахмурилась, надеясь передать взглядом всю степень моего разочарования.

Бусинка была чернильником, хотя поначалу я приняла ее за крысу и бросила в этого зверька туфлей — хорошо еще, что не попала! Выглядела Бусинка как пушистый клубок черной шерсти с крохотными фиолетовыми глазами-бусинками (оттуда и имя) и с каким-то неисчислимым количеством лапок, как у паука

Кажется, это ее я спасла в подвале много дней назад — ее или кого-то из ее родни. Потому что именно на утро после того происшествия я обнаружила Бусинку, спокойно спящую у меня на ладони и что-то даже мурлычущую, хотя этот звук был больше похож на негромкий стрекот. Заверещала я так, что наверняка перебудила всех в районе километра и едва не пришибла Бусинку, стряхнув ее с руки и для верности запустив в нее туфлей.

Прибежавшим на мой крик стражникам я объяснила все про крысу, или мышь, которая нагло спала на моей кровати. Те, посмотрев на меня как на сумасшедшую, вышли прочь, бормоча что-то об изнеженных девицах. Брешка, которая появилась в моих покоях чуть позже, выслушала мои жалобы и нахмурилась — совсем как стражники.

— Наверное, вы переутомились, леди Мария. Давайте-ка я вам окошко открою, воздух свежий.

— Брешка, ты о чем? Не то чтобы я против открытого окна, но мышь была настоящей, я ее видела вот как тебя сейчас.

— Леди Мария, во дворце не бывает мышей, и крыс не бывает тоже. Если бы кто-то из них и забрел сюда, их бы тут же прогнали чернильники, вот уж твари, которых нужно давить без жалости, чтобы не расплодились, — красивое и дружелюбное лицо девушки исказилось злобой и отвращением.

Так я узнала, что мой утренний гость — чернильник (или чернильница, как бы смешно это ни звучало, потому что мне казалось, что Бусинка девочка). От Брешки я узнала, что чернильники страшно ядовитые и отравляют все, до чего дотрагиваются, яд этот опасен для людей и для животных, может убить или навсегда оставить калекой. Когда-то чернильники были настоящим бедствием Аренции — но это было очень давно, еще в первые годы после исчезновения Октопа. Именно чернильники когда-то стали причиной того, что территорию дворца покинули все мыши и крысы — грызуны на дух не переносили этих существ и сбегали от них быстрее, чем из дома, где живет кот.

Видели чернильников уже несколько столетий даже реже, чем лунное затмение, но неприязнь к ним оставалась крепкой, во дворце по-прежнему существовала должность придворного чернильниколова (интересно, и чем он занимается?).

Выпроводив Брешку, я легла на кровать и твердо приготовилась если не умирать, то как минимум терпеть невыносимые муки. В конце концов, этот ядовитый и смертельно-опасный зверь спал у меня на ладони неизвестно как долго. Возможно, всю ночь. Минуты шли, ничего не происходило.

Чувствовала я себя прекрасно и примерно через час решила перекусить, потому что умирать на голодный желудок было как-то совсем грустно. Через два часа пришлось признать, что смерть и невыносимые муки явно откладываются на неопределенный срок. Я встала и, обшарив все углы, нашла под шкафом жмущийся к стене комок.

— Выходи, — попросила я его. — Выходи, чтобы я тебя хотя бы видела, а то мне совсем страшно.

Комок послушался, и вскоре у моих ног сидело крохотное существо, радостно попискивающее. Решив, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, я протянула руку, и существо с готовностью вцепилось в нее. Больше всего оно было похоже на ровный шар, как колобок, только пушистый и глазастый. Присмотревшись, я увидела, что у “колобка” есть лапки, причем не четыре, как я того ожидала, а как минимум шесть, а то и все восемь. Существо явно не знало, что должно быть злым и угрожающим, подпрыгивало и каталось по моей ладони, попискивало и все пыталось приласкаться к большому пальцу.

Я посадила его на стол, и существо, несколько секунд постояв в растерянности, тут же покатилось к винограду в вазочке. Схватило одну ягоду и принялось гонять ее по столу, пытаясь сожрать целиком и расстроенно стрекоча, когда это не получалось.

— Гроза полей и огородов, — пробормотала я, пытаясь справиться с неуместным умилением. — Бусинка.

Что ж, эта битва проиграна.

Расправившись с тремя ягодами и заляпав стол соком, Бусинка сыто икнула и скатилась на пол, тут же прячась где-то в углу. Я успела заметить только, что двигается она действительно как колобок — катится, подталкивая себя короткими лапками.

После она долго не показывалась, и я уже решила, что инцидент остался в прошлом. А потом стала видеть черную пушистую точку, которая шастает за мной по пятам, и время от времени попискивает, как сегодня утром во время урока танцев. Вернее, того, что за ним последовало. Отбросив ненужные сейчас мысли, я заговорила:

— Что ты можешь сказать в свое оправдание? — сдвинула брови я, не поддаваясь на провокации Бусинки: ласковый стрекот и катание по моей ладони такое восторженное, как будто мы не виделись неделю.

Оправдываться или как-то стыдиться своего поведения Бусинка явно не собиралась. Я едва успела спрятать ее за спину, когда раздался стук в дверь:

— Леди Мария? — спросила Брешка. — Вы с кем-то разговаривали?

— Сама с собой, — пискнула я, пытаясь сдержать Бусинку, которая, как всегда при виде Брешки, рванула навстречу. — Ты что-то хотела?

— Помочь вам подготовиться к уроку с его величеством, конечно.

— Да, точно. — Я спиной подошла к столу и, нащупав шкатулку для украшений, запихала туда Бусинку. — Приступим? — преувеличенно бодро спросила я. — Поможешь мне надеть то темно-бордовое?

Странно на меня посмотрев, Брешка кивнула и подошла к шкафу. Процедура одевания заняла около получаса — слишком тяжелым был наряд, слишком много в нем было деталей и застежек.

И вовсе не ради короля я наряжалась! Ну разве не может девушка просто так обычным вечером обычного дня надеть бордовое платье из парчи с золотой оторочкой подола (выкусите, уважаемая леди Орьенна-Марелла), с тяжелой, спадающей волнами юбкой, с открытыми плечами и с головокружительным декольте? Конечно же может! И наденет.

Из украшений я выбрала, разумеется, монету, которую не снимала теперь даже по ночам, и рубиновый браслет.

— Вы слишком нарядная, леди Мария, — вздохнула Брешка, отойдя на пару шагов.

— Подумаешь, — с деланным легкомыслием отмахнулась я. — Грех иметь в гардеробе такие платья и не носить их.

— Но они для бала!

Да знаю я! Но все-таки…

Волосы я решила оставить распущенными, только попросила Брешку заплести две тонкие косы у висков и скрепить их сзади. И я не собиралась за это оправдываться! В конце концов, что плохого в копне темных волос, спускающихся ниже пояса?

— Леди Мария, — Брешка наклонилась к совсем близко. — Извините, что лезу не в свое дело, но не стоит так наряжаться ради мужчины. Даже если этот мужчина — король.

— С чего ты взяла, что я наряжаюсь ради его величества? Я наряжаюсь просто… для настроения! — Брешка выгнула бровь и окинула меня выразительным взглядом. — Ну ладно, — вздохнула я и снова посмотрела в зеркало. — Вот и за что мне такая камеристка проницательная досталась? Переодеться, да?

Брешка решительно кивнула и направилась к шкафу, но тут раздался стук в дверь.

— Леди Мария? — после поклона обратился ко мне один из королевских пажей, которого, кажется, звали Итан. — Его величество просил передать, что сегодняшнее занятие отменяется.

Ну вот, приехали. Все-таки закон подлости — это такая штука, которая работает безотказно. Глядя на то, как паж, поклонившись, захлопывает дверь с той стороны, я прошипела:

— Вот только не говори сейчас ничего.

— Даже не собиралась, — опустила глаза Брешка. — Помочь вам снять платье?

Я вздохнула. Сижу как дура с мытой шеей. Прямо анекдот.

— Пойду лучше пройдусь.

И плевать, что в этом платье и стоять-то сложно, не то что идти.

Я гуляла по коридорам дворца, пытаясь убежать от собственных мыслей. Несмотря на возмущение Брешки, моя одежда не привлекала внимания: она была слишком нарядной только по сравнению с теми платьями, что обычно выбирала я, а многие придворные, особенно самые знатные, одевались намного помпезнее.

Повсюду меня сопровождал тихой шорох и писк, в котором явно угадывались нотки сочувствия. Раздавался он откуда-то из-под складок пышной юбки.

“Спасибо, Бусинка, — думала я, жалея, что не могу прямо сейчас расплакаться. — Хоть ты никогда не подведешь”.

Идти обратно в покои не хотелось, и я вспомнила, что в левом крыле замка должна быть картинная галерея. То есть, картины и гобелены здесь украшали почти каждую стену, но в галерее, как рассказал мне Этен, хранились портреты всех правителей Аренции и их семей — предков Илара. И, вероятно, там был портрет его самого.

Могу же я просто так сходить в галерею? Для этого ведь не нужно придумывать оправданий, верно?

Чтобы найти нужное помещение, мне пришлось поплутать и даже спросить дорогу у стражников. Картинная галерея встретила меня почти музейной тишиной и тусклым светом, падающим из-за затянутых полупрозрачной темной тканью окон — видимо, чтобы краска на портретах не выцветала. Галерея была просторным вытянутым в длину помещением, стены которого плотно увешаны картинами.

Мужчины, женщины, дети, целые семьи на огромных ростовых полотнах. Я остановилась рядом с портретом сурового на вид мужчины, облаченного в доспехи. Волосы его были седыми, лоб прорезали морщины, но в руках мужчина держал высоко поднятый меч, смотрел на художника так жестко и прямо, что становилось понятно: старческая немощь — это о ком угодно, но только не о нем. Стоял он на какой-то скале, прямо за ним развевалось знамя с грифоном — флаг Аренции.

Задрав голову, я попыталась рассмотреть выражение его лица получше. Отошла подальше, закусила губу. В глубине карих глаз, смотрящих из-под нахмуренных бровей, плескались печаль и сожаление — или это мне только казалось? Не стоит приписывать мужику с портрета то, что чувствую я сама.

Тряхнув волосами, я обратила внимание на задний план и остолбенела: там шла битва. Топорщащееся пиками копий железное войско боролось с людьми, среди которых то тут, то там, вспыхивали оранжевые всполохи. Волшебники. А где-то еще дальше, так далеко, что и не видно почти, расплывался океаном чернил огромный осьминог. Октоп.

От этого зрелища все внутри почему-то похолодело. Надпись внизу гласила… гласила… Сто… Стор… Вот же черт! Как неразборчиво! Что это за буква?! Похожа на нашу “х”, значит, здесь это “а”, а дальше...

— Мой предок, Сторан Завоеватель, — раздался голос за спиной. — Гордился тем, что смог завоевать Аренцию без капли магии.

Вздрогнув, я отвела взгляд мужчины на полотне и встретилась взглядом с глазами короля, в глубине которых горел огонь. Его величество улыбался, расслабленно и спокойно, как сытый хищник. По спине у меня пробежали мурашки.

— Ваше величество, — присела я в книксене. Щеки заалели, и я опустила взгляд. Больше я не произнесла ни слова, король тоже молчал, только смотрел на меня. Я снова перевела взгляд на портрет.

— Вы не похожи. С вашим предком.

— Думаете? — улыбнулся король. — Внешне, возможно. Нас все-таки разделяет не одно поколение. Стены города, возведенные им, уже успели истлеть, — поэтично закончил он, явно цитируя какой-то неизвестный мне текст. — Пройдемся?

Я кивнула, и мы двинулись вдоль портретов. Кажется, впервые за долгое время мы остались один на один. Я ждала привычных насмешек, вопросов о том, что случилось утром, но ничего этого не было. Мы просто разговаривали. О предках короля, о портретах и об истории Аренции. Его величество будто в один момент решил отбросить все личины и поговорить со мной как с кем-то давно знакомым и близким, перед кем не нужно притворяться. Так, наверное, говорят с друзьями.