— Маргарита Борисовна!
— Ну, снова — здорово! — нахмурилась Маргарита, впуская женщину в квартиру. — Надя, сколько можно? Мы же сто лет назад договорились, что будем обращаться друг к другу по именам.
— Тут такое дело… — замялась Надежда, топчась на пороге.
— Надя, что случилось? — нахмурилась Маргарита. Когда ее помощница по хозяйству, а точнее домработница, начинала свою речь с таких слов, жди неприятностей.
— Я увольняюсь, — внутренне сжавшись, выпалила Надя.
— Почему? Что произошло? Мы тебя чем-то обидели? Или зарплата не устраивает? Может быть, ты другое место нашла, получше?
— Нет, что вы, Маргарита Борисовна, что вы! — замотала головой Надежда. — И платите хорошо, и человек вы замечательный…
— Так что же произошло? И прекрати меня Маргаритой Борисовной называть! — рассердилась хозяйка.
— У меня мама… — чуть не плача, сказала Надя. — Мама у меня…
— Умерла?! — ахнула хозяйка.
— Да типун вам на язык! — возмутилась домработница.
— Так. Все. Я ничего не понимаю! Раздевайся, пошли на кухню чайку выпьем, и ты мне все расскажешь!
Надя не стала спорить, сняла пальто, переобулась и вошла в кухню.
— Садись! — велела Маргарита, разливая чай и двигая к Надежде корзиночку с печеньем. — Рассказывай!
— Да что рассказывать… — пожала плечами домработница. — Мама моя картошку из погреба доставала, запнулась… перелом шейки бедра. За ней уход нужен. А мама в деревне живет, далеко.
— Ой-ё-ёй. Серьезная травма. Сколько ей лет?
— Шестьдесят в этом году будет, — потупилась Надежда.
— Да, дело не шуточное, — кивнула Маргарита. — Только увольняться-то зачем? Срастется у твоей мамы кость, вернешься.
— Мне сказали, она долго срастаться будет. Может, три месяца, а может, полгода, — тяжело вздохнула домработница.
Маргарита смотрела на Надежду и понимала, что ей очень трудно будет расстаться с этой женщиной. Вот уже семь лет Надя работала у них в доме. Членом семьи, правда, не стала, так как приходила всего три раза в неделю, тихо-спокойно выполняла свою работу и уходила. По душам Маргарита с Надеждой все семь лет так и не поговорили ни разу. И не из пустого снобизма хозяйки, а просто Надя, человек сдержанный, всячески старалась быть незаметной, при этом прекрасно справлялась со своими обязанностями.
— Маргарита, так вы меня отпустите?
— Господи, да конечно! — воскликнула хозяйка. — Как я могу тебя не отпустить!
— Спасибо. Пойду я.
— Подожди, а деньги! — Маргарита сходила в кабинет и взяла из шкатулки необходимую сумму. — Возьми, это за этот месяц, а это премиальные. Ты очень хорошо работала. Очень жаль, что с твоей мамой такое случилось.
— Да вы что? — изумилась Надя. — Я же и месяц этот не доработала, и вас за две недели не предупредила, чтобы вы кого-то на мое место нашли.
— Во-первых, ты не знала, что мама ногу сломает. А во-вторых, тебе сейчас деньги понадобятся… Надя, спасибо тебе большое за все. Если бы не ты, я бы ни за что одна с домашним хозяйством не управилась.
Маргарита сказала это так просто и душевно, что домработница, чуть не разрыдавшись, обняла свою бывшую хозяйку.
— И вам спасибо большое. Вы хорошая, добрая и всегда ко мне по-человечески относились.
От таких проявлений чувств Маргарита откровенно смутилась.
— Ты на поезде едешь или на автобусе?
— На автобусе. В двенадцать отправляется, — объяснила Надя. — Так я пойду?
— Конечно, — кивнула Маргарита.
Надя вышла в прихожую, надела сапоги и пальто…
— Маргарита Борисовна… я вам сказать хотела…
Маргарита ободряюще улыбнулась.
— Вы последите за Анатолием Николаевичем! — одним махом выпалила домработница.
— Ты о чем? — вытаращила глаза Маргарита.
— Да так… — замялась Надя и, быстро попрощавшись, ушла, оставив совершенно ошарашенную Маргариту в крайней степени недоумения.
— Привет! — улыбнулась Маргарита, целуя мужа в щеку и забирая у него портфель. — Устал?
— Как всегда, — кивнул Анатолий Галинский, раздеваясь.
Маргарита разогрела в микроволновке ужин и накрыла на стол. Что и говорить, работа у ее Толеньки важная и тяжелая. Даже вечерами засиживается. Ее святой долг вкусно накормить уставшего мужа.
— Как всегда, выше всяких похвал, — сказал Анатолий, поужинав. — Тимка спит уже?
— Очень на это надеюсь, — усмехнулась Маргарита. — Если, конечно, книжку под одеялом не читает. Пойду шугану, а то ведь начало двенадцатого.
Но Тимка уже давным-давно спал или талантливо притворялся, что спит. Маргарита подоткнула сыну одеяло и вернулась на кухню.
— У нас проблема, — сказала Маргарита, отхлебывая чай из большой именной кружки. — От нас Надя ушла.
— С чего это? — недовольно поднял бровь Галинский, затягиваясь сигаретой.
— У нее мать шейку бедра сломала, вот она к ней и поехала, ухаживать.
— Плохо, но не проблема. Сейчас куча агентств по предоставлению услуг. Не то что раньше одна фирма «Заря». Займешься?
— Ну конечно, — кивнула Маргарита. — Только жалко ее. Столько лет у нас работала.
Анатолий, не ответив, пожал плечами. Надежду он почти не знал, и по большому счету ему было все равно.
— Знаешь, она сегодня какая-то странная была. Нет, я, конечно, понимаю, такое несчастье с матерью, но… Представляешь, она сказала, чтобы я за тобой следила! — засмеялась Маргарита.
— Н-да, — неопределенно буркнул Анатолий и уставился в окно.
— Толь, ты чего? — удивилась Маргарита, рассчитывавшая, что муж посмеется над словами домработницы.
— А она права, — сказал Галинский, медленно поворачиваясь к жене.
— В чем? — не поняла Маргарита.
— Да во всем! — досадливо поморщился Анатолий. — Господи, Рита! Какая же ты дура!
— Во как! — Маргарита недоуменно подняла брови. — С чего такие комплименты?
— Юродивая, — будто бы в сторону, сказал Анатолий. — Даже прислуга…
— Она не прислуга, — возразила жена, все еще ничего не понимая. — Надя помощница по хозяйству.
— Да какая разница, — взвился Анатолий. — Прислуга, помощница, домработница! Все равно она в сто, тысячу раз умнее тебя!
Анатолий Николаевич Галинский все еще не решался сказать то, что должен был сказать жене уже на протяжении нескольких месяцев. Уж слишком удобная и комфортная жизнь оставалась у него за спиной. А впереди-то что? Рита проверенный товарищ, который поддержит в трудную минуту…
Галинский поймал себя на том, что назвал собственную жену товарищем, и с отвращением подумал, что выспаться как следует ему сегодня не удастся. Если уж сказал «а», нужно говорить и «б». Такие разговоры быстрыми и легкими не бывают. Но надо раз и навсегда разрубить этот проклятый гордиев узел, который он пытался распутать вот уже полгода. Ну что ж, все решилось само собой.
Анатолий закурил, стараясь не смотреть во внимательные глаза жены, и сказал:
— Я от тебя ухожу.
Несколько секунд Маргарита молчала, а потом рассмеялась:
— Толь, дурацкая шутка. Ты устал, иди спать.
— Рита! Я не шучу! — взорвался Галинский. — Я люблю другую женщину! Я от тебя ухожу! Я не хочу больше с тобой жить! Понимаешь?!!
— Нет, — еле слышно выдавила Маргарита, бессмысленно таращась на мужа. — Не понимаю. А как же я? Тимка?
— От того, что мы с тобой разводимся, Тимофей не перестает быть моим сыном!
— Не мы с тобой, а ты со мной, — уточнила Маргарита, а потом, словно опомнившись, спросила: — Толя, что ты несешь? Мы с тобой столько лет вместе. Живем душа в душу. Я с тебя пылинки сдуваю… Ты пошутил? Ну скажи, что ты пошутил.
Ее лицо исказила такая мука, что Галинскому стало не по себе. Он почувствовал себя последней свиньей и законченной скотиной. А этого чувства не любит ни один человек.
— Рита, ты что, ослепла?! — заорал он на жену, защищая свое попранное мужское достоинство. — Все знают, что у меня есть другая женщина. Все! Даже прислуга! А ты?! Ничего не вижу, ничего не слышу?! Сколько мы с тобой не спим вместе?!!
— Но ты же устаешь, ты же даже по выходным работаешь, — растерянно проговорила женщина.
— Идиотка!!! Я не работаю по выходным! НЕ работаю! Я провожу время со своей любимой женщиной!!! И в будни возвращаюсь домой поздно, потому что занимаюсь с ней сексом! С ней! А не с тобой!
— Сексом? — не понимая зачем, переспросила Маргарита.
— ДА! СЕКСОМ!
— То есть ты мне изменяешь, — констатировала факт Маргарита и замотала головой. — Не может быть.
— У-у-у! — взвыл Анатолий. — Идиотка, кретинка, дура! Я же все сам тебе сказал.
— Ну да, ну да, — согласно закивала Маргарита. В ее голове звенела пустота и мыслей не было вообще никаких. Даже чтобы говорить, требовались огромные волевые усилия. — Толя, а зачем тебе другая женщина? Я же тебя люблю, и ты меня любишь…
— Я с тобой с ума сойду! — рявкнул Галинский и опустился на табурет. — Не люблю я тебя, не люблю. Это понятно?
Она долго молчала, невидяще уставившись в пространство, а потом…
Маргарита не заплакала, не разразилась обвинениями и оскорблениями и не впала в истерику. Она просто сказала:
— Уходи.
— Куда? — удивился муж. — Ночь на дворе.
— Туда, где ты мне изменял.
— Ой, ой, ой! — возмутился Галинский. — Просто оскорбленная добродетель! Королева в изгнании! Можно подумать, что ты мне ни разу не изменяла!
— Нет, — просто ответила Маргарита, и так посмотрела на мужа, что ему стало неуютно. — Ни разу.
— Ну и пожалуйста, тебе же хуже, что не изменяла! Верная жена! — зло фыркнул Анатолий. — Зубную щетку возьму и уйду!
Пока он собирался, Маргарита так и сидела на кухне, даже не делая попыток проводить мужа. Когда же за Анатолием Николаевичем Галинским с грохотом закрылась входная дверь, она встала и пошла в комнату сына.
Маргарита из последних сил надеялась, что толстые стены дома не пропустили ни одного звука, но…
Тимка лежал в кровати с широко раскрытыми глазами.
— Ты все слышал? — спросила Маргарита, присаживаясь.
— Да, — коротко кивнул Тимофей.
— Вот видишь, как все… получилось, — запинаясь, сказала она.
— Мам, не плачь, — попросил мальчик, сел в постели и прижался к Маргарите.
— А я и не плачу, — криво усмехнулась она. — Не могу… почему-то.
— Может, папа… опомнится, — с надеждой сказал Тимка. — Ты ведь его простишь, если он вернется?
— Не знаю, — помолчав, ответила Маргарита. То, что муж вернется, представлялось ей ненаучной фантастикой. Но даже если и вернется… Сможет ли она простить его? Будет ли все, как в старые добрые времена? «Бель эпок» — по-французски «прекрасные времена», промелькнуло в голове… Нет, вряд ли. — Не знаю, Тимка, не знаю.
Умный ребенок, не стал жалеть, не стал рыдать, а просто покрепче прижался к матери. Когда мир рушиться, мы ищем защиты у самого близкого нам человека.
Считать брак расторгнутым…
Считать брак расторгнутым…
Считать брак расторгнутым.
Гладкая, обкатанная сотни или даже тысячи раз официальная фраза, сказанная простуженным насморочным голосом судьи, пульсом билась в голове.
«Считать брак расторгнутым» — это как? Как выбросить из головы и из памяти тринадцать лет совместной жизни? Что, просто перечеркнуть?.. Тринадцать лет?!
— Вот и не верь после этого приметам, — хмуро пробормотала Маргарита.
Она сидела на жесткой лавке перед тяжелой дверью с надписью «Зал № 3» и пыталась понять, даже не как жить дальше, а что делать.
Извечный русский вопрос не имел однозначного ответа. Хорошо хоть, что ясно, кто виноват. Виноват он, муж. То есть теперь уже бывший муж, Анатолий Галинский, преуспевающий чиновник и сволочь, каких свет не видывал.
— Ну, это явное преувеличение, — все так же тихо хмыкнула Маргарита. — А с другой стороны…
И Маргарита впервые за много лет подумала о Галинском отвлеченно, как бы со стороны.
Нет, он, безусловно, талантлив. Золотая медаль в школе, красный диплом в институте, кандидатская диссертация в двадцать пять лет, эрудит… Только вот непонятно, как без денег и протекции он смог влезть в высшие эшелоны губернской власти. Способности и трудолюбие или умение ходить по головам и лизоблюдство?
Вот уж воистину, любовь людям глаза застит. Влюбленный, что сумасшедший — все одно. Как же она могла не заметить, не рассмотреть в самом близком человеке такого…
Ну, ладно. Тут еще как-то можно понять и оправдаться, а вот любовницу она как проглядела? Нет, всем известно, что о новой пассии мужа жена узнает самой последней, но где были ее глаза?! Наверное, это можно было пресечь в самом начале, что-то предпринять, сделать необходимые шаги в нужном направлении. А она, дура, ничего не замечала, ничего не видела!
— Маргарита Борисовна?
— Да.
— Пройдемте со мной, — сухо произнесла высокомерная девица, жестом пригласив Маргариту в зал. — Подпишите здесь, здесь и здесь. Свидетельство.
Маргарита послушно поставила свою подпись на официальных бланках, спрятала в сумочку свидетельство о расторжении брака и, не попрощавшись, ушла.
Солнечный, звенящий от первых птичьих трелей денек никак не соответствовал ее настроению.
Маргарита стояла на ступеньках и силилась сообразить, куда ей идти. Куда в таких случаях идут люди?
Напиться с горя?!
Нет, этот вариант не для нее. При мысли об алкоголе Маргариту передернуло.
Так куда же тогда?
Домой?
У нее в этом городе, по сути, больше нет дома.
На работу?
Галинский не хотел, чтобы она работала, и она, глупая, с радостью на это согласилась и кинулась со всех ног наводить уют сначала в крохотной однокомнатной хрущевке мужа, а потом, когда дела Галинского пошли в гору, и в большой трехкомнатной квартире старого проекта.
К подругам?
Даже подруг у нее здесь не было. Неужели станешь делиться своей болью с теми напыщенными дурами, которых она встречала в тренажерном зале и косметическом салоне? Какие они подруги? Так, поболтать да выпить чашечку кофе… Подруги появляются среди тех людей, с которыми общаешься ежедневно. Вот если бы Маргарита ходила на работу… Правильно в девятнадцатом веке сказал один очень умный человек: «У нас в России кто не служит, тот еще не родился, а кто службу оставил, тот, считай, помер».
Не все, конечно, так трагично, но, по сути, очень верно. Поплакаться в жилетку некому… Разве что соседка еще по хрущевскому дому, Настя. Хорошая, добрая женщина, которая и выслушает, и посочувствует, и поможет, если нужно. Но у Насти полон дом народу: мать, отец, старенькая бабушка, Настин муж, сын — ровесник Маргаритиного Тимки. Все они люди просто замечательные, добрые, участливые, хлебосольные, но у них своих проблем навалом, куда уж еще чужие навешивать. Вот была бы рядом Маринка…
— Податься некуда, — печально резюмировала Маргарита и, подняв воротник шубки, побрела на трамвайную остановку.
Маргарита проехала несколько остановок и вышла в центре города. Почти что впервые в жизни она никуда не спешила. Не нужно было мчаться домой, готовить обед, встречать из школы сына, — сейчас каникулы, и Тимку отправили к ее родителям. Отправили не столько для того, чтобы ребенок отдохнул и пообщался с соскучившимися бабушкой и дедушкой, а сколько для того, чтобы он не присутствовал при тягостной процедуре развода. Маргарита решила, что так будет лучше.
Она шла по широкой пешеходной улице, смотрела на ярко оформленные витрины, заходила погреться в дорогие магазины, и все никак не могла понять, что же произошло. Статус замужней женщины, дававший спокойствие и уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне, испарился, словно по мановению волшебной палочки злого волшебника. А впереди полная неизвестность, тайна, покрытая мраком.
И все же не это самое страшное. Страшнее всего то, что уже произошло. Рухнул ее мир. Ее маленький теплый и светлый мирок, который Маргарита старательно строила все эти тринадцать лет.
И ничего больше не будет!
НИЧЕГО.
Ни сладких поцелуев украдкой от сына. Ни щей с борщами, которые Галинский наворачивал так, что за ушами трещало. Ни миленьких маленьких пустячков, которые он ей приносил «с работы». Ни обязательных алых роз на день рождения. Ни его чуть пахнущей потом и мужским парфюмом подмышки, куда Маргарита любила утыкаться носом…
Все было, и в один, совсем не прекрасный момент все пропало, испарилось, ушло.
Вероломство — вот слово, каким можно охарактеризовать поведение Галинского. Именно вероломство. Всего две недели назад все было замечательно (или таковым казалось). Нормальная размеренная жизнь, с заботами, радостями и мелкими неприятностями. А потом он пришел и сказал, что любит другую, что разводится с ней и что она для него больше никто, пустое место.
Маргарита тогда не сразу поняла, о чем речь вообще. Очень глупая шутка?
Нет. Галинский все так подробно объяснил… Хочешь не хочешь, а пришлось поверить.
Она поверила. С огромным трудом, но поверила.
Всю ту ночь, когда она его выгнала, Маргарита просидела в Тимкиной комнате, не сомкнув глаз. Не думалось ни о чем. Не было ни воспоминаний, ни планов. Была пустота. Огромная, необъятная, вселенская пустота. Вакуум.
И только едва слышное сопение Тимки, уснувшего под утро.
Все эти дни она что-то делала. Убирала, стирала, готовила себе и сыну еду, половина из которой шла прямиком в мусорное ведро. Ей не лез в горло даже самый вкусный кусок.
Потом пришел адвокат Галинского и долго ей объяснял, как именно Анатолий Николаевич желает разделить имущество. Маргарита согласно кивала, мало что понимая, и подписывала официальные бумаги.
А ночью, когда удавалось забыться на широкой и такой пустой супружеской постели, ей снилось, что все хорошо. Что они, вся ее семья, вместе, едут отдыхать на теплое синее море. Что она готовит какие-то необыкновенные блюда, чтобы порадовать вкусностями уставшего после работы мужа. Снилось, как ее мужчины, отец с сыном, вместе смотрят по телевизору хоккей, а она тихонечко ими любуется, боясь спугнуть невесомое состояние тихого семейного счастья…
Сны на какое-то время стали ее жизнью. Мирной жизнью, спокойной и счастливой.
Но только до тех пор, пока Маргарите не стала сниться ОНА. Она, женщина, которую Маргарита в глаза не видела и которая отняла у нее мужа, семью, счастье. Она, та женщина, появлялась, словно размытое пятно, не имеющее лица, и, схватив пальцами с длинными ногтями руку Анатолия, уводила его за собой.
После таких снов Маргарита рывком садилась в постели, таращила глаза в темноту, обливалась потом, пытаясь унять сердцебиение и оттереть с тела противный липкий пот ужаса. Несколько минут она приходила в себя и понимала, что никакой это не сон. Это явь ужасная и такая… такая… такая, от которой испытываешь брезгливость и тоскливый страх.
Может быть, если бы Галинский давал Маргарите повод, она бы не так восприняла его уход. Но в том-то и весь ужас, что он поводов не давал!!!
Не давал, не давал и выдал…
Но она тоже хороша!
…А может быть, все не так уж и плохо?
Сколько женщин в нашей стране и по всему миру вот так вот брошены мужьями?
Тысячи?
Миллионы?!
Может быть, это еще не конец света?..
Нет, все-таки конец. Ее личный апокалипсис, ее личная вселенская катастрофа.
Что толку, что мужчины, как и прежде, заглядываются на нее в общественных местах и на улице? Кому она теперь нужна такая, брошенная мужем?
А главное, что ей никто не нужен…
Главное, и самое страшное, что ее предал любимый человек. Любимый…
Как справиться с той глыбой льда, которая появилась в душе?! Да-да, теперь она точно знает, где у человека находится эта эфемерная субстанция — душа. Она знает, что вот здесь, прямо в середине груди, ее душа окаменела и заледенела. И ничего больше не будет хорошего, не будет радости и счастья, ничего…
Маргарита зашла в крошечное уютное кафе, заказала чашку кофе и — да бог с ней, с фигурой! — большой кусок шоколадного торта. Она где-то читала, что шоколад, да и вообще все сладкое повышает в крови человека содержание какого-то вещества, ответственного за чувство радости. Сейчас ей очень даже не помешает такое вещество. Хотя с ее персональной ледяной глыбой-душой не справится ни одно вещество.