Все бури

Глава 4. Осколки разбитых сердец

Джареду очень хотелось проведать Угрюма. Так хотелось, что сами собой сжимались кулаки и становилось кисло во рту.

Он подышал ровно и глубоко, полюбовался небом, призвал Кернунноса, обозначил свои чувства глупой досадой, однако это не помогло. Оглядел темную гребёнку елового леса над бело-голубыми вершинами и признался себе, что сам он, рождённый на земле Верхнего от отца-ши и смертной матери, должен быть ближе к Угрюму, чем к любому другому обитателю двух миров, равноотдаленных от полукровки.

Это верно, однако верно и другое.

Все крайне редкие браки между смертными и бессмертными заканчивались не слишком хорошо, и это ещё мягко сказано. А уж последствия в виде детей… Полукровка, сознательно ушедший из семьи. Обладатель магической силы, пусть и испарившейся в Нижнем! Кто знает, когда и где проявит себя тот, кто выбрал участь изгнанника? Пусть он и не проявлял себя пока. Ничем. Как не любил советник вспоминать приговорки коронованных предков, но сейчас «нет ши, нет проблемы» прозвучало крайне соблазнительно, хоть и не в соответствии со Словом.

Король с королевой благополучно выехали, и это уже хорошо.

Мэренн, чуть обогнав Майлгуира, обернулась — и расцвела такой яркой улыбкой, таким невероятным счастьем, что Джареда опять укололо очень нехорошим предчувствием. Король пришпорил своего обожаемого Грома, и вороной с золотым вырвались вперед.

Джаред вздохнул о малости охраны и привычной беззаботности их короля, вечно лезущего в самые опасные места. Повел плечом и даже переступил с ноги на ногу, снимая желание проследить издалека. Отправляться следом за Майлгуиром тайком — сущая глупость. Во-первых, почует, во-вторых, упрекнет, что советник дует на воду, в-третьих… перечислять можно долго. От всякого внешнего воздействия дом Угрюма, где Джаред побывал лишь однажды, был закрыт основательно. Но, как известно, нет таких сильных замков, на которые не нашелся бы еще более сильный ключик. Или черный меч Нуаду, к примеру, рубящий любую сталь, даже доспех фоморов и путаный клубок заклинаний норн.

Когда улеглась пыль на дороге, Джаред спустился на главную площадь, где гостей было еще больше, чем волков. Король уехал, проблемы остались.

Благой двор шуршал от слухов и сплетен, изнемогал от таинственности той, что так неожиданно заняла место рядом с их бессердечным владыкой.

На все расспросы о короле и его даме советник, памятуя наказ Майлгуира, отмалчивался. Бракосочетание владыки оставалось тайной для всех.

Однако многозначительное молчание советника порождало только новые слухи. Фарелл, собиравшийся было уезжать, решил остаться и попробовать уговорить «эту дикую розу» послужить ему натурщицей. Увязался за советником на галерею полюбоваться закатом. Долго стоял, выпрашивая разрешение. Как будто Джаред мог его дать!

Советник опять пожалел, что Майлгуир не объявил о свадьбе прилюдно. Небесные, преданные своему искусству душой и телом, по мнению Джареда обязательно влюблялись в тех, с кого рисовали и лепили. Конечно, ши любят однажды. Однако советнику все больше казалось, что у детей Неба и правда страсть лишь одна. И ей были не женщины и не мужчины, а чистое, незамутненное искусство. Так называемое «истинное».

Вряд ли подобную тонкость оценил бы их пламенный король, но втолковывать подобное принцу Неба Джаред не стал. Бороться с чужими заблуждениями — верх собственной глупости, ибо это пустая трата времени и сил. Кто не хочет понять, не поймет. Кто хочет, тому зачастую пояснения излишни. Существует ещё более плохой вариант, когда собеседник вкладывает в твои точные объяснения свои собственные выводы, по большей части ошибочные. Причем этот вариант преобладает. Как бы ты ни старался, чужой ум обернет твои же мысли против тебя. Так зачем спорить?

Пользы дому Волка от этого никакого, а времени не хватает даже бессмертным.

— Это все твоя гордыня, господин советник Благого двора.

Тут Джаред понял, что льдистый туман уже спустился с гор, окутав реку и равнину, а он стоит, опершись о холодную зубчатую стену Черного замка, и вновь смотрит в ту сторону, куда уехал король. И что либо вновь заработал мыслеслов, либо он начал говорить вслух. Мысли советника редко предназначались для посторонних ушей, такое с ним случалось только тогда, когда он был совершенно уверен в своей безопасности.

И только один ши эту уверенность в него вливал.

— Что хотел Фарелл? — беззаботно спросил Алан, не дождавшись ответа.

— Наш небесный красавец жаждет нарисовать вполне определенную волчицу.

Джаред обернулся, окинул взглядом Алана и понял, что тот выглядит неожиданно взволнованно. Вряд ли это волнение было заметно кому-то, кроме Джареда, но оно несомненно присутствовало. Вернее, Алан был спокоен, а теперь взволновался.

Уверенность от начальника замковой стражи всегда расходилась будто сама собой, и Джаред сам не заметил, как начал успокаиваться, отстраняться мыслями от уехавшего Майлгуира. Был у него повод волноваться о Доме и поближе.

— Алан, скажи на милость, чем тебя тревожит, признаю, несколько затянувшийся визит Фарелла? Прочие небесные, насколько я успел заметить, тебя не интересуют вовсе.

— Небесные, как и прочие Дома, меня интересуют лишь с точки зрения вреда или пользы для дома Волка. Не мое это дело, уважаемый советник, но… какую именно волчицу жаждет изобразить этот тридесятый наследный принц?

— Это действительно не твое дело и даже не мое, а Майлгуира. Боюсь только, эта работа Фарелла станет для него последней.

Алан должен был насторожиться, так как все, относящееся к королю, имело первостепенное значение, но он неожиданно расслабился.

— Так что тебя беспокоит? — решил Джаред спросить напрямую.

— Мэй приезжает, возвращается ненадолго, впервые. Да ты знаешь, — Алан теперь выглядел ещё более непривычно: взволнованно-счастливым. — Я не видел его так давно!

— И? Боишься, что кто-то из небесных утянет его в свои голубые тучки? — пошутил Джаред, но Алан вздрогнул. — Что, правда боишься? С чего бы?

Алан молчал, собирался с мыслями или думал, стоит ли говорить о личном.

— Я боюсь иного. Не хочу, чтобы он оказался в центре ссоры, которая неизбежно случится, если Фарелл начнет вспоминать всех своих друзей юности, с которых он рисовал истинные полотна. В особенности подруг.

Советник постарался упорядочить этот ворох сведений, которые на него вывалил взбудораженный одновременно чем-то плохим и хорошим Алан.

— То есть ты хочешь сказать, если я тебя правильно понял: Фарелл писал картину, каким-то волчьим боком связанную с твоей нынешней семьей?

Одного укоризненного взгляда Алана хватило, чтобы Джаред устыдился: как можно было оговориться так глупо? Пусть близко к действительному положению вещей, но не в шатком положении Алана.

— Это я погорячился. Не со зла, случайно обмолвился.

Джаред заглянул в глубокие, темно-серые, почти черные глаза, поблескивающие в густых фиолетовых сумерках, и невольно подумал, что такая радужка, по слухам, была только у Джаретта Великолепного. Возможно, еще у кого-то из перворожденных, из которых, кроме Вогана, вроде бы никого и не осталось. Или осталось?..

Алан посветлел глазами, и морок пропал. Он особенно мягко улыбнулся, как всегда, когда думал о Дженнифер или Мэе. Своей почти жене и своем почти сыне.

— Да за что ты извиняешься? Я был бы счастлив, Джаред, окажись твои слова когда-нибудь правдой. Боюсь только, не доживу.

— Алан!

— Что «Алан»? Черный замок каменеет все больше. Отложим мои поползновения в сторону законного брака после сам знаешь чего.

Джаред вздохнул и выдохнул. Магия исчезает, замок мертвеет. Лишившись подпитки цитадели, Алан умрет. Или превратится в камень. Джаред долго крутил эту странную связь так и этак, но по всем дугам выходило, что снимется она только после падения Проклятия. И только теми, кто родился после. Детьми, которых почти нет.

— Опять стало хуже? — Джаред бессознательно перевел взгляд на пышный воротник рубашки Алана.

Там под несколькими слоями ткани прятался, изнурял и временами конвульсивно сжимался отвратительного вида черный ошейник, пьющий силы волка подобно пиявке, вытягивающий природное волшебство ши и ограничивающий свободу Алана. Начальник замковой стражи, почти всесильный в пределах стен цитадели, за этими же стенами начинал задыхаться и делать верные шаги к могиле.

— Не стоит упоминания, — Алан беспечно отмахнулся. — Я чувствую себя прекрасно. Просто кольнуло.

— Нет, не просто, — возликовал советник. — Что бы ни говорил наш король об отсутствии любви, ты ведь это чуешь?

— Чую, что шею сдавило. И зарница сверкнула.

— Две зарницы, розовая и голубая, — советнику в который раз захотелось все же выяснить, какого рода Алан, а то по всему выходило, что королевского. — Отложим это до возвращения Майлгуира, поговорим о твоих тревогах.

— А то, что ты ходишь мрачнее тучи, не в счёт?

— Мрачнее всего перед рассветом.

— Да-да. Или просто все мрачнее и мрачнее…

— Обычно ты говоришь: не все ещё потеряно.

— Разумеется, господин советник. Нам ещё терять и терять… Хорошо! — поднял руки Алан. — Расскажу, что беспокоит меня. И без того неясно, вспомнит ли меня Мэй, узнает ли, подойдет ли, а если у него сразу по приезду образуется законный родит… ственник, мои шансы выглядят вовсе призрачными.

Советнику захотелось глупо приоткрыть рот и наивно похлопать глазами, как в невозвратимо далеком детстве: нет, он, конечно, догадывался, что Алан имеет к Фареллу какие-то претензии, но чтобы настолько личные?

— Хм. Хм! Родит-ственник, то есть Фарелл, на днях жаловался, что никак не может найти трапезную и ему приходится блуждать на задворкам Черного замка в поисках еды… — Джаред побоялся продолжить. — Алан, тебе есть что сказать?

— Только то, что в гостевых спальнях всегда полно печенья, — начальник стражи, по чьему повелению замок мог водить гостей кругами бесконечно, лишь отмахнулся. — Его жизни ничего не угрожает, как и моей совести.

— Фарелл и… Дженнифер?!

Алан поежился, потер ладони, словно от холода.

— Видишь ли, какое обстоятельство. Фарелл когда-то, примерно двести девяносто шесть лет назад, писал портрет с Дженнифер.

— А Мэй родился двести девяносто пять лет назад, — картина складывалась, все вставало на свои места.

Даже то, почему Джаред понятия не имел о рождении ребенка вне дома: Майлгуир ненадолго, лет этак пятнадцать, выслал своего советника к дальним гарнизонам. Отослал по наущению Фордгалла, но не успел лесной лорд обрадоваться, как владыка Благого двора приказал все просьбы заверять у его советника. Самый дальний морской форпост на время стал пристанищем самых знатных послов Благих домов, к ужасу волчьих офицеров.

Дядя, конечно, вернул его раньше, и даже извиняться не соизволил. Да ещё пришлось доказывать Ллвиду, что он сам пожелал подышать морским воздухом… А то со второго дяди станется объявить войну дому Леса по столь незначительныму поводу, как обида «его волчонка».

— Ох, Джаред, я всегда говорил и снова повторю: советник ты неспроста, твоей проницательности можно только позавидовать, а главное, ничего объяснять не надо.

Очередные слова Алана, опять излишне вежливые, вернули Джареда в настоящее. Улыбка Алана стала подозрительно мягкой от прямого взгляда на него, Джареда.

— Я рад, что могу назвать тебя своим другом…

— Если тебе резко стало хуже, так и скажи! Сразу! Где болит? — Джаред просто ненавидел разговоры, напоминающие прощальные.

— Нет-нет, я о другом, все как обычно, — Алан замахал на советника обоими руками одинаково, что косвенно подтверждало его слова: в периоды буйства проклятого ошейника левая рука почти не действовала.

— Знаю я тебя, «обычно», — проворчал назидательно Джаред, но смилостивился. — И о чем же ты тогда?

— Я о том, что теперь тебе не нужно многословно пояснять все причины моего несвоевременного беспокойства.

— Скажешь тоже, «несвоевременного», как будто такое время можно выбрать, — советник снова оценил взъерошенно-взбудораженный вид друга. — Хотя ты можешь. Тут волноваться, а там не волноваться, а здесь поволноваться впрок, чтобы потом время не терять! Даже у меня не получается.

— Ну, если уж даже у тебя не получается, Джаред, — голос Алана оставался серьезным, а в глазах плясали отблески пламени.

Той искры, внутренней сути Алана — его души, если говорить словами жителей Верхнего мира — такой же невообразимо нелогичной, противоречивой и удивительной, как сам Алан. То есть попросту дерзкой, насмешничающей над приличными советниками и невоспитанной вдобавок!

— Если даже у тебя…

— Не продолжай! Нет! Тебе же будет лучше! Нет, А-лан!

Но тот, конечно, не удержался.

— Если даже у тебя не получается, то нам, простым неидеальным волкам, вовсе не на что надеяться.

Это было очень глупо, но Джаред попытался сделать подножку с захватом. Алан вроде бы ничего и не сделал, всего лишь легко отодвинулся, а Джаред, поймав воздух в захвате, чуть было не растянулся на полу.

— Вот поэтому к тебе и липнут всякие неприятности, — Алан смиренно вздохнул, назидательно поднял вверх указательный палец и даже не взопрел. — Потому что ты не слушаешь дружеских предупреждений и часто действуешь во вред самому себе!

— Не более чем ты! — досадливо ответил советник, выровнял дыхание, невзначай оглянулся по сторонам.

Нет, свидетелей его позора не наблюдалось, кроме ночной тиши, самого виновника и огромной кроваво-красной луны, висевшей от них на расстоянии вздоха.

Алан рассмеялся так же мягко, как улыбался, негромко и заразительно.

— Помнится, вам, господин советник, тоже многократно приходилось выбирать лучшее не для себя. Давно писал Лианне?

Джаред вздрогнул. Он посылал весточки солнечной королеве через личных посланцев, не желая именно этого, чтобы об его переписке стало известно Алану. Что очевидно не вышло.

— Не тебе меня учить, не мне тебя осуждать.

— Ты как всегда, — советник досадливо поморщился, отогнав светлый облик солнечной королевы. — Прекращай вести себя как седой мудрец, запыленный годами и слишком умный, чтобы не поучать каждым словом и жестом. Пыльный, нечесаный, в паутине и воспоминаниях о былом величии!

— То есть как наш Хранитель?

— То есть как наш Хранитель!

Теперь засмеялись они оба, хотя Джаред пытался сдержаться.

— В самом деле, Алан, я серьезно, — Джаред продышался и вернулся к беседе.

— И я серьезно. Оторвись от рукописей и приходи в зал.

— А ты прекрати отступаться от того, что хочешь и должен считать своим! Мы, бессмертные, все откладываем на потом, забывая, что это «потом» может не наступить! К тому же не понимаю, отчего ты боишься за Дженнифер и Мэя, раз Фарелл испытывает на сей раз терпение нашего короля и его внезапной королевы.

Алан недоверчиво свел брови.

— Я не очень-то доверяю ветреным натурам небесных. Его слова могут легко разойтись с делом, а рисковать понапрасну я не любитель.

— Вряд ли Фарелл вспомнит о Дженнифер ближайшие двести лет, — иногда знать всю подноготную каждого ши было лично приятно. — Сейчас он активно пишет созерцательные полотна и отвергает предложения о браке одно за другим. Просто поветрие какое-то — выходить замуж за небесных.

— Поветрие, говоришь, — опять нахмурился Алан. — Знаешь, я…

И замер. Застыл каменным истуканом, исполнив самый страшный кошмар Джареда наяву.

Но дело было не в начальнике замковой стражи.

Бездонное черное небо с мириадами звезд, освещенное полной луной, внезапно прорезалось зелеными бликами. Свет их, изумрудно-холодный свет, говорил о магии. О сильнейшем применении магии, про которую, кажется, все уже подзабыли.

Магическая канонада прекратилась так же внезапно, как и началась, а небо стало ещё более непроглядным, словно пропали даже звёзды.

Алан и Джаред переглянулись — и рванули к выходу из Черного замка. Начальник замковой стражи, за которым тут же устремились королевские волки, коротко и четко отдавал приказы: Черный замок закрыть, ближайший отряд выслать к Угрюму, обшарить все вокруг его дома. И проверить, что стряслось с их королем!

— Мне жаль, что я не смогу поехать с тобой, — тихо произнес Алан.

— Хотя бы за цитадель я буду спокоен, — ответил Джаред, взлетая на белую кобылицу.

Магический удар был так силен, что Майлгуир не сразу собрался с силами. Пытался подняться несколько раз, но тщетно.

Он прислушался, напрягая всю имеющуюся магию.

Мэренн не ощущалось рядом. Более того, ее не было нигде! Ни близко, ни далеко.

Значит, какая-то подлая тварь проникла в его сон, выманила из дома — и в это время похитила его королеву?

А единорог — предупредил, спас или отвлек?

Злость охватила Майлгуира, вдохнула сил, подбросила с места. Он торопливо оделся и сбежал вниз. Семеро лежали одетые, словно магия застала их в момент тревоги. Кормак — у самого входа. Видимо, пытался ползти.

Угрюм нашелся у очага спящим. Волчий король растолкал его, тот смотрел в непонимании, хлопал осоловелыми глазами. Майлгуир отбросил его, вышел наружу, в залитый лунным молоком мир, обошел тех волков, кто был на страже. Нашел шестерых под властью морока, накинул плащ на убитого. Почему решили прикончить именно этого? Как?! Кто осмелился? От окна потянуло влагой с отчетливой нотой дымной горечи. Контуры деревьев и построек смазывались туманом, луна скрылась за горами. Однако небо оставалось темным, и эти безумные дни вдруг показались волчьему королю мороком, наваждением. Может, и Мэренн ему пригрезилась? Слишком хороша была волчица, слишком влюблена в него — и слишком… все было слишком.

Майлгуир вспомнил ее танец, белоснежную кожу, вишневые губы, ясные серо-зеленые глаза…

Ну уж нет! Они принесли обеты земле и небу. Мэренн — его женщина, его королева, и он отыщет ее, даже если придется перевернуть эти самые небо и землю вверх тормашками!

Джаред уловил завихрения силы — спирали, ловящие след — еще на подъезде к дому Угрюма. Сам советник, будучи полностью лишен магии, оставался к ней невероятно чувствителен. Это было сродни ощущению потери, словно смотреть на птицу, чувствовать каждый взмах ее крыльев и понимать, что сам не взлетишь никогда.

Сейчас Джаред видел ясно: король потянул магию отовсюду — из земли, из неба, даже из волков, и без того истощенных. Шелестела трава, скрежетали камни Вороновых гор, недовольно журчал водопад, изгибался живыми волнами туман. Все говорило о том, что Майлгуир был жив и упрямо что-то искал, и советник выдохнул с облегчением. Тут Джареда догнал подоспевший отряд. Советник отдал приказ знакомому сотнику, и тот отправил волков во все стороны. И конечно же, в дом.

Отравой тянуло отовсюду, и Джаред пожалел, что король не взял его. Почему не учуял Угрюм? Как полукровка, он должен быть более чувствителен к запахам!

Везде пахло отравой и смертью. Королевский волк, не почуявший беды, убитый во сне на страже — как это возможно?

Хорошо хоть, смерть ощущалась только одна, остальные были то ли опоены, то ли околдованы.

Ещё семеро в доме, и Угрюм в беспамятстве.

Джаред, торопливо обойдя весь дом, взбежал по ступенькам к королевским покоям. Постель смята, королевы нет.

От высокой, мрачной фигуры короля потянуло холодом.

Майлгуир обернулся, глаза сверкнули красным, советник чуть было не сделал шаг назад. Майлгуир поворотился к столу перед собой, хлопком сложил руки, затем припечатал ладони.

— Мэренн украли, — глухо сказал он. Обернулся, глянул серыми глазами, потемневшими до черноты бури, но это уже были глаза ши, а не демона ночи. — Смотри!

На серой пыли, тонким слоем покрывавшей стол, отчетливо проступила лилия.

Символ северного рода. Места, откуда приехал Антэйн.

— Я достану его из-под земли, — произнес Джаред.

— Я сам его достану. А потом — зарою! — рыкнул король, полоснув взглядом как мечом. — Следы?

— Никаких, мой король.

— Мэллин?

— Алан не выпустит его из цитадели, — понимая беспокойство короля, произнес Джаред.

— Сколько воинов?

— Сколько пожелаете, мой король. Я видел несколько магических вспышек, могу рассказать поподробнее. Не стоит ли вам, мой король, дождаться зари?

— Не стоит! — рявкнул Майлгуир, а советник лишь вздохнул.

Чего и следовало ожидать.

— Следов магии хватит для того, чтобы Кроук и Ллвид оказали вам все необходимое содействие. Разрешите сопровождать вас, мой король?

— Я поеду один. Расспроси Угрюма.

Джаред дернул щекой. «Расспроси», а не «допроси». На расспросах далеко не уедешь, а советник был зол до той степени, что ради правды мог бы и приложить основательно. Все одно, за ночь срастутся даже кости.

— Антэйн. Что известно? — король говорил коротко, задыхаясь от ярости и боли.

— Уехал поутру, после того как отбыли вы с королевой.

Майлгуир застегнул перевязь, похлопал Джареда по плечу.

— Благой двор на тебе, племянник.

— Возьмите хотя бы… — вскинулся Джаред.

— Хорошо! Отправь семерых мне вдогон.

— И удачу, — тихо выговорил советник.

Майлгуир унесся злой как сто фоморов, а Джаред присел подле Угрюма в раздумьях, правильно ли он сделал, умолчав о том, что узрел. С одной стороны, король впрямую его и не спрашивал, так что явной лжи не было. С другой, утаивать правду от того, кого Джаред считал своей родней, не слишком хорошо.

Но всегда есть третья сторона, раздумывал советник, проверяя биение пульса полукровки, слабое, частое. Поднял веко. Плохо дело, но Угрюм выкарабкается.

На что способен волчий король после знания о том, что похитили не просто Мэренн, королеву Майлгуира, похитили мать его нерожденных детей…

— Ты тоже это понял, да, Джаред? — слабо ворочая языком, пробормотал Угрюм. — Сияние. Сильное, двойное. Очень сильное! Может, еще и поэтому нас так пришибло.

— Никому ни слова, — холодно произнес советник.

— Никто и не понял, — кашляя кровью, ответил Угрюм. — А я Майлгуиру не враг, как ты понять не можешь? Не о том думаешь. Мальчик и девочка, это ли не чудо? Говорил я, место священное! Может, поэтому и украли?..

— Рот свой поганый закрой! — медленно выговорил Джаред, придавливая шею Угрюму. — Хватит трындеть! Чтобы ни день ни ночь, ни свет ни тьма об этом не знали!

Ещё более медленно отпустил горло. Угрюм отдышался и смотрел под стать своему имени.

— Злой ты, Джаред.

— Да уж точно не добрый, — усмехнулся советник.

Стукнула дверь, забежал Кормак. Еле переставлял ноги, но все-таки именно забежал.

— Никто ничего не видел, кроме белого тумана. Двое еле дышат, но выживут. Ни следов похитителей, ни примятой травы, ни лошадей.

Кормак был чист и не закрывался от советника, горя виной и жаждой мести.

— Увести по лунному лучу сложно, но можно. А она сегодня была в полной силе, — пояснил Джаред лишь для того, чтобы Кормак перестал себя корить. Еще на меч бросится, и будет у них на одного верного волка меньше.

— Угрюм? — спросил Кормак, готовый медленно снять с того шкуру.

А Угрюм шевельнулся к нему, очевидно желая общаться со всеми, кроме Джареда, пусть даже его будут поджаривать над очагом.

— Сами разберемся, по-родственному. Что дергаешься, Угрюм? Не знал, что все люди — братья?

— Как и все волки, — буркнул тот.

— Значит, родня вдвойне. Рассказывай, дорогой, что видел, что слышал, чем гостей привечал?..

Угрюм дернулся, зарычал, показал зубы и блеснул глазами из-под лохматых бровей, доказывая, что он все-таки волк, пусть и наполовину.

— Из твоего дома украли королеву, — тряхнул его за плечи Джаред. — Так что будь добр, выкладывай все и в подробностях. Рожи можешь корчить какие захочешь, и не такое видывали.

Прикрыл глаза, пока Угрюм, недовольно ворча, рассказывал про Майлгуира и Мэренн.

Понюхал принесенное из покоев короля вино.

— Пить будешь? — подставил ко рту Угрюма.

— Выпил бы, да ты же и с того света достанешь. Шафран там был, а не бессмертники! Что я, отравы не почуял бы? Да и волки, а уж Майлгуир!..

— Король бы почуял, — добавил Кормак, глядя, как пальцы советника все сильнее сжимают плечо Угрюма.

Джаред заметил этот взгляд, отпустил плечо хозяина. Нечего без повода кости ломать.

— Что-то перебило вкус, или… — советник заинтересовался, лизнул край бокала. — Или заменило, что более сложно и более тонко. Лунное колдовство в роду и у белых волков, и у северных. Достанет морока, но кто-то хотел подстраховаться.

— Тоже думаете про Антэйна?

— Очевидно все указывает на Антэйна, — Джаред переглянулся с Кормаком, неуверенно качнувшим головой. — Угрюм, проводи меня до водопада. Кормак, бери шестерых, кто поживее, и вдогонку за королем.

Кормак убежал обрадованный. Догонит, нет сомнений.

Визит по следам короля ничего интересного не дал, кроме шафранной россыпи цветов, алмазных капель росы и густых волн тумана, лизавшего старые вязы. Влажный каменный бок Вороновых гор казался неприветливым и печальным.

— Есть что? — с надеждой спросил Угрюм на обратной дороге.

— Майлгуир, притянув магию, стер все следы чужого воздействия. Выпил до капли, — скорее для себя ответил советник и смерил хозяина взглядом.

— Все меня подозреваешь, — буркнул Угрюм. — А к Мэренн Ругер сунулся. Просил за себя, заступничество обещал!

Это настолько не походило на вышколенных королевских волков, особенно из личной охраны Майлгуира, что Джаред чуть было не споткнулся на месте.

— Когда? Где? Она его в покои запустила? Ты видел?

— Видеть не видел, но слышал. Король обещал его на клочки порвать, Кормак — прогнать из охраны. А Мэренн его ножом пощекотала, чтобы дерзости поубавилось, — произнес Угрюм неожиданно довольно. — Настоящая королева!

— Так что ты раньше молчал! — обозлился Джаред.

— Так господин советник про короля и королеву спрашивали…

Джаред остановил его жестом, не желая терять мысль.

Выманить Мэренн из опочивальни нельзя просто так. Она должна была дать разрешение на вход! Если… Если не дала его раньше.

Джаред втянул носом воздух, но нет, не пахло от Угрюма ни злостью, ни кровью, ни тем паче смертью.

— Господин советник, — скривился Угрюм, — допусти до животины. Не виноваты они. Подоить бы да покормить.

Блеяние овец и бекание коз раздавалось настойчиво и все более жалобно.

— Я прослежу, — отлепился от тетивы лестницы стражник после кивка советника.

— Нет, — остановил его Джаред, пощупав магический потенциал. — Ты мне в другом деле нужен. Отправь хоть кого, но не Ругера. Ко мне его немедля.

— Да его, как бы, никуда уже не отправишь, — кашлянул волк.

— Он? — указал Джаред на накрытое плащом тело. — Ты знаешь, что произошло?

— Он. Все знают, все в ужасе были. Такое пятно… Он кровью просил искупить. Клялся-божился, будто нашло что-то. Кормак отослал его, и тут… — сокрушенно вздохнул. — Ничего не помню, только сны про луну, сошедшую с неба. Может, господин советник…

— Вывернуть тебе память? Не думаю, что это лучший вариант. Тем более у нас есть один неудачливый ши, — скинул Джаред темный от крови плащ, оголяя запрокинутое к темному небу, бледное как мел лицо и перерезанное горло, — кому стертая память жить не помешает.