Все дальше и дальше

Глава 15

Теперь Дженни Бек понимала, почему ей никогда не нравилось изображать из себя недотрогу. Это было утомительно, к тому же так было сложно продержаться долгое время. Крис Коулбрук первым делом позвонил ей в понедельник утром, но она не подошла к телефону, только сделала автоответчик погромче. Ему срочно нужно было с ней поговорить, и он придумал тысячу причин, чтобы заехать позже и повидаться. Все это очень мило, но что, если его пыл охладеет и он перестанет ее преследовать? Все эти игры в кошки-мышки были призваны заставить мужчину почувствовать себя охотником, главное — вовремя сбежать, чтобы эмоции хлынули через край и он бы влюбился по уши. Но что если, вопреки всем внешним признакам, Крис на самом деле не хотел играть в игры или не знал правил? Что если он пришел в себя и понял, что она не стоит его?

Дженни вытащила из стиральной машины чистые простыни и вышла на улицу, где была натянута бельевая веревка. Когда она была занята, ей всегда думалось лучше. Пока она молчала и держала дистанцию, строя из себя недотрогу, Крис вполне мог выяснить, что слухи о Саре и Лео Бэннинге неправда, всего лишь блеф и вранье. И в худшем случае — Дженни не переставала преследовать эта мысль — Крис и Сара могли бы заявиться к ней домой вместе и потребовать ответ: что за игру она затеяла? Дженни хмыкнула, перебросила простыню через веревку и расправила ее. Она скажет им, что не имеет ни малейшего понятия о том, что они несут, — никакого понятия. Зазвонил телефон. Дженни боролась с искушением побежать в дом и снять трубку. Разыгрывать из себя недотрогу оказалось не так просто.

Позднее утром наверху Дженни собрала веничком из перьев пыль в спальне и сняла длинную паутину, гирляндами увивавшую потолок. Все утро она носилась, как белка в колесе. Разобрала одежду, наваленную на кресле в спальне, на полу, на высокой вешалке, поменяла простыни, пропылесосила под кроватью и теперь была почти готова к… к… эта мысль застала ее врасплох. Готова к чему?

Она замерла очень тихо, сжимая в руке перьевой веничек для обметания пыли, и хорошенько задумалась. От правды не уйдешь, она готовила спальню к приходу Криса Коулбрука. Вытерла пыль и убрала разбросанную косметику с туалетного столика, выкинула в мусорную корзину целую кучу грязных салфеток, расставила на прикроватном столике маленькие горшочки с сухими ароматными цветами и свечи, — все ради него. Какая глупость: разве может мужчина возбудиться при виде пары засохших листиков в горшке? Уж точно не ее Тони.

— Это что еще за чертовщина? — сказал бы он, окажись он здесь сейчас. — Салат, что ли? — Он бы стал высмеивать ее. Как-то раз он сказал ей, что секс для него как еда: главное, чтобы его было много и все было просто, без всяких чертовых финтифлюшек. Ну и пошел он в задницу. Дженни капнула на сушеные розовые бутоны еще пару капель ароматического масла. Когда ей показалось, что их сексуальная жизнь стала однообразной, она заказала одну из тех книжек, которые рекламируют на последних страницах журналов.

Тони понравились картинки, но он заявил, что вся эта ерунда — для тех, у кого есть время возиться с детским маслом и наручниками, но уж точно не для него с Дженни. Неужели после стольких лет она не знает, что ему по душе? Эти долбаные книжки только морочат людям голову.

Он развернул книжку боком, чтобы получше рассмотреть, кто что делает на картинке. «Я уверен, — заявил он, — парень, написавший эту книжку, ржет до колик, когда представляет себе, как некоторые чудаки на самом деле собираются последовать его совету. Сама посмотри, ты когда-нибудь видела более идиотскую картинку?»

Дженни ничего не ответила, и тогда он перевернул книгу и увидел ценник.

Тони так и не понял, из-за чего весь сыр-бор. Он представлял себе хороший секс как быструю незамысловатую возню с выключенным светом в пятницу вечером, после того, как он выпил кружку пива в «Кабаньей голове», возвращаясь из долгой поездки на авиабазу, куда доставлял продукты. Или, очень редко, по субботам, но только по особым случаям.

Теперь, очевидно, все изменилось, и он готов был заниматься этим любыми способами: стоя у холодильника, в ванной со множеством пузырьков, на улице, постелив плед, который он и мисс Взвешивай и Экономь хранили в «Ягуаре» на случай аварии. Дженни знала, что это правда, потому что ей сказала Пэт из мясного магазина, а кузина Пэт была лучшей подругой мисс Взвешивай и Экономь.

Сколько лет потрачено впустую, а ведь они могли бы экспериментировать с некоторыми идеями из книжки. Но что теперь говорить, Тони ушел — туда ему и дорога. Но что если окажется, что Крис ничуть не лучше? Что если он тоже думает, что ароматические сухие цветы и свечи — бред, чепуха и ни на что не годятся? Кто его разберет.

Может, она не создана быть любовницей. Дженни понятия не имела, как мисс Взвешивай и Экономь удалось заарканить Тони. По словам Пэт из мясного магазина, до того, как она его встретила, она жила с родителями и спала в одной комнате с сестрой.

Крис звонил в десять и в одиннадцать, и каждое его сообщение было проникнуто растущим отчаянием. Как бы он ни старался напустить на себя невозмутимое безразличие, она поняла, что он все сильнее нервничает, и ей стало очень приятно. Дженни побежала вниз, послушать автоответчик.

«Я знаю, ты сказала, что нам не стоит больше видеться, и я тебя понимаю. Правда. Я уважаю твое мнение. Я только надеялся, что ты будешь мне звонить, или я тебе. Иногда. Чтобы просто поболтать, знаешь, как друзья. Я за тебя переживаю. Я вовсе не считаю, что ты неспособна справиться с проблемами в одиночку, нет, я не это имел в виду. Я просто беспокоился за тебя».

Она чувствовала, что он изворачивается. Беспокоился, значит? Дженни улыбнулась и вытащила из шкафа пакетик креветочных чипсов. Ей нужно было что-нибудь пожевать, чтобы поддержать силы и довести до конца план по разыгрыванию недотроги. Дженни жевала, перематывала кассету и слушала сообщения. Снова и снова.

— Я рад, что ты все-таки решила приехать. — Глаза Мака были темными и волнующими, как летняя гроза. Сара улыбнулась, призывая на помощь последние капли самообладания, несмотря на то, что воздух искрился от необъяснимого электрического притяжения, и оба они понимали, что это желание. Он сделал шаг вперед, а Сара инстинктивно шагнула назад. Она, словно кролик, попавший в лисье логово, голубь в когтях ястреба. У нее не осталось ни тени сомнения в том, что принять его приглашение и явиться к нему в коттедж было очень, очень опрометчивым шагом. Он улыбнулся, будто прочел ее мысли.

— В чем дело, Сара? Я не кусаюсь, честно. Если ты сама не захочешь, конечно. Я просто хотел взять у тебя пальто.

Сара накинула на плечи кардиган. При мысли о том, что он так близко, по коже пробежали мурашки — и вот он совсем рядом, он касается ее плеч, и ее опять пробирает дрожь. Он слегка наклонился и коснулся ее шеи губами. Тепло его дыхания, запах его тела так близко заставили Сару скакнуть через кухню, будто она обожглась.

— Ты какая-то нервная, — промурлыкал Мак. — Расслабься.

Сара повернулась к нему лицом, прекрасно понимая, что он играет с ней, как кошка с рыбкой, и что если она немедленно не возьмет себя в руки, скоро у нее будут большие неприятности. Она попадет в ситуацию, где логика и разум уступают более древним, непреодолимым эмоциям. Но ее поразило, как сильно она хочет быть желанной, как здорово чувствовать, что кто-то просто хочет тебя, на инстинктивном уровне, и, как ни странно, это придало ей силы противостоять Маку. Пусть лучше ее хочет человек, который ей нравится и с которым ей весело.

— Вообще-то я не могу долго задерживаться. — Она нарочно говорила бодрым, жизнерадостным голосом, оглядывая интерьер кухни. — У тебя отличный дом, — с улыбкой произнесла она.

Она не солгала. Стены в кухне были выкрашены в кремовый цвет, а мебель была разномастной, как с блошиного рынка: над головой висела деревянная сушилка, увешанная белыми рубашками, толстыми темно-синими полотенцами и пучками пряных трав; у одной стены стоял обшарпанный уэльсский комод с разнообразными тарелками, чашками, мисками и кувшинами. В центре комнаты возвышался огромный деревянный стол, на котором стояло ведерко для льда, полное подсолнухов. Вокруг стола размещались несколько стульев: высокие кресла и стульчики для кафе, стулья с решетчатой спинкой и табуретки. В камине стояла пыльная черная плита, увешанная полотенцами и кухонными поварешками. Каждая плоская поверхность была чем-нибудь занята: шляпой, корзинкой с камешками или ракушками, подносами и мисками, ведерками и кувшинами, — поразительное множество предметов, отражающих разбросанность натуры Мака. Кое-какие вещи казались логичными и нужными, но некоторые были бесполезны, например, чучело рыбы в стеклянном футляре, украшенное стразами; банка из-под варенья, наполненная чем-то вроде стеклянных глаз; дамский веер из страусиных перьев, красующийся рядом с белой фарфоровой кошкой, свернувшейся калачиком. Эти бесполезные вещи и были самыми интересными и заставляли задуматься. Общее впечатление было чудесным, интригующим, захватывающим; казалось, эта комната наполнялась вещами в течение долгих лет, и в то же время была единым целым и будто всегда существовала в таком виде.

— Давай я налью тебе вина и покажу дом.

Сара хотела было возразить, но потом поняла, что именно этого Мак от нее и ждет. Ей хотелось разрушить его планы, но так, чтобы он не чувствовал себя проигравшим.

— Хорошо, — согласилась Сара. — Что у нас на обед?

— Ты проголодалась? — Мак произнес это слово с ясным эротическим подтекстом, открывая бутылку. В обычной ситуации Сара бы рассмеялась. Но сейчас она понимала, что это всего лишь очередная уловка, продуманный шаг.

— Я все утро была на работе.

— О, конечно, я и забыл. — Он налил вина. Даже звук вина, льющегося в бокал, казался чувственным и бархатистым. — Мы могли бы пообедать на свежем воздухе. На улице есть навес от солнца и столик с видом на реку. Вид там изумительный. — Он сделал паузу, чтобы проверить, внимательно ли она его слушает. — Я приготовил салат, тигровые креветки, французский хлеб. На десерт свежие фрукты с йогуртом и медом. Одобряешь?

— Звучит чудесно.

Он протянул ей бокал.

— Сперва я покажу тебе дом, а потом пообедаем. — Он протянул ей руку. Не показывай, что тебе страшно, шепотом подсказал ей внутренний голос. Сара сомкнула пальцы на его ладони.

— С чего начнем?

Мак засмеялся.

— Боже, ты чудо.

Сара поставила бокал с вином на кухонный стол.

— И я намерена и дальше такой оставаться.

Слишком поздно. Вместо того, чтобы проводить ее на улицу, как она предполагала, Мак сжал ее в объятиях и крепко поцеловал. Сара была поражена. Хватая рот воздухом и злясь на себя за то, что не предугадала его действий, Сара в то же время была в восторге от эмоций, которые он заставил ее пережить. Когда он обнял ее, внутри вспыхнуло какое-то безымянное и волнующее ощущение, которого она не испытывала уже очень давно. В ее голове клубился приятный шелковистый эротический туман. Легче легкого забыть обо всем и потом обвинить его в том, что произошло. Сара с трудом перевела дыхание, сжала кулаки и оттолкнула Мака, упершись кулаками ему в грудь.

— Я не думала, что ты затеял такие грязные игры, — прошептала она.

Мак скорчил гримаску.

— Все средства хороши.

В полуосвещенной кухне она сумела разглядеть его совсем близко: это был хищник, чувственный, опасный и гипнотизирующий своей красотой, который привык получать то, что хочет, хотя, как она подозревала, добыча обычно сама шла к нему в руки.

— На меня твои уловки не подействуют, Мак.

Он скептически улыбнулся.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но лишь из-за того, что Крис сейчас ведет себя, как полный придурок, я не ищу кого-то, чтобы занять его место.

Он притворился обиженным.

— Ладно, Сара, не злись на меня. Небольшое развлечение никому не повредит.

Выражение ее лица не изменилось.

— Это не развлечение.

— Неужели? — проговорил он, чуть более лукавым и льстивым тоном.

— Ты не развлекаешься, Мак. Ты пытаешься заполучить то, что тебе не принадлежит.

— Надо же, какая догадливая. Только не говори, что ты счастлива с этой деревенщиной.

Сара смерила его взглядом; ее поразило презрение в его голосе. Он был полон высокомерия, невероятно сексуален и в то же время безумно ее раздражал. Она сама была матерью, и ей хотелось отшлепать его за то, что он ведет себя, как задиристый маленький сорванец. Но вместо этого она произнесла еще более низким голосом:

— Ты и то, что произошло сейчас, тут совсем ни при чем. Думаю, мне пора. — Она демонстративно взяла сумочку и сняла с вешалки кардиган, показывая, что намерена уйти.

Ей хотелось добиться примирения, и это сработало. Она уже подошла к двери, и тут Мак поднял руки в знак капитуляции.

— Хорошо, хорошо. Мир. Послушай, оставайся, давай просто пообедаем. Я специально для тебя готовил. Обещаю не набрасываться на тебя, к тому же мне хочется показать тебе дом и парк. — В его глазах опять заплясали озорные искорки. — Мы могли бы прогуляться к озеру, а потом вернуться, разгоряченные и ужасно усталые, и прежде чем пообедать, я бы показал тебе коттедж. Начиная с хозяйской спальни.

Сара невольно рассмеялась, и в тот момент они поняли, что она готова остаться.

Мак взял бокал с вином и протянул ей.

— Можешь взять с собой. Я буду стараться изо всех сил, чтобы соблазнить тебя. Можешь считать это моим первым ударом в битве, которая может оказаться долгой и кровавой. Как дальнометрия. Мне всегда нравилось преодолевать препятствия.

Они вышли на солнцепек, и стоило переступить порог, как они снова начали легко и по-доброму подшучивать друг над другом. Атмосфера изменилась так быстро, будто кто-то повернул выключатель.

Желая перейти на нейтральную тему, Сара рассказала Маку о музыкальном вечере в центре святого Варфоломея; пока они гуляли по берегу озера, он расспрашивал ее о сплетнях и интригах. Они долго любовались водным потоком, который образовывал множество маленьких заливчиков, каждый из которых был по-своему живописен и прекрасен, как на картинке. Через просветы в деревьях или камышах был виден дом Моники и коттедж, напоминающий изумительное импрессионистское полотно. Сара находилась под впечатлением, она была в восторге, но продолжала говорить, на всякий случай, чтобы ее молчание не было истолковано, как приглашение. Когда они вернулись в коттедж, она устала от звуков собственного голоса.

— Мне бы очень хотелось выкупить долю художественного центра, — сказала она. — Тогда я бы имела доступ к общей мастерской. Стала бы частью проекта с самого начала. Одним из его основателей.

На том берегу неподвижно, как статуя, стояла цапля, не сводя с водной поверхности своих глаз-бусинок.

— Так и сделай, почему бы нет?

Сара с улыбкой потерла большим, указательным и средним пальцами.

— Как я объясню, что взяла такую большую сумму из семейного бюджета? Тем более, если придется вносить такую долю ежегодно. Да и откуда у нас столько денег.

Мак поморщился.

— Пятьсот фунтов — капля в море.

— Для тебя да, но это не единственные траты. Без материалов пространство мастерской ни к чему. Краски, бумага, холсты и доски для картин маслом — все это обойдется недешево.

— Как же работа, которую тебе предложили в центре, разве твоего гонорара не хватит, чтобы оплатить все это?

Мак переставлял накрытые салфетками тарелки с большого подноса на стол и не желал, чтобы она ему помогала.

— Не знаю, я даже не уверена, что меня возьмут на эту работу. Придется уволиться из «Уайтфрайарз». Сейчас эта работа идеально соответствует расписанию Чарли и других мальчиков, но в художественном центре все будет совсем по-другому: у меня будет мастерская, я смогу развиваться творчески. Хотела бы я успевать и здесь, и там. Когда я увидела полотна, сваленные в кучу на чердаке, то задумалась: может, пришло время всерьез заняться творчеством? Другого шанса у меня может и не быть.

Она украдкой взглянула на него, подумав, что от ее рассуждений о домашних проблемах он заскучал, но, похоже, Мак серьезно задумался над ее дилеммой. Поднос опустел, и он побежал по наклонному полу в кухню.

Ни к чему отрицать, он очень красив. Каково было бы влюбиться в такого, как Мак? Он лжец и обманщик, Сара поняла это, едва взглянув на него; жить с таким человеком — значит, никогда не знать, где он находится и чем занимается. Он ветреный, любит флиртовать и свободен, как птица, тропическая птица с ярким оперением, совершенно не приспособленная к жизни в неволе. Он бы разбил ей сердце, тем более, что Сара понимала: она так притягательна для него прежде всего потому, что не поддается и не намерена поддаваться его обаянию. Или нет?

Он появился в дверях с вином, льняными салфетками и корзинкой французских булочек. Как он и обещал, обед оказался чудесным. Они сидели под самодельным парусиновым тентом на зеленой террасе напротив эркера, на противоположных концах старого кухонного стола, покрытого потрескавшимся коричневым лаком, под которым виднелось дерево. На берегу озера Мак расстелил стеганое одеяло, разбросав по нему подушки в чехлах и кучу валиков. Рядом валялась книга, перевернутая обложкой вверх, грязный винный бокал, чашка и солнечные очки; неудивительно, что Мак хотел, чтобы они расположились у озера. В нескольких футах берег озера круто изгибался; шелковистая черная поверхность воды была неподвижна, если не считать редкого всплеска рыб.

Сара наполнила свой бокал ледяной водой, стараясь не казаться слишком расслабленной и довольной. В камышах ныряли за хлебными корочками утки, солнце палило, и птицы на деревьях у озера оживляли долгий жаркий ленивый летний день своим пением.

Наслаждаясь идиллией, Сара расслабила плечи и почувствовала, как накатывает сонливость, как вдруг в ее голове зазвенел предупредительный сигнал, от которого она чуть не подскочила.

Она демонстративно посмотрела на часы.

— Извини, Мак, но мне уже пора.

Он скорчил гримаску.

— Но мы еще не ели десерт. Я хотел доказать свою бесконечную преданность, почистив для тебя виноградинки.

Но Сара уже поднялась на ноги.

— Извини, — проговорила она, улыбнулась, поцеловала кончик своего пальца и приложила его на лоб Мака. — Спасибо за прекрасный обед, Мак. Можешь не провожать меня к машине.

Он надулся, напомнив ей Чарли, когда утром у него бывало плохое настроение.

— Но я купил клубнику.

Все еще улыбаясь, Сара покачала головой и пошла вдоль берега.

— Позвони, — крикнул он ей вслед. — Если не позвонишь, я сам тебе позвоню.

Сара обернулась и хотела было запротестовать, но догадалась, что это всего лишь уловка, чтобы заставить ее задержаться подольше, первое предложение из многих, призванных убедить ее остаться, а если она останется, не исключено, что Мак все-таки выиграет.

В машину она вернулась в хорошем настроении. Открыла все окна, поставила кассету и поехала домой, поздравив себя с тем, как держала себя с Маком. Или, может, это тоже часть его плана? Он позволил ей сбежать на этот раз, внушив ложное чувство безопасности? Сара мельком взглянула на свое отражение в зеркале заднего вида. Поразительно: достаточно лишь немного мужского внимания, чтобы превратить женщину в настоящую красавицу.

— Ты рано вернулся, — сказала Сара.

Толкнув дверь черного хода, она меньше всего ожидала увидеть Криса, и ее слова были наполовину утверждением, наполовину изумленным возгласом и приветствием. Он сидел за кухонным столом, развернув перед собой газету, и, судя по всему, таращился в одну точку. Увидев ее, он навел фокус и сменил выражение лица с нейтрального на мрачное.

— Тебе не угодишь, да? — произнес он неприятным раздраженным тоном. — В пятницу и субботу ты жаловалась, что я приехал слишком поздно. Сегодня я приехал чуть раньше обычного, и ты опять взъелась, да?

Сара вздрогнула.

— Я вовсе не это имела в виду, Крис. Просто беспокоилась, все ли у тебя в порядке. — На самом деле она хотела сказать, что он, возможно, все еще мучается от похмелья после воскресенья, но боялась произнести это вслух. Обед с Маком укрепил ее уверенность в себе и поднял настроение. Может, сейчас самое время протянуть оливковую ветвь? — Хочешь поговорить, Крис? Между нами все так же напряженно, и мне это не по душе. Что бы я ни говорила и ни делала, ты в бешенстве. В чем дело?

Он уставился на нее, как на сумасшедшую.

— В чем дело? Иногда ты меня удивляешь, Сара, на самом деле, очень удивляешь. По-моему, дураку ясно, в чем дело, — ответил он, качая головой.

Сара смотрела на него, теряясь в догадках. Она что-то не понимала. Судя по всему, что-то очевидное. Неужели он все еще злится на нее за то, что она не ночевала дома? Она глубоко вздохнула, собираясь задать вопрос.

И тут зазвонил телефон. Это была Моника. Сара предложила перезвонить позже, но Моника ее прервала.

— Не надо, это займет всего минуту, потом можем поболтать поподробнее. Я только что говорила с Маком. Как ты смотришь на то, если я внесу твою долю в художественном центре за первый год?

Сара нервно усмехнулась.

— Очень мило с твоей стороны, Моника, но я не могу… — она говорила быстро, чтобы скрыть удивление и непонятно откуда взявшееся смущение.

— Эй, подожди-ка, — продолжала Моника. — Я же тебе вчера сказала, что хочу принять участие в этом проекте. Таким образом я убью одним выстрелом двух зайцев. Ты получишь доступ в мастерскую, я стану участником проекта и доброй покровительницей талантов, и прежде чем ты начнешь изображать из себя Оливера Твиста, дорогая, давай посмотрим на вещи с точки зрения перспективы: пятьсот фунтов для меня — это пара туфель.

Сара покраснела.

— Ну, если так…

— Ну, если так, то соглашайся. К тому же, я не дурочка, я вкладываю деньги в потенциально выгодный проект. Ты попросишь вашего викария мне позвонить? В новой роли филантропа и ценителя искусств не мешало бы заручиться поддержкой сильных мира сего.

Сара засмеялась.

— Конечно. Не знаю, что и сказать, Моника.

— Тогда скажи «да», но только мне. Если ответишь «да» на любое предложение этого ублюдка Мака, рискуешь обжечься.

Сара опять залилась краской.

— О’кей, поговорим позже, — прощебетала Моника в заключение. — Мне нужно бежать, только что пришла массажистка, а ты сама знаешь, как нетерпеливы эти хиппи новой волны. Ее зовут Гудрун де Вайн, я уверена, она это имя придумала, и ей не терпится заняться моей аурой, будто в жизни и без того мало проблем. — Моника рассмеялась. Смех у нее был низкий, заразительный, шоколадно-бархатистый от избытка жизненной энергии.

Опустив трубку, Сара с содроганием осознала, что Крис сидит за столом и наблюдает за ней. Она улыбнулась, боясь, как бы оливковая ветвь не завяла, прежде чем она срежет ее с дерева.

— Это была Моника, она предложила выкупить для меня долю в мастерской в новом художественном центре на этот год. Я только позвоню Лео Бэннингу, ты его знаешь, наш викарий, — произнесла она с лучезарной улыбкой, желая подбодрить его, поделиться своей удачей, поднять ему настроение. Она знала, что у нее взволнованный голос, и надеялась, что ее восторг заразителен.

Сара набирала номер, а Крис очень медленно поднялся на ноги, будто это усилие было для него невыносимым, и мрачно поплелся в гостиную. Саре повезло, что она не видела выражения его лица.