Все дальше и дальше

Глава 2

Крис Коулбрук откинул со лба прядь влажных волос и облокотился о лопату.

— Ну что, Барри? Еще пару заходов, и хватит?

Позади них бурлила, фыркала и захлебывалась цементная смесь. Барри утрамбовывал дорожку, разравнивая океан волн. Он задумчиво посмотрел на вязкие гребешки и оставшийся отрезок каменной кладки и металлического каркаса.

— Да, еще два, и хватит. Неплохо получается, да? Я сбегаю на задний двор, принесу еще доску настила.

Крис надул щеки. Было жарко, спина и плечи болели: Барри взял напрокат бетономешалку, и приходилось закидывать гравий, песок и цемент лопатой в ее раскрытую утробу. Даже по очереди это было тяжко. Футболка намокла и прилипла к коже.

— Выпить хочешь? — спросил Барри, пробираясь по мостику из досок, который они настелили поверх свежего бетона.

— Не то слово. Пивоваренный завод осушил бы одним залпом.

— Пива?

Крис кивнул. Они с Барри вместе работали в торговле, до того, как Крис решил, что хочет заниматься любимым делом. И открыл лет пять назад собственный бизнес по ландшафтному дизайну. Было нелегко, Саре и детям приходилось туговато: обходились без отпусков, без дорогих покупок. Но игра стоила свеч. Без сомнений.

Барри перегнулся через окно кухни и выудил из раковины две банки пива.

— Я думал, Сара тоже придет. — Он кинул Крису влажную запотевшую банку. Звук открывающейся банки был как ангельское пение, а пиво на вкус — как амброзия. — Потом можно было бы устроить барбекю.

Крис вытер с губ тыльной стороной ладони белую пену и рыгнул.

— Да, я подумал было позвать ее, но у нее какая-то вечеринка сегодня в Бартоне. Где Лиза?

Барри махнул рукой в сторону бунгало:

— Старается не путаться под ногами.

Лиза выглянула в открытое окно кухни и улыбнулась:

— Я же не идиотка. Терпеть не могу потных мужиков и пиво.

Барри выпятил грудь.

— Настоящие мачо, — игриво прорычал он и одним залпом осушил банку, увенчав демонстрацию своего мастерства смачной, раскатистой отрыжкой.

Блондинка Лиза работала секретаршей в той же школе, что и Сара, и питала страсть к массивным золотым браслетам и обтягивающим черным топикам без рукавов. Лиза закатила глаза.

— А кто завел бетономешалку?

Барри фыркнул.

— Ну и что, если я не заметил эту крошечную кнопочку. В наше время нужно было применить мышечную силу, только и всего, — он обезьянничал, изображая, что нажимает стартовый рычаг.

— И кто заказал песок, цемент, гравий?

Барри скорчил рожу.

— Женщины, а? Что с них возьмешь.

Лиза продолжила свой список, загибая пальцы:

— Кто нашел садовую лопату, разобрал тачку, кто одолжил у соседей настил, положил пиво охлаждаться?

Барри смерил ее уничтожающим взглядом.

— О’кей, о’кей, можешь не продолжать, мы все поняли. Днем она милая секретарша, ночью и по уикендам — суперменша.

— Я видела Сару, когда покупала бензин для бетономешалки. Какое у нее красивое черное платье. Это его она купила в «Петермонде»? — спросила Лиза.

Крис хмыкнул. Он понятия не имел, откуда у нее платье. Ему и в голову не пришло, что она его купила, и тем более для особого случая.

Лиза угостилась пивом.

— Наверное, она ехала на какую-то вечеринку. Я удивилась, когда ты пришел после обеда. Я-то думала, что у сладкой парочки романтический ужин на двоих в каком-нибудь милом местечке.

Крис напряженно сжал ледяную банку.

— Правда?

Лиза хихикнула:

— Сбагрили детишек на вечер и отправились в уютное местечко вдвоем, как в старые добрые времена…

Лицо Криса стало пунцовым.

— …но видно, я ошиблась. Какой мужчина сможет устоять перед ароматом бетона и спиртовыми градусами?

Когда он поднял голову, Лиза скрылась в тени. Барри хмыкнул:

— Еще два захода, дружище. Что это за вечеринка у Сары?

Крис задумчиво посмотрел на серое штормовое море бетона. Сара выглядела как-то по-другому и очень настаивала, объясняя, что Чарли не может с ней поехать. Он сосредоточенно закусил губу.

— Не знаю. Вроде девичника, наверное. Новоселье. Знаешь Монику Карлайл?

Барри закатил глаза:

— Господи, Крис, «я еду к старой подруге»? Ты что, попался на эту уловку, дружище?

Крис окаменел.

— Что?

Барри расхохотался и, перегнувшись через окно, налил в стакан воды.

— Шучу, Крис, шучу. Жарко, как в аду, да?

Сара притормозила у живой изгороди и наклонилась открыть окно у пассажирского сиденья.

— Извините, может, вы мне поможете? Я ищу дом под названием «Фруктовые сады».

Она уже второй раз объехала Бартон. Последним прохожим, у которого она спрашивала дорогу, оказался шведский турист.

Старичок, которому она преградила путь носом бампера, кивнул и придержал терьера на поводке.

— Первый поворот налево, по аллее с деревьями. В мое время…

Сара поспешно поблагодарила его и уехала. Она и так опаздывала, нервничала и уже начала думать, что стоит быстренько пропустить рюмочку где-нибудь и вернуться домой. У нее болела голова, и чем больше она смотрела на платье, тем сильнее убеждалась, что надевать его было ошибкой.

Повернув налево, она остановилась под тенью конских каштанов и перечитала записку Моники. Судя по всему, это и было то самое место, но неужели Моника живет в таком огромном доме? Когда они только познакомились, Сара с Крисом переехали в крошечную квартирку за больницей в Норвиче. Моника жила напротив, снимала большой дом в викторианском стиле.

Сидя на островке темноты и прохлады под деревьями, Сара попыталась вспомнить, как они подружились с Моникой, но воспоминание об этом почему-то улетучилось. Лишь недавно они были всего лишь соседками и вежливо кивали друг другу на улице, а в следующую минуту уже хихикали за бутылкой дешевого вина и ходили в гости на ужины, чтобы от души посплетничать.

Сара тогда работала в книжном магазине, а Моника, которая была чуть постарше Сары, хотя Сара так и не узнала, насколько — может, на десять лет, может, и больше, — вела богемный образ жизни без определенного источника дохода. Но у нее всегда была куча секретов, в том числе и ее возраст.

Крис сразу же отнесся к Монике с подозрением: мужья всегда ревнуют жен к близким подругам. В течение многих лет Сара и Моника не теряли связь, обмениваясь рождественскими открытками, изредка письмами и фотографиями, даже когда Моника вышла за Терри, торговца коврами из Ливерпуля, и уехала в Испанию.

Но все ее представления о Монике никак не вязались с тем, что сейчас стояло у нее перед глазами. Сквозь деревья виднелись правильные, изящные очертания большого особняка в георгианском стиле. Подул легкий ветерок, и раздался пронзительный павлиний крик. Сара перечитала записку. Может, Моника снимает коттедж на территории особняка? Включив зажигание, она медленно поехала по дорожке, моля Бога, чтобы ее не задержали за нарушение границ частной собственности.

Но она зря переживала.

Моника Карлайл выпорхнула из парадной двери прежде, чем Сара успела припарковать свой старенький «Гольф». Вид у Моники был, как у Глории Свенсон в «Бульваре Сансет»: облегающее платье из золотого ламе, праздничная прическа с лентой из той же ткани.

— Сара! О боже, я так рада, что ты смогла приехать, дорогая. Испугалась, вдруг ты передумаешь? Дай на тебя посмотреть, — Моника вытянула руки и оглядела Сару с ног до головы.

Сара улыбнулась.

— Извини за опоздание. Посмотри на себя: ты выглядишь потрясающе.

Моника исполнила пируэт.

— Это старье? Я решила особенно не наряжаться, это же обычная вечеринка для старых друзей. Я в этом отрепье мусор выношу.

Сара хихикнула.

— Пойдем в дом, я тебя со всеми познакомлю. Фредо припаркует машину, только оставь ключи.

— Подожди-ка, — сказала Сара, когда Моника подхватила ее под руку. — Фредо? Какого черта здесь творится, Mo? Что произошло, вы с Терри сорвали куш в лотерею?

Моника замерла на месте.

— Терри? Кто такой… А, ты имеешь в виду Терри Брэйтуэйта! Ты с ума сошла, мы уже тысячу лет как в разводе.

— Ты опять вышла замуж?

Моника покатывалась со смеху, откинув голову.

— Черт, конечно, я и забыла, в который раз. Я что, тебе не писала и не говорила?

Сара покачала головой. Моника проводила ее в просторный холл. Элегантная лестница вела в тенистую галерею.

— Вот это домик, — ахнула Сара, изумленно озираясь. — Как ты умудрилась купить такой дом?

— «Фруктовые сады»? В Испании я познакомилась с «очаровашкой» — промышленником из Германии, малышом Куртом: ему было лет восемьдесят, ни больше ни меньше, чудаковатый старый козел, в жизни такого не видела. Что мы только ни… В общем, он снял громадную виллу на лето, и я приходила к нему каждый день, учила его испанскому.

— Ты говоришь по-испански?

Моника тряхнула головой.

— Нет, но его жена об этом не догадывалась. Короче говоря, после смерти старикашка оставил мне кое-что, чтобы я поминала его добрым словом. Целую кучу денег. Неужели я тебе не рассказывала?

— Поверь, я бы не забыла, но все твои рождественские открытки похожи одна на другую: «Надеюсь, у вас с мальчиками все в порядке, у нас чудесная погода, я в порядке, с любовью, Моника». Черт возьми, ты темная лошадка.

Моника притворилась обиженной.

— Кто, я? Боже упаси, просто я ненавижу писать письма.

— И что же случилось с женой старикашки?

Моника пожала плечами.

— От нее ни слуху ни духу: может, он с ней развелся, может, она умерла. Понятия не имею, но у него была такая куча денег, что ей не на что жаловаться. Я решила вернуться домой, на родину, и свить гнездышко. Этот дом я увидела в одном журнале в приемной у дантиста.

Они подошли к двойным дверям, распахнутым настежь. Моника улыбнулась.

— Но мне хочется узнать про тебя. Чем ты занималась? Пойдем, я познакомлю тебя с гостями.

— Ты же говорила, это вечеринка для пары близких друзей! — пораженно воскликнула Сара, очутившись в зимнем саду, где было полно народу: утонченная публика, все переговаривались, смеялись и пили. Вдоль стены, во всю комнату, тянулся длинный фуршетный стол.

По залу кружил официант с подносом напитков, и Моника протянула ей бокал.

— Всего-то человек пятьдесят-шестьдесят. Когда я жила с Морденом, мы устраивали приемы для двухсот человек. Боже, какой он был зануда…

— Морден? Кто такой… — начала было Сара, но Моника уже подталкивала ее к группке людей в пышных вечерних нарядах, собравшихся у края стола.

— Джорджио, Леана, познакомьтесь с моей давней любимой подругой, Сарой Коулбрук, это…

Сара почувствовала, как от нервов мертвым узлом завязался живот. Она выдавила улыбку и бормотала вежливую бессмыслицу, не фокусируясь на лицах и не запоминая имена.

— Вообще-то, — раздался низкий ровный голос, — мы уже знакомы.

Сара резко вернулась из небытия, и вдруг поняла, что смотрит в темно-карие глаза мистера Красная Астра.

— Привет, — вежливо проговорил он. — Не ожидал увидеть вас снова так быстро. Меня зовут Мак. Мак Филби. — Он протянул изящную руку, покрытую легким загаром.

От удивления Сара чуть не выронила бокал.

— Вы? — ахнула она.

Моника улыбнулась.

— Может, Мак, ты познакомишь Сару со всеми вместо меня? Ты не против, Сара? Нужно пойти посмотреть, что там с оркестром.

Повисло резкое неловкое молчание. Моника продефилировала сквозь море дорогих платьев.

— Я — чертов придурок из красной «Астры», помните? — любезно напомнил ей Мак.

Еще бы она забыла. Его львиная грива превратилась в гладкий хвостик. О да, подумала Сара, я тебя помню, и от тебя до сих пор божественно пахнет, а в смокинге ты похож на коробку очень дорогих шоколадных конфет. Она решила, что безопаснее будет не открывать рот, а просто кивнуть в ответ.

— Знаете, вы мне жизнь спасли, — признался он. — Mo послала меня за лобстерами. Вернись я с пустыми руками, меня ждала бы смерть.

— За лобстерами?

Может, ее дети правы, подумала Сара, и она на самом деле не понимает английского?

— Ага. Для фуршета. Кстати, вы уже поели? — спросил Мак.

— М-м-м, нет, — замялась Сара.

Мак взял ее под руку.

— Самое время. Я умираю с голоду. — Он кивнул в сторону стеклянных дверей. — Mo вынесла столы и стулья на террасу, там прохладнее.

Сара молча последовала за ним, задумавшись, не снится ли ей все это и когда же она проснется.

— Крутятся кол-л-л-л-е-е-е-е-са, крутятся колеса, крутятся, крутятся…

— Чарли, замолкни, — огрызнулся Крис Коулбрук, выезжая с аллеи бунгало, где жила мать Сары. — Когда приедем домой, примешь ванную и сразу ляжешь в кровать. Понял?

Чарли скорчил несчастную рожицу.

— Ремень врезался мне прямо в живот, — заныл он, дергая ремень безопасности на груди. — И мне ни к чему эта идиотская подушка для младенцев. — Он принялся извиваться взад-вперед на детском сиденье. — Я уже большой, я…

— Не трогай ремень и закрой рот, — злобно рявкнул Крис.

Чарли вытаращился на него своими огромными обиженными голубыми глазами и осуждающе скривил губы. Крис вздохнул. Уехав из дома Барри и Лизы, он не переставал думать о Саре.

В последнее время она явно странно себя ведет. Где-то в глубине сознания с ужасающей скоростью начали разрастаться микроскопические семена сомнения. Он хмыкнул и приказал себе выбросить из головы идиотские мысли. Они с Сарой вместе уже много лет. Даже не вспомнить, сколько именно. Он все еще считает ее красивой и сексуальной. Может, нужно почаще ей об этом говорить, упоминать как бы невзначай?

Конечно, ему не всегда удавалось выбрать нужный подарок ей на день рождения, а бывало, он и вовсе путал даты, но, если быть реалистом, неужели это так важно? Проблема в том, что Сара никогда не ценила то, что было важно для него.

Некоторые женщины наверняка подумали бы, что утюг с отпаривателем — идеальный подарок, и он так до конца и не понял, что это Сара так расстроилась из-за леггинсов. Подумаешь, на пару размеров больше! Он вовсе не подразумевал, что она толстая, только хотел подстраховаться, к тому же у него остался чек. Крис потянулся: если будет возможность, он завтра приберется ради нее в гараже. Или помоет ей машину. Пусть все вернется на круги своя и покой в семье восстановится.

Он выехал на внешнюю полосу, чтобы обогнать спортивный автомобиль с откидным верхом. В машине сидели двое мужчин средних лет и две хихикающие девушки. Одна из них, на заднем сиденье, была в маленьком черном платье. Крис видел, как она повернулась и поцеловала рядом сидящего мужчину: он положил руку на ее голое бедро. Поцелуй был дразнящим, шутливым, но Крис вздрогнул: такой поцелуй таил провокацию. Через сто ярдов спортивная машина свернула к реке. Крис переключил скорость, и фургон проревел, погнав к дому.

Чарли приложил ладони к стеклу:

— Сегодня кое-кто сошел с ума, там, на дороге, — заявил он, чтобы поддержать разговор.

Крис покосился на него:

— Что ты мелешь. Не выдумывай, Чарли. Я тебе уже говорил. Никто не сошел с ума.

Чарли обернулся и смерил его возмущенным взглядом:

— Сошел, мама сказала. Это она мне сказала!

Крис вздохнул.

— Нет, не ври, Чарли.

Чарли выглянул в окно, будто хотел зафиксировать в голове, где правда, а где выдумка.

— Я и не вру. Мама сказала, что парень, который остановил машину и разговаривал с ней, потом сошел с ума.

Крис вытаращился на Чарли:

— Какой парень?

Чарли вздохнул, будто его отец был полным идиотом.

— Мужик из красной машины, за которой мы ехали. Он остановился, чтобы поговорить с мамой. Она еще назвала его красавчиком.

Червоточинки сомнения в голове Криса принялись расти с удвоенной скоростью.

— Как она его назвала, Чарли? — спросил он с деланным безразличием.

— Кра-сав-чи-ком, — с опаской протянул Чарли. — Сказала, что какой-то красавчик с ума сошел.

Крис чуть было не повернул фургон и не поехал выслеживать Сару в Бартон, но сдержался. Зато его внутренние органы исполнили маленькую напряженную тряску, которая началась где-то в горле.

— Что еще мама сказала? — услышал он собственный тихий голос.

Чарли задумчиво посмотрел на машины.

— Ничего она больше не говорила. Но тот парень сказал, что они еще увидятся.

— Серьезно? — проревел Крис, выжимая газ.

Крис и не подумал купать Чарли. Затолкал его в спальню, задернул шторы, запихнул в магнитофон кассету «Книга джунглей», торопливо и рассеянно чмокнул его и пожелал спокойной ночи.

Чарли выпятил нижнюю губу и с несчастным видом забрался под одеяло. Крис побежал на кухню и взял телефон. Ответили после второго гудка.

— Справочная, назовите имя абонента.

Крис зажал трубку подбородком:

— Карлайл, Моника Карлайл.

— У вас есть адрес абонента?

Крис закусил губу.

— Она живет в Бартоне.

— Спасибо.

— Номер новый, — поспешил сообщить он в тишину. Девушка на том конце провода невнятно хмыкнула, давая ему понять, что она его слышала, и пропала. Через мгновение электронный голос поведал ему, что такого абонента не существует. Крис не вешал трубку, прохаживаясь по кухне в поисках чего-нибудь съедобного, чтобы отвлечься от неприятного ощущения голода в животе.

— Нет. Нет, боюсь, Моника Карлайл в Бартоне не зарегистрирована. Проверьте по буквам: КАРЛАЙЛ?

— Да, — торопливо бросил Крис.

— Нет, извините, но в Бартоне на имя Моники Карлайл телефонный номер не значится. Есть М. Карлайл, торговец скобяными товарами, по адресу Катберт Сент-Эндрю…

Только Крис положил трубку, как телефон зазвонил опять.

— Алло. Сара, это ты? — слишком поспешно произнес он, пытаясь скрыть эмоциональное напряжение в голосе.

— Нет, пап. Это я, Мэтью. Мама еще там?

— Нет, ее нет, — Крис совсем забыл об их старшем сыне.

— Звоню узнать, когда она собирается за мной заехать.

Крис взглянул на кухонные часы.

— А когда она обещала?

Мэтью задумался вслух:

— Около одиннадцати, но я хотел спросить, может, она в полночь приедет, мы с Ханной хотели посмотреть один фильм по четвертому каналу…

— Она сказала, что позвонит?

Мэтью фыркнул:

— Нет. Что это, испанская инквизиция? — Крис услышал, как кто-то рядом проговорил: «Никто не ждал испанской инквизиции», потом раздалось безумное хихиканье.

Внезапно Крис закипел от горячей бессильной злобы, и ему захотелось что-нибудь сломать.

— Ты проводишь с Ханной слишком много времени, — зашипел он от ярости. — Ожидаешь, что мы будем бегать за тобой, как долбаная служба такси? Когда мне было семнадцать, я не шлялся где ни попадя, я…

— Хватит, хватит, — прервал его Мэтью спокойным голосом. — Извини. Если это так сложно, пусть приезжает в одиннадцать. Что, спросить нельзя?

Крис провел пальцами по волосам.

— О’кей. Все понятно. Если мама позвонит, я ей скажу, чтобы она тебе перезвонила.

Не дав Мэтью ответить, Крис бросил трубку и невидящим взглядом оглядел беспорядок на кухне. Сел за стол и попытался мысленно вернуться назад, к тому моменту, когда в его мозгу зародились эти маленькие черные тролли. Одна часть его сознания — рациональная и разумная часть, — говорившая голосом, зловеще похожим на голос Сары, спрашивала его, с какой стати он впадает в истерику. Новое платье, новая прическа и вечер вне дома: это еще не значит, что жена прыгнула в постель к другому мужчине, невозмутимо и твердо уверял голос.

Следующим был голосок Чарли, который утверждал, что весь день Сара гонялась за симпатичными парнями на машинах. И, наконец, его собственный голос: тихий, нервный, будто боящийся темноты.

— Когда ты в последний раз говорил ей, что она хорошо выглядит, просто так, не для того, чтобы затащить ее в постель или принудить сделать что-то, что тебе самому делать не хотелось? Когда в последний раз ты покупал ей цветы или приглашал на ужин? Вообще, давно ли ты приглашал ее куда-нибудь?

Тот же тоненький голосок ныл, придумывая сотни предлогов, почему у него не находилось времени или денег, но ни одна отговорка не звучала более или менее убедительно. Крис вздохнул и почувствовал, как его захлестывает тревожная волна вины, поднимаясь откуда-то из глубины живота.

На кухонном столе, рядом с заварочным чайником, стоял старый жестяной ящик, где, теоретически, Крис хранил инструменты. Он принес его, когда чинил что-то в туалете на первом этаже. Стамески затупились, в наборе отверток, который Сара подарила на прошлое Рождество, не хватало двух штук, а одна из тех, что осталась, напоминала клюшку: он использовал ее, чтобы отковыривать тротуарную плитку.

Как-то раз они с Сарой поссорились, и она достала коробку с инструментами и поставила ее на стол, как ковчег.

— Вот, — сказала она, драматичным жестом указывая на ящик и закипая от злости. — Видишь? Ты обращаешься со мной, как со своими чертовыми инструментами. Пренебрегаешь ими. Используешь не по назначению, разбрасываешь где ни попадя, чтобы они ржавели, и потом — ни с того ни с сего, когда они вдруг тебе понадобились, думаешь, что они так и будут лежать там, где ты их оставил. Будут ждать тебя. Тебе кажется, что ты возьмешь их и сделаешь свое дело, никому не причинив вреда.

Тогда он подумал, что она обезумела.

Но сегодня вечером, когда она нарядилась, чтобы пойти на вечеринку, что он сказал? При мысли об этом Крис поморщился.

«Господи, ты же не собираешься в этом пойти в гости? Что у вас там, сборище проституток на пенсии? И что ты сделала со своими волосами?»

Крис измученно простонал и закрыл лицо руками. Что он натворил? И, раз уж на то пошло, что сейчас вытворяет Сара? Она должна понимать, что ему не наплевать на нее: в конце концов, он сам поменял лампочки на лестничной площадке, потому что она боялась высоты, он отвозил детей в школу, когда она была занята, выносил мусор по средам. Не каждую среду, конечно.

— Сам подумай, — твердил голосок у него в голове, — разве не этим измеряется настоящая любовь? Каждодневные, практические, серьезные поступки, которые мы совершаем для любимых. Вещи, которые можно сосчитать и измерить. Этого должно быть достаточно… — Еще до того, как внутренний голос закончил фразу, Крис понял, что этого недостаточно.

Он прикасался к ней лишь тогда, когда был уверен на девяносто процентов, что у них будет секс. Он думал, что она домашняя, ручная и… и… Крис не мог заставить себя осознать это. Слова сами вырвались изо рта: «…Моя. Я был так уверен, что Сара принадлежит мне».

И вот она уехала в развратном черном платье для Коктейля, и если она сбежит с каким-нибудь заботливым, внимательным и романтичным красавчиком, бога ради, разве можно ее в этом винить?

Крис горел от стыда, признав свое равнодушие к жене, но внутренний неандертальский голос проревел в его защиту: «Можно! Она должна на тебя молиться: ты ее не бьешь, разрешаешь водить машину. Боже правый, ты даже позволяешь ей работать…»

Крис простонал и взмолился, чтобы Сара поскорее вернулась домой.

Террасу «Фруктовых садов» овевал легкий ветерок. Сад простирался вдаль, к маленькой журчащей реке. Близился вечер, воздух наполнился ароматом желтофиоли, жимолости и английской розы. Вдалеке звенели колокола бартонской церкви, возвещая окончание дня, и мягкие золотистые сумерки опускались на землю. Мак отыскал столик в тени, с подветренной стороны. Из дома доносились звуки оркестра: печальная, плавная, глубоко трогательная джазовая мелодия.

— Значит, вы работаете с детьми. Преподаете?

Сара подскочила. В глубине души она все еще надеялась, что это сон, но одновременно наслаждалась окружающей красотой, легким трепетом и озорством от разливающегося по венам вина.

— О, извините. Я засмотрелась. — Она подняла руки, пытаясь описать свои ощущения.

Он улыбнулся ленивой, поддразнивающей, мягкой улыбкой. Интересно, каково просыпаться утром и видеть рядом его лицо? Призрачная мысль исчезла, и она залилась пунцовой краской. Запретила себе шальные мысли и взяла себя в руки.

— Я ассистент по работе в классе, — живо ответила она и резко выпрямилась. — Это то же самое, что и учитель, только меньше нервотрепки. Занимаюсь оформлением и дизайном, составляю программу занятий. Организую художественные выставки в школе. Работа не мешает семье, но мне бы хотелось реализовать свои возможности в полную силу…

Он кивал и наклонял голову, будто боялся пропустить хоть одно слово.

— Значит, в вас погибает разочарованный художник?

Она глотнула вина.

— Возможно. Я рано вышла замуж. Хотела пойти в художественный колледж, но… — Она пожала плечами. — Так и не удалось. К тому же, в юном возрасте я не знала, в чем мое призвание. Какой смысл размышлять о том, что могло бы произойти?

Мак подлил ей вина.

— Бросьте. У вас еще куча времени. Я только в прошлом году получил диплом.

— Да, но вы молоды. А у меня трое детей, дом, муж и сороковой юбилей не за горами… — Вдруг она осеклась, испугавшись, что нагонит на него смертельную скуку.

— Не так уж я и молод, — ответил Мак, — в ноябре будет тридцать. Если есть желание, можно сделать все, что угодно. Все, что только можно вообразить…

Он говорил, и в его глазах играли искорки, а уголки губ поднимались наверх, и, даже когда он не улыбался, было такое впечатление, будто он вот-вот засмеется.

— Вам нужно попробовать. Серьезно.

Она потягивала вино: кристально прозрачное и холодное, как лед. Павлин на лужайке молчаливо распустил хвост, его оперение переливалось бензиновыми разводами в лучах солнца. Глядя, как птица гордо расхаживает среди горшков с пышными ползучими растениями, она вдруг осознала, что Мак прав: возможно все, нужно лишь набраться храбрости и попробовать.

Мак коснулся ее руки: от его прикосновения по телу пробежала дрожь.

— Я припрятал лучшего лобстера. Может, разделим его и выпьем за прекрасное будущее, что скажете?

Сара протянула бокал.

— Вы прочитали мои мысли. Замечательно. Я никогда в жизни не ела лобстера.

Мак улыбнулся.

— Все в жизни бывает в первый раз.

— Может, я помогу? Я могла бы принести тарелки… — произнесла она вслед его удаляющейся фигуре, понимая, что говорит, как суетящаяся мамаша.

Он обернулся, салютуя ей пустыми бокалами.

— Сидите там и оставайтесь такой же прекрасной, — промурлыкал он. Она вспыхнула и задумалась: как ему удалось произнести столь идиотскую фразу и не показаться слащавым?

— Господи, это божественно, — чуть позже хихикала она с набитым ртом. По подбородку стекал ручеек сока лобстера.

Мак протянул ей салфетку.

— Бессовестное свинство. Вот. — Он промокнул ее подбородок. Жест был столь интимным, что Сара покраснела до ушей. В ее голове вспыхивали тревожные предупреждающие огоньки.

— Я замужем, — негодующе выпалила она, отодвигаясь от него.

Он засмеялся и подлил ей вина.

— Ради бога, мы всего лишь едим лобстера.

Она откинула голову назад и рассмеялась с искренним чувством облегчения.

— Вы правы. Извините. Расскажите о себе и о Монике. Вы друзья, любовники или…

Он бросил салфетку на стол.

— Не совсем. Может, прогуляемся? У реки есть один живописный уголок. — Он указал в сторону аллеи раскидистых летних деревьев в глубине сада. — Там потрясающий старый летний домик.

Сара колебалась так долго, что он рассмеялся.

— Не паникуйте, — произнес он, поднимая руки в знак капитуляции. — Вы замужем, у вас есть муж и трое детей. Я не забыл. Честно, и не забуду. Обещаю.

Сара взялась за его протянутую руку.

— Только бы вы не забыли, — мягко проговорила она.

Только бы я не забыла, подумала она, неуверенно поднимаясь на ноги и чувствуя, как его длинные пальцы смыкаются на ее ладони.