Кейт заморгала.
– Что? – заикаясь, проговорила она, совершенно дезориентированная внезапностью происходящего. Она вдруг обнаружила, что лежит на спине на покрытом одеялом импровизированном матраце из старой одежды, уставившись на занавеску, прикрепленную к двум столбам из составленных друг на друга ящиков. Она даже успела почувствовать гордость за то, какую удобную они с Шерри соорудили кровать. Здесь, в этом самодельном шатре, было темно, и даже гул голосов там, снаружи, казался приглушенно-далеким.
– Поспи со мной, – тихо повторил Келвин и вытянулся рядом, опустив голову на подушку. Он говорил очень тихо, чтобы только она слышала. Она встретилась с ним глазами и, завороженная прозрачными глубинами, потеряла способность не только думать, но и дышать. Почти неосознанно Кейт протянула руку и притронулась к его губам, почувствовав чуть влажную мягкость под подушечками пальцев. Он перехватил ее руку. Пальцы у него были прохладные и твердые, но бесконечно нежные. Он повернул ее руку и поцеловал пальцы так нежно, так сладко, как, пожалуй, их еще никто не целовал.
Они лежали рядом, тело к телу, и близость, что возникла между ними за эти несколько мгновений, была ошеломляюще острой. За долгие годы одиночества Кейт почти забыла, каково это – лежать с мужчиной, чувствовать его дыхание на своих губах, чувствовать его запах, тепло кожи, чувствовать, как сильно бьется его сердце, слышать эти глухие удары. Она очень остро ощущала присутствие соседей за ширмой; знала, что на них поглядывают, что соседи уже строят предположения о том, что же там происходит между мастером и вдовой.
Кейт почувствовала, как к щекам бросился жар. Ей и сам хотелось знать, что происходит между ними. Все менялось так быстро, что она уже отчаялась понять, как и почему или даже что изменилось. Она лишь понимала, что застенчивый мистер Харрис исчез, словно его никогда и не было, и его место занял Келвин, незнакомец с винтовкой наперевес, умеющий зашивать огнестрельные раны, который смотрел на нее, словно раздевал взглядом.
Великое дело, пронеслось у нее в голове. Он мужчина. Мужчины хотят женщин, это у них в крови. Такими создала их природа. Все просто. Вот так.
Но по ощущениям все было далеко не так просто. Она чувствовала растерянность. Она была расстроена, она была встревожена и в то же время возбуждена. И Келвин был далеко не прост. Многие люди обладают скрытой глубиной, но его глубины были сродни темным глубинам озера Лох-Несс. Она могла бы вылезти из этой самодельной постели. Он не стал бы ее удерживать, он бы принял ее решение как данность. Но одно дело сказать себе, что стоит поступить именно так, а другое – приказать себе поступить именно так. И если первое она еще могла сделать, то совершить второе было ей просто не под силу.
– Прекрати думать, – прошептал он, прикоснувшись подушечкой пальца к ее лбу. – Ненадолго. Спи.
Он не шутил. Он ожидал, что она уснет рядом с ним, когда там, за ширмой, двадцать с лишним человек наблюдают за ними. Она устала донельзя, но сможет ли заставить себя хотя бы просто закрыть глаза?
– Я не могу спать тут! – с нажимом в голосе прошептала она, наконец-то обретя дар речи. – Все будут думать…
– У меня есть что сказать тебе по этому поводу. Но скажу об этом позже. – Он говорил сонно, и глаза у него закрывались. – А пока давай спать. Мне все еще холодно, а завтра будет чертовски трудный день. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты была рядом со мной этой ночью.
Он замерз и устал. Жалость пронзила ей сердце.
– Повернись, – шепнула она, и он нехотя повернулся к ней споной. Кейт накрыла их обоих вторым одеялом. У нее у самой ноги заледенели, и она инстинктивно подсунула ступни под его ноги а носках и прижалась к его спине.
Он уже засыпал, но довольно вздохнул и придвинулся к ней теснее. Кейт положила одну руку под голову, а другой обняла его за талию, повторив телом изгиб его тела. Запоздало она вспомнила о том что порезы на его спине и плечах надо бы подлечить, но Келвин уже мерно и глубоко дышал, и будить его она не хотела.
По ее телу начало растекаться тепло, а с ним и сонливость. Там, снаружи, гул голосов начал стихать – люди укладывались спать. Мужчины организовали сменный караул. Тут, в подвале, пули им не грозили До утра они были в относительной безопасности Так что причин не спать не было никаких.
Кейт прижалась к Келвину теснее и провела свободной рукой вниз по его животу, потом вверх, по груди. И, чувствуя под ладонью удары его сердца, уснула.
Спустя какое-то время после попадания Тиг пришел в себя и попытался сесть. Он ничего не видел – кровь из раны на лбу заливала глаза. Голова болела так, словно черти сидели внутри и били по ней, как по барабану. Что, черт возьми, произошло? Он не знал, где находится, ощупывая землю вокруг себя, он не находил ничего знакомого, кругом только камни.
Тиг ждал. Он знал по опыту, что, когда он придет в себя окончено, память вернется. А пока он прижал ладонь к рваной ране на лбу, чтобы остановить кровь.
Первое, что ему вспомнилось, – это ослепительная вспышка и удар словно великан со всего маху дал ему по голове.
Выстрел, подумал он, но тут же отбросил эту мысль. Если бы это была пуля, он не лежал бы сейчас и не раздумывал, пуля это была или нет. Выходит, стрелок промахнулся, но не так уж сильно Лицо жгло огнем, словно с него содрали всю кожу. Пуля должно быть, попала в валун перед ним, и обломок камня ранил его.
Как только слово «пуля» сформировалось у него в голове, следом всплыло и слово «винтовка», обрывки мозаики начали складываться в цельную картину. То, что он слышал, тот оглушительный залп, это два слившихся в одно залпа: его собственный и другой, расколовший валун, за которым он укрывался.
Интересно, подумал Тиг, кто-то еще слышал залп? Почему никто не вызвал его по рации, чтобы проверить, все ли с ним в порядке? Мозг его еще не окончательно набрал обороты, и поэтому он вначале просто не учел возможности того, что некоторое время мог находиться «в отключке» и не слышал сигнал: вызова, даже если кто-то и пытался с ним связаться.
Рация. Да. Тиг протянул руку к тому месту, где должна была находиться рация. Она там, где ей положено: в чехле на ремне. Тиг не сразу смог вытащить прибор, потому что руки его были мокрыми от крови, и тут он застыл, внезапно осознав меру опасности: если он сейчас уронит рацию, то уже не сможет ее найти. Осторожно, лишь убедившись в том, что крепко удерживает прибор в руках, он прикоснулся к кнопке вызова. Но передумал нажимать.
Он мог позвать на помощь. Черт, он нуждался в помощи. Но… он не был совершенно беспомощным. Он мог сам себе помочь. Когда ты бежишь в стае волков, ты не показываешь свою слабость, если не хочешь быть съеденным заживо. Билли не набросился бы на него, и Трои тоже. Но в Блейке Тиг не был уверен. Зато он был абсолютно уверен в том, что и Токстел, и Госс не задумываясь сожрут его живьем. Если он не сможет слезть с этого чертового склона сам, если его придется нести, они увидят в нем слабака, а этого Тиг не мог себе позволить.
Ладно. Придется справляться самому. Тиг сделал несколько глубоких вдохов и приказал себе сосредоточиться, забыть о мучительной боли в голове, забыть о головокружении, забыть о панике. Он должен действовать.
Первым делом требовалось остановить кровь. Ранения в голову всегда чреваты большой кровопотерей, так что за короткое время он мог потерять много крови, может, уже потерял. Надо было как следует зажать рану, как бы больно это ни было.
Он знал, что у него сотрясение, а может, и повреждение мозга, которое со временем даст о себе знать, но, ощупав лоб, обнаружил, что область вокруг раны стремительно начала опухать. И это хорошо. Вот если бы отек был со стороны мозга, тогда было бы плохо. С сотрясением мозга он в состоянии справиться, такое уже случалось.
Тиг прислонился спиной к камню и вытянул ноги, как можно сильнее упираясь ступнями в грунт. Наклонившись вперед, он поставил правый локоть на колено и зажал ладонью рану, Надавливая на нее всей тяжестью своего тела. Так получалось эффективнее, чем если бы он давил на рану одной лишь рукой. Стараясь не замечать боли, от которой голова, казалось, взорвалась, он сконцентрировался на дыхании, на преодолении боли.
Потом начал левой рукой протирать лицо, пытаясь стереть кровь с глаз. Дело в том, что кровь имеет свойство свертываться и засыхать коркой, от которой чертовски трудно избавиться. Ему нужна вода, чтобы умыться. На дне этой чертовой ямы воды было хоть залейся, но он сто раз подумал бы, прежде чем спускаться на дно лощины даже ясным днем, не то что ночью, да еще с сотрясением мозга! Нет, надо выбираться назад, на дорогу.
Из хороших новостей: чем дольше он так сидел, тем больше – прояснялась голова. Она все еще чертовски болела, но мыслил он уже яснее.
Из плохих новостей: чем дольше он вот так сидел, тем сильнее мерз.
Если из-за потери крови с ним случится шок, то дела плохи. Надо убираться отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Голова его взорвалась болью, как только он попытался пошевелиться, но, черт возьми, лучше помучиться, чем подохнуть.
Тиг сдвинул ладонь, чтобы посмотреть, потечет ли снова кровь. Он почувствовал горячую струйку, вытер ее и снова прижал ладонь к ране. Кровотечение не прекратилось, но существенно замедлилось.
Винтовка. Где его винтовка? Он не мог оставить ее здесь. Во-первых, на ней установлен этот чертовски дорогой тепловизор. Во-вторых, там полно его отпечатков. Если винтовка соскользнула по склону вниз, то сейчас ее уже не достать, за ней надо будет отправлять другого, значит, одна из позиций окажется голой, а это совсем некстати.
Что-то было не так с огневой позицией, но что именно он не мог понять. Голова все еще плохо работала. Забыть об это пока главное – найти винтовку.
Левой рукой Тиг ощупал землю. Пусто. Придется включить фонарь. Он не хотел выдавать своего местоположения ублюдку, который в него стрелял. Ладно, этот ублюдок уже знал его местоположение, иначе как он мог в него попасть? Большой вопрос: как он узнал?
Тиг перестал искать винтовку, сконцентрировавшись на этом вопросе, потому что он показался ему сейчас самым важным, даже важнее того, чтобы разыскать оружие с тепловизором и отпечатками. Тиг не пользовался фонарем, тогда, выходит, у стрелявшего были очки ночного видения? Приобрести такие устройства несложно, но с какой стати они понадобились кому-то в Трейл-Стоп? У Крида они, возможно, имелись. Тиг догадывался, что у Крида всякого такого дерьма хранилось навалом. Но Крид в него не стрелял, Крид спасал какую-то женщину… Черт! Как он сразу не догадался? Это не Крида он засек, покидавшего дом вместе с женщиной. Крид успел покинуть дом через заднюю дверь и обеспечил прикрытие тем двоим, кого засек его тепловизор. Когда Тиг нажал на курок, Крид заметил вспышку и выстрелил. Все просто. Никаких очков ночного, видения.
Крид мог быть все еще где-то рядом, выжидал, пока кто-нибудь из команды Тига себя обнаружит.
Но он должен был находиться на другом берегу ручья, потому что ручей представлял собой непреодолимую преграду. Берег был крутым, а течение таким сильным, что даже очень сильный мужчина не смог бы удержаться на ногах, и его неизбежно отнесло бы к реке, как следует побив о камни. Ручей для этой водяной преграды – слово неподходящее, потому что ассоциируется с чем-то спокойным и мирным, здешний ручей совсем не такой. Скорее, горная река, неглубокая, но чертовски опасная. К тому же вода в ней ужасно холодная, потому что питали ее горные ледники.
Тиг оценил ситуацию. Он находился за надежным укрытием, окруженный скалами, и голова его была ниже того валуна, что возвышался перед ним. Он ничем не рисковал, включая фонарь, с помощью которого мог бы найти винтовку. Но лучше свести риск к минимуму, прикрыв стекло фонаря ладонью. Осторожно, действуя левой рукой, Тиг вытащил фонарь из петли на ремне и прикрыл стекло пальцами, раздвинув их только чуть-чуть, чтобы луч был как можно тоньше. Ему пришлось ослабить давление на рану, потому что включить фонарь он мог только правой рукой. Однако кровь перестала течь, так что дать на рану больше не имело смысла.
Света было совсем мало, но на душе у Тига стало легче. По крайней мере так он мог видеть хоть что-то, и это означало, о с глазами у него пока порядок. Первое, что он заметил – кровь. Кровь перед валуном, кровь на камне, на котором он видел, кровь вокруг: на мхе и опавших листьях. Одежда его стала мокрой и липкой от крови. Он оставил тут кучу отпечатков своей ДНК, но избавиться от крови как от улики он был не в состоянии.
Таким образом, ставки в игре значительно повышались. Он не мог допустить, чтобы его заподозрили в участии во всем этом. Теперь ему придется смотаться отсюда на какое-то время, и это его страшно злило.
Чертов Крид. Крид взял над ним верх, но больше такого не повторится.
Тонкий луч света наконец упал на что-то металлическое, и Тиг раздвинул пальцы на стекле фонаря, только чтобы убедиться в том, что он действительно нашел винтовку. Когда он упал на спину после контузии, ружье отлетело на несколько футов и застряло между камнями над ним. Чтобы достать винтовку, ему придется оставить свое укрытие, но выбора у Тига не было. Тиг с минуту обдумывал, что ему делать, но потом, не увидев иных вариантов, двинулся вперед.
Вообще-то карабкаться по склону с сотрясением мозга, все равно что подставлять голову под регулярные удары кувалдой. Голова разрывалась от боли. Его вырвало раньше, чем он дотянулся до ружья. Но Тиг заставил себя идти дальше, потому что, пережидая лишнее время, он ничем себе не помогал. Как только рука его дотянулась до приклада, Тиг упал на камни, судорожно хватая ртом воздух.
Тиг подсознательно ждал, что услышит залп, но ничего случилось, хотя, если бы сейчас удачный выстрел прекратил мучения, он не стал бы особенно возражать.
Через несколько минут Тиг распрямился. Пора убираться этой кучи камней, вне зависимости от того, чего ему это будет стоить. Заставив себя подняться на ноги, он покачнулся и сделал шаг. Боль была уже не такой сильной, но приятного и равно было мало.
Тиг знал, что сможет поквитаться с Кридом за все свои мучения. Он знал, что убьет ублюдка раньше, чем закончится этот танец смерти. Но легкой смерти пусть Крид не ждет. Тиг застав вит его заплатить за все – заплатить по полной.