Глава 43

Возле работы кафе. Здесь обычно тусуются наши студенты. Но есть другой зал, мало им интересный. Он на втором этаже. Здесь я и спрятался! Ото всех. Но в первую очередь, от себя самого. И сижу уже пять часов кряду. Выпил столько чая, сколько едва ли мог вынести мой организм. Пи́сал раз десять, один раз покакал…

В общем! Домой идти стыдно. Можно, конечно, молчать. Притворяться, что по утрам я всё также хожу на работу. А можно сказать Витке правду. Что меня отстранили.

— За что? — она спросит.

А я? Я что ей отвечу? Совру! Тогда смысл признаваться? А если сказать ей, как есть… То поверит ли в это? В мою невиновность? Я соблазнял одну из своих студенток. Я — соблазнитель, изврат! Вот зачем я остался преподавать. Кошу под учителя. А сам… Только и думаю, как бы под юбку залезть.

Чёрт! Эти мысли буквально въедаются в мозг. Мне бы выпить чего-то покрепче. Но не могу. Заявиться домой подшофе ещё хуже. Снаружи темно, будто вечер достаточно поздний. Из-за туч. Дождь прошёл, пока я пил свой чай. Облепиховый, клюквенный, имбирный. Перепробовал все! После третьего чайника официантка перестала смотреть на меня как на сумасшедшего. Но попросила меня оплатить то, что я уже выпил. А не так уж и дорого вышло! Пока я ещё платежеспособен, могу позволить себе напузыриться вдоволь чаёв.

В какой-то момент звонит Вита. Я собираюсь с силами, думая, брать, или нет? Но не взять не могу. Всё равно ведь потом стану ей перезванивать. Лучше сразу отмучиться. Может, голос жены приведёт меня в чувство.

— Милый, ты дома? — щебечет она.

В самом деле, её щебетание заставляет меня улыбнуться.

— Почти, — говорю, — За рулём.

Понимаю, что глупо звучит! Ведь она должна слышать, какие-то звуки. К примеру, звук фоновой музыки. Прикрываю динамик рукой.

Но Витка, кажется, даже ничего не заподозрила.

— Ой, тогда не буду тебя отвлекать, — говорит торопливо, — Я слегка опоздаю.

Я напрягаюсь. Ещё потому, что только что выпитый чай уже просится выйти наружу.

— В честь чего это? — любопытствую в трубку.

Виталя вздыхает:

— Да, Милка просила заехать. Хочет по поводу бывшего мужа вопрос обсудить.

«Надо же», — думаю я, — «Неужели Кирюха вернулся?». Мила рассталась с ним лет пять тому назад, или больше. Он какой-то крутой бизнесмен, и в накладе её не оставил. Андрей, их сынуля, принял сторону матери. Но деньги отца тоже принял! Так что, все при делах, при деньгах и при планах. Один только я не у дел…

— Будет решать, какую форму казни выбрать? Через повешение, или расстрел, — решаю я пошутить.

Мила у нас — ещё та феминистка. Типа, женщины рулят! Ну, да. Ничего, что кафе они вместе с Виткой открыли на деньги её, от развода? А я написал бизнес-план. Да что бы вы делали без мужиков, дорогуши?

— Да, ну тебя! — хмыкает Вита, — Мила не такая уж и кровожадная. Он, между прочим, вернулся. На море зовёт.

«Ну, да! Ну, да», — думаю я, — «Это у вас, как у всяких подружек. Как там это у баб называется? Синхронизация циклов? И возвращение бывших тоже синхронизируется».

— Бывшие иногда возвращаются, — пытаюсь шутить, — Тут главное, двери держать закрытыми. А то, если откроешь, то дело труба!

Вита смеётся. Люблю, когда мне удаётся её рассмешить:

— Так вот! Съезжу к ней на чаёк. Ты не против? — ставит в известность.

«Ну, езжай, коли не шутишь», — мысленно я отпускаю её. Вдруг, и правда, к Милане?

— Против, конечно! — говорю вслух, — Но ведь женская дружба важнее семьи.

Вита, как я ожидал, убеждает в обратном:

— Это не правда! Там в холодильнике суп, вермишелька с мяском. На выбор. Проследи, чтобы Тоша поел, хорошо?

Вот за что я её обожаю, так это за то, что Виталя всегда начеку. Кто поел, кто устал, кто не выспался? Притом, что сама может вставать среди ночи, ходить по квартире и хрумкать за обе щеки.

— Есть, моя госпожа! — выдаю.

Вита вздыхает. Подобные шуточки свойственны мне и в постели. Люблю доставлять удовольствие ей, а потом уж себе. Правда, Виталя обычно спешит опрокинуть меня, оседлать. Но и тут я всегда поддаюсь. Мне всегда хорошо! Лишь бы ей было также.

— И Капустина выведи, не забудь! А ещё лучше Тошку отправь. Но только после ужина, — даёт инструктаж.

Как будто я могу забыть про Капустина. Да он первым напомнит! Будет ходить за мной следом, и подметать пол хвостом. Намекая, что дело не терпит отлагательств.

— Всё понял, моя госпожа, — напряжённо парирую я. Почему напряжённо? Просто меня уже жмёт изнутри так, что еле терплю.

Витка прощается. Я выдыхаю. Бегу в туалет, где за много часов мне знаком каждый угол. Напоследок решаю взять кофе. Нужно взбодриться немного! Официантка уже ничему не удивляется. И десерты не предлагает. Такие вещи я ем только в кафе «ВитаМила». В других местах пробовал есть, не идёт.

Когда выхожу на воздух, то чувствую ветер в лицо. Вот такой он, питерский июнь! Или июньский Питер. Как лучше? Непредсказуемый, хмурый. И канал Грибоедова, в этом месте широкий, манит приблизиться, глянуть на водную гладь. Из проулка, где было кафе, выбираюсь на набережную. Иду по ней вдоль небольшой, но глубокой реки.

Я всю жизнь прожил в Питере. Но так и не смог разгадать его тайну. Почему сюда едут со всех концов необъятной страны? Чем он так привлекает туристов? Наверное, то, что для них привлекательно, кажется будничным для меня. Все громады соборов. Один, кстати, виден отсюда! Казанский, он самый большой. Утончённая холодность улиц и ветхость старинных дворов. Для меня этот город обычен в своём превосходстве. Ничего в нём особого нет. Просто это — мой дом, и я буду в нём жить, до самого крайнего вздоха.

Когда я решаю вернуться к машине, то парковка уже опустела. «Институтская рать» отвалила домой. Я опускаюсь за руль и смотрю на большое, слегка закруглённое здание с жёлтым фасадом. В этом здании вся моя жизнь! Я пришёл сюда, будучи школьником. Помню, как сразу меня поразил его холл. И колонны, в которых читался дух времени. Я представил то, сколько учёных он выпустил. И понял, что стану одним из таких. А теперь…

Я — никто. Без своих степеней и регалий. Нет, я, конечно, могу и дальше учить. К примеру, уйти в безвозвратный онлайн. Быть репетитором. Преподавать на дому. Но всё это — не то! Как никотиновый пластырь для того, кто всю жизнь курил. Я не смогу без студентов, без этой пульсации жизненных сил. Я умру. Только Вита способна меня поддержать и понять. А уже если она не поддержит…

Вспоминаю о том, о чём даже успел подзабыть. Весь сегодняшний день был, как в ступоре. А что, если я потеряю не только работу? Семью. Что, если всё потеряю. Вот так, одним махом. От этой мысли мой лоб покрывает испарина. Она заявила, что едет к Милане. Допустим. А что, если я позвоню?

Достаю телефон, нахожу номер Милы. Набрать, не набрать? Ну, скорее всего, Вита ей объяснила, как нужно ответить, если я позвоню. Так что не стоит надеяться, что Милана мне скажет всю правду. А правду узнать можно только, поехав туда…

Пока я вливаюсь в поток торопливых машин, продолжаю себе представлять, что скажу, если я обнаружу там Виту? А! Была, не была! Расскажу ей всю правду. О том, почему меня выперли вон. И пускай распинают меня, пускай судят. В конце концов, правда всплывёт всё равно.

Встав в очередь на светофор, прибавляю звук радио. Там играет Кузьмин. Наша песня:

В твоих глазах печать греха,

О, как она нас разделяет…

И скорби ты не разделяешь,

Любовь, как старая труха.

«Боже мой, как давно это было», — слегка опечаленно думаю я. Вспоминая тот давний случай, когда мы с Виталей оставили Майю родителям, а сами пошли на спектакль. В Большом драматическом ставили «Анну Каренину», и всю дорогу обратно мы спорили, что представляет собой её образ. Что интересно, Виталя её так ругала! Изменщица, шлюха, кукушка и прочее. Я защищал. Ну, не то, чтобы прямо я встал на защиту Карениной. Просто я говорил, что душа у неё просит ласки. А влюблённая женщина склонна к безумствам.

— Хорошо, что сейчас не выдают замуж насильно, — подвёл я итог.

— Да, интересно, — сказала она, — За кого бы меня тогда выдали?

Я не стал фантазировать. Почему-то в моей голове возникал образ взрослого дяди с густой седовласой бородкой. Несомненно, богатого, старше её… Ничего не напоминает?

— Кажется, дождь собирается, — выдал вердикт, глядя вдаль. И тут же раскатистый гром узаконил прогноз.

Дождь пошёл и нешуточный. Нам пришлось парковаться в ближайшем дворе, и сидеть, ожидая, пока он пройдёт. Вита была в белом платьице, на каблуках. Я — в костюме. Нарядились мы оба! Культурный «бомонд».

Я чуть прибавил звук радио, когда по нему заиграла знакомая песня. И стал подпевать еле слышно:

Когда меняя ты позовёшь,

Боюсь, тебяя я не услышу,

Как громко дооождь стучит по крышее,

Всё тот же запевааала дождь,

Запевала дооождь,

Запевала дождь,

Мой дождь.

Повернувшись, поймал её взгляд. Чуть насмешливый.

— Что? Певец из меня никудышный? — усмехнулся.

— Кудышный, — сказала она и взяла меня за руку.

Я не выдержал, так захотелось прижаться губами к смеющимся алым губам. Мы целовались, пока дождь заливал лобовое стекло. Так, что свет фонаря в отдалении был просто мутным пятном, расплывался перед глазами.

Витка была ароматная, нежная. Роды ничуть не испортили тело, которое я так любил! Я уже много раз его брал, но не мог насладиться. Всё в ней, до мельчайших деталей было именно так, как я представлял. И каждый раз я испытывал кайф, словно в первый. Вот и тогда, устремился на поиски молнии. Вторая рука проникала под край тонкой юбки.

— Нет, Кось! Ты с ума сошёл? Нас же могу увидеть, — прошептала она в мои губы.

— Кто? — я повёл головой, — В такую погоду даже собаководы по домам сидят. Мы тут одни. Ты и я.

Я ощущал нерешимость с её стороны. Но желание было сильнее! И Витка сдалась. Позволяя себя приподнять и задрать свою юбку. Правда, это была юбка-клёш. Так что нам не пришлось даже вещи снимать. Я просто чуть сдвинул ей трусики. Расстегнул свои брюки и выпустил «змея» на волю. Тот молниеносно вонзился в неё. Витка ахнула и принялась чуть подпрыгивать в такт нашим вздохам.

Стёкла в машине покрылись таким конденсатом, что мы не заметили, как дождь прошёл. А снаружи нам в лобовое стекло светит не уличный мутный фонарь, а фонарик. Шпана, заприметив машину в кустах, изучала её содержимое.

— Блин! — вскрикнула Витка, поняв, что мы с ней не одни.

Я, прижимая к себе её тело, нащупал рукой на руле свой гудок. От внезапности звука шпана разлетелась, как воробьиная стая. Вита, смеясь, отстранилась:

— Ты кончил хоть?

Я выдохнул:

— Неа. А ты?

Вместо ответа она начала двигать бёдрами так монотонно и нежно, что тут же мой змей соизволил излить весь накопленный жар в глубину её недр.

Помню, как нёс на руках до подъезда, чтобы она не запачкала туфельки. В свои зачерпнул, не беда! А Кузьмин с этих пор стал нашей одой любви. И как только мы слышали первые ноты, как тут же на ум приходил наш спонтанный супружеский секс…

Я и сейчас подпеваю. А когда песня кончается, думаю: «Вита, Виточка, только будь там. Пожалуйста! Я умоляю тебя, просто будь. Всё прощу, всё забуду. Даже слова тебе не скажу. Я и сам, как ты видишь, далеко не подарок. Только ты меня можешь спасти».

Дом Миланы на фоне других однотипных домов остаётся почти незаметным. Двор-колодец внутри зарешёченной арки. Обычно калитка закрыта. Но сейчас из неё вышла женщина. И мне удаётся попасть внутрь двора. Впечатление я создаю человека культурного. Так что почти без труда проникаю везде.

В последний момент, уже возле подъезда, я думаю: «Может быть, зря я пришёл». Как дурак! Как ревнивый супруг. Но бежать уже поздно. И стыдно. Раз пришёл, то дойду до конца. Я звоню в домофон. Мила лениво интересуется:

— Кто там?

— Милан, это я! — опираюсь ладонью о двери парадной.

— Костя? — пугается Мила. Или мне просто кажется так?

— Впустишь? Я в тубзик хочу! — отвечаю. Последствия чаепития ещё дают о себе знать.

Пару мгновений мне слышится только молчание и треск домофонных помех. Но вот аппарат начинает пищать и двери подъезда впускают меня в свою благородную тишь.

Загрузка...