Рейна
— Отпусти меня! — я бью его в грудь; она твердая и каменная.
Все, что мне удается сделать, это испытать боль.
Его широкие шаги пересекают длинный коридор. Потолок над нами украшают люстры из нержавеющей стали и хрусталя.
После нескольких минут бесполезной борьбы я понимаю, что только наврежу себе. Я фыркаю и решаю выбрать свои сражения.
Тем не менее, я пристально смотрю на Ашера, давая ему знать мое мнение о том, что он делает. Поскольку на нем эти чертовы солнцезащитные очки, я не могу видеть выражение его лица.
Я срываю их.
Теперь его очередь бросить вопросительный взгляд в мою сторону.
— Что? Мы в помещении. Какого черта ты носишь темные очки?
Он слегка прищуривает глаза, но ничего не говорит.
Я оглядываюсь, но никто не последовал за нами, даже Элизабет. Может, они все боготворят его, как медсестра в больнице.
Эта мысль заставляет меня застыть.
Он создал чрезвычайно позитивный имидж в больнице, и даже раньше он вел себя как какой-то любящий мудак, предлагая понести меня.
Неужели я действительно единственная, кто знает, насколько у него все не в порядке с головой?
— Где твое обручальное кольцо? — спрашивает он.
— Обручальное кольцо?
— Ты слышала меня, где оно?
— Я... не знаю.
И я действительно не знаю. Теперь, думая об этом, у меня должно быть кольцо, но у меня его нет.
Ашер ничего не говорит, когда мы входим в большую спальню — зачеркните, спальня принцессы. Кровать королевского размера с розовыми и бежевыми простынями и письменный стол, на котором лежат бесчисленные мои фотографии в костюме чирлидерши. Упомянутый наряд висит на дверце открытой гардеробной.
Без шуток — это огромная гардеробная. Я вижу несколько клетчатых юбок, белые рубашки и черные жакеты, на которых золотой символ. Моя школьная форма, я полагаю.
Частная школа. Конечно, я ходила в частную школу. Это соответствует всему образу сноба.
Рейна Эллис.
Капитан команды поддержки.
Не выходит на улицу без макияжа.
Наследница папиного состояния.
И помолвлена с придурком, которому на меня наплевать.
Я действительно хочу посидеть со Старой Рейной и обсудить ее варианты. Конечно, она могла бы сделать это лучше.
И да, я осуждаю себя. Это мой единственный выход излить душу.
— Отпусти меня, Ашер, — выплевываю я.
Он бросает меня на кровать. Я стону, когда моя ушибленная тазовая кость ударяется о матрас.
Какого черта? Это больно.
Когда я пристально смотрю на него, он одаривает меня непонятным выражением лица и засовывает обе руки в карманы.
— Ты сказала отпустить тебя.
— Почему ты так сильно меня ненавидишь?
Если да, то какого черта ты со мной помолвлен?
— Возможно это связано с тем, какая ты сука.
— Ох, мне очень жаль. — я улыбаюсь. — Я украла твой титул, мудак?
Он замолкает, склонив голову набок.
— Как ты меня только что назвала?
— М-У-Д-А-К. — продолжаю улыбаться, поддразнивая его. — Хочешь, чтобы я произнесла это по буквам для тебя снова...
Мои слова обрываются, когда он оказывается у моего лица, стоя на коленях на кровати передо мной. Его рука обхватывает мое горло, как кандалы. Он не сжимает, но крепкой хватки достаточно, чтобы ограничить подачу воздуха и мои мысли.
Пугающий холод вызывает мурашки по моей коже, когда я смотрю в его потемневшие, безжалостные глаза.
Чувство храбрости, которое я обрела несколько секунд назад, испаряется в воздухе. Мои лопатки сжимаются вместе, будто говоря мне, что я должна бояться.
Это страшный человек.
Он чертовски ужасен.
Потребность убежать от него снова охватывает меня, царапая кожу и пульсируя в крови.
— Похоже, ты слишком серьезно относишься к своей игре в амнезию, так что позволь мне напомнить тебе, как это происходит. — его большой палец поглаживает мою челюсть, как ласка любовника, хотя на самом деле это поцелуй Мрачного Жнеца.
Это холодно.
Все в нем ледяное.
Мой пульс грохочет в ушах, как отдаленный раскат грома.
Он вторгается в мое пространство, как стихийное бедствие, которое невозможно остановить или предотвратить.
И все же мне удается выдавить из себя слова.
— Ты думаешь, это игра? Какой тип людей притворяется, что лишился своих воспоминаний?
— Тип, который не хочет, чтобы люди знали, что они сделали.
— Что я сделала?
— Шшш. Молчи. — он прижимает большой палец к моим губам, и я не могу сдержать пульсацию, пробегающую под моей кожей. — Когда я говорю, ты слушаешь.
Несмотря на дрожь страха, пронизывающую меня, мое терпением вспыхивает. Кем, черт возьми, этот мудак себя возомнил?
Это требует усилий, но я говорю ему прямо:
— Ты не мой владелец, Эш.
Он делает паузу, и его хватка на моем горле немного ослабевает, словно я застала его врасплох. Пауза длится долю секунды, прежде чем его маска снова надевается на лицо, и его хватка сжимается.
— Ашер. Ты не должна так меня называть. Никогда.
Я хочу подразнить его, но это было бы глупо, когда его рука вот так сжимает мое горло. Я всерьез начинаю думать, что он псих, а психи не думают дважды, прежде чем задушить своих жертв.
Или свернуть им шеи.
— Разве ты не должен быть в Англии? — мои голосовые связки напрягаются от усилий, которые требуются, чтобы произнести эти слова. — Алекс сказал, что ты учишься в Оксфорде.
Он приподнимает бровь.
— Больше нет.
— Больше нет?
Что, черт возьми, это должно означать? Я терпела его придурковатые выходки только потому, что он должен был улететь на другой континент.
Словно читая мои мысли, его губы кривятся в ухмылке, когда он гладит мою челюсть своим худым большим пальцем.
— Я не могу оставить свою невесту одну, не так ли?
Поешь он в самые темные ямы ада.
Мы оба знаем, что это не так. Он остается здесь только для того, чтобы мучить меня и превратить мою жизнь в кошмар. Больше, чем оно уже есть.
— Не принимай сторону прислуги, только мою. — все его хорошее — или фальшивое — настроение исчезает, сменяясь холодным, суровым выражением лица. — Это понятно?
Я остаюсь неподвижной, не произнося ни слова. Если я это сделаю, я буду выкрикивать ругательства, и тогда он действительно задушит меня до смерти.
Это безумие, сколько его энергии просачивается мне под кожу, даже когда я пытаюсь прогнать ее.
Это похоже на гипноз.
Вот и все — меня загипнотизировали.
Он прижимает большой палец к впадинке на моем горле.
— Я спросил, это, блядь, понятно?
— Как скажешь, Эш.
Я стараюсь скрыть дрожь и страх в своем голосе, вкладывая как можно больше сарказма.
Большая ошибка.
Его рука превращается в сталь, когда он сильно сжимает ее. Мои глаза выпучиваются, когда мой небольшой запас воздуха исчезает.
Я вцепляюсь в его руку, царапая кожу. Как и в больнице, он не двигается с места.
Чертов псих борется за мою жизнь.
— Что это было? — спрашивает он, слегка ослабляя хватку.
— Ашер! Ашер!
Он убирает руку, но не отступает.
Я кашляю, массируя разбитое горло.
— Боже. Это просто имя.
Он смотрит на меня слишком долго, как будто пытается понять, как со мной поступить, и... терпит неудачу.
— Прекрати нести чушь. Куда ты собиралась в ту ночь? — спрашивает он спокойным тоном, словно он только что не пытался покончить с моей жизнью.
— Когда-нибудь слышал об амнезии? Это значит, что я не помню. — я указываю на свою голову. — Я даже не знаю, какого черта я с кем-то вроде тебя.
— Ты не со мной.
Обе его руки сжимают мои голые бедра и тянут меня вперед, так что мои ноги находятся по обе стороны от его положения на коленях. Я вскрикиваю, а затем задыхаюсь, когда его руки поднимаются вверх, пока не достигают середины моих бедер. Я пытаюсь вырваться, но он впивается пальцами в мои синяки, прижимая меня к себе.
— Ты принадлежишь мне. Каждая частичка тебя. Возможно, ты пыталась сбежать, но это больше не повторится. Не знаю, в какую игру ты играешь на этот раз, но я разберусь, и ты проиграешь, как ты делаешь каждый гребаный раз.
— Я пыталась сбежать? — я спрашиваю. — Почему?
От чего? Или, скорее, от кого? Это как-то связано с папиными друзьями-мафиози, или с Ашером, или с чем именно?
Так много вопросов и никакого ответа вообще.
— Это я и собираюсь выяснить.
Он держит руку на моем бедре, а другую подносит к моему лицу, прикладывая большой палец к моим губам. Все еще холодно, как в больнице, но мои нервы продолжают покалывать от этого ощущения.
Темные ресницы Ашера трепещут над его мрачным взглядом, как плащ, непроницаемый и суровый.
— Открой свой рот.
Если он думает, что повторится то, что произошло в больнице, то он жестоко ошибается. Я сделала это только потому, что это была уловка, чтобы заставить его ослабить бдительность. Теперь, когда он требует, это означает, что он контролирует ситуацию, а я не играю с Ашером, контролирующего ситуацию. Это будет означать только то, что он сожрет меня живьем и ничего не оставит после себя.
— Нет. — я вздергиваю подбородок. — Я не стану делать...
— Тссс. Молчи. Когда я говорю, ты слушаешь. Когда я приказываю, ты подчиняешься. А теперь открой свой гребаный рот.
Как он может звучать так властно, когда говорит это? Он всегда так разговаривает?
Высокомерный ублюдок. Его голос приобретает убийственные нотки.
— Если ты этого не сделаешь, я заставлю тебя, и это будет чертовски больно.
Словно доказывая свою точку зрения, его большой палец нажимает на синяк на моем бедре. Я всхлипываю, когда агония пронзает меня; горячая и красная. Он держит большой палец на моей нижней губе и не пользуется тем, что я открываю рот.
Этот мудак в этом не заинтересован; он хочет, чтобы я проиграла.
Боль медленно утихает, и я возвращаюсь, пристально смотря на него. Он играет грязно с моим состоянием.
Его большой палец поглаживает синяк, вызывая прилив легкого комфорта, боли и обещания большего. Не сомневаюсь, что он будет настаивать, если я буду его поощрять. Как будто у него нет границ.
— Это ничто по сравнению с тем, что я могу сделать с тобой, Рейна. — его большой палец замирает, и я тоже. — Ты собираешься или не собираешься открывать этот рот?
Мои губы приоткрываются, медленно, но, верно. Сейчас у меня нет сил играть на его уровне. С моими травмами и его неустойчивым характером это может плохо кончиться для меня. У меня достаточно чувства самосохранения, чтобы выбирать свои сражения.
Он засовывает большой палец мне между губ, и требуется все мое мужество, чтобы не прикусить его.
— Соси.
Это одно слово. Одно-единственное слово, но оно заряжено такой интенсивностью, что оно почти живое, дышащее существо.
Он приподнимает одну идеальную густую бровь.
— Я должен снова угрожать тебе?
Пристально глядя на него, я посасываю его большой палец быстрее, чем намеревалась. Мои зубы задевают его кожу, и я замираю, думая, что он будет править так, как если бы я пыталась укусить его. Когда он продолжает наблюдать за мной из-под полуопущенных век, я продолжаю на этот раз медленнее.
Мои щеки пылают, и я проклинаю себя за то, что так легко сдалась. Подождите, пока я не стану сильнее, я собираюсь столкнуться с ним лицом к лицу.
— Как быть? — он невозмутим. — У тебя новая проблема, Рейна.
Я бросаю на него быстрый взгляд, останавливаясь.
— Разве я говорил тебе остановиться? — он наклоняет голову набок.
Застонав, я продолжаю сосать палец и облизывать его языком.
— Твоя новая проблема в том, что ты слишком экспрессивна. Ты теряешь хватку.
Почему экспрессивность — это проблема? Я пристально смотрю на него, чтобы он точно знал, что я к нему чувствую.
Не знаю, чего он ожидал, но моя реакция, вероятно, не такая.
Ашер прищуривает глаза, прежде чем вытащить палец у меня изо рта.
— Я узнаю о той ночи, и заставлю тебя, черт возьми, пожалеть, что ты никогда не ступишь в лес.
— Ты псих. — я выдыхаю, мое сердце колотится.
Оно продолжает биться и пульсировать как сумасшедшее, будто скоро остановится и израсходует всю свою энергию.
Губы Ашера растягиваются в жестокой ухмылке.
— Нужно быть таким же, чтобы знать другого, мой ужасный монстр.
Он продолжает называть меня так, и я начинаю думать, что мне следует принять эту сторону, чтобы сразиться с этим конкретным монстром.