Всю ночь напролет

Глава 24

— Вы никогда не были для меня наказанием, — промолвила она, и ему искренне хотелось ей верить.

— Вот как? — произнес он так, словно ее слова были ему совершенно безразличны и не означали для него радость или муку. — Что ж, возможно, вы посланы мне в наказание.

Энн молча смотрела на него. Будь они неладны, эти чудные глаза! Она выглядела растерянной и ничего не понимающей. Волосы темным облаком спускались ей на плечи, одна грудь выступала над тугим корсажем, длинные ноги, небрежно раскинутые, представляли собой поистине роскошное зрелище. Глядя в ее темно-синие глаза, Джек не мог не почувствовать ее растущего отчуждения. Сейчас она больше всего походила на пресыщенную любовью уличную девку, но, даже несмотря на это, вызывала в нем нежность. Дотронуться до нее означало для него то же самое, что прикоснуться к обнаженному нерву. И все же, Бог свидетель, он не бросит ее одну. И не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он готов любой ценой защитить ее от Джеймисона.

«Но кто защитит ее от тебя самого?»

Джек отверг эту мысль как нелепую. Энн незачем спасать от того, чего она сама желает. Чувственность, которую он в ней пробуждал, была для нее как наркотик для больного. Она таяла от одного его прикосновения, изгибалась всем телом в ответ на каждую его ласку, трепетала в предвкушении блаженства, в котором он ей так долго отказывал.

— Разве не этого вы так хотели? — спросил он, обогнув кресло и оказавшись с ней лицом к лицу.

Она беспомощно уставилась на него снизу вверх.

Он хотел, чтобы она его боялась.

Но больше всего он жаждал ее любви.

Энн подняла голову. Она все еще держала руки на подлокотниках кресла, как он ей и приказал. Дьявольщина! Это было нечто вроде детской книжки с перекидными картинками: воровка вдруг становилась Энн, Энн превращалась в воровку, и обе сливались в его сознании, так что он уже не мог определить, что было правдой, а что — плодом воображения.

— Что? — Она казалась совершенно сбитой с толку. Ее зрачки расширились, и она выглядела в этот миг трогательной и беззащитной.

— Существуют лишь мгновения, никак не связанные между собой, — ответил он невозмутимо. — Никаких последствий. Никакого чувства вины. Только голос плоти.

Он опустился рядом с нею на колени, чувствуя, как запах ее разгоряченного тела проникает ему в ноздри. Затем он закрыл глаза и глубоко вздохнул, приоткрыв губы лишь для того, чтобы насладиться ее пряным вкусом.

Боже праведный, он должен ею обладать. Он готов на все, лишь бы она принадлежала ему. Он избавит ее хотя бы ненадолго от терзавших ее демонов, предложив ей наслаждение, пусть даже ему придется сделать вид, будто он взял ее силой.

— Свобода не более чем иллюзия, Энн, — продолжал он. — Вы сможете отделить себя от своих поступков только в том случае, если кто-нибудь другой возьмет всю ответственность за них на себя.

Джек провел пальцами по ее щеке и шее. Ее била неукротимая дрожь. Даже самая искусная актриса не сумела бы на ее месте так ловко притворяться. Это было единственным преимуществом Джека в неравной, по сути, борьбе.

— Я готов отвечать за все, — произнес он, молча откинув юбки с ее безвольно раскинутых ног. — Я возьму вину на себя. Но это означает, что решающее слово за мной.

Опустив голову, Джек запечатлел быстрые, легкие поцелуи на груди Энн, продолжая ласкать ее бедра. Под шелковистой кожей можно было нащупать гладкие, тугие мускулы. Ноги атлета. Нет, воровки.

Энн затаила дыхание. Ее бедра непроизвольно устремились ему навстречу. Она жаждала, чтобы он познал ее тело, и он с радостью был готов исполнить ее желание. Но не сейчас. Не раньше, чем он сумеет полностью подчинить ее себе.

Джек не отрывал своего взгляда от ее лица. Энн крепко зажмурилась, всецело отдавшись собственным чувственным ощущениям. Ее голова чуть приподнялась, а губы были приоткрыты, словно в немой мольбе.

Окружающие считали Джека волевым человеком, однако сам он никогда так не думал. Он даже не отдавал себе отчета в собственной силе воли до той поры, пока Энн не оказалась в его власти и он мог привести ее к вершине наслаждения.

— Подумайте над моими словами, — прошептал Джек, коснувшись губами ее бархатной шеи. — Я даю вам полную свободу. От вас ничего не требуется. Вас это не затрагивает. Вы не более чем случайная свидетельница. Моя жертва, если хотите.

Он провел рукой по гладкой коже ее лобка. Энн глухо застонала, ее веки задрожали. Но Джек перестал гладить ее бедра, и ее глаза тотчас открылись, уставившись на него с горькой укоризной. Вцепившись в его рубашку, Энн разорвала ее. Желание судорогой пробежало по ее телу.

— Придержите руки! — распорядился он. — Нельзя быть одновременно преступником и жертвой, Энн. У каждого своя роль.

Если она прикоснется к нему, у него просто не хватит сил продолжать. И тогда он не сможет получить от нее взамен даже самую ничтожную долю того, что она у него отняла. А это было сейчас для него самым существенным. Он знал лишь то, что не мог уступить ей сейчас, поскольку и так уже отдал ей слишком много. Ему просто нужно было оставить хоть какую-то часть самого себя нетронутой.

Энн нехотя повиновалась.

— Но…

Джек заглушил ее слова крепким, грубым поцелуем и провел языком вдоль линии ее губ, пытаясь их раскрыть.

Энн снова подчинилась ему, словно прилежная ученица. Его язык проник глубоко между ее зубами, наслаждаясь сладостью ее рта.

Она ответила на его призыв с готовностью, даже с радостью, доверчиво прижимаясь к его тяжелому телу. Отбросив чувство невольного презрения к себе, Джек постарался сосредоточиться на ее губах, прильнувших к нему в долгом, страстном поцелуе.

Наконец он от нее отстранился. Энн, казалось, была ошеломлена не меньше его самого, однако это было еще не все, чего он хотел от нее добиться. Приподняв указательным пальцем ее голову, Джек принялся покрывать поцелуями ее шею и ключицы, упиваясь вкусом ее кожи, чуть потной и слегка солоноватой… а также сознанием собственной обреченности.

— Скажите: «Умоляю вас, Джек», — прошептал он.

— Джек…

Энн почему-то ожидала увидеть в его взгляде ликование. Он явно хотел причинить ей боль — это по крайней мере было для нее очевидно. Однако в глазах Джека не было ничего похожего на торжество. Напротив, от одного звука ее голоса его передернуло.

— Умоляю вас… — Она едва не сходила с ума от желания и подалась вперед, стремясь поскорее дать ему то, что он хотел, и тем самым покончить с мучительной пыткой… для них обоих.

Джек склонился к обнаженной груди Энн и принялся облизывать ее языком, после чего, захватив ртом сосок, стал нежно его посасывать. Его голова отливала золотом на фоне ее белоснежного тела. Даже его волосы, холодные и шелковистые, раздражали ее слишком нежную кожу.

— Пожалуйста… — У нее возникло ощущение, словно она стоит в центре ярко пылающего костра, превращавшего всякую сознательную мысль в горстку пепла. Даже ее воля, казалось, улетучилась, подхваченная потоком желания.

— Джек!

— Я здесь.

Его руки и губы опускались все ниже и ниже по ее телу, проникая до его самых сокровенных местечек, для которых она даже не могла подыскать названия. Он действовал с такой смелостью и так опытно, что это опустошало ей душу, лишая последних сил к сопротивлению. И когда наконец он от нее оторвался, ей показалось, что она вот-вот канет в небытие, погрузившись в бесконечную пустоту.

— Только не останавливайтесь, прошу вас!

— Я и не собираюсь, — заверил ее Джек, и его голос на этот раз прозвучал почти нежно. С самого начала, несмотря на его нестерпимо нежные ласки, его тон оставался суровым.

Он приподнял ее юбки из красно-фиолетового шелка чуть повыше талии, бесстрастно глядя на нее. Но где-то в глубине его холодных глаз таилось бушующее пламя, словно лава в жерле вулкана.

— Почему вы так дьявольски прекрасны? — пробормотал он и приник губами к ее лону.

Неужели он и дальше будет ее поддразнивать, мучить пустыми обещаниями? Терзать ее тело самыми изощренными способами? Каждое движение его языка распаляло в ней огонь, угрожавший ее поглотить. Каждое прикосновение его губ превращало наслаждение в утонченную пытку. Своими посулами он лишь усиливал в ней жажду, но не утолял ее до конца. Все тело Энн казалось сплошной саднящей раной.

Она прикусила губу. Ей не хотелось давать волю рыданиям. Оставайся у нее хоть капля гордости или чувства собственного достоинства, она бы непременно встала и ушла. Однако ноги ее не слушались, и все ее внимание было приковано к его рукам, губам, к его телу, обещавшему наслаждение.

Впрочем, разве не стремился он доказать ей лишний раз свою силу и ее слабость?

— Отдайтесь своим чувствам, Энн. — В его голосе искусителя слышалась легкая грусть. Грусть и сожаление. — Просто наслаждайтесь тем, что есть, и забудьте обо всем на свете.

Однако она хотела совсем не этого, что бы он там ни думал. Ей всегда был нужен только он сам. Энн попыталась собраться с духом, чтобы произнести очень важные слова в промежутке между короткими прерывистыми вздохами.

— Прошу вас… — Опустив руки, она вцепилась пальцами в его шелковистые волосы и заставила поднять голову. Он уставился на нее с видом падшего ангела.

— Не оставляйте меня, Джек, — взмолилась она. — Я хочу, чтобы вы были со мной.

Оставить ее? Да у него просто не хватит на это воли.

Достаточно одного взгляда на ее искаженное желанием лицо, чтобы Джек почувствовал, как сердце в его груди разрывается. Все его прежние намерения превратились в ничто. Что бы он о ней ни знал, сколько бы обманов и преступлений за ней ни числилось, он все равно ее любил.

Его сердце было не в ладах с рассудком, одним махом оно перечеркнуло долгие годы борьбы за выживание, которую ему пришлось вести. Теперь он чувствовал себя обессилевшим. Стоило ей поднять на него свои чудные глаза, полные немой мольбы, как он уже был готов сдаться.

— Прошу вас… — повторила между тем Энн.

Глухо застонав, он с трудом поднялся на ноги, схватив ее в охапку. Ее тело казалось легким и гибким, как стальной клинок. Он мог убить ее без малейшего труда. Хрупкость этой женщины его смущала. Ее сила приводила его в замешательство.

Он отнес ее к столу и опустил на самый край. Энн ухватилась за порванную рубашку Джека и стянула ее. Затем она принялась дрожащей от нетерпения рукой поглаживать его плечи и грудь, словно боялась, что он ее остановит.

«Ей незачем беспокоиться на этот счет», — подумал Джек, скривив губы. Он бы не стал ее останавливать, даже если бы к его виску приставили пистолет.

Он спустил корсаж ее платья до талии, да так неловко, что нечаянно порвал рукава. «Не слишком ли ты торопишься, Джек?» — мелькнула у него язвительная мысль. Ему следовало действовать нежнее и бережнее, если он хотел, чтобы ей была приятна его близость.

О Боже, ему давно пора было научиться держать себя в руках. После долгих месяцев вынужденного воздержания он уже должен был привыкнуть к постоянному возбуждению. Однако, похоже, ему это не помогло.

Энн неумело возилась с завязками его панталон — о, эта обворожительная невинность, только усугублявшая его муку! — и наконец она приняла в свои ладони его тяжелую от желания плоть и крепко сжала ее. Этот жест пробудил в нем целый поток ощущений.

— Джек… — прошептала Энн, и он едва не потерял самообладание. Ее глаза были закрыты, бледные веки казались подернутыми опаловой дымкой. — Джек!

И опять тот же растерянный голос. Он был слишком умен, чтобы ей доверять. Однако ему больше не во что было верить, и, Бог свидетель, будь у него право выбирать, он бы предпочел эту иллюзию любой другой.

— Я здесь.

Он провел ладонью вдоль длинной, плавной линии ее бедра и икры к изящному изгибу ступни. Извиваясь всем телом, Энн пыталась теснее к нему прижаться, в изнеможении ожидая разрядки.

— Умоляю вас… Джек…

И когда только слова, которые должны были стать для нее карой, превратились в благословение?

Он обхватил руками ее крепкие, округлые ягодицы и слегка приподнял. Руки Энн обвились вокруг его шеи, она привлекла его к себе, ее тело было охвачено страстным трепетом. Ее глаза — прекрасные, трагические глаза — медленно приоткрылись.

— Пожалуйста, Джек… — почти простонала она. — Возьми меня!

Он прильнул к ней в поцелуе и крепко обнял, прижимая свою грудь к ее груди, свой живот к ее животу, словно каждая часть его тела порывалась ею овладеть.

— Джек!

— Я с тобой!

Теперь он уже ни в чем не мог ей отказать. И тогда он проник в нее, растворившись в ее объятиях.

Он двигался с поразительным для столь рослого и сильного мужчины изяществом. Энн с наслаждением отвечала на его натиск. Страсть бросала ее из стороны в сторону, словно камешек, подхваченный приливом. Судороги волнами пробегали по ее телу, с каждым разом поднимая ее все ближе и ближе к вершине блаженства.

— Джек!

Теперь она уже сама рвалась к нему, нуждаясь в нем больше, чем когда бы то ни было раньше. Она уцепилась за его крупное тело, как за спасительный якорь. Наслаждение лишило ее последних сил. Еще… еще немного…

— Пожалуйста, Джек…

— Энн…

Ее имя на его губах увенчало собой все.