Вверх по лестнице в Голливуд

ПЛОХОЙ САНТА

Утром в среду, когда я подтвердила для Аллегры, что самолет Вивьен покинул Нью-Йорк и прибудет в Лос-Анджелес вовремя, все сотрудники, находившиеся в должности ниже вице-президента, получили электронное письмо. В нем говорилось: «Санта для вас кое-что припас — приходите ко мне в офис и поищите в вашем чулке!» Послание было от Лоуэлла Берглунда, который исполнял обязанности главного бухгалтера. Лоуэлл занимал эту должность уже почти три года, но Фил и Тони все еще не хотели утвердить его в ней официально.

Офис Лоуэлла располагался в маленьком кабинете двумя этажами выше других отделов компании, как будто о главном бухгалтере в спешке забыли и вспомнили лишь под конец. Всем, кто был готов слушать, он рассказывал, что причиной, по которой его офис отделен от наших, был «исключительно деликатный характер его деятельности». Но дело было в другом. Лоуэлл был очень неприятным субъектом, и мы радовались, что виделись с ним нечасто. Письмо озадачило меня — казалось невозможным, чтобы его напечатала рука Лоуэлла. Наверное, за шесть дней до праздника его посетил Дух будущего Рождества [23]. Дагни сказала, чтобы я шла первой, потому что «мне нужнее». Ломая голову над ждавшим меня подарком, я побежала наверх.

Там уже собралось около семидесяти сотрудников «Глориос». Они выстроились в очередь, тянувшуюся от двери в офис Лоуэлла и делавшую петлю по всему этажу. Люди продолжали выходить из лифта и подниматься по лестнице. Большинство оживленно болтали, предвкушая праздники и денежные подарки, в которых так остро нуждались. Дверь в офис Лоуэлла распахнулась, и вышел сам Лоуэлл, прижимая палец к губам. Мне было интересно — прочтет ли он проповедь или ограничится кратким «храни вас Господь». Толпа притихла. Лоуэлл выждал несколько секунд — почему бы и нет? — и заявил:

— Вы все меня терпеть не можете. Вы набились сюда в коридор, как свиньи к корыту. И ради чего? Ради грошей? Мне жаль вас.

Он высоко поднял коробку, где были конверты с нашими премиями, и взмахнул ею. Конверты взлетели и усыпали весь пол. Лоуэлл подождал, пока приземлится последний, затем покачал головой и вернулся в офис, захлопнув за собой дверь.

Больше всего конвертов упало рядом с Робертом. Он сгреб их и стал раздавать, желая всем хороших праздников и счастливого Нового года, — исполняя роль человека вместо нашего исполняющего обязанности главного бухгалтера. Я взяла конверт и пошла вниз, не озаботясь посмотреть, что внутри.

— Этого не может быть на самом деле, — нечаянно сказала я вслух, при Дагни, которая старалась скрыть нетерпение при виде премии.

— Что-что?

— Ничего, — ответила я, испуганная тем, что ненароком произнесла свою мантру вслух. — Твой чек, наверное, у Роберта. — И рассказала ей о случившемся наверху.

— Что за контора! Завтра я буду на Ибице — подальше от Лоуэлла и всех остальных местных недоумков.

— Спасибо, Даг, — отозвалась я с сарказмом, которого явно не хватило, чтобы Дагни его заметила.

— Да не за что, — сказала та рассеянно. — Пойду-ка я лучше к Роберту прямо сейчас. Хочу сдать чек и получить часть денег, пока банк не закрылся.

Бросая нераспечатанный конверт в сумочку, я подумала, что, если она еще раз ткнет меня носом в свою поездку, я почувствую вкус паэльи [24]. Любая, даже самая ничтожная и презрительная подачка не могла сравниться с этим унижением.

Еще до полудня пришло новое письмо, на сей раз — от Джеральдины. Она приглашала всех на небольшой праздник — любезный жест со стороны Глории. График посещения был составлен в алфавитном порядке по первым буквам фамилий служащих, на каждую группу выделялось по полчаса. Сейчас пошли буквы А — В, но Дагни не было, она ушла менять деньги. Группе Г — К отводились следующие полчаса, так что мне выпало идти с Кларком и Робертом.

Дагни вернулась как раз к пересменке, и я объясняла ей, куда ухожу, когда Кларк задержался у нашего стола и галантно предложил мне руку. Мы забрали Роберта и направились в конференц-зал.

Едва мы вошли, как Глория налетела на Кларка, стала тискать его, щипать и расспрашивать о курортных процедурах, которые он наметил на следующую неделю. Одетая в изящный брючный костюм алого цвета, щедро усыпанный блестками, и причесанная на экзотический манер, она выглядела как большой подарочный сверток.

Мы с Робертом оставили их ради длинного стола, уставленного всяческими яствами — шоколадными Санта-Клаусами, карамельными северными оленями и зефирными семисвечниками. Были там и простые шоколадные конфеты, карамель и зефир. На дальнем конце стола стояло мороженое разных сортов, с горячей помадкой и другими добавками, взбитые сливки и три вазы с карамельной крошкой — красной, зеленой, синей, белой и разноцветной. Мы с Робертом попробовали несколько видов сладостей и быстро обнаружили, что вкуснее всего зефирные семисвечники. Отдав им должное, мы перешли в зону мороженого, где соорудили себе чрезвычайно замысловатые порции. Мы намеревались отведать все, что стояло на столах. Глория подошла, расцеловала нас и спросила:

— Как вам нравится угощение?

Мы с Робертом закивали, и я, проглотив очередную порцию мороженого с зефиром, сообщила, что все получилось восхитительно.

— Смотрите — мне есть чем угостить и встречающих Рождество, и празднующих Хануку, и людей других вероисповеданий, — сообщила она, указывая на обычные сладости. — Моя девочка, Роксана, — она показала на свою бессменную секретаршу, афроамериканку, которая в данный момент грызла северного оленя, — сказала мне, что это неполиткорректно — готовить угощение лишь к Рождеству и Хануке. Она так и сказала: «Вы должны учитывать всех, миссис У.».

Роберт кивнул.

— Мне было бы ужасно стыдно — но что я понимаю? — продолжила Глория. — По мне, праздник есть праздник. Откуда мне было знать, что все так сложно? — сказала она с улыбкой.

— Это доброе дело — не забывать ни о ком, — поддакнул Роберт, откусывая Санте голову.

— Я такого никогда бы себе не простила, — сказала Глория. Затем она повернулась перед нами: — Как вам мое обмундирование? По-моему, моя внешность сошла бы и для Рождества, и для Кванзаа [25]. Но внутри меня — Ханука, как вам известно.

Именно в этот момент возникла Джеральдина, чтобы известить всех Г — К, что прием окончен и мы должны очистить помещение для Л — П.

— Какая сердитая, — сказала Глория, качая головой. — Может, в следующем году она найдет себе мужа? — На прощание она крепко обняла каждого из нас.

Когда я вернулась на рабочее место, там бесновалась Дагни. Джеральдина заявила ей, что кто не успел — тот опоздал и с другой группой уже не пойдет.

— Какая зараза, — негодовала Дагни. Какая-то часть меня хотела сказать, что церемония напоминала праздник для третьеклассников, но я решила молчать. Вряд ли она, в свою очередь, станет прикидываться и говорить, что в Испании сплошные дожди. Как будто прочитав мои мысли, она сказала: — Мне не терпится убраться отсюда и очутиться на Ибице. Может быть, я больше и не вернусь.

Кларк задержался возле нас, чтобы показать подарок, врученный ему Глорией. Это был серебряный зажим для денег от Тиффани, с выгравированными инициалами «К. Р. Г.». После каждой буквы стояла точка из крохотного бриллианта.

— Совсем как в «Славных парнях», — оценила я. — А что означает «Р»?

— Глория сказала, что это для игры в карты. Она заявила, что ей будет спокойнее забирать мои деньги, если они будут вложены в изящную вещицу.

Я спросила:

— И сколько она вытянула из тебя за год?

— С учетом канасты, пинокля и техасского холдема [26], не говоря о неуправляемой «Рыбалке», которая меня чуть не разорила, — около тридцати пяти сотен. Но это не важно, я все спишу на расходы.

— Ты списываешь деньги, которые проигрываешь Глории? — Я не верила ушам.

— Глория Уоксман — расчетливая акула-двурушница. Она, понятно, прикидывается, будто мы друзья-приятели, но я больше смахиваю на ее жертву.

— Так что же означает «Р», Кларк?

— Мое второе имя.

— Само собой. Это я поняла. И какое же? — осведомилась я, игриво беря его за руку.

— Дерьмовое. Руфус. — Он высвободил руку. — Прежде чем посмеяться, учти, что так звали обожаемого покойного вест-хайленд-терьера моей мамы.

Дагни встряла в разговор:

— Тебя назвали в честь собаки?

— Руфус был непростым псом. Он был чемпионом Американского клуба собаководства. Мои родители живут на доход от его детей и внуков.

— Да уж точно непростой пес, — сказала я. — Никто не наречет своего первенца в честь какой-то собачонки.

Роберт, молча стоявший рядом, больше не мог сдержаться.

— Кларк! — изрек он так, что это походило на лай. — Руфус, — сказал он, растягивая «у» для пущего сходства с воем. Вскоре мы все лаяли и выли, пока не вышла Марлен и не разоралась, что у нее от нас заболела голова.

Позвонила Вивьен и сообщила, что прилетела в Лос-Анджелес и сейчас собирается осмотреть помещения для завтрашнего просмотра и банкета.

— Передай Аллегре, что у меня все схвачено, — велела она. Я впечатала ее сообщение в список звонков, не вполне понимая, что она имеет в виду.

Затем я стала переодеваться к очередной вечеринке. «Глориос» потратила десять тысяч долларов на стол для ежегодного гала-праздника молодых демократов, но никто из нашей верхушки не пожелал туда ехать, а потому для создания массовости к этому обязали Кларка, Роберта, Дагни, меня и еще нескольких молодых сотрудников «Глориос». Форма одежды была «праздничная», а само мероприятие проводилось в танцевальном зале одного из двух отелей «Шератон» в центре города, стоявших друг против друга. Я точно не знала, в каком именно, но была уверена, что Роберт знает.

Собралась огромная толпа. Во время коктейля мы вчетвером общались только между собой, решив как можно скорее сбежать, прихватив бейджи с именами, которые нам выдали. Вскоре к нам присоединились Системный Алехандро вместе с Кимберли и Сабриной. Кимберли помахала проходившему мимо парню, который подошел и представился «Тревором от Стэна Коберна». Его босс тоже заказал столик и приказал подчиненным обеспечивать массовость. По словам Тревора, им редко удавалось покидать офис по вечерам — Стэн имел обыкновение задерживать своих работников допоздна.

Стэн, независимый продюсер, пару раз выступал в упряжке с Филом — еще до того, как я начала работать в «Глориос». Большинство его фильмов распространялось другими студиями, и скорее всего в будущем Фил вновь захочет сотрудничать с ним. Стэн славился фантастическим умением выпускать фильмы-победители с точки зрения критики, голосования членов Киноакадемии и кассовых сборов. Его магия работала едва ли не в любых жанрах. В продюсерских кругах, где отслеживалась его неутомимая охота за правами на театральные постановки, романы и биографии — за всем, что, по его мнению, имело кинематографическую ценность, — его частенько именовали «охотником за сценариями». Стэн был известен не только удачливостью, но и тяжелым характером: люди для него были мусором.

Тревор на минуту отошел и вернулся с пятью сослуживцами — все далеко за двадцать, безупречно одетые и чрезвычайно подтянутые. Мы представились.

— Вы работаете на Аллегру Ореччи? — спросил один, когда выяснил, чем я занимаюсь в «Глориос».

— Да, мы с Дагни — ее ассистенты.

— Умора, — ответил тот. — С вами все ясно. Вы из тех, чей чертов босс всегда на месте.

— О чем это вы? — спросила я. Я знала, что никогда не получала сообщений от Стэна Коберна. Я озадаченно взглянула на Дагни, которая подняла брови.

— Каждое утро босс заставляет нас звонить примерно девятистам своим коллегам, — объяснил Тревор. — Нас шестеро, так что на каждого приходится сто пятьдесят звонков. Он заставляет звонить в самую рань, когда еще никого нет на месте, а потому когда те, кому звонят, приходят в офис, они знают, что Стэн уже трудится — хотя это, конечно, не так.

— А что будет, если вы позвоните и вам ответят? — поинтересовалась я, и все вдруг встало на свои места.

— Мы вешаем трубку, потому что соединять на самом деле не с кем, — ответил Тревор.

— Дагни, познакомься с вешателем трубки, — сказала я.

— Что? О, черт! Вы даже представить не можете, до чего напугали нас, — сказала Дагни.

— Мы думали, что нас выслеживают или что в здании завелся сумасшедший, — добавила я.

— Простите, — извинился Тревор. — Все из-за того, что Аллегра приходит так рано — мы и слова не успеваем сказать, как она уже на работе.

— Но в том-то и дело, — ответила я с несказанным облегчением. — Ее не бывает на работе. Она дома, спит. Мы просим подождать, а потом говорим, что она на совещании. — Итак, Кларк оказался прав: звонил не Хенретти и не серийный убийца.

В эту секунду все шесть ассистентов Стэна полезли в карманы за сотовыми телефонами и ответили в унисон.

— Прошу прощения, — сказал первый.

— Тревор найдет, — произнес второй.

— Нет, мы не хотели оставить вас там, — сказал единственный блондин во всей компании.

— Вы совершенно правы, это неприемлемо, — изрек четвертый.

Они отключились все разом — кроме Тревора, который отошел сделать новый звонок. Один из молодых людей объяснил:

— Стэн в Лондоне, и ему никак не найти такси.

— И он позвонил за этим в Нью-Йорк? — спросила Дагни, глядя на часы. — Там почти час ночи.

Тот кивнул:

— Стэну наплевать. Что бы ни случилось — виновный всегда найдется. Теперь Тревор будет звонить и заказывать, а Стэн поймает такси сам и уедет раньше. И так всегда.

Тревор вернулся к нам. Я обратилась к нему:

— Тревор, в следующий раз, когда будете звонить нам в офис, то хотя бы оставляйте сообщение. Вы вообще понимаете, что это длится уже девять месяцев — и ни гу-гу? Аллегра даже не знает, что Стэн ее ищет.

— В этом есть что-то сказочное, — заметил Тревор. — Сказка о том, как мужчина, который никогда не приходил, звонил женщине, которая никогда не уходила.

— И до смерти пугал ее помощниц, — добавила я. — Мы чуть не позвонили в полицию.

Я повернулась к Дагни за подтверждением, но она испарилась. Я заметила, что не было и Системного Алехандро, возможно, он давал ей частный урок своего родного языка, чтобы облегчить пребывание на Ибице. Когда она вернется, надо будет допросить ее с пристрастием.

На следующее утро Белинда преподнесла мне свежий номер «Ас уикли». Я старалась заполучить его до того, как он попадет в киоски. Это был праздничный сдвоенный выпуск с ежегодным обзором «Шествие Звездных Чулок» в качестве гвоздя номера. В статье рассказывалось о подарках, которые делают и получают известные люди. По уверению журнала, в этом году все, о ком вы когда-либо слышали, найдут под елкой поэтические сборники. Тон статьи был несколько разочарованный, как будто автор взывал к ушедшим временам, когда единственными достойными дарами были возмутительно дорогие игрушки и лубочные сувениры. Еще в журнале была удобная колонка с указанием поэтов, труды которых лучше всего дарить, наряду с полезным путеводителем по магазинам, где читатели могли потягаться с любимыми звездами и приобрести книги.

Я заказала достаточное количество копий журнала, чтобы их можно было раздать на завтрашней скромной вечеринке, посвященной «Молочнику». Пресса приедет вечером, посмотрит фильм и послушает Ану-Марию, которая будет читать стихи на английском и испанском. В пятницу интервью дадут режиссер и Ана-Мария в качестве его переводчицы. Из-за скромности мероприятия мне не придется на нем работать — хотя мне и велели быть «наготове».

Этим утром в колонке Лиз Смит говорилось, что праздничным подарком президента жене будет первое издание «Листьев травы». Далее обозреватель предполагала, что в наши времена повального материализма томик стихов будет лучшим подарком для каждого. Лиз Смит, признанную законодательницу мод, читали многие, а потому Аллегра, когда наконец прибыла на работу, немедленно приказала мне найти Фила, чтобы она смогла передать ему приятные новости. Она также распорядилась сейчас же отнести к нему в офис экземпляр журнала.

— Не отдавай помощницам. Только в руки, — пробормотала она.

Придя к Филу, я отдала журнал Сабрине.

— Передаю Филу в руки, — сказала я.

— Он всегда начинает читать со «Звезды — они как мы!», — хохотнула она, забрасывая журнал на самый верх кипы сценариев, нераспечатанных писем и недельного урожая «хитов».

— Вкусно пахнет, — заметила я, вдыхая аромат нью-йоркских деликатесов и вспоминая, что целый день ничего не ела. Я посмотрела на стол и увидела там обильные остатки ленча Фила.

— Угощайся, — предложила Сабрина, протягивая мне бумажную тарелку.

Я взяла с подноса половину сандвича с говядиной, намазала на верхний ломоть ржаного хлеба горчицу, добавила немного жареной картошки и салата из капусты. Когда я собралась уходить, Сабрина положила мне в тарелку огромный маринованный огурец с укропом — «на дорожку».

Так как Дагни уехала, обслуживать телефоны мне помогал временный помощник, поэтому надо было побыстрее вернуться на место.

— Спасибо! — бросила я Сабрине через плечо и побежала, держа перед собой тарелку.

Когда я вернулась, помощник нервно принимал сообщение от Вивьен. Я потянулась, отобрала трубку, и Вивьен незамедлительно подвергла меня остракизму за дозволение «постороннему» отвечать на звонки, адресованные Аллегре. Она известила меня, что следующие несколько часов будет выполнять кое-какие чрезвычайно тонкие маневры относительно «Ворона-2» и что мне следует с предельной осторожностью выдавать какую бы то ни было информацию об этом фильме. Но мне, поскольку я совершенно ничего не знала о делах Вивьен в Лос-Анджелесе, в любом случае было нечего сказать. Во время этой беседы возник Роберт и стащил с моей тарелки пару ломтиков картошки. Я показала ему кулак, и он ушел лишь для того, чтобы через две минуты вернуться с кетчупом, который выдавил на оставшееся.

— Чего хочет Вив? — осведомился он, вытирая кетчуп со рта.

— Обжора, — сказала я, придвигая тарелку поближе к себе.

— Расслабься, всего пара кусочков. Так что же Вив?

— Всего пара моих кусочков. Что-то о «тонких маневрах» вокруг «Ворона-2».

— По крайней мере тебе не придется вечером ехать в «Нью-Йорк таймс». Обзоров нет.

— Слабое утешение, — сказала я. — Кино такое плохое, что его не показали критикам.

— Это хорошо — хоть раз поедешь прямо домой или займешься своими делами.

— Не совсем так. Я должна сидеть здесь и ждать звонка Вивьен. Тебе это не кажется странным?

— Странным? — Он потянулся за огурцом. Я поймала его за руку.

— Вообще-то весь смысл плохого фильма в том, что я не должна задерживаться на работе в четверг. Тебе это не кажется грустным? Роберт, мы и хороших-то фильмов не отмечаем.

— Ты здесь уже целый год и только сейчас поняла?

— До сих пор это не так бросалось в глаза, — молвила я, откусывая кусок сандвича, хотя аппетит у меня уже пропал. Зазвонил телефон. — Офис Аллегры Ореччи, — угрюмо ответила я.

— Немедленно дай мне Аллегру! Это срочно! — завопила в трубку Марлен. Ее паника впервые походила на правду, и я вошла в офис Аллегры с запиской: «Марлен — действительно срочно». Я подчеркнула слово «действительно». Аллегра завершила разговор и соединилась с Марлен. Через две минуты Аллегра вызвала меня к себе в офис.

— Допущена ошибка. Серьезная ошибка. В отеле не зарезервированы номера для прессы, которая будет на банкете. Они говорят, что вчера поступил отказ, а сегодня номеров уже нет. Свяжись с отделом путешествий и вели им найти семьдесят пять номеров в любом отеле — или в нескольких, если придется. — Она повернулась ко мне спиной: намек, что пора приниматься за дело.

Мой первый звонок был Роберту, который сразу примчался.

— Такое раньше случалось?

— Никогда, — ответил он с необычным весельем. — Мне на секунду почудилось, что ты сказала, будто нам нужно найти семьдесят пять номеров в Нью-Йорке в разгар туристического сезона.

Затем я позвонила исполнительному вице-президенту отдела путешествий и оставила ассистенту подробное сообщение.

— По крайней мере у нас есть под рукой искушенные профессионалы, — пробормотала я, обращаясь к Роберту и вспоминая инцидент с Эрикой Холл. Тогда у меня ушло две недели на то, чтобы восстановить мою карту «Американ экспресс», и за это время я получила подробный отчет о разного рода мелочах, которые Эрика заказывала себе в номер на протяжении трехдневного пребывания в «Пьере». Я так и не поняла, зачем нужно делать маникюр два раза в день, но расходы на эту процедуру не могли сравниться с расходами на цветы, прочие косметические процедуры в номере и еду, которой можно было накормить армию, — предполагалось, что все это оплатит «Глориос». Но потрясло меня то, что я могла потратить семнадцать тысяч на путевые расходы — этого чуть-чуть не хватало на свободный билет. Теперь мне оставалось только получить отпуск.

Спустя какое-то время из отдела путешествий позвонили и сообщили, что не сумели найти ничего лучше одного местечка близ аэропорта имени Кеннеди. Звонившая сказала, что это «не совсем ночлежка, но и не "Говард Джонсон"». «У них почасовая оплата», — сказала она: похоже, ассистент считала это плюсом. Она определенно говорила не с теми людьми. Я передала все Аллегре, которая потребовала связать ее с Марлен. Как и ожидалось, Марлен закатила истерику, но у нее и вправду не было никакого выбора, кроме как заказать эти номера. «Слава Богу, не будет настоящих звезд», — проворчала она, отключаясь.

Впервые на протяжении многих недель я была в великолепном настроении. Мысль о Марлен, руководящей банкетом в Куинсе, была лучшим корпоративным подарком, какой я когда-либо получала. И на этот раз меня не обвиняли в чужих грехах. Но я не переставала задаваться вопросом: кто же все-таки виноват — с учетом сверхъестественной способности Марлен организовывать такие мероприятия? Может быть, Хенретти? Бессмысленно. Теперь ему, чтобы шпионить за нами, придется проделать ужасное путешествие в Куинс. Как жаль, что рядом нет Абби, с которой можно было бы пообедать в наших лучших традициях. Мы бы заказали пиццу, откупорили бутылочку «Мерло» и вскоре уже хохотали бы над поголовным безумием.

Я закончила свои дела и оставила послание для Вивьен, в котором сообщала, что ухожу и что мне можно в случае надобности звонить по сотовому. Затем я с той же целью позвонила Аллегре. Сообрази я пораньше, можно было бы позвонить Эллиоту и повидаться с ним, окажись он поблизости. Как это было бы чудесно — потягивая напиток, при выключенном телефоне, препоручить свои ноги заботе специалиста.

На следующее утро, когда я в семь часов пришла на работу, голосовая почта Аллегры уже содержала пять сообщений от Далилы из отдела продвижения. Я перезвонила ей.

— Карен, что там с просмотром? Мне позвонило более двадцати ди-джеев со всех радиостанций, где проводился этот конкурс. Речь шла о том, что этим утром у победителей возьмут интервью прямо в полете, в живом эфире, на предмет фильма. И никто не может их найти. Как будто в черную дыру провалились.

Я ответила, что постараюсь выяснить, в чем дело. На Западном побережье было еще слишком рано, чтобы звонить Вивьен, так что я поработала над «хитами», а когда без четверти восемь позвонила Аллегра, я немедленно передала сообщение Далилы.

— Карен, я надеюсь, что ты ей ничего не сказала.

— Да мне и нечего сказать.

— Так и должно быть. Позвони Далиле и скажи, что я переговорю с ней позже.

Сделав звонок, я принялась распечатывать электронные письма для Аллегры. Рождество в этом году приходилось на среду, до него оставалось всего пять дней, и событий было мало. Аллегра получила лишь два письма, а телефон так ни разу и не зазвонил.

В девять часов позвонила Вивьен и попросила соединить ее с Аллегрой. Я соединила их и стала подслушивать.

— Порядок, мы в автобусе, я выдала деньги, а телефоны вернулись в мой номер, в сейф, — говорила Вивьен, каким-то образом ухитряясь даже шептать пронзительно.

— Они разозлились?

— Нет. На что же им злиться, если я сказала, что их телефоны украл мужик, приставивший мне к горлу нож? К тому же они все здорово перебрали после просмотра. Они бы и номер набрать не смогли.

— А сегодня утром? — спросила Аллегра.

— Когда они вечером отправились на просмотр, я настояла, чтобы отель перекрыл им исходящие звонки на все время пребывания. Я заставила отель поручить персоналу лично разбудить каждого, во всех пятидесяти номерах, и сказать, чтобы они немедленно шли вниз на завтрак. Я следила за их приходом и выдавала конверты, когда они садились в автобус. Уже в пути я сказала, куда мы едем.

— И?

— Todo es bueno [27]. Не считая того, что мне придется провести целый день в Диснейленде с толпой фанатов «Ворона», все будет в порядке. Большинство из них и за неделю не зарабатывают пятисот долларов. Они были потрясены.

— Я постараюсь, чтобы Тони узнал о твоих заслугах. Я не знаю никого, кто мог бы так четко и складно все организовать.

— Он уже знает. Я только что с ним говорила.

Аллегра безмолвствовала. Ей не удастся преподнести все как собственную заслугу. Вивьен практически выросла в «Глориос» — неужели Аллегра всерьез надеялась ее обскакать?

— Аллегра? Ты слушаешь? — спросила Вивьен.

— Да. Только постарайся потом вернуть эти телефоны. Бюджет не позволит нам их заменить. Ты уверена, что с ними все в порядке?

— Абсолютно уверена.

Это должно было сойти за спор между Аллегрой и Вивьен.

Аллегра перезвонила мне и велела соединить ее с Далилой, которая, судя по голосу, начинала сходить с ума.

— Аллегра, что происходит? Где победители викторины?

— Мы решили свозить их на день в Диснейленд. Вивьен с ними, и мы дали им уйму денег на карманные расходы.

— Но они должны были позвонить на свои радиостанции и рассказать о фильме. Это часть нашей сделки с ди-джеями. Мы им — звонки, они нам — викторину.

— Так ведь у них у всех украли телефоны во время просмотра. При чем тут я, Далила?

— Не верю. Украли сто телефонов?

— Да, такое невезение. Мы надеялись, что полиция Лос-Анджелеса найдет их и нам не придется разбираться со страховыми компаниями.

— Ты уверена, что их украли? Как это так — украсть телефоны у всех?

Проще простого, когда они в одной корзине, подумала я.

— Это просто невезение, — повторила Аллегра, ставя точку в беседе. Президентство Аллегры побило директорство Далилы. Говорить было не о чем.

Когда через полчаса появился Роберт, я рассказала ему о происходящем в Лос-Анджелесе в связи с показом «Ворона-2».

— Великолепно! — сказал он. — Они похитили зрителей, чтобы никто не мог выболтать, какое поганое мы сняли кино. Когда им вернут телефоны, фильм уже будет идти по всей стране. Они спасли уик-энд! Великолепно!

— По-моему, это довольно низко.

— Да, но это поистине умный план, и к тому же отлично исполненный. Лучшее, что я видел за все время работы здесь. Великолепно! Великолепно! — Пока Роберт шел к себе в кабинку, которую мы прозвали Кубом, до меня продолжали доноситься его восклицания: «Великолепно!»

Я и сама понимала, что это был блестящий план, удавшийся на все сто. Никто не останется обиженным после дня в Диснейленде и лишних пятисот долларов, не говоря уже о том, что тем же вечером всем вернут телефоны. К тому времени «полиция Лос-Анджелеса» их разыщет. Но еще я понимала, что мне никогда не составить подобного заговора. Мои мозги были просто иначе устроены, и никакого другого устройства я не желала. А если здесь уважают именно такое мышление, то уважения мне не видать. Это было кристально ясно, хотя весь оставшийся день потонул в тумане, как будто я была лунатиком. В голове на все лады повторялось: «Этого не может быть на самом деле, этого не может быть на самом деле, этого не может быть на самом деле», — но меня это не успокаивало. Днем в коридоре я встретила Далилу и покраснела от ее взгляда. Она всегда была добра ко мне — отношение весьма неординарное для «Глориос». Хотя я не имела к викторине никакого отношения, она бы в это ни за что не поверила, а потому я даже не пыталась что-то объяснить или извиниться.

Ночью мне приснилось, что за мной гонится Эрик-Ворон. Он куда-то настойчиво звал меня, но когда я спросила куда, мне ничего не удалось разобрать из-за его акцента. Я проснулась в ужасном состоянии. Голова болела, горло саднило, и мне пришлось собрать все свои силы, чтобы встать и достать аптечку. Через пару минут градусник подтвердил мои опасения: у меня была температура.