Цѣлая недѣля прошла съ вечерняго собранія, и даже ужасно утомительная недѣля, какъ выражалась президентша, вздыхая; но эти вздохи нисколько не мѣшали ей дѣлать строгіе выговоры портнихи за платье, приготовленное къ будущему балу. Шлейфъ былъ слишкомъ коротокъ, кружево очень узко, а матерія черезъ чуръ легка. Аристократическіе кружки то и дѣло приглашали почтенную даму то „на чай“ то „на вечеръ“. Кромѣ того Флора должна была участвовать въ живыхъ картинахъ, такъ что надо было только поспѣвать.
Разстроенное здоровье Генріэтты не позволяло ей участвовать на всѣхъ этихъ празднествахъ, а Кети не хотѣла оставлять сестру одну, не смотря на то, что также была приглашена. Тогда они вмѣстѣ пили чай въ музыкальной залѣ и Кети по возможности старалась разсѣивать грусть Генріэтты веселыми разсказами и музыкою.
Не смотря на здравомыслящія сужденія больной, на ея сознаніе въ пустотѣ свѣтской жизни, она все таки была великосвѣтской дѣвицей, всю свою жизнь прожившая между аристократическими друзьями бабушки. По этому она всегда печально улыбалась, когда въ вечерніе часы до нея долѣтали конскій топотъ и мѣрный стукъ экипажей; въ эту минуту она сравнивала себя съ хромымъ боевымъ конемъ, который, заслышавъ военный сигналъ навостряетъ уши и безсознательно рвется впередъ.
Коммерціи совѣтникъ уже съ недѣлю какъ уѣхалъ по дѣламъ въ Берлинъ и почти ежедневно писалъ президентшѣ, что доставляло ей видимое удовольствіе.
Дня три тому назадъ онъ прислалъ всѣмъ тремъ своимъ свояченицамъ по великолѣпному букету, но каково-же было удивленіе президентши, замѣтивъ, что для Флоры и Генріэтты дорогой зять выбралъ камеліи и фіалки, для Кети-же флеръдоранжъ [9] и мирты [10]. Почтенная дама въ первую минуту и не догадалась о символическомъ значеніи этихъ цвѣтовъ, но Флора съ ядовитою улыбкою указала ей на букетъ, предназначенный Кети, при чемъ лицо важной бабушки моментально поблѣднѣло и вытянулось.
– Неужели, бабушка, ты могла предположить, что Морицъ, добившись дворянства, не позаботится о томъ, что-бъ имѣть прямыхъ наслѣдниковъ, – вскричала Флора съ злорадствомъ. – Я думаю, ты сама видишь, какъ онъ еще молодъ и красивъ. Не вѣкъ-же ему оставаться вдовцемъ, я увѣрена, что онъ не безъ цѣли ухаживаетъ за Кети.
Это маленькое событіе непріятно подѣйствовало на президентшу, между тѣмъ какъ, Кети, не понявшая значенія избранныхъ для нея цвѣтовъ, опустила букетъ въ воду и поставила его на окно своей комнаты.
Почтенная дама боялась даже той мысли, что въ ея домѣ можетъ быть молодая хозяйка; ей уже представлялся совѣтникъ Ремеръ, распоряжающійся въ богато убранныхъ гостинныхъ, между тѣмъ какъ она должна проводить время на верху, въ отведенныхъ ей тамъ комнатахъ. – Нѣтъ, говорила она, Ремеръ не смѣетъ жениться, онъ обязанъ сдѣлать это для меня. Безъ моихъ связей съ аристократіей онъ бы никогда не былъ тѣмъ, чѣмъ онъ въ настоящее время? Не я-ли превратила его домъ въ маленькій дворецъ, и согласилась стать во главѣ его, сначала весьма не богатаго, хозяйства?
И вдругъ теперь у ней желаютъ отнять право полновластной хозяйки и отодвинуть ее на второй планъ, – это возмутительно. Не только Кети, но даже Флорѣ, ребенку ея дочери, не хотѣла она уступить право первенства, и потому рѣшила какъ можно скорѣе отправить Кети обратно въ Дрезденъ и снизошла до того, что предложила даже лично проводить ее домой.
Кети молча слушала всѣ эти любезности; она имѣла еще надежду, что докторъ Брукъ съумѣетъ уговорить Генріэтту ѣхать вмѣстѣ съ нею. До сихъ поръ онъ еще не говорилъ объ этомъ съ своей паціенткой, сдѣлавшейся особенно раздражительною въ послѣднее время, но докторъ приходилъ каждое утро и могъ еще убѣдить больную согласиться на поѣздку. Кети часто слышала веселый разговоръ Генріэтты съ докторомъ, хотя ей самой никогда не приходилось разговаривать съ нимъ; въ это время она обыкновенно сидѣла въ сосѣдней комнатѣ и могла видѣть и слышать все что происходило въ спальнѣ Генріэтты, но никогда не входила туда. Не смотря на дружбу обѣихъ сестеръ, Генріэтта всегда уходила въ свою комнату не задолго до прихода Брука, и Кети никогда не позволяла себѣ разспрашивать больную о ея разговорахъ съ докторомъ.
За то Кети часто бесѣдовала съ тетушкой Діаконусъ и видѣлась съ нею чаще всего на мельницѣ, куда добрая старушка приходила навѣщать больную Сусанну; она приносила ей супы и компоты и часто по цѣлымъ часамъ сидѣла въ угловой комнатѣ, выслушивая жалобы Сусанны на свою все еще сильную слабость.
Тетушка тоже съ удовольствіемъ разсказывала про свою молодость, про своего покойнаго мужа, про тѣ тяжелыя минуты, когда она послѣ смерти родителей Лео, взяла къ себѣ восьмилѣтняго мальчика, который теперь сдѣлался отрадою и счастіемъ ея жизни.
Когда-же тетушка собиралась домой, Кети провожала ее вдоль рѣки до самаго моста, такъ что глядя со стороны можно было подумать, что эти два существа тѣсно связаны другъ съ другомъ и никогда не должны разставаться. Вечера были еще очень холодные и изъ за густаго лѣса поднимался густой туманъ, покрывавшій сыростью платья гуляющихъ; съ какимъ наслажденіемъ входили онѣ тогда въ темный уютный домикъ, изъ оконъ котораго виднѣлся зеленоватый свѣтъ горящей лампы! Войдя въ домъ, тетушка запирала окно ставнею, усаживалась въ большое кресло возлѣ крупнаго стола и съ вязаніемъ въ рукахъ поджидала, когда докторъ окончитъ свою работу.
Старая тетушка часто разсказывала своему молодому другу про эти тихіе, счастливые вечера и нерѣдко останавливалась съ Кети посреди моста, съ любовью смотря на свое скромное жилище, и указывая на окно, за которымъ виднѣлась темная, мужская голова, склоненная надъ рабочимъ столомъ.
Заслышавъ шаги на дворѣ и лай цѣпной собаки, докторъ тотчасъ-же растворялъ окно и спрашивалъ: – Это ты, тетя? – При этихъ словахъ Кети торопливо прощалась съ тетушкою и не оглядываясь бѣжала по пустынной аллеѣ, сама не зная почему избѣгала встрѣчи съ Брукомъ.
На седьмой день послѣ отъѣзда коммерціи совѣтника въ Берлинъ, президентша получила извѣстіе о продажѣ прядильной фабрики. Эта новость была такъ пріятна президентшѣ, что она съ письмомъ въ рукахъ поднялась во второй этажъ и вошла въ комнату Генріэтты, гдѣ нашла всѣхъ трехъ сестеръ.
– Слава Богу, что Морицъ развязался наконецъ съ этою фабрикою, – говорила пожилая дама, усаживаясь въ кресло. – Онъ сдѣлалъ очень выгодную аферу, сумма предложенная за фабрику превышаетъ всякiя ожиданія. Теперь Морицъ окончательно освободится отъ своей купеческой жизни и мы не обязаны больше принимать его „дѣловыхъ друзей“… Вспомни только какъ часто мы обѣдали рядомъ съ непрошенными гостями, да, многое приходилось переносить.
Кети, между тѣмъ, молча стояла у окна и смотрѣла по направленію къ фабрикѣ, вокругь которой расхаживало множество народа; по всей вѣроятности это были рабочіе, оставившіе всѣ машины фабрики въ полномъ бездѣйствіи.
– Да, фабричнымъ теперь не поздоровится, – говорила президентша, подходя къ окну; – мнѣ уже говорилъ кучеръ, что они внѣ себя за то, что прядильня продана обществу, утвержденному на акціяхъ, деректора котораго большею частію евреи. Ну, да они могутъ винить только себя; не дѣлай они намъ постоянныхъ дерзостей, Морицу не пришло бы и въ голову такъ скоро продать фабрику.
– А по моему онъ напрасно продалъ теперь прядильню, – замѣтила Флора, – это имѣетъ видъ, точно онъ испугался этихъ дерзостей; нужно было доказать этимъ тунеядцамъ, что всѣ ихъ глупыя выходки напрасны и что мы не обращаемъ на нихъ ни малѣйшаго вниманія.
Сказавъ это, Флора встала съ намѣреніемъ выйти изъ комнаты; за ней послѣдовала также и президентша, замѣтивъ, что пора заняться туалетомъ къ обѣду.
– Тебѣ, кажется, позволилъ Брукъ немного прогуляться? – спросила она Генріэтту, останавливаясь на порогѣ.
– Да, онъ совѣтовалъ мнѣ подышать смолистымъ лѣснымъ воздухомъ.
– Въ такомъ случаѣ пойдемъ со мною, – сказала Флора, – мнѣ нуженъ свѣжій воздухъ, иначе я задохнусь отъ постоянныхъ непріятностей, посылаемыхъ мнѣ судьбою.
Генріэтта съ злобой топнула ногою и готова была расплакаться съ досады, но дѣлать было нечего, нужно было согласиться и принять сестру въ свою компанію.
День былъ ясный, чудный; на лазуревомъ небѣ не было ни одной тучки, яркіе лучи апрѣльскаго солнца обливали золотымъ свѣтомъ всѣ дороги и окрестности. Въ тепломъ воздухѣ чувствовался пріятный запахъ фіалокъ, довольно еще голыя вѣтви лиственныхъ деревьевъ рѣзко отдѣлялись отъ темной зелени сосняка, и хотя свѣжая зелень далеко еще не совсѣмъ распустилась, но изъ рыхлаго мха вытягивались уже длинные стебелки бѣлыхъ колокольчиковъ.
Кети прилежно собирала эти цвѣточки и составляла изъ нихъ букетъ, между тѣмъ какъ Флора и Генріэтта продолжали идти по узкой тропинкѣ, углублявшейся въ сосновую чащу.
Воздухъ въ лѣсу былъ прозрачный, ни малѣйшій вѣтеръ не колыхалъ густыхъ вѣтвей деревъ, все было тихо кругомъ, только изрѣдка слышались чьи-то шаги по шумящему хворосту, такъ какъ была суббота, день, въ который всѣмъ сосѣднимъ крестьянамъ позволялось собирать въ лѣсу сухіе сучья. Связавь хорошенькій букетикъ, Кети прибавила шагу, чтобъ догнать сестеръ, какъ вдругъ услыхала жалобный крикъ Генріэтты и вскорѣ глазамъ ея представилась ужасная картина: обѣ сестры были окружены толпою бабъ, изъ которыхъ одна грозно подступала къ Флорѣ.
– Да, прекрасная барышня, – говорила она насмѣшливо, – теперь вы намъ попались въ руки! Кто-же повѣритъ вамъ, что вы ничего не знаете о продажѣ прядильной фабрики! Всякій знаетъ, что вы и ваша важная бабушка правите всѣмъ домомъ, а совѣтникъ по слабости характера исполняетъ только ваши требованія. Конечно онъ богатъ теперь, потому и пренебрегаетъ людьми, приносившими ему выгоды. Измѣнить его намѣренія мы не можемъ, но отплотимъ вамъ по заслугамъ.
– Боже мой! – вскричала Флора, закрывая лицо руками, – онѣ убьютъ насъ.
– На этотъ счетъ не безпокойтесь, барышня, – продожала разсерженная женщина, – убивать васъ намъ нѣтъ никакой выгоды, я хочу только оставить вамъ по себѣ память, и потому въ кровь расцарапаю ваше нѣжное личико, тогда вы будете похожи на тигра.
Съ этими словами свирѣпая женщина съ распростертыми руками бросилась на Флору, но была во время удержана подоспѣвшей Кети, которая такъ сильно ее оттолкнула, что она съ визгомъ упала на полъ.
– Помогите, помогите! – кричала Генріэтта, смотря какъ вся толпа мгновенно бросилась на Кети, употреблявшей всѣ старанія, что бы вырваться изъ рукъ непріятелей.
– Господи! что съ нею дѣлается! – вскричалъ мальчикъ изъ толпы и подошелъ къ больной; широкій потокъ крови хлынулъ изъ ея рта и она съ потухающими взглядами протягивала руки впередъ, какъ бы желая ухватиться за что нибудь. Въ эту минуту вся толпа съ испугомъ отшатнулась назадъ и быстро удалилась въ чащу лѣса. Кети живо подхватила падающую сестру и опустилась съ нею на землю. Прислонившись спиною къ соснѣ, она положила голову Генріэтты къ себѣ на колѣна и тѣмъ остановила кровотеченіе.
– Поди, позови кого нибудь на помощь, – сказала она Флорѣ, не отрывая глазъ отъ блѣднаго лица больной.
– Ты совсѣмъ съума сошла! – воскликнула Флора, – неужели ты не можешь сообразить, что я ни зачто не тронусь одна съ мѣста, мнѣ жизнь еще не надоѣла! Нужно постараться унести отъ сюда Генріэтту.
Кети не отвѣчала; убѣдившись, что отъ эгоистичной Флоры помощи не дождешься, она тихонько поднялась на ноги и взяла на руки безчувственную Генріэтту. Положивъ голову больной къ себѣ на плечо, молодая дѣвушка осторожно подвигалась впередъ, заботливо обходя каждое неровное мѣсто, чтобы избѣжать опаснаго сотрясенія. Эти старанія несравненно увеличивали тяжесть ея ноши, но она шла не останавливаясь, не переводя даже духъ.
– Ты можешь отдохнуть, когда мы выйдемъ въ открытое поле, но теперь иди, если ты не хочешь, чтобъ я умерла отъ страха, – говорила Флора повелительнымъ голосомъ.
Она шла рядомъ съ Кети, гордо поднявъ голову и осматривая каждый кустарникъ, собираясь при малѣйшемъ подозрительномъ шумѣ тотчасъ-же пуститься въ бѣгство.
Гдѣ-же была ея всѣми восхваляемая храбрость? Ея твердость и увѣренность, постоянно выставляемыя на показъ? Теперь Кети окончательно убѣдилась, что со стороны Флоры это все были только глупыя комедіи.