Въ домѣ коммерціи совѣтника

VII.

Кети медленно спустилась по узкой, витой лѣстницѣ, ея пылкое воображеніе рисовала передъ нею тѣни покойныхъ Баумгартеновъ и сердце ея наполнилось грустью и отвращеніемъ. Все ее окружающее было ей непріятно, даже самъ новоиспеченный дворянинъ, который, не жалѣя денегъ на поддержку старинной славы, запускалъ руки въ объемистые денежные мѣшки гораздо глубже, чѣмъ это заставляло дѣлать его новое дворянское достоинство. На стѣнахъ все еще висѣли доспѣхи рыцарскаго поколѣнія, оружія, которымъ старые полководцы защищали свою честь и славу; въ былые времена эти сабли и шпаги составляли гордость богатырей, которые съ трепетомъ считали на нихъ капли непріятельской крови, теперь же они праздно сверкали на гвоздяхъ, а доспѣхами новаго поколѣнія въ старой башнѣ были новомодные денежные шкафы.

Да, этотъ странный элементъ – денежная страсть и духъ спекуляціи, столь ясно просвѣчивающійся во всѣхъ семейныхъ разговорахъ на виллѣ, проникъ даже и сюда въ старинный рыцарскій замокъ. Этотъ элементъ носился въ воздухѣ, являлся всюду, и тяжеловѣсные столѣтніе кубки, стоявшіе на буфетныхъ столахъ, казались ничтожностью въ мягкихъ рукахъ отрѣзывателей купоновъ. Огромные замки на желѣзной двери погреба стерегли бутылки съ шампанскимъ и рѣдкія вина коммерціи совѣтника. Историческій порохъ со временъ тридцатилѣтней войны также хранился внизу, но, по словамъ Генріэтты совѣтникъ оставилъ его съ тою цѣлью, что-бы любознательнымъ посѣтителямъ показывать въ то-же время рѣдкіе сорты винъ, собранные въ прохладной кладовой башни. Все это такъ измѣнило старую родственную почву Кети, что она едва могла узнать тѣ дорогія мѣста, гдѣ прошло ея дѣтство. Эта страсть выставлять себя на показъ, эта любовь къ наружному блеску, это лихорадочное стремленіе ослѣпить свѣтъ своимъ богатствомъ, все это было рѣзкою противоположностью съ духомъ старой фирмы Мангольдъ, которая никогда не хвасталась своимъ благосостояніемъ. При жизни банкира Мангольда денежная сила не играла главной роли въ семейныхъ кружкахъ, онъ дома никогда не упоминалъ о своихъ денежныхъ дѣлахъ. А теперь! Даже сама президентша пускалась въ биржевую игру, она весь свой капиталъ обратила въ акціи и непріятно было видѣть какъ при каждомъ денежномъ вопросѣ, лицо этой почтенной женщины краснѣло до корней волосъ отъ внутренней тревоги.

Кети вышла изъ башни и взошла на мостъ; тамъ она на минуту остановилась, перегнулась черезъ перила и задумчиво посмотрѣла на воду, какъ будто еще надѣясь увидеть тамъ слѣды своего огорода, но на водяной поверхности было только одно отраженіе ея собственнаго лица, обрамленнаго густою каштановою косою. – Прекрасно быть богатой, подумала она, но богатство не должно лишать человѣка свободы и связывать ему руки.

Кети прошла черезъ красивую рощицу, окружающую башню, и вышла на почти забытую дорогу вдоль рѣчнаго берега, обсаженнаго густыми ивовыми деревьями. Въ воздухѣ чувствовалась прохлада, мутныя струи воды съ шумомъ бѣжали мимо нея и несли цѣлыя глыбы таявшаго снѣга, а сквозь пѣнистыя волны мелькали серебристыя рыбки. На развѣсистыхъ вѣткахъ вербы сидѣли мягкія, пушистыя кисточки, а подъ деревьями показалась уже трава и нѣжные голубые цвѣточки.

Кети нарвала первыхъ весеннихъ цвѣтовъ и медленно подвигалась къ старому деревянному мостику. За нимъ растилался маленькій лужокъ, на которомъ Сусанна всегда бѣлила бѣлье, а вдали виднѣлся уже давно знакомый домикъ. Совѣтникъ былъ правъ, низенькій, деревянный заборъ сада и самый домъ не потерпѣли ни малѣйшаго поврежденія. Въ сущности, осмѣянная хижина была хотя и старымъ, но весъма хорошенькимъ строеніемъ. Оно такъ уютно стояло за шумящею рѣкою, а близь лежащій лѣсъ на заднемъ фонѣ придавалъ ему характеръ уединенной дачи.

Дѣйствительно, строеніе было довольно низко, всего въ одинъ этажъ, надъ которымъ возвышалась крыша съ позолоченными флюгерами и массивными трубами, изъ которыхъ одна выкидывала цѣлые облака дыма.

Давно уже въ этомъ домѣ, не было ни огня ни свѣта. При жизни мельника въ комнатахъ складывали жито [3], при чемъ окны были герметически закрыты ставнями и только разъ въ годъ, во время сбора плодовъ замкнутая домовая дверь открывалась на цѣлый день.

Когда маленькая Кети была здѣсь непремѣнной гостьей, она съ восторгомъ копошилась въ такъ называемой фруктовой комнатѣ и наполняла свой передникъ спѣлыми яблоками и грушами. Сегодня ставни были отворены и молодая дѣвушка въ первый разъ увидала стекла въ каменныхъ рамкахъ большихъ оконъ. Этотъ-то домъ былъ теперь собственностью доктора Брука.

Кети совершенно невольно перешла деревянный мостикъ и съ трехъ сторонъ обошла строеніе. Сердце ея забилось сильнѣе; вѣдь она не имѣла теперь права самовластно показываться въ этихъ мѣстахъ, но шаги ея почти утопали въ мягкой травянистой почвѣ; къ тому же безпокойная рѣка громко шумѣла, а на крышѣ щебетали веселые воробьи. Нѣкоторыя окна были растворены и Кети могла разсмотрѣть висячія лампы съ зелеными украшеніями изъ вьющихся растеній и блестящую мѣдную посуду на кухонныхъ полкахъ. Изнутри комнатъ доносилось чириканье птичекъ, но нигдѣ не замѣчалось присутствіе человѣческаго существа. Ободренная, она смѣлѣе обогнула уголъ дома и намѣревалась уже пройти мимо главнаго фронта, какъ вдругъ вздрогнула отъ испуга.

На порогѣ входныхъ дверей, раздѣлявшихъ фасадъ на двѣ равныя части, стояла стройная, красивая женщина. Передъ нею былъ столъ, заваленный книгами и картинами, съ которыхъ она тщательно стирала пыль. Съ удивленіемъ посмотрѣла она на незнакомую дѣвушку, робко подвигающуюся впередъ и при этомъ невольно опустила картину, которую только что собиралась вытирать, – это была фотографія Флоры въ овальной рамкѣ.

Неужели это была тетушка Діаконусъ? По описанію Флоры, пропитанному ѣдкою насмѣшкою, Кети представляла ее себѣ маленькою, сморщенною старушкою съ почернѣвшими руками отъ кухонной посуды и посѣдѣвшею отъ заботъ о разныхъ банкахъ съ соленьями, печеньями и вареньями. Но эта картина не имѣла ничего общаго съ стоявшею передъ нею дамою: ея маленькое, немолодое лицо было нѣжно и благородно, а выразительные глаза ласково смотрѣли изъ-за бѣлаго, кружевнаго платка, слегка наброшеннаго на густые, пепельные волосы.

Неловкое положеніе Кети увеличивалось, и робко приближаясь къ ступенькамъ лѣстницы она произнесла извиненіе едва слышнымъ голосомъ.

– Я играла въ этомъ саду еще ребенкомъ и только нѣсколько дней тому назадъ пріѣхала изъ Дрездена, – это моя сестра, – сказала она, торопливымъ движеніемъ указывая на портретъ Флоры, затѣмъ Кети засмѣялась и покачала головою, какъ будто стыдилась своего представленія.

Пожилая дама тоже засмѣялась; положивъ на столъ картину, она мѣрными шагами спустилась съ лѣстницы и протянула обѣ руки своей молодой гостьѣ.

– Въ такомъ случаѣ вы младшая свояченица Брука? Я не знала, что въ виллу пріѣхала родственница, – сказала она съ едва замѣтнымъ оттѣнкомъ горечи въ голосѣ.

При этихъ словахъ Кети почувствовала себя нѣсколько обиженной; неужели она была такимъ ничтожнымъ членомъ въ семействѣ Мангольдъ, что Брукъ не пожелалъ даже упомянуть о своей встрѣчѣ съ нею. Съ досады она прикусила себѣ губы и молча послѣдовала за гостепріимной хозяйкой, любезно отворившей широкія двери въ просторныя сѣни.

– Вотъ моя комната, я считаю ее теперь своею родиною, – сказала она съ такою радостью въ голосѣ, какъ будто до сихъ поръ она нигдѣ не имѣла спокойнаго угла. – До того времени, какъ моего мужа перевели пасторомъ въ городъ, мы всегда жили въ небольшомъ селѣ. Средства были весьма ограниченныя, и мнѣ приходилось много трудиться, что-бъ хотя по наружности жить прилично, но не смотря на то, это была самая счастливая пора моей жизни… Душный воздухъ, вѣчная пыль и шумъ городской жизни, были ядомъ для моихъ слабыхъ нервовъ; мое стремленіе къ деревенской тишины довело меня до болѣзни. Я этого никогда не высказывала, но милый Брукъ тайно копилъ деньги и нѣсколько дней тому назадъ привезъ меня въ этотъ домикъ, который сдѣлалъ моею собственностью. – Слова эти она произнесла нѣсколько растроганнымъ голосомъ и слегка улыбнулась. – Этотъ домикъ кажется мнѣ дворцомъ, просмотрите только на широкія двери и на великолѣпную лѣпную работу на потолкѣ! Да и эти кожаные обои [4] съ золотыми разводами были, вѣроятно, весьма драгоцѣнны въ свое время. Въ саду тоже остались слѣды тисовыхъ изгородокъ и гипсовыхъ фигуръ. Говорятъ, что домъ этотъ былъ нѣкогда обитаемъ одной вдовою изъ рода Баумгартеновъ. Теперь мы все здѣсь перемыли, провѣтрили и протопили нѣкоторыя печи, чтобъ обогрѣть старинныя стѣны. Кромѣ этого мы не дѣлаемъ въ домѣ никакихъ перемѣнъ, каждый гвоздикъ останется на своемъ мѣстѣ. Новая обстановка намъ не по карману, да и совершенно излишняя.

Кети съ внутреннимъ волненіемъ оглядывала все устройство. Старомодная мебель изъ потемнѣвшаго краснаго дерева подходила какъ нельзя лучше къ желтымъ комнатнымъ обоямъ. У средней стѣны, близь широкой бѣлой печки стоялъ диванъ, обтянутый пестрымъ ситцемъ, надъ которымъ висѣлъ портретъ покойнаго Діаконуса, а по угламъ комнаты и около двухъ высокихъ оконъ возвышались группы великолѣпныхъ растеній, разные сорта пальмъ и азалій, на которые падало яркое солнце, проникавшее сквозь прозрачныя филейныя занавѣски.

Золотыя рыбки въ стеклянной водѣ, веселыя птички, заключенныя въ позолоченныя клѣтки и пахучіе весенніе цвѣты на подоконникахъ придавали комнатѣ больше жизни и уютности.

Къ довершенію всего убранства мы еще забыли упомянуть объ рабочемъ столикѣ, скромно пріютившемся въ глубокой нишѣ, украшенной лавровою листвою.

– Это мои дорогіе питомцы, я ихъ сама выростила, – сказала тетушка Діаконусъ, замѣтивъ, что Кети любуется цвѣтами. – Самые лучшіе я, конечно, поставила въ комнату доктора, – добавила она и, толкнувъ дверь сосѣдней комнаты, ввела туда Кети.

Какъ много ласки и материнской любви звучало въ словахъ доброй тетушки; она постаралась тоже выбрать ему самую лучшую угловую комнату, передъ окнами которой съ шумомъ протекала бурливая рѣка. За синеватою водяною полосою виднѣлась самая живописная часть парка, а изъ за густыхъ верхушекъ липовыхъ деревьевъ сверкала аспидная [5] крыша виллы. Между двумя окнами стоялъ письменный столъ, такъ что каждый разъ, какъ Брукъ поднималъ глаза, взорамъ его непремѣнно представлялся знакомый ему домъ.

Кети невольно почувствовала краску стыда, разлившуюся по ея щекамъ; здѣсь нѣжная рука заботливой женщины старалась на сколько можно приблизить къ нему то, что было дорого его сердцу, а тамъ, въ виллѣ, ея гордая сестра день и ночь думала о томъ, какъ бы разрушить его счастіе.

Чувствовало-ли любящее сердце тетушки, или только инстинктивно подозрѣвало, что рано или поздно любимца ея постигнетъ тяжкое горе? Она не приняла Кети, какъ родственницу, вернувшуюся на родину изъ чужихъ странъ, но какъ младшую свояченицу Брука, и потому не считала нужнымъ назвать себя ея теткою. Этотъ пріемъ доказывалъ, что сношенія ея съ виллою не были дружескими, и какъ бы желая подтвердить это, она сказала, указывая на пустой простѣнокъ.

– Я не совсѣмъ окончила устройство этой комнаты, здѣсь не достаетъ еще портрета его невѣсты и фотографіи его матери, моей покойной сестры.

Кромѣ этого все было въ порядкѣ въ этой уютной комнатѣ. Докторъ, ожидаемый сегодня съ вечернимъ поѣздомъ и не подозрѣваетъ, что тетушка поспѣла уже перебраться изъ города. Она желала избавить его отъ хлопотъ переѣздки и была очень благодарна совѣтнику, что онъ не препятствовалъ ей къ поспѣшному переселенію въ новое помѣщеніе.

Наконецъ убѣдившись, что все лежитъ на своемъ мѣстѣ, тетушка Діаконусъ тихо, какъ бы боясь кого нибудь обезпокоить, прошлась по комнатѣ, подошла къ стѣнному шкафику и вынула изъ него тарелку съ домашнимъ печеніемъ; которую протянула къ молодой дѣвушкѣ.

– Попробуйте, они совсѣмъ свѣжи, я испекла ихъ сегодня, не смотря на хлопоты при переѣздѣ. Докторъ любитъ это печенье и всегда кормитъ ими своихъ маленькихъ паціентовъ. Вина я не могу вамъ предложить; тѣ нѣсколько бутылокъ, которыя мы имѣемъ оставлены въ городѣ для трудно больныхъ.

Кети невольно подумала о цѣнныхъ бумагахъ въ своемъ денежномъ шкафу, неутомимо работавшихъ, что бы привлекать еще новыя груды золота, о своей своевольной, капризной сестрѣ и о богатомъ винномъ погребѣ въ башнѣ – какой это былъ рѣзкій контрастъ съ этимъ само отверженіемъ! Все здѣсь напоминало ей ея родину въ Дрезденѣ. Сердцѣ ея сильно билось; забывшись, она начала разсказывать о своей пріемной матери, такъ много трудившейся для общественной пользы, о ея хорошемъ вліяніи на всѣхъ окружающихъ и о ея прилежаніи – всего этого она тоже требовала и отъ своей пріемной дочери.

– Какъ-же смотритъ президентша на подобную систему воспитанія? – спросила тетушка, слегка улыбаясь, между тѣмъ какъ глаза ея съ нѣмымъ восторгомъ смотрѣли на цвѣтущую дѣвушку.

– Это меня мало интересуетъ, – отвѣчала Кети пожимая плечами, – но мнѣ кажется, что мои движенія кажутся ей слишкомъ быстрыми, мой голосъ слишкомъ рѣзокъ и звонокъ, сложеніе не такъ нѣжно, а лицо слишкомъ красно. Богъ знаетъ, какихъ еще недостатковъ она не найдетъ во мнѣ! Это портретъ вашей сестры? – спросила она вдругъ, указывая на картину, изображавшую красивую женщину.

Пожилая дама утвердительно кивнула головою.

– Я до тѣхъ поръ не буду покойна, пока не повѣшу его на свое мѣсто; рамка не совсѣмъ прочна, боюсь чтобъ не развалилась, – сказала она, – я часто страдаю головокруженіемъ и потому не хочу станавиться на лѣстницу. Нѣсколько дней тому назадъ я отпустила служанку, и теперь должна ждать, пока не придетъ другая, что-бъ развѣсить остальныя картины и зановѣси.

При этихъ словахъ Кети подошла къ столу, положила на него свой зонтикъ и воткнула свой весенній букетикъ въ хорошенькій стаканчикъ, стоявшій среди письменныхъ принадлежностей, затѣмъ она ловко отодвинула письменный столъ, встала на стулъ, взяла съ окна приготовленные молотокъ и гвозди и спросила:

– Вы позволите?

Съ благодарною улыбкою принесла тетушка портретъ и минуту спустя онъ красовался уже на стѣнѣ. Кети невольно отшатнулась, когда пожилая дама подала ей также и фотографію Флоры. Она должна была собственноручно повѣсить передъ нимъ портетъ коварной невѣсты, которая не замедлитъ въ скоромъ времени потребовать его обратно, равно какъ и кольцо, которое онъ носилъ на своемъ пальцѣ. Какое непріятное чувство!

– Какъ она прекрасна, – сказала тетушка, глядя на изображеніе Флоры, – правда, что я мало ее знаю, она рѣдко навѣщаетъ меня, впрочемъ я не могу и требовать, что-бъ она часто скучала у меня, но все таки я очень люблю ее, потому что она его любитъ и составитъ его счастіе.

Такое фальшивое понятіе! Кети сознавала теперь, что поступила слишкомъ необдуманно; ей не слѣдовало приходить сюда послѣ всего, слышаннаго ею въ башнѣ. По настоящему она должна была бы вырвать портретъ Флоры изъ рукъ доброй тетушки и разсказать ей всю истинну; а между тѣмъ Кети не смѣла произнести ни одного слова. Сильнымъ ударомъ молотка, она вбила въ стѣну гвоздь, поспѣшно повѣсила картину и соскочила со стула. Какъ прекрасный, злой демонъ улыбалось лицо ея сестры и смотрѣло со стѣны на письменный столъ.

Кети нетерпѣливымъ движеніемъ взяла зонтикъ и собиралась уходить, какъ увидала сквозь широкорастворенную дверь кравать тетушки Діаконусъ съ приставленной къ ней лѣстницею.

– Хорошо, что я вспомнила, простите за мою вѣтренность, – сказала она входя въ спальню, потомъ взяла съ кровати пестрыя зановѣси и взошла на лѣстницу. Съ неимовѣрною торопливостью стала она нанизывать мѣдныя кольца на желѣзный прутъ, между тѣмъ какъ добрая хозяйка приготовляла стаканъ лимонада для своей юной помощницы.

Въ это время Кети увидала какъ мимо оконъ прошелъ стройный, высокій мужчина. Она конечно узнала его и испугалась, но прежде чѣмъ молодая дѣвушка успѣла подумать остаться-ли ей на мѣстѣ, или уйти, онъ уже переступилъ порогъ дома и отворилъ дверь тетушкиной комнаты.

Пожилая дама обернулась и воскрикнула радостнымъ голосомъ: – Боже мой, Лео – ты уже пріѣхалъ! – съ этими словами она обвила руками шею молодаго человѣка и забыла все ее окружавшее. Стаканъ лимонада стоялъ тоже забытымъ на столѣ, а молодая помощница старалась по возможности незамѣтно спрятаться за зановѣскою, что-бы своимъ присутствіемъ не мѣшать радостной встрѣчѣ.

Она видѣла, какъ молодой докторъ почтительно наклонился къ своей попечительницѣ, какъ онъ ласково притянулъ ее къ себѣ и поцѣловалъ ея руку. Затѣмъ онъ съ любопытствомъ осмотрѣлъ комнату.

– Ну, Лео, что скажешь ты, что я такъ самовластно, не спрося тебя переѣхала и уже устроилась, – спросила тетушка, замѣтивъ его взглядъ?

– По настоящему мнѣ слѣдовало-бы сдѣлать тебѣ маленькій выговоръ. Ты слишкомъ много хлопотала съ переѣздомъ и утомила себя, впрочемъ у тебя все таки довольно свѣжій видъ.

– А про тебя этого сказать нельзя, – замѣтила заботливая тетя, – Ты сегодня блѣднѣе обыкновеннаго и я вижу, что тебя вѣрно безпокоятъ какія нибудь мрачныя мысли. Можетъ быть ты имѣлъ непріятности во время поѣздки?

– Нетъ, тетя! – сказалъ онъ спокойнымъ голосомъ, – какъ мнѣ нравится эта комната, не смотря на старыя, почернѣвшія обои, здѣсь дышется свободно и легко, вотъ причина почему я съ радостью вхожу въ нашъ мирный уголокъ съ скромною обстановкою и милою хозяйкою. Я буду часто приходить сюда.

– Да, до поры до времени, къ Троицѣ будетъ твоя свадьба.

– На второй день Троицы, – сказалъ онъ твердымъ и холоднымъ тономъ.

Кети почувствовала лихорадочную дрожь, она смирно сидѣла и ждала, когда докторъ пройдетъ въ кабинетъ, что-бы незамѣтно удалиться.

Она внутренно сильно возмущалась противъ этого невольнаго подслушиванія. Но на ея несчастіе, вмѣсто того что-бы уйдти, Брукъ остановился у стола и взялъ съ него письмо, валявшееся между всѣми другими бумагами.

Тетушка сдѣлала нетерпѣливое движеніе, какъ-бы желая помѣшать ему прочесть его.

– Боже мой, – сказала она краснѣя, – я окончательно теряю память. Письмо это нѣсколько часовъ тому назадъ было привезено изъ города; оно отъ купца Ленца. Я не хотѣла, что-бъ оно сегодня попало въ твои руки, а между тѣмъ забыла его спрятать. Мнѣ кажется въ немъ заключается твой гонорарій – въ такое необыкновенное время, – я боюсь, Лео.

Докторъ разорвалъ конвертъ, прочелъ коротенькое письмо и сказалъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ:

– Да, и онъ также отказываетъ мнѣ, – развѣ это тебя огорчаетъ, тетя?

– Нисколько, другъ мой, если только ты самъ не принимаешь къ сердцу неблагодарность этихъ глупыхъ людей. Я непоколѣбимо вѣрю въ твое искуство и въ твою счастливую звѣзду. Не смотря на всѣ интриги и преграды, я знаю, что ты проложешь себѣ дорогу. Посмотри, вонъ твой кабинетъ, здѣсь никто не будетъ мѣшать тебѣ серьезно предоваться занятіямъ. Я съ радостью думаю о томъ времени, когда мы будемъ жить здѣсь вмѣстѣ!

– Да, тетя, но я не потерплю долѣе, что-бы ты подвергалась лишеніямъ, какъ въ послѣднія мѣсяцы моей практики и цѣлые дни проводила на холодномъ каменномъ полу кухни. Завтра-же возьми обратно нашу старую кухарку; средствъ на это хватитъ, – сказалъ онъ, вынимая изъ кармана туго набитый кошелекъ и высыпая на столъ блестящія червонцы.

Пожилая дама съ нѣмымъ восторгомъ всплеснула руками и посмотрѣла на золото, разсыпанное на ея простенькой скатерти.

– Все это золото составляетъ плату за одно леченіе, – сказалъ онъ съ самодовольною улыбкою, – тяжелое время миновало, – добавилъ онъ, переступая порогъ угловой комнаты.

По всему видно было, что тетушкѣ обо многомъ хотѣлось поразспросить его, но она молчала, напрасно стараясь догадаться какому леченію и какому паціенту племянникъ обязанъ такой значительной суммой.

Кети хотѣла воспользоваться удобною минутою, что-бъ сойти съ лѣстницы. Какъ сильно билось ея сердце и какъ краснѣли ея щеки при одной только мысли, что она была невольною свидѣтельницею ихъ сердечныхъ изліяній. Дверь изъ комнаты вела прямо въ сѣни и Кети хотѣла незамѣтно пробраться во дворъ, что-бы даже сама тетушка Діаконусъ не знала, что она слышала весь ихъ разговоръ. Она робко заглянула въ угловую комнату, гдѣ оба стояли у письменнаго стола. Въ этотъ моментъ Кети ясно услыхала слова доктора: – посмотри откуда эти весенніе цвѣты? Развѣ ты знала мою симпатію къ этимъ голубенькимъ цвѣточкамъ?

– Это не я, Лео, – воскликнула тетушка, – твоя молодая родственница Кети поставила ихъ въ твой стаканъ. – Нетъ, я ужасно разсѣяна сегодня! – сказала она и поспѣшно вышла изъ комнаты, но Кети успѣла уже захлопнуть за собою дверь и выбѣжала въ садъ. Теперь она спокойно шла мимо оконъ, изъ первыхъ двухъ виднѣлись пестрые букеты зановѣски, затѣмъ слѣдовали еще два окна съ прозрачными филейными гардинами, изъ которыхъ сильно доносился запахъ гіацинтовъ и нарцисовъ; въ ту минуту, какъ Кети проходила, она увидѣла, какъ мужская рука сунула между горшками бѣлый стаканъ съ голубыми цвѣточками – это былъ ея маленькій букетикъ, который докторъ не пожелалъ оставить въ своемъ кабинетѣ.

Кети вздрогнула; теперь она сознала, что поставила себя въ очень неловкое положеніе, докторъ по всей вѣроятности счелъ ея поступокъ за безтактность легкомысленной дѣвушки. Она остановилась и со слезами на глазахъ протянула руку къ открытому окошку, это движеніе заставило доктора обернуться.

– Будьте такъ добры и передайте мнѣ мои цвѣты, – я на минуту положила ихъ на столъ и забыла взять обратно, – сказала она, стараясь придать своему голосу, какъ можно больше спокойствія.

Въ первую минуту казалось, будто голосъ ее слегка испугалъ его, онъ былъ видимо недоволенъ, что Кети застала его врасплохъ, но скрывъ это непріятное ощущеніе онъ отвѣтилъ ласковымъ голосомъ:

– Я сейчасъ ихъ вамъ вынесу. – Минуту спустя онъ опускался съ лѣсенки, потомъ мѣрными шагами подошелъ къ молодой дѣвушкѣ и почтительно подалъ ей стаканъ съ букетомъ.

– Эти первенцы весны мои любимые цвѣточки, – сказала она улыбаясь, – я всегда съ радостью наклоняюсь, что-бъ срывать ихъ и дорожу ими больше, чѣмъ всѣми цвѣтами богатой оранжереи.

Теперь только она успокоилась и вынула букетикъ изъ поданнаго ей стакана.

Въ эту минуту у окна показалась тетушка, она извинилась передъ своею гостьею и убѣдительно просила навѣщать ее какъ можно чаще.

– Мадемуазель Кети не долго пробудетъ здѣсь и скоро опять уѣдетъ въ Дрезденъ, – поторопился отвѣтить докторъ вмѣсто нея.

Эти слова очень удивили молодую дѣвушку; неужели онъ боялся, что она будетъ слишкомъ часто навѣщать его тетушку и говорить о его предполагаемой свадьбѣ? Эта мысль испугала ее, но она внутренно жалѣла доктора, зная какія страданія онъ скрывалъ въ своей груди.

– Вы ошибаетесь, я останусь гораздо долѣе, можетъ быть даже нѣсколько мѣсяцевъ; вы, какъ врачъ Генріэтты, можете скорѣе всѣхъ опредѣлить мнѣ приблизительно время, когда мнѣ безъ опасенія можно будетъ оставить больную сестру и возвратиться на родину?

– Вы хотите ухаживать за Генріэттою?

– Конечно, – возразила она, – довольно стыдно, что и до сихъ поръ уходъ за нею былъ всегда предоставленъ наемнымъ людямъ. Бѣдняжка иногда всю ночь не спитъ и не зоветъ никого, что-бы не видѣть кислыхъ выраженій заспанныхъ физіономій, которыя оскорбляютъ ее. Она слишкомъ горда и раздражительна, что-бы дать почувствовать своей прислугѣ, на сколько она отъ нихъ зависитъ. Теперь это не должно болѣе повторяться – я останусь съ нею.

– Вы думаете, что принятая вами задача легка? Генріэтта очень больна, вамъ не разъ придется переносить тяжелыя, страшныя минуты, – сказалъ онъ твердымъ голосомъ.

– Знаю, – возразила Кети блѣднѣя, – но я чувствую въ себѣ достаточно мужества и твердости.

– Вь этомъ я не сомнѣваюсь, – прервалъ онъ ее снова, – я увѣренъ въ вашемъ терпѣніи и состраданіи, но теперь положительно невозможно опредѣлить, когда наша больная не будетъ болѣе нуждаться въ уходѣ. Потому я и хочу предупредить васъ и если можно не допустить, что-бы вы слишкомъ энергично взялись за дѣло, у васъ, какъ и у всѣхъ, можетъ не достать физическихъ силъ.

– У меня? – спросила она гордо смотря на свои руки; – неужели вы можете говорить подобныя вещи, имѣя передъ собой мое крѣпкое сложеніе? Во мнѣ течетъ кровь моей бабушки Зоммеръ; она была дочерью дровосѣка, всегда бѣгала босикомъ и лучше владѣла топоромъ, чѣмъ ея братья, – это мнѣ разсказывала Сусанна.

Брукъ посмотрѣлъ въ открытое окно, гдѣ между гіацинтами и нарцисами стояла тетушка Діаконусъ и лицо его быстро омрачилось, замѣтивъ съ какимъ искреннимъ сочувствіемъ она смотрѣла на молодую дѣвушку.

– Я говорю не о силѣ мускуловъ, – сказалъ онъ болѣе мягкимъ голосомъ, – но надо замѣтить, что обязанности сидѣлки, постоянныя безпокойства и волненія пагубно дѣйствуютъ на нервную систему. Конечно, я не имѣю права дѣлать вамъ замѣчанія, это дѣло вашего опекуна. Какъ я полагаю, Морицъ настоитъ на томъ, что-бъ вы вернулись въ Дрезденъ въ опредѣленный срокъ.

Послѣднія слова докторъ произнесъ довольно рѣзко.

– Не понимаю вашу строгость! – сказала удивленная Кети, – почему вы такъ желаете моего отъѣзда изъ виллы? Развѣ у меня дурное намѣреніе? Я думаю, что Морицъ не вправѣ удержать меня, если я хочу ухаживать за сестрою? Впрочемъ есть иной исходъ: уговорите Генріэтту ѣхать со мной въ Дрезденъ. Тамъ я буду смотрѣть за нею вмѣстѣ съ моею докторшею; надѣюсь, что это не повредитъ моимъ нервамъ?

– Хорошо, я попробую, но не ручаюсь за успѣхъ, – сказалъ Брукъ рѣшительно.

– Тогда я даю вамъ слово уѣхать отъ сюда при первой возможности, – продолжала Кети твердымъ голосомъ, а докторъ въ видимомъ замѣшательствѣ опустилъ глаза и не сказалъ больше ни слова.

Общее молчаніе, длившіеся нѣсколько минутъ, было наконецъ нарушено тетушкою, которая высунувшись изъ окна, спросила молодую дѣвушку.

– Развѣ вамъ такъ хочется уѣхать отъ сюда?

Кети спустила вуаль и зашпилила ее на затылкѣ, такъ что ея раскраснѣвшееся личико походило на спѣлый персикъ, покрытый густою тканью.

– Изъ вѣжливости я, конечно, должна была-бы сказать „нѣтъ“, – сказала она съ улыбкою. – Меня старались хорошо воспитывать, но я не могу подчиняться капризамъ каждой личности и питать ко всѣмъ равную симпатію. Я нисколько не менѣе чуждаюсь теперь бабушки моихъ сестеръ, какъ и въ былое время, когда меня заставляли цаловать ея руку: это возмущало меня, когда я была еще ребенкомъ. Да, осиротѣлъ для меня отцовскій домъ; онъ холоденъ, какъ мраморъ, которымъ онъ украшенъ. Кромѣ того, Морицъ тоже сталъ какимъ-то важнымъ бариномъ, такъ что невольно чувствуешь страхъ и стыдъ, когда вспомнишь о своемъ происхожденіи… Теперь вы поймете, дорогая г-жа Діаконусъ, почему я радуюсь моему возвращенію въ Дрезденъ, въ томъ случаѣ, если Генріэтта согласится ѣхать со мною. Иначе я употреблю всѣ мои усилія, что-бъ остаться съ больною сестрою, даже въ томъ случаѣ, если Морицъ пожелаетъ силою отправить меня въ Дрезденъ.

Затѣмъ она дружески поклонилась пожилой дамѣ, слегка кивнула головою доктору и, выйдя изъ сада, отправилась на мельницу, не смотря на то, что уже темнѣло.