Въ домѣ коммерціи совѣтника

I.

Декабрьское солнце еще разъ робко скользнуло по большой комнатѣ мельницы, въ послѣдній разъ блеснуло своими лучами по страннымъ предметамъ, лежавшимъ на глубокомъ подоконникѣ угловаго окна и исчезло затѣмъ въ бѣлоснѣжныхъ тучахъ, лѣниво, но упорно подымавшихся къ небу.

Странно сверкавшіе предметы на подоконникѣ были орудіями врача, собраніемъ инструментовъ, одинъ видъ которыхъ и острый, холодный блескъ пугаютъ человѣка и потрясаютъ всю нервную систему. Большая кровать съ рѣзьбой, съ плебейскими, ярко разрисованными вѣтками розъ и гвоздики на обѣихъ спинкахъ, заваленная перинами въ полосатыхъ чахлахъ, стояла поперегъ комнаты и на этой кровати лежалъ мельникъ.

Искустная рука врача только что избавила его отъ горловаго недуга, уже нѣсколько разъ грозившаго ему смертью; – операція была трудная и весьма опасная, однако молодой докторъ, тихонько спускавшій теперь стору и безъ шуму укладывавшій свои инструменты въ футляръ, казался довольнымъ – операція удалась.

Больной, еще нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, подъ вліяніемъ хлороформа, возстававшій противъ врача, и называвшій его убійцею и разбойникомъ, лежалъ теперь усталый и утомленный въ подушкахъ. Ему было строго запрещено говорить, что было впрочемъ излишнею предосторожностью, потому что рѣдко лицо человѣка выражало такую угрюмость и несловоохотливость, какъ эта большая, четырехъ-угольная голова, единственнымъ украшеніемъ которой были густые, серебристо-бѣлые волосы.

– Ты доволенъ Брукъ? – спросилъ господинъ, приближаясь къ доктору. До сихъ поръ этотъ свидѣтель операціи стоялъ въ ногахъ постели и въ красивыхъ чертахъ его лица отражались еще слѣды волненія и напряженнаго состоянія.

– Пока все идетъ хорошо, – отвѣчалъ докторъ кивнувъ головою, – здоровая натура больнаго поддержитъ меня. Теперь многое будетъ зависѣть отъ ухода – мнѣ нужно ѣхать. Паціентъ непремѣнно долженъ сохранить лежачее положеніе, главнымъ образомъ нужно опасаться кровотеченія.

– За этимъ я буду наблюдать! – живо прервалъ его собесѣдникъ. – Я останусь здѣсь такъ долго, пока потребуется надзоръ… Не можешь ли ты зайти въ виллу и сказать, что я не вернусь къ чаю?

Легкій румянецъ покрылъ щеки доктора и какое то уныніе звучало въ его тонѣ, когда онъ сказалъ:

– Я долженъ избѣгать обхода паркомъ, и какъ можно скорѣе спѣшить въ городъ.

– Ты еще не видался съ Флорою сегодня?

– А ты думаешь, что это легко для меня? – сказалъ докторъ и на минуту замолчалъ, крѣпко стиснувъ зубы и взявъ футляръ съ инструментами, что бъ положить его въ карманъ.

– У меня много тяжелыхъ больныхъ, – продолжалъ онъ видимо спокойно, – маленькая дочь купца Ленца должна умереть сегодня ночью. Ребенка я, конечно, не могу спасти, но бѣдныя родители, изнуренные страхомъ и тревогою, считаютъ минуты, пока я не приду – только я и могу уговорить несчастную мать съѣсть что нибудь, для подкрѣпленія своихъ силъ.

Затѣмъ онъ подошелъ къ кровати. Больной приподнялъ вѣки и посмотрѣлъ на доктора въ полномъ сознаніи; въ его выпуклыхъ, окруженныхъ красными кругами глазахъ, блеснулъ лучъ благодарности за скорую помощь и облегченіе въ страданіи. Онъ хотѣлъ протянуть руку своему спасителю, но докторъ крѣпко удержалъ ее на одѣялѣ, и снова подтвердилъ строгое запрещеніе какимъ бы то ни было волненіямъ.

– Г-нъ коммерціи совѣтникъ останется съ вами, г. Зоммеръ, и будетъ наблюдать за точнымъ исполненіемъ моихъ предписаній, – добавилъ онъ.

По видимому это понравилось старику, онъ бросилъ взглядъ на совѣтника, подтвердившаго увѣреніе доктора ласковымъ наклоненіемъ головы, а затѣмъ закрылъ глаза, какъ бы желая заснуть.

Между тѣмъ докторъ взялъ шляпу, протянулъ руку совѣтнику и вышелъ изъ комнаты.

Если бы у постели больнаго сидѣла страдающая горемъ, любящая жеищина, она навѣрное при уходѣ доктора почувствовала-бы безпомощную тоску, страхъ и робость, какъ та бѣдная мать умирающаго ребенка; но постель мельника не была окружена такимъ страхомъ и безконечною любовью. Старая ключница, занятая уборкою посуды, понадобившейся при операціи, казалась весьма равнодушною; она, какъ летучая мышь входила и выходила изъ комнаты, а водяныя брызги на столѣ и полу трогали ее гораздо больше, чѣмъ смертельная опасность, которой только что избѣжалъ ея господинъ.

– Прошу васъ, оставьте это теперь, Сусанна; – сказалъ совѣтникъ очень вѣжливымъ тономъ. – Шумъ, который вы производите вытираніемъ тряскаго стола, раздражаетъ нервы. Докгоръ Брукъ главнѣе всего предписалъ совершенное спокойствіе больному.

Сусанна поспѣшно собрала всѣ принесенныя полотенца и половую щетку и ушла въ кухню, блестѣвшую чистотою и порядкомъ, что бы тамъ успокоиться и позабыть о мокрыхъ пятнахъ на обѣденномъ столѣ.

Теперь настала тишина, какая только возможна на мельницѣ. Подъ половицами постоянно чувствовалось тихое равномѣрное сотрясеніе, неизбѣжное послѣдствіе колесныхъ поворотовъ въ мельничьемъ помѣщеніи; черезъ плотину перебрасывались разсыпающіяся мелкою пылью пѣнистыя волны и вѣчно повторяли свою однообразную шумную мелодію. Въ тоже время слышалось воркованье голубей, гнѣздившихся въ вѣтвяхъ громадныхъ, столѣтнихъ каштановъ, затемнявшихъ послѣдніе лучи солнца и придававшихъ сумрачный видъ всей комнатѣ. Однако весь этотъ шумъ нисколько не безпокоилъ больнаго, – напротивъ онъ былъ необходимъ для его жизни, какъ воздухъ, какъ правильное біеніе его сердца.

Но какое непріятно отталкивающее лицо было у больнаго старца, за которымъ такъ бдительно ухаживалъ красивый мущина. Никогда еще плебейское выраженіе жестокости и грубости, ложившееся теперь вокругъ отвислой нижней губы старика, не производили на него такого отвращенія, какъ въ настоящую минуту, когда сонъ и разслабленіе отняли у него силу воли и выставляли на видъ отличительныя свойства настоящаго характера. Конечно, надо сознаться, что старикъ началъ очень низко, въ молодости онъ служилъ батракомъ на мельницѣ; но теперь, когда хлѣбная торговля принесла ему несмѣтное богатство, онъ былъ представителемъ денежной силы, и по всей вѣроятности, въ виду этого факта совѣтникъ обходился съ нимъ такъ ласково, хотя родственно они не были связаны ни одною каплею крови. Покойный банкиръ Мангольдъ, на старшей дочери котораго отъ перваго брака былъ женатъ совѣтникъ, женился вторично на дочери мельника Зоммера. Вотъ какія родственныя отношенія были между мельникомъ и его гостемъ.

Совѣтникъ всталъ, отошелъ отъ кровати и приблизился къ окну. Онъ былъ молодой человѣкъ подвижной и энергичный, которому спокойное сидѣніе на мѣстѣ было не по характеру, а тѣмъ болѣе теперь казалось ему невыносимымъ постоянно смотрѣть на это несимпатичное лицо и на сжатые, мускулистые кулаки, которые такъ часто замахивались кнутомъ на бѣдныхъ мельничныхъ клячъ.

Послѣднее каштановое дерево у окна, возлѣ котораго онъ стоялъ, давно сбросило всѣ свои листья и скрестившіяся между собою вѣтви образовали рамку для хорошенькихъ, небольшихъ ландшафтовъ; не говоря уже о томъ, что сѣроватое декабрьское небо скрадывало серебристый блескъ зеркальныхъ прудовъ и застилало мракомъ синеватую линію дальнихъ горныхъ вершинъ. Тамъ дальше, гдѣ ворочались мельничныя колеса, рѣчка дѣлала крутой поворотъ и изъ за вѣтвей прибрежныхъ деревьевъ просвѣчивала бѣлая, сверкающая полоса; массивное, каменное строеніе, съ безчисленными рядами маленькихъ оконъ. Это была прядильная фабрика коммерціи сбвѣтника. Онъ тоже былъ человѣкъ очень богатый, у него на фабрикѣ работала не одна сотня рукъ, и эта-то собственность ставила его въ нѣкоторую зависимость отъ мельника. Мельница, построенная съ незапамятныхъ временъ, пользовалась невѣроятными привиллегіями и правила прибрежными землями на довольно большое разстояніе, чѣмъ часто притѣсняла всѣхъ своихъ сосѣдей. И на этихъ то нравахъ прочно стоялъ мельникъ и огрызался на каждаго, кто только осмѣливался коснуться до нихъ, хоть кончикомъ пальца.

Прежде онъ былъ только арендаторомъ, но разбогатѣвъ сдѣлался владѣльцемъ не только одной мельницы, но и дворянскаго помѣстья, къ которому она принадлежала; этого онъ добился незадолго до брака его единственной дочери съ банкиромъ Мангольдомъ. Лично для него имѣли цѣну только поля и лѣса, о прекрасной-же виллѣ съ большимъ паркомъ, принадлежавшей къ нимъ, онъ говорилъ съ совершеннымъ пренебреженіемъ; но все таки охотно украшалъ дорогую игрушку, поддерживаемый недеждою видѣть свою дочь повелительницею тамъ, гдѣ прежніе гордые владѣльцы не считали необходимостью отвѣчать на его поклоны.

Въ настоящую минуту жильцомъ этой виллы былъ самъ коммерціи совѣтникъ и въ прямыхъ его разчетахъ было находиться всегда въ добромъ согласіи съ хозяиномъ рѣчки и мельницы. И дѣйствительно совѣтникъ относился какъ послушный сынъ къ ворчливому старцу.

Съ высокой башни на фабричномъ зданіи раздалось четыре удара и за высокими окнами конторы вспыхнулъ газовый свѣтъ; нынче стемнѣло очень рано. Влажный паръ, приносимый снѣгомъ, наполнилъ по немногу воздухъ и заставлялъ дымъ изъ трубъ опускаться и ползать надъ землею, между тѣмъ какъ крыша фабрики, каждая ступенька крыльца и каждый камень покрывались блестящими сырыми пятнами.

Голуби, до сихъ поръ дружно сидѣвшіе на столѣтнихъ каштанахъ, вдругъ покинули мокрыя вѣтви и перебрались въ теплую, сухую голубятню. Съ невольною дрожью совѣтникъ оглянулся въ комнату, показавшуюся ему въ настоящую минуту почти уютною и даже родственною, тогда какъ прежде, этому избалованному человѣку она была противна своимъ воздухомъ, вѣчно пропитаннымъ кухоннымъ запахомъ, съ грязными, закопченными обоями и лубочными картинами на стѣнахъ. Сусанна накладывала дрова въ печку, у внутренной стѣны комнаты уютно стоялъ старомодный диванъ съ мягкими подушками, а въ блестящихъ стеклахъ перегородки отражался послѣдній лучъ дневнаго свѣта. За этой перегородкой стоялъ желѣзный денежный шкафъ. Не забылъ-ли онъ выдернуть изъ него ключъ?

Незадолго до операціи, мельникъ сдѣлалъ свое завѣщаніе! Нотаріусъ и свидѣтели встрѣтились съ докторомъ Брукомъ и совѣтникомъ на порогѣ мельницы. Не смотря на то, что паціентъ съ виду казался спокойнымъ, но въ немъ все таки должна была происходить сильная душевная тревога, даже рука его при уборкѣ документовъ была нетверда, потому что на столѣ лежала еще одна бумага. Однако въ послѣднюю минуту передъ операціею, старикъ все таки замѣтилъ свою оплошность и просилъ совѣтника припрятать бумагу въ шкафъ. За перегородкой была еще одна дверь, выходившая въ переднюю, а на мельницу часто приходили чужіе. Совѣтникъ поспѣшилъ войти въ узенькую, отгороженную комнатку и съ ужасомъ увидѣлъ, что шкафъ стоялъ растворенный; что-бы было со старикомъ, если-бъ онъ это увидѣлъ, потому что самъ сторожилъ свои сокровища какъ драконъ.

Мнѣ кажется, что никто еще не входилъ въ комнату, успокоивалъ себя совѣтникъ, малѣйшій шорохъ былъ-бы мнѣ слышенъ, но все таки было необходимо удостовѣриться все-ли въ порядкѣ.

Онъ съ возможною осторожностью отворилъ желѣзную дверь – денежные мѣшки стояли въ порядкѣ очевидно нетронутые, а рядомъ съ пачками кредитныхъ бумагъ возвышались золотыя колонны блестящихъ червонцевъ. Боязливый взоръ совѣтника торопливо перенесся на забытую бумагу, сунутую имъ второпяхъ, въ минуту легко объяснимаго волненія, въ одно изъ отдѣленій шкафа, – это была роспись всего имущества. Какія полновѣсныя суммы тѣснились здѣсь одна возлѣ другой! Совѣтникъ осторожно взялъ бумагу и положилъ ее поверхъ другихъ документовъ; но при этомъ неожиданно задѣлъ рукою за одну изъ золотыхъ колоннокъ и блестящіе полуимперіалы съ шумомъ раскатились по полу. Что это былъ за отвратительный звукъ! Его рука дотронулась до чужихъ денегъ! Испугъ и невольное чувство стыда покрыли его лице яркимъ румянцемъ; теперь нужно было нагнуться, что-бъ собрать разсыпавшіяся монеты, но въ эту минуту на него набросилось тяжелое, массивное тѣло, и грубые, жесткіе пальцы впились ему въ горло.

– Подлецъ! Разбойникъ! Я еще живъ, – говорилъ задыхаясь мельникъ. За тѣмъ послѣдовала минутная борьба, молодому человѣку нужно было употребить всю свою силу, что-бъ стряхнуть старика, вцѣпившагося въ него какъ пантера, и душившаго его горло съ такою яростью, что изъ глазъ совѣтника сыпались искры… Еще одно усиленное движеніе, одинъ толчекъ и совѣтникъ стоялъ освобожденный, между тѣмъ какъ мельникъ упалъ вдоль стѣны.

– Вы, кажется, съ ума сошли! – сказалъ совѣтникъ задыхаясь отъ волненія, но внезапно замолкъ: перевязка на горлѣ больнаго вдругъ сдѣлалась пурпурово-краснаго цвѣта и изъ подъ нея текла широкая полоса крови по бѣлой ночной сарочкѣ – это было кровотеченіе, котораго, по предписаніямъ доктора, главнѣе всего слѣдовало избѣгать. Коммерціи совѣтникъ чувствовалъ, какъ стучали его зубы, точно онъ былъ въ сильной лихорадкѣ.

Виноватъ-ли онъ въ этомъ несчастіи? – Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ онъ, потомъ вздохнулъ нѣсколько спокойнѣе и нагнулся, что-бъ поднять старика и отнести его обратно въ постель; но больной оттолкнулъ его и молча указалъ на разсыпанныя деньги; ихъ нужно было подобрать и аккуратно положить на прежнее мѣсто; старикъ, вѣроятно не сознавалъ страшной опасности, въ которой находился, или забывалъ о ней въ страхѣ о своихъ деньгахъ. Только послѣ того, какъ совѣтникъ заперъ шкафъ и положилъ ему ключъ въ руку, вышелъ онъ шатаясь изъ комнаты и разслабленный, какъ снопъ упалъ на свою кровать. Когда-же на зовъ совѣтника въ комнату вбѣжали два работника и Сусанна, мельникъ лежалъ уже вытянувшись во весь ростъ и безсмысленно глядѣлъ стеклянными глазами на грудь, которую неудержимый потокъ крови покрывалъ яркимъ пурпуромъ.

Работники тотчасъ-же поспѣшили въ городъ искать доктора Брука, между тѣмъ какъ старая ключница принесла воды и множество полотняныхъ компрессовъ. Но все было напрасно; не помогло и то, что совѣтникъ смѣнялъ платокъ за платкомъ, что-бъ прекратить упрямый потокъ крови, упорно сопротивлявшійся всякимъ стараніямъ.

Теперь было ясно, что артерія порвалась. Но какимъ образомъ это случилось? Была-ли этому причиною безумная, внутренняя тревога и волненіе, или остановилось біеніе его сердца и онъ въ минуту ярости сдернулъ съ горла повязку и тѣмъ открылъ свою рану, – нельзя было отдать себѣ въ этомъ правильнаго отчета, такъ какъ человѣкъ въ минуту удушья и ярости не можетъ помнить всѣхъ своихъ дѣйствій! Но къ чему было предполагать возможность покражи? Развѣ сильнаго прыжка съ кровати и кипящаго бѣшенства не было совершенно достаточно для несчастія, которое по словамъ доктора могло произойти даже отъ малѣйшаго порывистаго движенія больнаго?

Нѣтъ, совѣсть его была чиста, онъ не могъ даже сдѣлать себѣ ни малѣйшаго упрека въ томъ, что было главною причиною ужасной катастрофы. Совѣтникъ подошелъ къ шкафу, единственно изъ заботы о достояніи стараго мельника: мысль о присвоеніи себѣ чужой собственности не приходила ему даже въ голову, это онъ помнилъ очень ясно. Виноватъ-ли онъ былъ, что низкій барышникъ имѣлъ на каждаго воровскія подозрѣнія, даже на самаго уважаемаго человѣка? Теперь негодованіе замѣнило чувство страха и отчаянія. Вотъ благодарность за его любезности и предупредительности, такъ часто восхваляемыя его знакомыми и не разъ заставлявшія его принимать на себя обязательства, которыя нерѣдко впутывали его въ непріятности. Лучше бы было остаться въ своей виллѣ, за веселою партіей виста, курить сигару и наслаждаться полнымъ, душевнымъ спокойствіемъ. Это вѣрно злой духъ шепнулъ ему взять на себя роль терпѣливой сидѣлки, ставившей его теперь въ самое непріятное положеніе; а его руки, все еще дрожащія отъ страха и гнѣва, орошались кровью человѣка, который нѣсколько минутъ тому назадъ чуть было не задушилъ его.

Нестерпимо долго тянулась одна минута за другою. Мельникъ очевидно сознавалъ теперь въ какой опасности находился, онъ лежалъ совершенно неподвижно, устремивъ глаза на дверь и ожидая появленія доктора, надѣясь, что онъ еще спасетъ его, между тѣмъ, какъ совѣтникъ съ ужасомъ наблюдалъ за измѣненіями его лица. Такіе сѣровато-блѣдные оттѣнки могла рисовать на немъ только неумолимая рука смерти.

Сусанна внесла въ комнату лампу; она нѣсколько разъ выбѣгала уже на улицу, что-бъ посмотрѣть не идетъ ли докторъ Брукъ; а теперь въ оцѣпенѣніи остановилась у изголовья больнаго и съ нѣмымъ страхомъ посмотрѣла на старика, лицо котораго освѣтилось бѣловатымъ ламповымъ свѣтомъ. Глаза его закрылись и ключъ, судорожно сжимаемый пальцами, упалъ на одѣяло; больной потерялъ сознаніе. Рука совѣтника невольно протянулась за ключемъ, что-бъ спрятать его, но какъ только онъ коснулся до холоднаго желѣза, въ головѣ его промелькнула мысль, поразившая его какъ громомъ: что подумаетъ свѣтъ объ этомъ несчастномъ случаѣ? Онъ слишкомъ хорошо зналъ, что такое значила эхидная клевета; она уже успѣла побывать и въ его салонахъ, онъ могъ не разъ убѣдиться, что мущины любили заниматься двусмысленными улыбками и злостными намеками точно съ такимъ-же наслажденіемъ, какъ и милое общество дамъ, собравшееся за чайнымъ столомъ. Достаточно, чтобъ одинъ кто нибудь сказалъ, пожимая плечами и подмигивая глазами: да что за необходимость была совѣтнику Ремеру отворять денежный шкафъ мельника? И всѣ его недоброжелатели и завистники подхватили бы эту фразу и завтра же весь городъ заговорилъ-бы о томъ, что операція удалась какъ нельзя лучше, но покушеніе совѣтника на денежный шкафъ, произвело въ паціентѣ сильное волненіе и смертельное кровоизліяніе.

Тогда имя Ремера было-бы загіятнано грязнымъ поступкомъ, а онъ не въ силахъ былъ оправдаться, гдѣ-же доказательства о его невинности? Ни къ чему бы теперь не послужила его, до сихъ поръ всѣми признанная, честность. Онъ горько улыбнулся и вытеръ платкомъ крупныя капли пота, выступившія на его лбу. Онъ слишкомъ хорошо зналъ, что для свѣта нѣтъ ничего легче и пріятнѣе, какъ признать хваленую честность подложною, какъ только малѣйшее обстоятельство заговоритъ противъ него.

Онъ наклонился къ безчувственному старику, которому Сусанна терла виски спиртомъ и пристально посмотрѣлъ на него. Если больному не вернется сознаніе и онъ не въ силахъ будетъ разсказать о случившемся, то событіе это похоронится вмѣстѣ съ нимъ.

Наконецъ на дворѣ залаяли собаки и на порогѣ раздались торопливые шаги. Докторъ, какъ бы окаменѣлый, остановился на одну минуту въ дверяхъ, потомъ положилъ шляпу на столъ и подошелъ кь больному. Какая мертвенная тишина воцарилась при его появленіи!

– Если-бы онъ только пришелъ еще въ себя, докторъ! – сказала старая ключница подавленнымъ голосомъ.

– Сомнительно, что бъ это случилось, – отвѣчалъ докторъ, тщательно осмотрѣвъ лицо больнаго, на которомъ уже не было ни кровинки. – Умѣрьте свои чувства! – сказалъ онъ серіозно, замѣтивъ, что Сусанна начинала разражаться громкимъ воплемъ. – Скажите мнѣ лучше, зачѣмъ больной вставалъ съ постели?

Затѣмъ Брукъ взялъ свѣчку и освѣтилъ полъ; половицы возлѣ кровати были забрызганы кровью.

– Это отъ пропитанныхъ кровью компрессовъ, – сказалъ совѣтникъ твердымъ голосомъ, но замѣтно поблѣднѣвъ, между тѣмъ какъ Сусанна клялась, что при ея входѣ господинъ ея лежалъ въ постели, точно въ такомъ же положеніи, какъ при уходѣ доктора послѣ операціи.

Брукъ покачалъ головою.

– Кровотеченіе не могло произойти само собою, вѣроятно больной сильно волновался, иначе это немыслимо.

– Увѣряю тебя, что ничего не произошло особеннаго; – сказалъ совѣтникъ, довольно твердо вынося взглядъ доктора. – Впрочемъ, не буду скрывать отъ тебя, что больной, въ горячечномъ припадкѣ дѣйствительно вскочилъ съ кровати. Слова эти чуть не стали у него поперегъ горла; чтобъ спасти свою честь, онъ жертвовалъ своею правдивостью и хладнокровно отвергалъ бывшій фактъ, не чувствуя за собою ни какой вины; онъ самъ былъ несчастною жертвою и репутація его висѣла на одной ниточкѣ.

Докторъ молча отвернулся отъ него; не смотря на всѣ его старанія привести мельника въ чувство, больной только на минуту раскрылъ тусклые и безжизненные глаза, а вмѣсто словъ изъ устъ его вырвался непонятный, беззвучный лепетъ.

Нѣсколько часовъ спустя совѣтникъ Ремеръ ушелъ изъ мельницы, – все было уже кончено. Надъ дверьми комнаты умершаго и на многихъ вещахъ виднѣлись уже широкія, бумажныя полосы. Тотчасъ послѣ смерти мельника, Ремеръ послалъ за полиціею и, какъ человѣкъ осторожный и добровѣстный, приказалъ все опечатать при своихъ глазахъ.