Выбор страсти

ГЛАВА 8

На следующее утро вместо Вилли завтрак в каюту принес паренек лет семнадцати, долговязый и неловкий. К тому же он оказался крайне застенчив и всякий раз, чувствуя на себе взгляд Блайт, торопливо опускал большие карие глаза. За трапезой ей, впрочем, удалось выяснить, что зовут его Ричард и что он попал на корабль совсем мальчиком. Оказалась, Бастиан знал мать Ричарда, которая жила в Чарлстоне. Когда та умерла от лихорадки, они с Рейдером забрали мальчонку к себе. Признаться, Блайт очень удивилась, услышав, что Ричард очень доволен и горд тем, что плавает на таком корабле, как «Виндрейдер».

– И не только я, мисс. Остальные тоже. Всякий раз, когда мы где-нибудь бросаем якорь, а поблизости находятся другие суда, нам приходится буквально отбиваться от желающих перебраться на наш корабль.

– Неужели? Мне трудно в это поверить, – сухо заметила Блайт. – Ведь здесь случаются драки с ножами, применяют телесные наказания.

– Мисс, я говорю правду, – пытался убедить ее Ричард, затем его лицо расплылось в улыбке. – Это все из-за капитана, но главным образом – из-за еды.

– Из-за еды? – недоуменно сдвинула брови Блайт.

– Мы все здесь питаемся одинаково, никаких различий. Наш повар – француз. Вы сами знаете, как хорошо он готовит. А на других кораблях – ну, не на всех, конечно, – прежде чем съесть хлеб, нужно сначала вытрясти из него червяков. Поверьте, такое нередко случается и на военных, и на торговых, и на пиратских судах. – Ричард понизил голос и наклонился к Блайт. – Нас так кормили в Алжире, в тюрьме. Откусишь кусок, а внутри шевелятся какие-то твари, и ты никак не можешь все это проглотить.

Блайт даже содрогнулась от отвращения и, почувствовав внезапный приступ тошноты, брезгливо отодвинула тарелку. Ричард засмеялся, подражая манере Бастиана Кейна. Внимательно посмотрев на юношу, Блайт поднялась из-за стола, сетуя на то, что ей совершенно нечем здесь заниматься. Ричард удивленно взглянул на нее и начал молча убирать посуду.

– А что ваш капитан сделает с Вилли и Единственным Зубом? – спросила Блайт, озабоченно наморщив лоб.

– Он уже выпорол их. Вилли получил пятнадцать ударов, но даже не пикнул. Единственный Зуб – семь.

– Боже милосердный! – побледнела Блайт и закрыла ладонью рот.

– Могло быть и хуже, – вполне серьезно заметил Ричард. – Кража вещей у товарища на пиратском корабле расценивается как уголовное преступление, которое зачастую карается смертью. Иногда виновному вырывают ноздри, – если капитан решает оставить его в живых, – иногда отрезают кусочек уха. Это делается для того, чтобы все знали: этому человеку нельзя доверять, но Рейдер – морской офицер и чаще всего прибегает к порке.

Блайт поежилась. Оказывается, Рейдер наказывает виновных поркой… Господи, как же мало знает она о грубом и жестоком мире мужчин! Похоже, Ричард считает драку с ножом, порку самыми обычными явлениями и, судя по всему, восхищается Рейдером Прескоттом…

Но паренек так искренне хвалил прекрасную кухню. И старина Вилли говорил нечто подобное… Бедный Вилли! Блайт представила его избитого, окровавленного, где-то там, в трюме… И всему виной она, именно Блайт несет ответственность за случившееся, а раз так, то она же и должна все исправить.

– Ричард? – окликнула Блайт юношу, который с подносом уже направился к двери. – Где старина Вилли? Ему очень плохо?

Ричард нахмурился.

– Он внизу, там, под оружейным складом. Возможно, ему совсем тяжко.

– Ты можешь… отвести меня к нему? Ричард начал отнекиваться, но Блайт уговорами заставила его уступить. В конце концов он согласился, мотивируя это тем, что все равно идет в ту сторону и ему не хотелось бы, чтобы она тайком следовала за ним по пятам.

Ричард повел ее в так называемое спальное помещение. Блайт ожидала увидеть только койки, но вместо этого обнаружила какие-то тюки, бочки, ящики и корзины – словом, настоящий склад. Среди всего этого хаоса то тут, то там виднелись подвешенные к столбам гамаки, рядом с которыми стояли сундучки или ранцы с личными вещами владельца спального места. Свободное пространство оказалось весьма ограниченным, и приходилось продвигаться по узким проходам между кипами одеял и сваленных в кучу холщовых мешков.

Ричард опасливо останавливался на каждом повороте, желая убедиться, что никого нет поблизости, затем торопливо шел дальше. Наконец в дальнем углу помещения они заметили Вилли, лежащего ничком на узкой койке. Спина несчастного, на которой практически не осталось кожи, была густо смазана жиром с примесью лечебных трав. Услышав шаги, Вилли резко повернулся, держа наготове нож. Однако при виде Блайт его воинственный оскал превратился в сконфуженную улыбку.

– Что ты здесь делаешь? – грубовато спросил Вилли, высматривая, не стоит ли кто-нибудь у нее за спиной.

При этом он метнул злобный взгляд на Ричарда, и тот поспешно убрался на камбуз.

– Я… пришла тебя проведать, – объяснила Блайт, на ее бледном лице было написано сострадание.

– Почему? – удивился Вилли, одновременно польщенный и озадаченный ее визитом: никогда еще женщина из высшего общества не проявляла к нему интереса.

– Ты один из немногих, кого я знаю на корабле, и мне захотелось тебя навестить. – Блайт посмотрела на вздувшиеся красные полосы на его спине, и ее голос упал до шепота: – Тебе очень больно?

Увидев сочувствие в глазах Блайт, Вилли решил, что ему просто невыносимо больно.

– Я едва могу выносить эту боль. – Сжав кулак, он ударил им по одеялу. – Но бывало и хуже. – Вилли посмотрел на ее трясущийся подбородок и продолжил: – Когда мне отрезали ногу… пилой… меня держали шестеро парней. Я при этом стиснул зубами ремень, но кожа оказалась такой жесткой, что у меня повылетали все зубы.

Блайт проглотила подступивший к горлу комок и, опустившись на колени возле койки, спросила:

– Принести тебе чего-нибудь?

– Принести мне? – Карие глазки Вилли сначала расширились от удивления, потом сузились и вовсе закрылись, словно от боли. О, он ни за что не упустит такую возможность! – Ну… если бы я мог поесть похлебки из моллюсков, которую так замечательно готовит Франко… Моллюски обладают целебной силой.

Вилли приоткрыл один глаз и, заметив, что Блайт буквально оцепенела от страха, жалобно застонал и скорбно поджал губы.

– Хорошо, я посмотрю, что смогу сделать, – проговорила она дрожащим голосом, вдруг вспомнив Нану с ее затянувшейся болезнью.

Вилли опять застонал, и Блайт неожиданно для себя выпалила:

– Я принесу тебе похлебку, обещаю.

Дотронувшись до его руки, она встала. Пораженный столь нежным прикосновением, Вилли даже забыл для пущей убедительности еще раз поморщиться от боли. Еще ни одна женщина не касалась его подобным образом. Но едва Блайт скрылась за тюками и ящиками, на лице Вилли появилась плутовская улыбка. Он облизнулся: если ей удастся живой выбраться из камбуза Франко, он поест похлебку из моллюсков.

Блайт в нерешительности стояла перед лестницей, ведущей в ад, где властвовал Франко. Глубоко вздохнув, она попыталась собрать в кулак всю свою смелость. «Старине Вилли нужна похлебка из моллюсков, – убеждала себя Блайт, – и я непременно должна ее добыть, я обещала это сделать». Только сейчас Блайт осознала, во что ввязалась. У нее еще были свежи воспоминания о первом посещении камбуза. Но она решила попытаться сделать это еще раз.

Пока Блайт спускалась по ступенькам, у нее перед глазами промелькнула вся ее жизнь. Вот наконец и камбуз. Первое, что увидела Блайт, были огромные мясные туши, подвешенные на крюках. Оставалось только надеяться, что это вовсе не дурное предзнаменование и можно идти дальше. Через несколько шагов она заметила стоящего к ней спиной среди кухонной утвари приземистого темноволосого человека в поварском колпаке и фартуке. Он переставлял котел с дымящимся жарким с плиты на низенькую тележку.

Дождавшись, пока повар покончит с этим занятием, Блайт слегка откашлялась. Человек резко повернулся, и Блайт молниеносно бросилась вправо, на мешок с какими-то овощами. В то же мгновение что-то пролетело над ней и шумно ударилось о стену. Блайт лежала ни жива ни мертва, боясь пошевелиться… Может быть, она перепутала и нужно было падать влево? С замиранием сердца подняв голову, Блайт увидела перед собой маленького человечка, шумно изливавшего свое негодование.

– Non! – вскричала она. – Je vous prie… arrête![3] Поскольку Франко – а это, безусловно, был именно он – все еще не пустил в ход огромный кухонный нож, Блайт по-французски произнесла:

– Если вы не возражаете, я лучше приму смерть стоя.

Конечно, говорила она ужасно, но эффект оказался поистине потрясающим. Изумленный француз отступил на шаг и дал ей возможность подняться. Гнев все еще клокотал в нем, поэтому Франко обрушил на Блайт поток таких грязных ругательств, которые она едва могла перевести в силу своего порядочного воспитания. Блайт лишь поняла, что кок оскорблен вторжением в его царство. Немного остыв, он потребовал, чтобы она объяснила цель своего визита.

Блайт оставалось одно из двух – либо бежать, либо сражаться, и она выбрала второе. Вскипев от негодования, Блайт горячо упрекнула Франко в том, что он швыряет ножи в леди, которая пришла похвалить его мастерство и попросить об одолжении. Он ведет себя как настоящий дикарь, добавила она, ничуть не лучше всех тех подонков, которых ему приходится кормить.

Выражение лица Франко заставило Блайт прервать свою гневную тираду. Она поняла, что сама подписала себе смертный приговор. Удастся ли добраться до лестницы, прежде чем кок вонзит ей в спину нож?

– Mam'selle! – Франко схватил Блайт за руку. – Бог мой! – На его полном лице отразилось умиление. – Где вы научились говорить на моем прелестном языке?

Блайт удивленно заморгала. Оказывается, она разговаривала по-французски…

– У меня… был учитель, – объяснила Блайт, с трудом ворочая языком. – И моя мама, она француженка.

– Здесь никто не говорит на моем языке, никто, кроме Рейдера! Скажите что-нибудь еще, – попросил Франко неожиданно тоскливым голосом.

Блайт поняла, что между ними установилось взаимопонимание. Она дипломатично начала с похвал, а затем плавно перешла к основной цели своего визита. Через несколько минут француз – кок ненавидел кличку Франко – растаял настолько, что готов был немедленно приступить к приготовлению похлебки из моллюсков.

После полудня «Виндрейдер» бросил якорь в небольшой уютной бухточке. Часть команды тут же отправилась на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия, а остальные принялись драить и без того сверкающую чистотой палубу.

Блайт в это время стирала в каюте свою нижнюю юбку. Подняв голову, чтобы откинуть со лба непослушную прядь волос, она увидела в окне лицо с расплющенным о стекло носом. Вспыхнув, Блайт приказала нахалу немедленно исчезнуть и больше не появляться. Некоторое время в окне виднелась лишь веревка, но недолго. Вскоре на Блайт уже таращилось другое лицо, но с тем же плотоядным выражением. Решив выяснить, что же все-таки происходит, она подошла к окну. Оказывается, вооруженные скребками и щетками матросы очищали корпус корабля, держась за свисающие с палубы канаты. Разумеется, они не могли упустить столь великолепную возможность подсмотреть за своей пленницей. Крайне рассерженная этим, Блайт огляделась в поисках какой-нибудь тряпки, чтобы завесить окно. Ее взгляд упал на сундук Рейдера. Правда, она поклялась больше не прикасаться к его вещам, разве что в крайнем случае, но, заметив в окне очередную любопытную физиономию, поняла, что такой момент настал.

Блайт открыла сундук и на секунду замерла, восхищенная обилием всевозможных изысканных платьев и тканей. Она с наслаждением принялась перебирать приятные на ощупь вещи, сразу же вспомнив Рейдера Прескотта. Гладкий атлас напомнил ей его губы, бархат – язык, а переливающиеся всеми красками шелка – его кожу. Дотронувшись до парчи, она подумала о густых жестких волосах Рейдера. Блайт вздрогнула, отгоняя от себя видение. «Сейчас не время предаваться воспоминаниям о своем загадочном похитителе», – осадила она себя.

Блайт выбрала отрез полупрозрачного шелка с великолепной нежной расцветкой, решив, что именно это ей и нужно: ткань будет пропускать свет, но закроет доступ любопытным взорам. Оставалось раздобыть гвозди и кусок веревки. В это время в дверь постучали. Это оказался Ричард, которого она и попросила принести необходимые ей вещи. Сначала юноша нахмурился, но, получив объяснение, быстро выполнил поручение.

Ричард молча наблюдал за тем, как Блайт превращает великолепный шелк в обыкновенные занавески. Почувствовав его неодобрение, она выпроводила юношу за дверь, предварительно отобрав швабру и ведро, которые он принес, чтобы мыть в каюте пол.

Поразмыслив, Блайт решила выстирать нижнюю батистовую сорочку. Теперь ее платье было надето прямо на голое тело. Еще никогда она не чувствовала себя такой обнаженной! Чтобы отвлечься от этого необычного ощущения, Блайт подоткнула подол шерстяного платья и принялась мыть пол.

За этим занятием несколько минут спустя и застал ее Рейдер.

– Что на этот раз? – проворчал он, заметив странный розовый свет и угадав его причину.

Подойдя поближе, он заметил Блайт, стоящую на коленях в луже воды. Подобранная юбка позволяла видеть ее стройные икры и лодыжки, а лиф платья едва прикрывал грудь. Сквозь шнуровку белело голое тело. Рейдер вспыхнул, невольно залюбовавшись женскими прелестями, но вовремя опомнился и недовольно спросил:

– Чем, черт возьми, ты занимаешься?

Блайт тут же вскочила на ноги, сжав обеими руками швабру.

– Я… я просто мою пол. Его нужно вымыть, и Ричард…

– … должен это делать. Я сдеру с него шкуру!

– Нет! – Блайт шагнула вперед. – Я сама попросила Ричарда отдать швабру. Он не отлынивал от своих обязанностей. Просто мне нужно было чем-нибудь заняться, пока сохнут мои вещи.

Упоминание о выстиранном нижнем белье заставило ее вспыхнуть. Выронив швабру, Блайт одернула юбку и скрестила на груди руки.

Только теперь Рейдер заметил висящее на веревке белье. Глаза его вспыхнули негодованием: один конец веревки был привязан к рогу носорога, а другой – к стулу из бивней слона. Это же трофеи! Как она посмела сушить на них свои тряпки! Черт знает что!

Рейдер ткнул рукой в сторону окна.

– А это?!

– Мне понадобилось постирать свою одежду, – оправдывалась Блайт. – Мне больше нечего надевать! А что касается окна, то таким образом я решила оградить себя от любопытных взглядов твоей команды. Матросы висели на канате и заглядывали…

– Не удивительно! Судя по тому, как ты одета, вернее полураздета, им есть на что посмотреть, – подходя поближе, с издевкой проговорил Рейдер. – Ты выставила себя напоказ, словно бесстыдная девка.

Он схватил ее за плечи, охваченный внутренним жаром.

– Нет, я вовсе не была раздета! – Блайт оттолкнула его от себя, зная, что если он поцелует ее, то она наверняка ответит на этот поцелуй. – Я не девка. Пожалуйста, не прикасайся ко мне. Ты не имеешь права…

Господи, его губы так близко, а ей так хочется, чтобы Рейдер ее поцеловал! Он имеет право желать ее. Блайт хотелось, чтобы Рейдер обнял, поцеловал ее, заставил забыть, что похитил для другого мужчины.

«Не имеешь права. У тебя нет прав…» Как все это знакомо, как напоминает другую женщину из высшего света, когда-то близкую сердцу Рейдера! Она отдалась ему, проводила с ним жаркие ночи, а когда он пожелал дать ей свое имя и навсегда привязать к себе, вдруг заявила, что у него нет на это никакого права. Рейдер настаивал. Тогда эта женщина изменила ему с другим. Ее вероломство, жадность и жестокость навсегда отвратили Рейдера от дам из высшего общества. Даже сейчас, спустя десять лет, слова «не имеешь права» продолжали эхом отдаваться в его душе.

Блайт почувствовала глубокое разочарование, когда Рейдер убрал руки и отошел в глубь каюты, унеся с собой запах кокоса, тепло своего тела. Боже, что это с ней? Неужели она считает себя обделенной?!

Рейдер вдруг повернулся, и Блайт увидела в его глазах гнев, причину которого не могла понять.

– С каких это пор леди ползают на коленях и скребут пол? Чего ты добиваешься?

Он подскочил к ней и схватил ее покрасневшую от воды руку. Рейдера почему-то ужасно волновало, что руки Блайт не такие нежные, как все остальное, к чему он уже успел прикоснуться.

– Ты собираешься пожаловаться на плохое обращение? Якобы тебя заставляли работать, да? Покажешь всем свои бедные натруженные ручки, чтобы вызывать сочувственные взгляды?

– Нет, я… я просто хотела чем-нибудь заняться. Я не привыкла сидеть без дела, – выдавила Блайт, пораженная внезапной сменой его настроения. – Мне было необходимо постирать кое-что из вещей, и я захотела укрыться от посторонних глаз. – Она указала на окно. – А это не так-то просто на твоем корабле, Рейдер Прескотт.

Имя, невольно сорвавшееся с ее губ, поразило их обоих. У Рейдера сладко заныло в груди, а Блайт вся сжалась, словно допустила непростительный промах. В том, что она назвала Рейдера по имени в его присутствии, заключалась какая-то интимность. У – Проклятье!

Рейдер отступил на шаг, пожирая Блайт глазами. Что, черт возьми, происходит?! Вот она стоит перед ним, едва прикрытая каким-то нелепым платьем, и больше напоминает служанку, чем избалованную роскошью даму из высшего общества. Да ни одна знатная Леди не будет сама стирать свою одежду! Рейдер метнул быстрый взгляд на незамысловатое нижнее белье и. чулки Блайт. «Леди даже никогда сами не моются, – подумал он, потом обратил внимание на грубые руки девушки. – Ни одна дама из высшего общества не поднимет ничего тяжелее иглы. Господи, что же у Блайт за отец, если позволяет ей работать и заниматься делами в конторе?»

– Мне нужно во что-то переодеться, – прервала Блайт его мысли, покраснев при этом до корней волос.

Рейдеру вдруг захотелось во что бы то ни стало избавить ее от неловкости. Шагнув к сундуку, он откинул крышку и великодушно разрешил:

– Вот, найди что-нибудь подходящее.

– Я не могу это носить. Все такое необычное и… неудобное. Я даже не знаю, как это надевается. Кроме того, мне будет не по себе, что я надену вещи, которые… – она не договорила и опустила глаза, вспомнив его слова о сотнях, тысячах женщин.

– Ах, какие мы чопорные! – воскликнул Рейдер, догадавшись, что Блайт имела в виду. – Тогда может твои пальчики умеют держать иголку?

– Конечно, но…

Рейдер полез на дно сундука и достал обтянутую шелком коробочку.

– Ты найдешь здесь все необходимое. Сшей себе что-нибудь подходящее. Можешь брать любую ткань.

Он поставил коробочку на стол, затем подошел к одной из полок, снял с нее небольшую, инкрустированную слоновой костью шкатулку и извлек оттуда синий флакончик с притертой крышкой.

– Возьми. Смажь свои ужасные руки, а то они похожи на вареных раков.

Потупившись, Блайт залилась краской.

– Проклятье! – воскликнул Рейдер. – И больше никакого мытья полов! Я не хочу, чтобы меня считали мучителем. – Направляясь к двери, он едва не задел веревку с бельем. – И убери эти проклятые вещи с моего носорога!

Когда за ним с шумом захлопнулась дверь, Блайт почувствовала подступающие к глазам слезы. У нее даже заныло в груди. Да, Рейдер прекрасно знает, как больнее унизить человека. А с каким отвращением он смотрел на ее руки! Судя по всему, Рейдер ненавидит так называемых респектабельных женщин за их жадность, вероломство, бессердечие. Но не ее вина в том, что она из порядочной семьи! Блайт взглянула на свои красные руки. Наверняка Рейдер ненавидит и ее. Как бы ей хотелось отплатить ему тем же! Но он такой интересный, такой сильный, такой красивый и загадочный, и ей так нравятся его поцелуи. Блайт никогда не думала, что ей так понравится целоваться.

Она торопливо сняла с веревки белье и перевесила его на спинку плетеного стула. По крайней мере, теперь ей известно, что этот ужасный зверь – носорог.

Блайт взяла флакончик и, открыв крышку, сразу же узнала этот запах – кокос, его кокос. Рейдер Прескотт всегда пахнет так, что его хочется съесть. Она налила на ладонь немного кокосового масла и принялась втирать его в огрубевшую кожу рук. Слезы градом катились по ее щекам.

Бастиан не спеша прохаживался по опустевшей палубе, наслаждаясь теплым солнечным днем. Он видел, как на берегу идет заготовка лесоматериалов, слышал, как поют старую морскую песню матросы, которые остались на корабле и теперь драили его корпус. «Как хорошо, что все идет так гладко», – невольно подумалось ему. Удрученный вид Рейдера еще больше поднял настроение Бастиана. Он с трудом скрыл ликование, когда капитан потер руками лицо и устало произнес:

– Она повесила занавески. Представляешь, она постирала свое проклятое белье и повесила занавески…

Рейдер дождался, пока солнце начнет клониться к закату, и только тогда решился еще раз зайти в каюту. На этот раз он с облегчением обнаружил, что Блайт полностью одета и ее можно вывести на прогулку.

Оставив Блайт на палубе, он подошел к длинной очереди стоящих за грогом моряков. Не удержавшись, Блайт поинтересовалась у проходившего мимо Ричарда о назначении этой очереди. Тот охотно объяснил, что Рейдер, придерживаясь старинной традиции военных моряков, выдает грог в порядке очереди.

Блайт видела, как Рейдер что-то сказал распределявшему напиток седому матросу. Среди членов команды раздался восторженный крик:

– Миндаль!

– Здорово, разрази меня гром! – тоже воскликнул Ричард и, тут же забыв про Блайт, побежал пристраиваться в очередь.

Заметив недоумение девушки, к ней подошел Бастиан.

– Мы отобрали миндаль у английских купцов, несколько мешков. Парни его обожают. Кажется, Рейдер сегодня расщедрился. С чего бы это, а? Кто это на него так благотворно влияет? – Он царапнул Блайт недвусмысленным взглядом.

– Уж конечно не вы, мистер Кейн. Из-за вас люди только попадают в беду, – вспыхнула она и ушла на другую сторону палубы.

Вскоре на палубу, действительно, втащили мешок с орехам. Каждый член команды получил полную кружку орехов. Все принялись тут же щелкать их, выбрасывая скорлупу прямо в море. К несчастью, в очереди возникла давка, и двое парней сцепились из-за порции лакомств.

Рейдер, словно нож, рассек толпу, моментально наведя порядок с помощью своего громового голоса. Лишь эти двое никак не могли успокоиться.

– Он взял мои… лживый червяк, – сыпались взаимные обвинения.

И вот уже высокий худой Стенли и вертлявый Клайв оказались лицом друг против друга с ножами наготове. Преимущество было явно на стороне Клайва, поскольку он считался самым искусным в обращении с холодным оружием. Рейдер что-то негромко сказал забиякам, но они словно не слышали его.

– Разрази меня гром! – раздался над ухом Блайт голос Бастиана; повернувшись, она заметила его горящий возбужденные взгляд. – Он собирается разрешить спор ножом.

– Как это? – нахмурилась Блайт.

– Суд по-капитански, – объяснил Бастиан и, схватив ее за руку, потащил поближе к собравшимся. – Рейдер научился этому от меня!

Между тем Рейдер уже вскочил на кабестан, приказав подать себе грог. Ему принесли полную кружку. Он осушил ее залпом и крикнул:

– Руки!

Бастиан подвел Блайт как можно ближе. Рейдер стоял к ним спиной, но она прекрасно видела, как те двое, Стенли и Клайв, безропотно положили руки на кабестан и растопырили пальцы. Выпив еще одну кружку грога, Рейдер взялся за рукоятку ножа и, к ужасу Блайт, принялся втыкать лезвие между пальцами парней, переходя от одной руки к другой, двигаясь взад-вперед.

– Боже всемилостивый! – побледнела Блайт, хватая Бастиана за рукав. – Что он делает?

Вокруг стоял невообразимый рев голосов, и она с трудом разбирала слова Бастиана.

– Справедливый суд. Нож капитана будет «гулять» до тех пор, пока один из них не отдернет руку или пока у кого-нибудь не прольется кровь. – Бастиан протянул левую руку, показав отсутствующую фалангу на безымянном пальце. – Я узнал об этом от своего старого капитана и обучил Рейдера. Видишь, после каждого круга Рейдер прикладывается к грогу, чтобы затуманить себе мозги, то есть, чтобы быть более объективным и иметь твердую руку, – заметив ужас на лице Блайт, Бастиан нехорошо хохотнул. – Это пиратский суд, Вул-вич.

– Нет, – выдохнула Блайт.

В этот момент Рейдер взялся за третью кружку и, повернувшись вполоборота, заметил побледневшую Блайт. На какое-то мгновение их глаза встретились. Рейдер прочитал в ее взгляде одновременно ужас и удивление. Блайт смотрела на него так, словно видела впервые, и Рейдер тоже вдруг увидел себя как бы со стороны, глазами Блайт.

Он взглянул на свою команду, прочитав на их лицах ожидание развязки. Ему нельзя было подводить их, нужно было закончить это проклятое дело. Рейдер осушил третью кружку и краем глаза увидел, как Блайт резко повернулась и, расталкивая толпу, бросилась прочь. Тогда он коротко приказал принести еще грогу и, пройдя два круга, слегка задел палец Стенли, не причинив ему при этом особого вреда. Парни, правда, были несколько разочарованы, но общее напряжение спало. Всех впереди ждала спокойная ночь, всех, кроме Рейдера: грог уже начал свое возбуждающее действие.

Дружески похлопав его по плечу и похвалив за отличное представление, Бастиан отправился восвояси. Рейдер тоже решил немного прилечь и пошел в свою каюту. Но дверь, к его огромному удивлению, не поддавалась.

– Вул-виш![4] Открой, Вул-вич! – надрывался Рейдер.

Однако дверь оставалась закрытой, несмотря на все крики и стук. В конце концов Рейдер побрел в каюту Бастиана, забыв, что, собственно, он хотел сказать этой Вул-вич.

Блайт сидела на койке и не сводила глаз с умывальника, предусмотрительно придвинутого ею к двери. С бешено бьющимся сердцем прислушивалась она к удаляющимся шагам Рейдера. Какой он, оказывается, жестокий! Сегодняшний поступок никак не вязался с его аристократической внешностью, образованностью и в особенности… с его нежными прикосновениями.

Блайт почувствовала, насколько огромна пропасть между ними. Он такой же опасный и дикий, как и его злобная шайка. Блайт и Рейдер принадлежат к совершенно разным мирам.

Блайт обхватила руками колени и с удивлением вдруг поняла, что это открытие повергло ее в настоящее уныние.