Гнев бушевал в ней. Он сложен, как Геркулес, жестко вылепленное лицо, пронзительные серые глаза. Он сделал карьеру, построил свою собственную жизнь. Господи, да при такой силе он может править всем миром! Всем… но не ею. При чем тут ее жизнь?! Она не может влюбиться в него… Дженнифер сопротивлялась изо всех сил, упираясь в его грудь кулаками.
– Что ты делаешь? – потребовала она ответа.
Он наклонился к ней, улыбнулся – прядь темных волос упала ему на лоб. И… подхватил ее на руки.
– То, что мне следовало сделать давным-давно. Взять дело в свои руки.
– Конар… – Она дышала часто-часто. – Немедленно отпусти меня, слышишь. Я закричу. Моя мама…
– Ты собираешься позвать на помощь Эбби? – насмешливо поинтересовался он.
– Конар, я серьезно… Прекрати.
– Правда? Я тебе не верю.
– Все это похоже на плохую пьесу, – заявила она, стараясь придать голосу оттенок досады.
– Неужели? Что ж, может быть. Весь мир – театр, и люди в нем актеры, – пробормотал он, и Дженнифер догадалась, что он смотрит поверх ее головы в зеркало у начала лестницы. – А, вот на что это похоже. Да, действительно высокая драма. Отголосок «Унесенных ветром». Грандиозная сцена на лестнице. Какое напряжение! Оба персонажа в ярости, буря страстей, потом подъем по лестнице… и полет воображения. Разумеется, он в белой рубашке и черных бриджах, или что-нибудь в этом роде. А этот твой халат… это то, что надо. Настоящая тень «Унесенных ветром». Красный – такой многозначительный цвет. Сознайся, Дженнифер, ты хотела спровоцировать меня?
– Конар, ты жалкий притворщик. Я тебе даже не нравлюсь.
– Ошибаешься.
– Я тебе не верю.
– Ну и напрасно. Я хотел тебя все эти годы.
– Жалкий лгун. – Она снова уперлась кулаками ему в грудь.
– Жалкий лгун? Неправда.
– Ты думал, я сплю со всеми подряд.
– Я и сейчас думаю, что ты способна на это. Но сама посуди – я ведь не говорил, что любил тебя, а сказал, хотел.
– Отпусти меня.
– Я всегда тайно мечтал о том, что ты сбрасываешь одежду и подходишь ко мне со словами: «Ну-ка, давай покажи, на что ты способен!»
Дженнифер не знала, смеяться ей или плакать.
– Конар, ты…
Он схватил ее руку, когда та с размаху опустилась на его щеку.
– Ты прекратишь? Кларк Гейбл не выносил подобных оскорблений.
– Кларк Гейбл не развлекался с гостьей в своей комнате перед сценой обольщения.
– Это уже прогресс. Я рад, что ты понимаешь: предстоит обольщение, – сказал он, продолжая подниматься по лестнице.
– Конар Маркем, ты, видно, совсем рехнулся, если думаешь, что я паду в твои объятия, когда ты только что утешал другую девицу.
– А если ты ошибаешься?
– Как ты можешь? – разгоряченно прошептала Дженнифер. – Молли только что ушла из твой комнаты, из твоей посте…
Он перебил ее:
– Она должна мной гордиться. Успокойся. Сцена на лестнице не такая уж легкая. Интересно, сколько дублей они сняли?
– Конар, – проговорила она, задыхаясь. Они были уже в коридоре. – Послушай, может, тебя это забавляет, ты, наверное, думаешь, я дошла до ручки, но я отказываюсь…
Они добрались до его комнаты. Конар вошел и, тяжело дыша, прислонился к двери. Волосы его были всклокочены, в серых глазах, обращенных на Дженнифер, светилась улыбка.
– Черт, какой длинный коридор! Наконец-то! А я уж думал, что надорвусь.
– Отлично, опусти меня на пол. Я ухожу. Не собираюсь следовать примеру Молли.
– Дурочка…
– Конар, я собственными глазами видела ее здесь с тобой.
– Она мой друг. Я ее очень люблю.
– И после этого ты…
– Глупышка, у нее другие сексуальные наклонности.
– Что?
Его глаза просто искрились от удовольствия.
– У нее подружка в Сан-Франциско. – Джен растерянно смотрела на него. – Подумай, твой Даг так хорош, – продолжал Конар, – что дух захватывает, но ведь это не означает, что он твой любовник.
– Откуда тебе знать? Может, он и был им какое-то время.
– Не придумывай. Ему это не интересно, сразу видно. Равно как и Молли мало заинтересована в интимных приключениях со мной.
Он все еще держал ее на руках. Улыбался. Забавлялся. А Дженнифер едва дышала. Она не помнила, хотела ли в своей жизни чего-нибудь так же сильно, как прикоснуться к нему.
И она, не удержавшись, погладила его по щеке.
– Я правда не хочу тут оставаться.
– Понимаю. Все хорошо. Прекрасно понимаю. Я превратился в сгусток сексуальной энергии, и ты ничего не можешь с собой поделать, – поддразнил он.
Это была жалкая правда.
– Возможно, я действительно дошла до отчаяния, – тихо сказала она. «Отчаяние» звучало лучше, чем «жалость».
Он сплел ее пальцы со своими.
– Я это переживу. Ведь это не случайное желание, это истинное наваждение. И в эти особенные мгновения я не хочу размышлять о мотивах, которые движут тобой. Поэтому вперед! Пожалуйста, скажи мне, что у тебя под халатом ничего нет.
– У меня под халатом действительно ничего нет.
Губы Конара коснулись ее рта, его язык проник в его влажную глубину. Она обняла его за шею и встретила поцелуй, стараясь ощутить его вкус и откликнуться на любое движение. Секундой позже он положил ее на постель, одежда была сброшена, и его плоть оказалась такой горячей, как она и представляла. Дженнифер с замиранием сердца ощутила его возбуждение, когда он, прижавшись к ее бедрам, продолжал целовать ее, наслаждаясь нежными губами и сгорая от нетерпения. Прервав поцелуй, он на миг встретился с ней взглядом и тут же вновь приник к ее губам. Ее дыхание стало хриплым и сбивчивым, сердце гулко стучало. Их глаза встречались всякий раз, как он прерывал поцелуй, и он смотрел на нее со все большим интересом. Его мощное тело прижималось к ее нежному и податливому, и этот контраст лишь усиливал эротическое наслаждение. Она упивалась его силой, игрой его мускулов, прикосновением жесткой поросли волос, магнетизмом его искусных рук. И мир вокруг оживал.
Он отбросил ее халат подальше. Его ладони легли на ее грудь, пальцы не спеша кружились вокруг набухших сосков, ласкали маленькие упругие полукружия ее груди. Она тихо стонала. И когда он наконец припал к ним губами, она не удержалась и вскрикнула. Она гладила его волосы, пропуская мягкие пряди сквозь свои пальцы, потом крепко взяла за плечи. Ее тело изгибалось, вибрировало в предвкушении… Его губы двигались ниже и ниже. Его язык дразнил, ласкал, возбуждал. Его руки, познавая ее тело – живот, бедра и то, что между ними… дарили наслаждение. Касались, дотрагивались… давление большого пальца внутри ее лона… Его язык, влажные губы… поражали, доводили до изнеможения. Он ласкал ее сначала медленно, потом ускорил темп; его тело, его запах, ее колени грубо раздвинуты… что он с ней делает!
Ее стон превратился в крик, тогда он приподнялся над ней и взял в плен ее губы, заглушая страстным поцелуем все звуки, все всплески ее души. Он крепко обнял ее и вошел в нее с такой яростной силой, что она почти задохнулась.
Казалось, они вечно будут лежать так, сплетенные воедино. Но затем от его первого движения, нежного и почти незаметного, ее словно опалило огнем. Она задрожала. Сладкая агония, экстаз, она потягивалась, напрягалась, хотела, отчаивалась, приближала… Отчаяние, желание, жажда каждого движения, каждого удара, глубокого, полного, влажного…
Содрогаясь в конвульсиях, задыхаясь и шепча его имя, она достигла вершины блаженства. Казалось, мир рушится вокруг нее. Но ей ничего не было нужно, кроме того, что она обрела вместе с ним; ничего, кроме его плоти, его пылкости, влажности, что пропитала их обоих, тяжести его тела, мягкости его волос, его мужественного лица, гулких ударов его сердца.
– «Унесенные ветром», я понимаю, – тихо проговорил он, провожая пальцем капельку пота, стекающую по ложбинке ее груди. – То, как они поднимались по лестнице, и лицо Скарлетт на следующее утро… Знаешь, это грандиозно.
– Так грандиозно, что Ретт сбежал из города, – напомнила Дженнифер.
Конар усмехнулся.
– Ретт был расстроен тем, что позволил себе проявить свои никуда не годные манеры. Тем, что совершил то, что совершил, прибегнув к силе. А у меня нет повода расстраиваться, за исключением…
– Знаешь, я ведь училась в католической школе для девочек, – быстро сказала она. – Про актеров говорят, что они отличаются легкомысленностью и непрочностью отношений. И… чем я становилась старше, тем больше боялась. Я боялась, что умру, если сделаю «это», – объяснила она.
Конар приподнялся на локте, глядя на нее.
– Так что же случилось сегодня?
– Я испугалась, что умру, если «этого» не сделаю, – просто сказала Джен.
– А я никогда не испытывал к тебе неприязни, – прошептал он, снова обнимая ее и касаясь губами ее лба.
– Честно говоря, я тебя не любила, – призналась она. – Но…
– Но хотела меня все эти годы?
– Возможно.
– Ну а обо мне и говорить нечего, – вздохнул он.
– Конар, – сказала она, помолчав, – ты… ты любишь мою мать и поэтому приехал, чтобы присмотреть за мной?
– Слава Богу! Наконец-то ты согласилась.
– Я тоже люблю маму.
– Я это знаю, Дженнифер.
– Но ты должен понять. Я позволяю тебе «охранять» меня, только чтобы ее не расстраивать. Но я хочу, чтобы ты отдавал себе отчет…
– В чем?
– В том, что я взрослая. И хотела того, что произошло сейчас.
– Хотела. Гм… То, что я почувствовал, придает новое значение этому слову.
– Спасибо, – улыбнулась Дженнифер. – Но сегодняшняя ночь ни к чему тебя не обязывает.
– Не обязывает?
– Я не жду никаких изменений. Я хотела сказать…
– Мисс Коннолли, это восхитительный способ присматривать за вами.
– Но все когда-нибудь кончится. И ты волен уехать. Я просто… должна была это сделать.
– Так это эксперимент? – изумился он. – И я оказался услужливым парнем. Своего рода учителем?
– Нет, не эксперимент… хотя… я действительно получила хороший урок. Должна сказать, ты был великолепен.
– Спасибо за характеристику.
– Конар, я очень стараюсь объяснить, что…
– Не волнуйся. Я не собираюсь утром мчаться за обручальным кольцом.
Дженнифер замерла.
– Ты это хотела мне объяснить? – спросил Конар.
– Да. И… мне надо идти.
– Я так не думаю.
– Но…
– Сейчас для этого нет причин.
– Есть. Нам нужно подумать о…
– Ни о чем мы не будем думать. Мы станем наслаждаться друг другом и наплюем на все видимые и невидимые причины. Мне хорошо, когда ты здесь.
Он приподнялся над ней и взял ее лицо в свои ладони.
– Вам требовался учитель, мисс Коннолли? Урок только начался.
– Конар, я не…
– Дженнифер, хватит разговоров.
Она снова ощутила прикосновение его губ, снова почувствовала вес его тела… Его руки…
«Урок только начался», – повторила она про себя.
И будет продолжаться дальше…
Она спала. Сначала все было чудесно, ей снился спокойный, мирный сон. Туман, окружавший ее, казался мягким и приятным, как легкое облачко.
Но вдруг эти невесомые облака закружились, приобретая зловещий серый оттенок. Она видела, что идет по тропинке вокруг Грейнджер-Хауса. Туман постепенно оседал, окутывая теперь лишь ее ноги, и она шаг за шагом шла по чьим-то следам. На ней было что-то белое, невесомое и летящее, напоминавшее театральный костюм. Поднявшийся вдруг ветерок играл ее распущенными волосами и легкими складками длинного платья.
Она шла не просто так, а вслед за кем-то…
Она видела фигуру, бегущую впереди нее. Женщина. Одетая в белое, как и она. Женщина остановилась и повернулась к ней. Дженнифер узнала Ceлию Марстон, красивую молодую актрису, которая снималась в своем последнем фильме в Грейнджер-Хаусе. Актрису, которая нашла свою смерть в каньоне, недалеко от того места, где обнаружили тело Бренды. Ее светлые волосы были завиты по давней моде, фасон облегающего платья давно забыт. Она оглянулась и поманила Дженнифер рукой.
– Скорее!
– Пожалуйста, подожди! – Дженнифер бежала все быстрее. Она знала, что должна поймать Ceлию и оттащить от обрыва. – Подожди! – позвала она. – Не ходи туда!
– Он идет! – крикнула Ceлия. – Бежим!
Она снова помчалась вперед. Дженнифер почувствовала, как ее опутывает липкий страх. Он приближался! Оглянись! Она не могла. Если она сделает это, то увидит лицо убийцы.
Селия, бегущая впереди, снова повернулась к ней. Но это была уже не она.
Бренда Лопес.
Нагая. Никакого белого одеяния. Кровь сочилась из многочисленных ран, покрывавших ее тело.
Дженнифер замерла. Крик застыл у нее в горле. Бренда спешила к скалам.
– Беги, Дженнифер, беги! Он идет за тобой.
– Бренда, нет!
Но Бренда падала, падала…
Снова сгустился туман, окутывая все вокруг. Послышался шум ветра. Нет, это не ветер, это его дыхание.
Бренда предупреждала ее.
Дом!
Он наблюдает за ней, она чувствует на себе его взгляд.
Наблюдает давно. Видит ее сны, ее грезы. Он наблюдал за ней и раньше. Когда они занимались любовью. Он видел прикосновения. Ласки. Возбуждение. Истому. Стоны. Крики…
Он видел все это.
Свидетель тех незабываемых мгновений…
«Проснись! – приказала она себе. – Он позади тебя». Туман снова сгустился вокруг нее, Бренда исчезла, но опасность осталась. Дыхание…
«Не оборачивайся, не оборачивайся…»
Дженнифер боролась с наваждением, пытаясь проснуться. Наконец ей это удалось. Ее трясло, она не сразу поняла, где находится. Конар зашевелился около нее. Задохнувшись от ужаса, она отпрянула прочь.
– Дженнифер. – Глубокий звук его голоса едва коснулся ее сознания, хотя руки Конара крепко обнимали ее.
Она проглотила комок в горле. Слава Богу, что сегодня они уже удовлетворили свое желание.
– Что с тобой?
– Мне снился какой-то кошмар, а когда я проснулась… Это звучит странно, но у меня такое чувство, будто что-то… кто-то…
– Продолжай.
– Кто-то наблюдает за нами.
– Сейчас проверим, – мягко сказал он.
Конар поднялся. Ей хотелось крикнуть, чтобы он вернулся. Но она справилась с собой, главным образом потому, что он ушел недалеко. Секундой позже щелкнул выключатель, комнату залил свет. Сжав в руке бейсбольную биту, Конар оглядел пустую комнату и улыбнулся Дженнифер.
– Хочешь, чтобы я проверил гардеробную? – спросил он.
– Пожалуйста, – прошептала она. – И, если тебе не трудно, ванную.
Через несколько минут Конар вернулся к ней.
– Ничего?
Он покачал головой.
– Может, мы с мамой обе сошли с ума?
– Ты в порядке.
– Если я и сошла с ума, то с твоей помощью.
– Ты в здравом уме. Я…
– Что?
– Ничего. Мне снился весьма подходящий к нашему случаю сон, – улыбнулся он. – Нам просто надо выспаться. И не беспокойся, бита у меня под рукой.
– Оставим ночник включенным?
– Лучше оставим свет в ванной, о’кей?
Дженнифер кивнула. Конар выключил люстру, но проникающий из ванной свет доказывал, что они в спальне одни.
– Ты собираешься остаться здесь, я правильно понял?
– Я и так здесь, – не поняла вопроса Дженнифер.
– Вдруг у тебя появилось сильное желание вернуться в свою комнату?
– Не смеши.
– Просто проверил. Расскажи, что это был за сон.
– Это был… – Дженнифер покачала головой и умолкла. Ей не хотелось говорить об этом. И сам сон казался слишком реальным.
Ах, если бы она могла вернуться в него, она бы разглядела убийцу.
– Сны так быстро забываются. Просто я очень испугалась.
Дженнифер встретилась с ним глазами. Она не стала продолжать. Только прижалась к его груди.
– Конар…
– Что?
– Мы все сошли с ума?
– Нет.
Он был такой сильный, надежный. Как хорошо с ним рядом! Все страхи растаяли в его объятиях. Он гладил ее по волосам, она слышала глухие удары его сердца.
– Тогда что происходит? – прошептала она.
– Не знаю. – Он поцеловал ее в макушку. – Может быть, ничего. Возможно, мы сами создаем эти страхи.
– Я всегда любила этот дом.
– Это хороший дом.
– Тогда почему иногда…
– Что иногда?
– Кажется, что он следит за нами?
– Дома не могут следить за людьми, Дженнифер.
Она вздрогнула. Его руки напряглись.
– Все хорошо, – мягко сказал он.
Его пальцы неторопливо поглаживали ее. Она медленно расслабилась. Ее охватило сладкое, успокаивающее чувство защищенности.
Вскоре она снова заснула.
Конар лежал, размышляя о том, чего не сказал.
«Я тоже чувствую это. Это остро нарастающее ощущение. Чувство, что за тобой следят. Словно глаза повсюду…»
Он прикрыл Дженнифер одеялом, притянув ближе к себе. Он должен защитить ее. Должен.
От чего?
Глаза в ночи.
Нет, дома не могут наблюдать за людьми.
Наблюдают люди…
И все-таки…
Такое чувство, будто глаза есть у дома.
Дрю Паркер не знал точно, что именно привело его в эту ночь к Грейнджер-Хаусу. Он чувствовал… напряжение. Вот и все. Нужно поехать и посмотреть, как они там. Нет. Уже за полночь. Все спят. И все же…
Он мог подъехать к парадному входу. Позвонить. Разбудить Эдгара. Старый дворецкий, конечно же, пригласит его войти, поскольку гость – давнишний друг Эбби. Да, он мог войти в любое время, когда пожелает.
Он медленно вел свой серебристый «роллс-ройс», поглядывая то на дом, то на свои руки.
Крошечные коричневые пятнышки, предательские признаки возраста. Говорят, что он прекрасно выглядит. Сильный, беззаботный, жизнерадостный. Он работал над собой, брал уроки восточных единоборств. Он силен, как буйвол, особенно для своих семидесяти. Семидесяти. Вот оно, главное слово. Он стар и ненавидит старость. Временами он чувствует себя, как старина Грейнджер. Дэвид Грейнджер хотел уметь многое. Дрю было знакомо это чувство. В этом они походили друг на друга. Грейнджер немного разбирался в магии. Немного в том, немного в этом. И ни в чем – до конца.
«Это про меня», – думал Дрю.
Он немножко актерствовал, по-любительски разбирался в магии, занимался борьбой, боксом, даже боевыми искусствами, на случай, если подвернется соответствующая роль. На все руки мастер, но мастер в мелочах. Да, он всегда был в числе дорогих гостей, мог оживить разговор, рассказывая разные были и небылицы о Голливуде.
У него была цель. Существовало столько разных вещей, которые он знал. И так много всего, что он хотел бы знать…
Он остановил машину и поднял глаза от дороги. Вот и Грейнджер-Хаус. Он выглядит таким живым посреди ночи…
Отголоски «Призраков», с удовольствием подумал он.
Только отголоски. Эбби прекрасно содержит дом. И сама прекрасна, как всегда. Дом, вот в чем дело. Эбби… Она прекрасна. И все же…
Несмотря на все косметические ухищрения, человеческая плоть не сохраняется так, как здание. Эбби так старается скрыть свою болезнь! Проявляет такую силу, такой характер! Она держится великолепно.
Потому что у нее есть Дженнифер. Любимая дочь. Если с Дженнифер что-нибудь случится, Эбби рухнет, рухнет в ту же секунду.
Дженнифер. Красивая, добрая, грациозная, очаровательная, совершенная… Дженнифер.
Если с ней что-нибудь случится…
Есть много такого, чего Эбби не знает… об этом доме.
Ночью казалось, что темное облако окутывает здание. Нависает над домом, словно тень зла. Некоторые дома порождают зло. Снова отголоски «Призраков».
Но дома не могут быть злыми, только люди.
И все-таки…
Возможно, некоторые дома помогают людям творить зло.