После того, как мой муженек отправляется в аэропорт, чтобы провести следующие две недели на другом конце мира, я натягиваю свою рабочую мину и возвращаюсь к Деклану, который по-прежнему находится в столовой.
— И зачем вы отходили? — спрашивает он, когда я захожу в комнату и сажусь на свое место.
— Просто попрощались.
— Ты расстроилась?
Ерзая на стуле, я говорю:
— Мы можем не говорить об этом?
Деклан больше не задает свои вопросы, пока мы заканчиваем с нашей пищей, и по большей части молча сидит, но иногда заводит легкую беседу. Мы обсуждаем поставщиков и болтаем какое-то время с Марко, и после того, как я нанимаю его, мы открываем бутылку вина и проводим много времени, выбирая блюда. Как только все дела сделаны, блюда выбраны, Марко уходит, а я следую за Декланом в фойе, чтобы попросить подогнать мою машину.
— О, нет, — выдыхаю я, когда смотрю в окно. — Как долго мы разговаривали с Марко? — на улице все белым-бело, снег прямо-таки валит и уже собрался в большие сугробы, лишая меня возможности уехать.
— Несколько часов, — отвечает Деклан. — Ты не можешь ехать по такой погоде, Нина.
— Знаю, что не могу, — говорю я, а потом, качая головой, добавляю: — Просто… я обещала Беннетту, что уеду, пока погода совсем не испортилась.
— Мы потеряли счет времени. В этом никто не виноват. Ты можешь остаться здесь.
— У меня с собой нет никаких нужных вещей, — произношу я, и Деклан начинает тихо смеяться. — Что?
— Нина, ты остановишься в одном из самых эксклюзивных отелей города. Я достану все, что тебе потребуется.
— Все?
Он говорит, улыбаясь:
— Пошли, — и ведет меня обратно в свой кабинет. Потом берет телефон, говорит кому-то на другом конце провода, чтобы приготовили пентхаус со всеми удобствами и принесли ключ.
Когда он кладет трубку, я говорю ему:
— Ты не должен был этого делать. Мне не нужен пентхаус.
— Ты будешь рядом со мной. Так ты не сможешь выбраться и баловаться, катаясь на лифтах, — шутит он, как будто я какой-то подросток.
— Рядом с тобой? — спрашиваю я.
— Я занимаю один из пентхаусов.
— Ты живешь здесь?
— Нет, — отвечает он. — У меня есть лофт на Ривер-Норт, но здесь у меня тоже есть комната, на тот случай, если я слишком устал, чтобы ехать домой или застрял в снежной буре.
— Ривер-Норт? Я думала, ты живешь здесь, в деловом районе.
— Слишком вычурно для меня. Без обид.
— Говорит мужчина, который водит вычурную машину, — поддразниваю его, улыбаясь, и внезапно, вся напряженность и разочарование рассеиваются, поскольку мы подшучиваем друг над другом.
— Ну, не могу поспорить насчет машины, но это прекрасно в конце рабочего дня оставить деловой район и уехать в более спокойное местечко.
Он говорит это, а я вспоминаю тот день, когда он приглашал меня на завтрак. Деклан определенно выгладит соответствующе и следует своей фамилии, но мне интересно, как много во всем этом его настоящего. Ривер-Норт в наши дни заполнен богачами, но он прав, этот район не претенциозный.
Через некоторое время один из сотрудников отеля приносит ключ от моего номера, и я следую за Декланом, который покажет мне комнату. На верхнем этаже только два номера, которые доступны только жителям этого этажа, то есть нас с Декланом.
— Вот этот твой, — говорит он, когда ведет меня в левую сторону от лифта.
— Спасибо.
— Я с другой стороны, — говорит он. — Так что если что-то потребуется…
— Со мной все будет в порядке, — заверяю я.
— Поужинаем позже?
— Я объелась едой, приготовленной Марко, — произношу я. — Думаю пораньше лягу спать.
Когда я поворачиваюсь, чтобы открыть дверь, он добавляет:
— Как я и сказал, если что-то потребуется, сообщи мне.
— Спокойно ночи, Деклан, — произношу я, затем захожу в комнату, позволяя двери захлопнуться за мной.
Осматриваюсь, стены — сплошные окна от пола до потолка, демонстрирующие мерцающие огни города, который теперь укрыт снежным покровом. Комната большая, с открытого плана гостиной, столовой и кухней. Всё покрыто гладкой обивкой и роскошной кожей. Я замечаю камин, который расположен в зоне отдыха, которая отделена от остальной части комнаты в секцию, опущенную на пару ступенек вниз. Я направляюсь в спальню, которая оформлена такими же панорамными окнами. Кладу пальто и сумочку на шикарное белое покрывало и иду в ванную комнату. Я смеюсь над тем, как Деклан перегибает палку, когда замечаю все туалетные принадлежности, которые могут пригодиться, а еще пижаму, лежащую в пакете из бутика «Рослин». Вытаскиваю ее и смотрю, от какого она дизайнера. То, на что пошел этот отель, без сомнения, простая любезность для меня. «Лотос» известен эксклюзивностью и анонимностью для его клиентов. Далеко не каждый может просто зайти и снять номер.
После того, как я переодеваюсь в пижаму и делаю чашку горячего чая, я сажусь на пол, скрещивая ноги, а колени прижимаю к холодному окну и наблюдаю, как снег падает на город. Я размышляю, как использовать эту ночь с пользой. Я знаю, что должна найти свой путь к его комнате, и начинаю придумывать причины, чтобы постучать в его дверь.
Время проходит, пока я блуждаю в своих мыслях, и когда смотрю на часы, которые стоят на одном из журнальных столиков, уже 22:23. Ставлю кружку около себя на пол, мой мозг возвращается к Пику, и вина затапливает меня, когда я думаю о том, что он в холодном, ветхом трейлере, в то время как я сижу здесь. Щелчок двери отбрасывает меня от Пика, и когда я оборачиваюсь, вижу Деклана.
— Что ты делаешь на полу в темноте? — спрашивает он, пересекая большую гостиную, направляясь ко мне.
— У тебя такая привычка взламывать гостиничные номера постояльцев своего отеля?
Он говорит с ухмылкой:
— Технически, я не взламывал дверь, — он поднимает вверх ключ-карту, прежде чем кладет ее на кофейный столик, проходя мимо него.
— Ты мог бы постучаться.
Я сижу на полу, он подходит ко мне, и мне приходится наклонить голову назад, чтобы посмотреть на него. Он стоит и смотрит в окно, засунув руки в карманы брюк.
— Люблю снег, — шепчет он, и без раздумий я соглашаюсь:
— Я тоже.
Он смотрит вниз на меня, его лицо находится в тени в темной комнате.
— Ты в порядке? — спрашивает он, почему-то встревожено.
— А что?
— Ну, я зашел проверить как ты тут, а ты сидишь на полу, прижавшись к окну в кромешной темноте. Выглядит печально.
Я возвращаю свое внимание обратно к городу и отвечаю:
— Я люблю смотреть на снегопад.
Он садится рядом со мной, его колено касается моего. Несколько минут я позволяю тишине повиснуть между нами, а затем говорю:
— Спасибо.
— За что?
— За комнату, — отвечаю я ему. — Она прекрасна.
— Это просто номер, Нина, — говорит он, преуменьшая размах своего отеля, и продолжает смотреть на снег.
— Лотос, — произношу я, имея в виду название отеля. — Интересный выбор. Почему лотос?
— Есть что-то в этом красивом, почти безупречном цветке, появляющемся из воды.
— Хмм, — я делаю паузу, прежде чем заявляю: — Самоанализ, — подразумевая, что смысл вызывает отклик во мне самой.
Он наклоняет голову, чтобы взглянуть на меня, его дыхание щекочет мою щеку, и говорит:
— Ты пытаешься анализировать меня?
— Неужели есть какие-то подводные камни, которые мне стоит отыскать?
— У всех есть подводные камни, которые они прячут, — он всматривается в меня. По крайней мере, он хотел, чтобы я поверила в это, но я непроницаема. В любом случае я смягчаюсь, показывая ему, что он фактически имеет на меня влияние. Я моргаю несколько раз и ерзаю, делая вид, что нервничаю, и затем он спрашивает: — Ну, так что? Что думаешь, ты нашла?
Глубоко вдыхаю и на выдохе предполагаю:
— У тебя отвращение к бизнесу, который ты ведешь под своей фамилией.
Он не двигается, и я добавляю:
— Или, возможно, у тебя неприязнь к собственному отцу.
— Интересно. Причем тут он?
Я улыбаюсь и говорю:
— Да ладно. Мы оба встречались с этим мужчиной. Он придурок, ты сам лично как-то говорил это.
Деклан едва слышно смеется и спрашивает:
— Ты не тактична в выборе слов, да?
— Я произвела бы на тебя впечатление, если бы была тактичной?
Он тихо хмыкает, смотрит на меня любопытным взглядом и говорит:
— Что насчет твоего отца?
Он застигает меня врасплох. Уколом в нежное местечко, которое я никогда не могла укрепить.
Хочешь узнать мое слабое место?
Ну, так вот оно.
Я скучаю по папе.
Перевожу тему, говоря:
— Мы не говорим об этом, помнишь?
— Конечно.
— Ты когда-нибудь ладил с ним?
— Так же как и все остальные, — отвечает он.
— Очень тактичный ответ.
Рукой он немного поглаживает мою щеку, затем берет локон и заправляет его мне за ухо, и произносит:
— Во всяком случае, ты вежливая, все такие. Мы все сохраняем свое лицо перед остальными, чтобы показаться в лучшем свете. Все это не по-настоящему, пока ты не сломаешь стены и не покажешь уродство.
— Уродство, — повторяю я, когда смотрю на него.
— Самая подлинная часть человека всегда уродливая. И с твоей уклончивостью, держу пари, что под всем этим лоском скрывается достаточно уродливая часть.
Он говорит все это с серьезным лицом, и правда, которая спрятана в его словах, раздражает меня. Я знаю, что уродлива. Уродливее большинства. Я запятнанная и немощная, но будь я проклята, если когда-нибудь позволю ему увидеть несчастное сердце, которое бьется во мне.
— Ты придурок, — выплевываю я.
— Малышка, меня называли словами похуже, так что если ты пытаешься оскорбить меня, тебе надо стараться лучше.
Сердито смотрю на него и говорю:
— Я не понимаю тебя и твои оскорбления. Я думала, ты хотел быть моим другом.
Он пододвигается ко мне ближе и шепчет низким голосом:
— Я не хочу быть твоим другом, Нина.
С трудом сглатываю, притворяясь, будто нервничаю и шепчу:
— Ты должен хотеть, — когда он продолжает двигаться ко мне, затем по мне, заставляя меня лечь на пол, а обе его руки окружают меня с двух сторон. — Деклан, это неправильно, — выдыхаю я.
— Почему?
— Ты знаешь, почему.
— Скажи, что любишь своего мужа, — его голос пропитан ядом.
— Я люблю своего мужа.
— Скажи, что ты не хочешь меня, — говорит он, его взгляд впивается в мой.
— Я не хочу тебя.
Мое дыхание ускоряется и становится тяжелым, когда он опускается на локоть и начинает водить рукой вниз по моему телу, между грудей, спокойно добавляя:
— Скажи, что ты не лжешь мне.
— Я не лгу тебе.
Потом, он переплетает свои ноги с моими, проскальзывает одной рукой мне в штаны, затем в трусики, разделяет мои половые губы и проводит пальцем по моей влажности. Он осторожно улыбается мне, когда ощущает насколько я влажная, и затем быстро вытаскивает руку, подносит ее к моим губам и просовывает палец в мой рот:
— Попробуй свою ложь, Нина.
Его дыхание и слова омывают меня, и я впускаю его внутрь, позволяя моему языку на краткий, но значимый момент, обвиться вокруг его пальца, предоставляя ему повиновение, которое, я знаю, он жаждет, но внутри я омертвела и чувствую только отвращение. Я ненавижу свое тело за то, что оно так реагирует — становится влажным для этого мужчины. Отстраняюсь и отворачиваю голову в сторону, не смотрю на него, но вскоре чувствую, как его нос скользит по моей шее, и я слышу, как он вдыхает мой запах.
— Деклан.
— Хмм…?
Я поворачиваю голову в прежнее положение и смотрю прямо на него.
— Слезь на хрен с меня.
Когда он даже не сдвигается, я сжимаю руки в кулаки и слабо стучу ими по его груди, делая вид, будто чувствую себя виноватой.
— Слезь, мать твою, с меня, Деклан.
Он пятится назад и садится на пятки, я быстро поднимаюсь и, отодвигаясь от него, бормочу:
— Пожалуйста, просто уйди. Просто оставь меня одну.
— Нина.
— Ты не можешь делать это со мной. Я не такая девушка.
Он протягивает ко мне руку и говорит извиняющимся голосом:
— Я не хочу расстраивать тебя, просто, когда я с тобой, мне трудно себя контролировать.
— Почему ты сделал это?
— Потому что ты нравишься мне. Потому что знаю, что ты не счастлива. Я вижу, как ты прячешься, и я не хочу, чтобы ты делала это, когда находишься рядом со мной.
— Я не прячусь, — серьезно заявляю я.
— Тогда ладно, — расстроено произносит он. — Ты хочешь, чтобы я согласился с этим, когда мы оба понимаем, что это — ложь?
— Я не прячусь, — повторяю я, он в это время встает и уходит.
Срань господня!
Часть меня хочет победно визжать, осознавая, что у меня полный контроль над ним, а другая часть чувствует, что мне нужно выпить, поскольку он чертовски переполнен энергией. Я встречала парочку парней в прошлом году, но они не показывали такой уровень заинтересованности. Все они слились, прежде чем что-нибудь могло получиться, так что восторг, который я испытываю от Деклана, дает мне силу, которая требуется, чтобы двигаться дальше.
Сейчас я кручусь и верчусь в постели, неспособная уснуть, потому что мой мозг не может успокоиться. В час ночи я решаю, что ночь с Декланом еще не закончена. Он хотел верить, что я лгала ему о том, что Беннетт удовлетворяет меня, так вот я дам ему достаточно, чтобы он подтвердил свое предположение. Отбрасываю одеяло, пересекаю комнату и выхожу за дверь. Это частный этаж, так что я иду мимо лифта прямиком к комнате Деклана. Останавливаюсь около его двери, глубоко вздыхаю и позволяю разуму увести меня туда, где мне нужно быть, когда он откроет дверь. Он должен предположить, что глубоко внутри мне больно, поэтому я уношусь мысленно на двадцать три года назад. Меня вырывают из рук моего отца, я наблюдаю, как он падает на колени, когда ему надевают наручники. Я вижу, как слезы стекают по его лицу, и когда я ощущаю, что щеки начинают болезненно нагреваться, глаза наполняются слезами, я стучу.
Свет.
Камера.
Мотор.
Дверь открывается, я поднимаю взгляд и вижу, что Деклан одет только в пижамные штаны, которые висят на его узких бедрах, попавших в поле зрения после его широкой, рельефной груди. Слезы становятся очень тяжелыми, но не вытекают из глаз. Он делает шаг по направлению ко мне и притягивает меня в свои объятия, щекой прижимается к моей макушке, крепко сжимает меня. Не говоря ни слова, он заводит меня в свою комнату и закрывает дверь.
Я обнимаю его за талию, пока он ведет меня в свою комнату, к кровати. Он берет мое лицо в свои ладони, и я смотрю на него, в его взгляде читается настоящее беспокойство.
— Останься.
Киваю головой, он убирает одеяло, и я заползаю на его теплую кровать. Он тоже ложится и обнимает меня. Его тело прижато к моему, моя голова на его груди. Я успокаиваю себя, мне требуется это в данный момент. Мой разум с папой, а не с Декланом или Беннеттом, или с этим отстойным сценарием. Я открыла те ворота на секунду, чтобы обмануть Деклана, и теперь я — напуганная и потерянная пятилетка.
Первые слезы падают, и я чертовски ненавижу, что показываю эту слабость. Это одна из тех вещей, которые вызывают боль ради обмана, но мой папа настоящий, и это ранит. Я не хочу слишком много думать, поэтому позволяю Деклану утешать меня, пока он верит, что все это из-за Беннетта, но я переживаю из-за моего отца.
Мы ничего не говорим, когда я тихо борюсь с несколькими слезинками, которые высвободились, все это время Деклан крепко удерживает меня. Мои ноги переплетаются с его, и я позволяю себе уснуть.