Выстрел

ГЛАВА

Беннетт был дома несколько недель, тем самым мешая мне свободно видеться с Декланом. Я должна была придумывать нелепые причины, чтобы выбраться из дома. Поэтому я лгала, будто журнал «Чикаго» назначил мне еще одну встречу, и меня ждет редактор для обсуждения статьи, или что я провела весь день в спа или за шопингом. Я говорила все, что могла придумать.

Мы с Декланом проводили большую часть времени на его яхте. Когда я нахожусь с ним, больше ничего не существует — я счастлива и довольна. Я знаю, что совершаю огромную ошибку, чем больше провожу с ним времени, тем больше открываю сердце, и тем больше влюбляюсь в него. Но ничего не могу с собой поделать. Он пылкий, потрясающий, притягательный, совершенно поглощающий. Когда я не с ним, я хочу быть с ним. Все эти дни я едва могла продержаться час без разговора с ним. Настолько сильно я жаждала его. По этим причинам я откладывала встречи с Пиком.

Я боялась рассказать ему правду о том, что между нами происходит, поэтому в первый раз мне пришлось солгать. Прошел почти месяц с нашей последней встречи. Пока Беннетт работал, а Деклан весь день был на встречах, обсуждая приобретение земли в Лондоне для нескольких построек, я рискнула и поехала встретиться с Пиком. Обычно я ждала, когда Беннетт уедет из города, но в сложившихся обстоятельствах я чувствовала, что его нужно проверить.

Место пропахло его гвоздичными сигаретами, такой знакомый для меня запах, единственный, при котором я ощущала комфорт. Но теперь самым приятным стал запах сладкого утреннего дождя и цветков лотоса.

— Четыре недели, Элизабет, — равнодушно говорит Пик, сидя на диване. Его недовольство не удивляет меня, когда я подхожу и сажусь возле него.

— Прости. Беннетт дома. Сейчас он не так часто путешествует, — я пытаюсь объяснить, но, кажется, он не в настроении слушать мои извинения.

— Просто скажи мне, что происходит.

— Пик.

— Скажи, что ты добилась прогресса с этим парнем.

— Его зовут Деклан, и я пытаюсь. Это заняло немного больше времени, чем я ожидала, — лгу я, лишь потому, что хочу больше времени провести с ним.

Он смотрит на меня и спрашивает:

— И что это, черт возьми, значит? В последний раз, когда я видел тебя, ты сказала, что он был на крючке, и мне не казалось, что тебе потребуется настолько больше времени.

— Я не знаю, — отвечаю я. — Думаю, тогда была взволнованной, но мне не кажется, что он готов.

— Как он отреагировал на синяки?

— Он был взбешен. Я была с ним все это время, пока не было Беннетта.

Он кивает, погасив сигарету.

— И как ты думаешь, сколько еще потребуется времени?

— Я не уверена.

— На сколько уехал Беннетт на этот раз? — спрашивает он.

— Он не уехал. Он все еще в городе. Просто прошло слишком много времени, с тех пор как я видела тебя.

— Тогда тебе надо позаботиться о себе, — отвечает он и обнимает меня за плечо, предполагая, что я здесь ради секса. Но мне больше не нужно это от него. И как бы смешно это не звучало, учитывая, что я замужем, мысли о сексе с Пиком заставляют меня чувствовать, будто я изменяю Деклану. Это хреновая идея, но чувства не изменишь.

— Нет. Я лишь хотела навестить тебя. Я не хотела, чтобы ты волновался, — отвечаю я и замечаю, как он прищуривает глаза.

— Что за херня происходит? Ты мне чего-то не договариваешь? — рявкает он.

— Ничего.

— За почти шестнадцать лет тебе всегда был нужен секс со мной, и резко вдруг, я не нужен.

— А никто и не говорит, что ты мне не нужен, Пик.

— Ты не хотела в прошлый раз и не хочешь сейчас, — говорит он с подозрением и убирает от меня руку. Я молчу, когда он встает, делает несколько шагов по комнате и разворачивается ко мне. — Ты говоришь, что на Деклана нужно больше времени, что он не готов. Но сейчас ты заставляешь меня думать, что это ты не готова.

Я встаю и защищаюсь.

— Ты думаешь, что я не готова увидеть Беннетта мертвым? Увидеть, что этот ублюдок будет зарыт под шестью футами земли?

— Я говорю не о Беннетте. Я и не сомневаюсь, что ты хочешь этого. Я говорю о Деклане.

Я пытаюсь скрыть свое волнение за раздражением, скрещиваю руки на груди и выплевываю слова:

— Хватит подгонять меня и скажи все, что ты хочешь сказать.

Минуту он молчит, пристально глядя на меня, будто пытается прочитать меня, а затем снисходительно спрашивает:

— Ты ведь не влюблена в этого парня?

— Что?! Нет! — выплевываю я, но знаю, что он не купился на это, когда он склоняет голову на бок.

— Тогда скажи мне, почему ты не хочешь меня.

— Пик. Не начинай.

— Ты обманываешь себя, ты это знаешь? — говорит он. — Не забывай, ты не больше, чем кусок лжи для него.

Но мне не нужно, чтобы Пик говорил то, что я уже знаю.

— Хватит.

Но он не останавливается. Он продолжает говорить:

— Поэтому, когда он говорит, что любит тебя, это не так. Он любит лишь твою вымышленную Нину, которую ты создала.

— Пик, я серьезно, — кричу я, теряя контроль. — Заткнись!

— Лишь мы оба знаем, если бы он по-настоящему тебя узнал, он не сказал бы этих слов.

— Пошел ты!

— Нет! Пошла ты! — кричит он от ненависти. — У нас был гребаный план. И вот ты попадаешься на гребаную удочку!

Его слова жалят, вываливают на меня правду, которую я отказывалась принимать. Желаю, чтобы его слова были не более чем ложью, но это не так, и это бесит меня, поэтому я кричу в ответ:

— Я не ты! У меня есть недостатки, я не всегда могу выключать свои чувства, как ты, и соглашаться на ту жизнь, которая тебе выпала. Не забывай, я тоже так жила!

Он вздрагивает от моих слов, и я озадачена его спокойным тоном.

— Так вот, что ты на самом деле думаешь? Что я не чувствую? Что я не оплакиваю ту жизнь, которая должна была быть? Что я не задумываюсь об этом или не скучаю по родителям, которых никогда не знал? — он медленно подходит ко мне, на челюсти играют желваки, голос звучит жестче. — У тебя был отец, которого ты знала. У тебя было все. У меня никогда этого не было. Поэтому люди, как ты и я, сражаются, потому что это дает нам силы бороться изо всех сил, когда за душою нет ни гроша. Я думал, это нас объединяет.

Выражение его лица и боль в голосе проникают в самую душу. Я люблю Пика. Всегда любила, и нелегко быть свидетелем его боли из-за меня. Я подхожу ближе к нему и говорю:

— Мы вместе.

Он гладит меня по щеке и убеждает:

— Мы можем сделать это. Мы сделаем это вместе. Не убегай от этого лишь потому, что какой-то парень заставил тебя чувствовать что-то. Единственное, что ты должна спрашивать у себя самой — какие чувства вызовет у него Элизабет?

Он прав. Деклан говорит, что любит меня, но то, что он любит — ненастоящее. Не совсем. Я позволяю ему видеть мои настоящие эмоции, но он думает, что я Нина, девушка из Канзаса. Если бы он знал Элизабет, нет никаких шансов, что он чувствовал бы то же самое. И это не отменяет моих чувств к нему, но Пик прав, я действительно не знаю, что он чувствует ко мне — ко мне настоящей.

Я не могу говорить, пока стою и впитываю его слова, но он прерывает молчание, тихо умоляя:

— Не оставляй меня наедине с этим.

Я обнимаю его за талию, желая успокоить. Пик редко открывает себя так, и когда это происходит, мне тяжело справиться с ним. Пик — моя крепость. Моя опора, когда я чувствую себя слабой. Мы стоим и обнимаем друг друга, и я произношу:

— Я никогда не оставлю тебя, Пик. Когда я говорю, что люблю тебя, значит это так и есть.

— Я люблю тебя — Элизабет, — говорит он. — Ты никогда не должна сомневаться в этом.

И я верю ему, но Пик всегда любил меня так, как я не могла любить его. Его любовь всегда на грани с интимом, в то время как я люблю его как брата. Но когда вы выросли так же, как и мы, в мире, где нет черного и белого, становится сложно отличать оттенки серого, и больше нет правильного и неправильного. Я никогда не спрашивала его о чувствах ко мне, он четко заявил о них сам, и я никогда не меняла своего отношения к нему. Но те чувства, которые он хочет от меня, не для него; они для мужчины, который думает, что я настоящая, но только это не так. Я не более чем отравленный рай.

В момент, когда я вижу Деклана, все сказанные ранее слова Пика исчезают. Я наблюдаю, как Деклан на камбузе его яхты наливает в кружку чай, добавляет капельку молока, разворачивается и протягивает мне.

— Я хотел спросить тебя кое о чем, — говорит он и ведет меня в каюту. Я заползаю на кровать, подбираю под себя ноги и сжимаю чашку, а он растягивается на кровати, упираясь спиной в изголовье, и говорит: — Дай мне руку.

Я протягиваю ему руку, и он ее переворачивает, скользя пальцами по моему запястью.

— Они, — шепчет он, указывая на тонкие белые линии на внутренней стороне запястья. Они еле видны, так что я удивлена, что он заметил их, даже Беннетт не заметил. Деклан притягивает запястье к губам и целует крохотные напоминания о том, как я была пристегнута в детстве. Прикосновения нежные и мягкие, от которых я таю. — Расскажи мне, откуда они? — спрашивает он, и я хочу рассказать ему. По какой-то причине я хочу, чтобы он знал мое уродство. Но вместо этого я избегаю правды, потому что не хочу лгать ему, если нет необходимости.

Я медленно качаю головой, давая ему понять, что не хочу говорить, и он спрашивает:

— Тебе было больно?

Я снова не отвечаю и смотрю ему в глаза, глаза, в которых отражается беспокойство за меня, любовь и забота, в которую он меня втянул.

— Да, — отвечаю я, наконец, и он снова целует шрамы.

— Могу я поговорить с тобой кое о чем?

— О чем же? — спрашиваю я и отпиваю чай.

— Я хочу, чтобы ты ушла от Беннетта, — говорит он, как ни в чем не бывало.

— Деклан, я говорила тебе, я не могу.

— У меня есть имущество в Шотландии, — говорит он, — в сельской местности в Эдинбурге. Поехали со мной. Мы можем исчезнуть.

— Он найдет меня.

— Я найму охрану, чтобы следить за его передвижениями. Мы узнаем, если он купит билет на самолет. Мы будем знать все, что он будет делать. Я не подпушу его и близко к тебе.

То, на что этот мужчина готов пойти ради меня — заманчиво. Беннетт, возможно, и попытается найти меня, но он никогда не причинит мне боль так, как я заставила поверить Деклана. Я внезапно начинаю думать о том, как это будет — сбежать вместе с ним. Оставить все позади и начать новую жизнь с Декланом, в сотнях миль от прошлого. Он никогда не узнает правду, потому что ничего не будет угрожать раскрыть ее. Но потом я думаю о Пике, я не могу убежать от него. Он — моя семья. Все это милая, но далекая от реальности фантазия.

— Я не могу просто исчезнуть, — говорю я.

Он берет кружку и ставит ее на тумбочку, прежде чем берет обе мои руки в свои.

— Почему нет?

— Потому что… — я качаю головой, симулируя, что меня поразило его предложение. — Я имею в виду, что ты просишь меня оставить позади все, что я знаю. Уйти, не оглядываясь назад.

— Что здесь есть такого, ради чего ты хотела бы оглянуться назад?

— Я не… не знаю.

— У нас могла бы быть совместная жизнь, — мягко говорит он.

— Но… что насчет твоей работы?

— Я владею отелем. Я не управляю им. Я могу спокойно работать из дома. Вскоре, если все пройдет успешно, я буду работать над собственностью в Лондоне.

Я начинаю колебаться, опустив голову, и расстроено выдыхаю.

— Я не знаю.

— Ты любишь меня, так?

Поднимая к нему взгляд, я киваю, отвечая:

— Целиком и полностью.

— Послушай, я понимаю, что прошу у тебя. И понимаю, что ты боишься, но знаю, чего хочу, и это жизнь с тобой. Я сделаю все, что угодно, чтобы осуществить это, — он проводит руками по моим бедрам и притягивает меня к себе, мои ноги оказываются по обе стороны его бедер, когда он поднимает свой взгляд на меня. — Я никогда не думал, что смогу любить кого-то так, как люблю тебя. Но мне больно осознавать, что я не могу держать тебя в безопасности, когда ты не со мной. Я чувствую себя никчемным куском дерьма, когда отправляю тебя домой к этому ублюдку.

— Ты не никчемный, — говорю я, проводя пальцами сквозь его волосы. — Но ты просишь слишком многого от меня.

— Я знаю.

— Я хочу того же, что и ты, но у всего есть своя цена.

— Я сделаю все, что угодно, чтобы быть с тобой. Я рискну всем.

Его слова должны осчастливить меня, но вместо этого, они причиняют боль. Я могла бы легко солгать ему, сказав, что Беннетт насилует меня или еще какое подобное извращенное дерьмо, и я знаю, Деклан взбесится и убьет сукина сына прямо сейчас, но я не скажу. Я не хочу потерять его, хотя знаю, что, в конечном итоге, так и выйдет. Это неизбежно, но я чувствую себя, словно маленький ребенок, который цепляется за то, что делает его счастливым, отчаянно не желая терять это.

Мои мысли стреляют прямиком в сердце и слезы собираются в моих глазах.

— Малышка, не плачь.

Давление в груди вызывает боль во всем теле. Я оплакиваю потерю того, кто сидит передо мной, и страдание выливается наружу слезами. Они стекают по моему лицу, пока Деклан молча наблюдает. Он обнимает меня, в то время как мое тело изводится в удушающем безмолвном крике.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, — просит он, и когда я открываю рот, чтобы заговорить, слова легко слетают с моих губ.

— Я ненавижу это. Ненавижу каждую секунду, что не с тобой. Ты все, чего я хочу. И я ненавижу жизнь за то, что она несправедлива к нам. И я боюсь. Боюсь всего, но сильнее всего я боюсь потерять тебя. Ты единственное хорошее, что произошло со мной. Каким-то чудом в этом ненормальном мире ты нашел способ заставить все уродливое исчезнуть.

— Ты не потеряешь меня, — уверенно говорит он.

— Тогда почему я чувствую, будто ты проскальзываешь сквозь пальцы, — всхлипываю я.

— Это не так, обещаю тебе. Ты просто напугана, но сейчас я с тобой. Я заберу у тебя весь страх, прогоню прочь каждую его частичку. Я дам тебе все, что ты заслуживаешь в этой жизни. Я сделаю все, что только смогу, чтобы восполнить все твои страдания.

Я позволяю его словам просочиться в самые темные части меня, которые не верят больше в надежду, но как-то его слова пробуждают то, что когда-то было потеряно. Если убежать от Беннетта, оставить позади весь план и сохранить ему жизнь — означает жизнь с Декланом, то я сделаю это. Но меня просто разрывает на части, что я оставлю Пика. Я чувствую, что нахожусь в безнадежной ситуации. Независимо от того, что я сделаю, кому-то будет больно. Я хочу быть эгоистичной. Я хочу оставить Деклана себе. Я хочу сказку, но опять же мне приходится считаться с фактом, что сказки только в книгах.

Иногда, для некоторых людей, нет такой вещи как «Жили долго и счастливо». Сквозь слезы я целую его, нуждаясь в близости. Мне нужно, чтобы Деклан поцелуем прогнал все прочь и осушил мои слезы. Наши губы сливаются, страстно желая исцелиться, жаждая освобождения, которое мы оба ищем. Он кладет меня на спину и одной рукой сильно заводит мои руки мне за голову. Раздвигая мои ноги, он вытаскивает свой язык из моего рта достаточно долго, чтобы вытянуть из меня слова подчинения.

— Возьми меня, Деклан. Так, как ты хочешь. Мне просто нужно почувствовать тебя внутри прямо сейчас.

С этими словами он переворачивает меня на живот, мучительно связывает мои руки за спиной, приподнимает мою попу и яростно трахает меня. Он грубо и уверенно хватает меня за волосы, шлепает меня по попе и бедрам, и как всегда крепко держит меня за руки, когда мое тело достигает пика и взрывается в бешеном оргазме, который только он может мне дать. Но он не останавливается на этом. После того как развязывает меня, он перекатывает меня на спину, кладет мои ноги себе на плечи и поглощает мою киску медленными, нежными движениями, не торопясь, он идеально изводит мое тело, пока я вновь не кончаю. И когда я кончаю, он садится на колени, дрочит и кончает на мою грудь, покрывая меня своим запахом.

Когда мое сердце успокаивается, я начинаю чувствовать усталость, поскольку лежу в безопасных объятиях Деклана. Тепло его груди и рук успокаивают меня, и я зеваю, когда начинаю уплывать в страну снов. Затем Деклан переворачивается на бок, чтобы мы лежали лицом к лицу.

— Я так устала, — бормочу я, пока Деклан медленно водит пальцами вверх-вниз по моей спине.

— Расскажи, что тебе снится, — говорит он, смотря на меня, пока мы вместе лежим.

— Почему ты хочешь знать, что мне снится?

— Потому что ты прекрасна, когда спишь. Это единственное время, когда ты выглядишь по-настоящему умиротворенной.

Я произношу тихое «хммм», а он упрашивает меня:

— Расскажи.

— Карнеги, — правда выскальзывает прежде, чем я успеваю подумать об этом.

— Что?

Я секунду молчу и затем решаю дать ему кусочек настоящей меня.

— Он — гусеница, которая живет в волшебном лесу. Ну, на самом деле, он принц, но его отец приказал придворному волшебнику превратить его в гусеницу.

— И за что так? — спрашивает он, убирая прядку волос мне за плечо.

— Потому что его папа был расстроен тем, что его сын по ночам выбирался из кровати и воровал сок из холодильника на кухне.

— И всего-то? — поддразнивая, спрашивает он, но когда у меня не появляется даже намека на улыбку, он, вглядываясь в мое лицо, опускает это.

— Я тоже гусеница. Карнеги мой друг, — слова больно ранят, когда я начинаю бороться с режущей болью, которая прокрадывается в мое сердце и находит выход через глаза.

— Почему ты плачешь? — спрашивает он, наблюдая, как слезы выскальзывают из моих глаз.

— Потому что это обман.

— Что?

— Сны. Они пытались обмануть меня, заставив поверить, что настоящая жизнь может быть похожей на них.

— Звучит больше как сказка, чем обман.

— Сказки — это не что иное, как лживые слова, которые используют, чтобы обмануть маленьких детишек, — говорю я. — Чтобы ложное восприятие действительности давало им надежду в этом абсолютно безнадежном мире.

Этот взгляд в его глазах вынуждает меня закрыть мои, чтобы не пришлось видеть грусть, которую он чувствует по отношению ко мне. Реальность — это запутанная головокружительная поездка, от которой я отстранила себя, но мой папа… когда дело доходило до него, я не могла контролировать свои эмоции. Он всегда был моим единственным слабым местом, до настоящего момента — до Деклана.

— Ты бы хотела быть гусеницей? — спрашивает он, когда я чувствую тепло его большого пальца, ласкающего мою скулу, собирающего мои слезы.

— Да.

Руки Деклана окутывают меня, и я сворачиваюсь возле него, когда он шепчет:

— Тогда спи, дорогая, — затем целует мою макушку и кладет на нее свой подбородок. — Стань гусеницей.