Выстрел

ГЛАВА

Уже прошли три недели с того момента, как я виделась с Пиком в последний раз. Беннетт большинство времени находится дома, я же пытаюсь изо всех сил улизнуть оттуда, чтобы проводить больше времени с Декланом. Когда заходит разговор о том, чтобы сбежать в Шотландию, я хожу вокруг да около, не давая конкретного ответа. Каждый раз, когда так происходит, Деклан становится раздражительным из-за того, что я стараюсь избежать этого разговора. Наконец, холодная зима стала сдавать свои позиции, сменяясь слегка теплой погодой, тем не менее, температура не поднимается выше пятидесяти (прим. ред. 10 градусов по Цельсию), даже в хороший теплый день.

Порыв ветра почти вырывает дверь из моих рук, когда я захожу в здание медицинского центра, где договорилась о встрече с доктором Лимонт. Я страдала от мучительных болей внизу живота на протяжении почти десяти лет; именно эти боли помогли выявить и поставить точный диагноз моего заболевания. Около шести месяцев назад я попробовала экспериментальное гормональное лечение, которое помогло справиться с болью, но затем следующие пару месяцев ушли на устранение побочного эффекта лечения. Начиная с декабря, боль была не столь сильной, но на протяжении последних пары дней я просто сходила с ума от мучительных приступов острой боли внизу живота. Я не могла даже нормально двигаться.

Беннетт прибывал в обеспокоенном состоянии, пытаясь облегчить мою боль. Самое ближайшее время, когда я могла посетить доктора — это утро, что очень расстроило Беннетта, потому что он улетал в Майами по делам, так как больше тянуть и откладывать дела было нельзя. Он планировал вылететь пару дней назад, но из-за того, что я плохо себя чувствовала, перенес встречу. Но больше это не представлялось возможным, поэтому он вылетел поздним вечером прошлой ночью.

После краткой регистрации и проверки данных я сдаю анализ мочи, затем крови, раздеваюсь, надеваю на себя предоставленную больницей одежду и иду на осмотр к доктору. Когда я рассказала Беннетту про свой диагноз, он нашел доктора Лимонт, заверяя меня, что она лучший гинеколог во всем штате. Я наблюдаюсь у нее уже на протяжении пары лет, и когда она входит, я замечаю знакомую улыбку. Тяжело вздыхая, я надеюсь, что она сможет облегчить мою боль.

— Нина, я рада тебя видеть, но так понимаю, что тебе не очень хорошо последние дни — стали проявляться и беспокоить дикие боли, — говорит она, подходя ко мне с электронным блокнотом для записи моего анамнеза в руках, и садится за стол.

— Да, — отвечаю я четко. — Вот уже на протяжении пары дней.

Когда она смотрит в блокнот, она протягивает:

— Отлично, так уже прошло четыре месяца с того момента, как ты не принимаешь гормонотерапию?

— Да, приблизительно с конца ноября, если быть точной.

— Именно это я и вижу по твоей карте, — говорит она, спрашивая дальше: — А были ли у тебя боли другого характера?

— Ну да, немного. Ничего сверх, всё можно было унять с помощью обезболивающих.

— Так, а когда у тебя была последняя менструация?

— Ммм, ну вот как раз перед тем, как я начала принимать гормонотерапию. Ну, наверное, в августе или сентябре, точной даты не могу вспомнить.

— То, что ты сейчас испытываешь, является последствием терапии, гормоны постепенно покидают твой организм, — объясняет она, когда в комнату входит медсестра.

— Доктор, вот результаты анализов миссис Вандервол.

Они обе выходят из кабинета, и когда доктор Лимонт возвращается, она держит в руках какие-то бумаги, она садится за стол и пристально рассматривает их. Затем переводит взгляд на меня и говорит кратко:

— Ты беременна.

Весь воздух словно выкачали из моего организма, ощущение ужаса расползается по моему телу.

— Простите, что вы только что сказали?

— Ну, судя по результатам мочи и крови, ты беременна.

Недоверие, отрицание, с мощной волной проносятся через меня, я не готова к этому, я никогда не думала, что такое может случиться. Я просто сижу и растерянно смотрю на доктора.

— Как это могло произойти? — спрашиваю я; беспокойство заполняет кровь, словно мощный наркотик, в секунды распространяясь по крови. — Я думаю, что это, скорее всего, ошибка. Я… Я не могу быть беременной.

Я слышу свой голос, будто со стороны, он искажен, заполнен дрожью и страхом.

Доктор Лимонт подает мне салфетку, и только тогда я понимаю, что плачу. Она садится на стул рядом со мной, кладет руку на мое колено.

— Я представляю, в каком ты сейчас состоянии шока. Но иногда такие вещи случаются. Да, это большая редкость, что без оперативного вмешательства у тебя получилось забеременеть.

— Но… но у меня не было стабильного менструального цикла!

— Ну, скорее всего первая овуляция, которая наступила вследствие постепенного выхода гормонов из организма, закончилась беременностью, — объясняет она, затем до меня доходит ужас произошедшего. У меня был секс с тремя мужчинами — это приводит меня в состояние полнейшей паники, я замираю, не в силах произнести ни слова. Святое дерьмо!

Во что я себя втянула?

— Я хочу быть с тобой откровенной, — говорит она тихим голосом. — Процент того, что ты сможешь выносить своего ребенка очень низкий. Эта беременность относится к группе риска.

Волна печали накрывает меня, когда я слышу ее слова.

Что не так со мной? Это должно сделать меня счастливой, верно? Я не могла иметь детей, но если по какой-то причине мое тело исцелилось, то тогда проблема решена. Я должна радоваться. Так почему мне так грустно?

Когда я ничего не отвечаю на ее слова, она говорит мне:

— Тебе нужна минутка?

— Минутка?

Она кивает, говоря:

— Да, минутка, подумать и все такое. Потому что я бы хотела сделать тебе узи, провести измерение и обследование ребенка.

— Ребенка, — повторяю я тихо такое незнакомое слово.

— Но если тебе нужна минутка, чтобы подумать…

— Нет. Нет, я в порядке, — говорю я, перебивая ее.

— Тогда хорошо. Я наберу медсестру, чтобы она принесла аппарат ультразвука. Он у нас переносной, поэтому ты не испытаешь неудобства, переходя из комнаты в комнату.

Доктор Лимонт регулирует высоту стола, чтобы я могла удобно улечься. Сердце бьется напротив грудной клетки, когда я пытаюсь разложить в голове все по полочкам. Я не могу сосредоточиться ни на чем, потому что все мысли перемешались, и только одна пульсирует в моей голове: Я БЕРЕМЕННА.

Дверь открывается, и молодая девушка закатывает в кабинет большой аппарат ультразвука на колесиках. Она представляется, когда начинает устанавливать его. Врач в это время снова и снова напряженно просматривает мои результаты анализов.

После того как она все установила, я ложусь удобно, затем она приподнимает подол накидки-халата и выдавливает теплый гель на мой живот. Прижимая датчик узи к низу живота, она говорит мне:

— Так как мы конкретно не знаем количество недель у плода, сейчас мы посмотрим это, а также как он развивается. Вообще мы делаем такого рода обследование на ранней стадии, но сейчас я бы хотела посмотреть его состояние.

— Хорошо, — выдыхаю я, не отводя глаз от монитора экрана.

Она начинает щелкать по клавиатуре, пока болезненно крепко водит узи датчиком по нижней части живота, затем говорит:

— Так, а вот и мы, — и мое сердце пропускает удар. — Видите это? — она показывает на белое пятнышко на экране, затем настраивает что-то на клавиатуре и экран замирает.

— О, боже мой.

— Так, дайте мне пару минут, нужно посмотреть какой уже срок. — Черт побери, я четко вижу головку и животик. Не просто какое-то белое пятнышко, как рассказывают некоторые. Я четко вижу ребенка: голова, животик и четыре маленькие конечности, две ручки и две ножки. Ей даже не надо увеличивать изображение, потому что тут просто нельзя ошибиться. Никогда реальность не била меня так сильно, как сейчас. Я не могу поверить, что такое случилось со мной.

— Вам на данный момент девять недель и пять дней, — говорит она, прежде чем убрать функцию календаря на экране. — Ребенок был зачат перед новым годом.

Я не могу говорить, потому что все, о чем я думаю — это Беннетт, Деклан и Пик. У меня не было секса с Пиком примерно месяц, но девять недель назад у нас был секс. Боже, я ненормальная, я могу вынашивать ребенка от одного из троих мужчин.

— Десятое октября приблизительная дата родов, — говорит она мне, затем нажимает кнопку, и громкий звук заполняет комнату, «тук, тук, тук» — слышится звук через динамик.

— Что это такое?

— Это сердцебиение вашего ребенка.

— О, боже мой, — шепчу я снова. Сердцебиение? Так все по-настоящему. Он живой. Слышать громкое сердцебиение, которое исходит из меня, это как та ложь, которую я сею вокруг, испытывая вечный страх, что меня раскроют.

— Хороший и крепкий малыш, — говорит она, перед тем как выключить звук; я закрываю глаза, но звук биения сердца раздается в моей голове. Как это произошло?!

Когда она заканчивает, я сажусь, и она вручает мне в руки копии снимков узи, на которых видны ручки и ножки, говоря счастливо:

— Мои поздравления.

Зная мою ситуацию, доктор поздравляет меня, хотя тут особо не с чем поздравлять. Она отдает мне снимки, на которых видно ребенка с разных ракурсов. Затем они вдвоем выходят из комнаты, чтобы я могла одеться. Но я не могу двинуться с места, я просто сижу и глазею на то, что у меня в руках. Я бы даже не поверила ей, если бы не увидела своими глаза. У меня будет ребенок. Мой ребенок. Ребенок.

Я никогда не думала, что захочу иметь ребенка. Даже не думала о вероятности. Но вот у меня он есть, и я не знаю, как себя чувствую по этому поводу. Я напугана, мне страшно, но в то же время меня переполняет сильное стремление защитить того человечка, что развивается, растет во мне. У меня никогда не было чего-то, что принадлежит только мне, знать, какой прогнивший этот мир, и ощущать, что маленький комочек находится во мне в безопасности — это несравнимо ни с чем.

После того как одеваюсь, я направляюсь на выход. Когда поток холодного воздуха ударяет мне в лицо, я чувствую себя напуганной, потому что понимаю, насколько моя жизнь фальшивка. А ребенок — реальное, правда.

Что он значит для меня? Сможет ли он выжить и увидеть этот мир? Хочу ли я этого? Вопросы прибавляются и прибавляются, словно образуя снежный ком, что норовит смести все на своем пути. Я не замечаю ничего. Вокруг меня идут люди, сигналят машины, жизнь движется. Ветер усиливается, ударяя сильным потоком мне по лицу, и внезапно я начинаю рыдать, открывая себя перед случайными прохожими.

Я выхожу из машины, мне нужно прогуляться, мне просто нужно двигаться. Время все идет и идет, а я бесцельно брожу по улице. Скажу ли я Беннетту? А если он узнает, что это его ребенок, вдруг его?! Боже, могла бы я убить отца нашего ребенка?

Да, могла. Я бы сделала это, потому что от одной только мысли о том, чтобы разделить с ним это, меня тошнило. Мысль о необходимости смотреть ему в лицо, мысль о том, что я подарю ему ребенка, счастье и радость, от всего этого меня тошнило.

Я отчаянно нуждаюсь в чьей-нибудь помощи. Чтобы кто-нибудь пришел и обнял меня, сказал, что все будет хорошо. Чтобы позаботился обо мне, подержал за руку и отогнал прочь все мучения. Мне надоело постоянно чувствовать одиночество.

Я спускаюсь с бордюра и начинаю пересекать улицу, когда слышу рев двигателя. Я вздрагиваю, поднимаю голову и сквозь пелену вижу, что автомобиль мчится прямо на меня, и я застываю на месте.

— Нина! — в панике кричит мужской голос.

Я закрываю глаза, еще больше слез начинает стекать по лицу, когда что-то врезается в меня. Я больше не стою на ногах, меня несут на руках, и когда меня ставят обратно на землю, я уже знаю по запаху, что я в безопасности.

Деклан.

— Ты в порядке? — спрашивает он, когда я открываю глаза и смотрю на него, а затем рассматриваю окружающее пространство. Я в фойе его отеля.

— Что произошло? — шепчу я, отводя взгляд от стеклянных дверей, которые ведут на улицу, заполненную машинами.

— Я был в своем кабинете, когда увидел, как ты идешь. Я вышел на улицу, чтобы перехватить тебя, и в этот момент ты вышла на проезжую часть. О чем, мать твою, ты думала?

— Я не… — мой голос дрожит, и затем как фарфоровая кукла я падаю и разбиваюсь. Упав в его объятия, всхлипы начинают вырываться из меня. Он быстро поднимает меня на руки и идет через фойе к лифту. Он не говорит ни слова, пока я плачу, обернув руки вокруг его шеи. Он держит меня как ребенка и успокаивает так, как может только он, шепча:

— Шшш, малышка. Я держу тебя, — тихо произносит он. Двери лифта открываются, и он заходит в свой пентхаус, кладет меня на диван и приседает рядом.

Когда я опускаю голову на руки, он убирает их, и я не могу остановить слезы, когда смотрю на него. Черты его лица пересекает тревога, и я знаю, что никак не смогу держать это от него в секрете, потому что нуждаюсь в нем так сильно. Я хочу, чтобы меня утешил именно он. Он единственный, кого я хочу. Поэтому, когда он спрашивает:

— Детка, что случилось? Ты пугаешь меня.

Я, не колеблясь ни секунды, говорю:

— Я беременна.

Я наблюдаю, как на его лице появляется болезненное выражение, которое разбивает мое сердце. Он закрывает глаза, его лоб мучительно морщится, когда он умоляет:

— Пожалуйста, скажи, что это не от него, — его голос трескается точно так же как и мое сердце, и я говорю ему то, что он хочет услышать, и что хочу я, что желаю — сказку, которой никогда не будет — говоря:

— Не от него.

Он открывает глаза, и слезы выскальзывают из них.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что в том месяце я только начала спать с тобой, и держалась подальше от Беннетта. Его частенько не было в городе, поэтому он не подвергал сомнению мои отказы, — мои слова абсолютная ложь.

— Но я думал, что ты не можешь забеременеть?

— Знаю, — кричу я. — Этого никогда не должно было произойти. Не должно, но произошло, и я очень напугана.

— Не плачь, — шепчет он, когда садится возле меня на диване и притягивает к себе. — Когда ты узнала?

— Только что. Я только что вышла из кабинета доктора. Поэтому шла мимо. Мне нужна была прогулка.

— Ты чертовски напугала меня. Машина почти сбила тебя.

— Прости.

— Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной. Объяснила, как это произошло.

Я откидываюсь назад, высвобождаюсь из его захвата и тяжело вздыхаю, прежде чем говорю:

— Последние несколько дней я страдала от сильных болей, поэтому пошла к доктору. Я проверяла на себе эффективность гормональной терапии, чтобы справиться с болями, но прекратила. Доктор сказала, что боли начались потому, что гормонам требуется время, чтобы выйти из организма.

— Почему ты не рассказала мне, что ты страдаешь от боли, — спрашивает он.

— Потому что тебя легко встревожить, и я знала, что это проблема, вероятно, не больше тех, с которыми я сталкиваюсь постоянно.

— Я беспокоюсь, потому что люблю тебя. Я хочу знать, что с тобой происходит. Я не хочу, чтобы ты что-то скрывала, — говорит он, поворачиваясь ко мне лицом, берет мои руки в свои и кладет их на свою коленку. — И что сказал доктор?

— Ничего. Она взяла кучу анализов, затем посмотрела результаты и сказала, что я беременна, — мой голос дрожит на последнем слове, и я вновь начинаю плакать. Деклан берет мое лицо в свои ладони.

— Все будет хорошо. Я знаю, сейчас ты напугана, но я с тобой и никуда не денусь, — уверяет меня он.

— Хотя она сказала, что я, вероятно, не смогу выносить ребенка.

— Почему?

— Потому что у меня слишком много поражений. Она сказала, что будет внимательно наблюдать за мной. Мой следующий прием через две недели.

— Я пойду с тобой.

— Ты не можешь, Деклан, — говорю я. — Беннетт нашел для меня этого доктора. Она знает, что он мой — муж.

Он стискивает зубы, его челюсть напрягается, и он выплевывает:

— Это мой, черт побери, ребенок?

— Да.

— Ты сказала ему, что беременна?

— Нет, — отвечаю я и опускаю голову, признавая. — Я напугана, Деклан. Я боюсь, что он узнает, — я поднимаю на него взгляд, пытаясь сдержать новый поток слез и говорю: — Я не могу рассказать ему. Он не должен узнать.

— Он все равно узнает, но ты не скажешь ему без меня, — говорит он, и реальность всей ситуации поражает меня. — Я знаю, ты боишься, но ты уйдешь от него.

— Деклан…

— Ты уйдешь от него, — приказывает он.

— Только дай мне немного времени.

— Черт подери, Нина. Все, что я делаю — так это даю тебе время.

— Я знаю. Я… прости, но все не так просто. Я уйду, правда, — говорю я, пытаясь убедить его, но уже не могу отличить правду ото лжи. Я не знаю, что, черт возьми, делаю. Я просто паникую, хотя все, что я хочу сделать — это убежать с Декланом. Отправиться в Шотландию, родить ребенка и оставить весь этот жизненный кошмар позади.

— Я не хочу, чтобы он, бл*дь, касался тебя, ты понимаешь? Внутри тебя растет мой ребенок. Этот ублюдок больше не притронется к тебе, — рычит он, и я, даже не вздрогнув, соглашаюсь. — Он уже уехал?

— Прошлой ночью, — произношу я. — Его не будет всю неделю.

Он кивает, и я кладу голову ему на грудь. Его руки прокладывают путь по моей шее в волосы, когда я бормочу:

— Я, правда, боюсь, Деклан.

— Знаю, дорогая. Я позабочусь о тебе, — говорит он, и когда я отстраняюсь и поднимаю голову, он кладет руку на мой плоский живот и добавляет: — Я позабочусь о вас обоих.

Его слова вызывают у меня улыбку, я кладу свою руку на его и хочу всем сердцем верить, что этот ребенок его.

— Я слышала сердцебиение, — шепчу я, и его голос едва слышен, когда он спрашивает:

— Да?

— Да. Оно такое быстрое, — говорю я ему. — Они дали мне фотографию.

Я беру сумочку, вытаскиваю фотографию и отдаю ее Деклану. Он смотрит на нее, и я наблюдаю, как его глаза блестят от слез. Он не пытается спрятать эмоции, пока теряется в изображении.

— Я не думал, что он выглядит так реально, с ручками и ножками, — вздыхает он сквозь слезы.

— Почти десять недель, поэтому мы пропустили стадию, когда ребенок был похож на шарик, — говорю я, выпуская печальный смешок.

— Десять недель?

— У меня срок в октябре, — произношу я, и он, наконец, поднимает взгляд от фото. Его щеки влажные, и я встаю на колени, беру в ладони его щеки, и так же любяще, как он делал мне, ласково слизываю его слезы.