Дверь нам открыла Фло:
— Вы нам что-нибудь принесли?
— Почему ты до сих пор не в постели? — прикрикнула для виду Чарли.
— Потому что я еще не устала, — ответила Фло. — И потому что я хотела дождаться вас. — Она порывисто обняла меня, а потом еще раз, когда я сунула ей в ручку переводную картинку с единорогом. — Ты самая лучшая на свете, Герри!
— А если бы я тебе что-нибудь принесла, я была бы самой лучшей на свете? — ревниво спросила Чарли.
— Нет, — ответила Фло. — Но ты была бы второй самой лучшей.
— Иди спать, — сказала Чарли.
— Сегодня полнолуние, а в полнолуние дети не спят принципиально. Так что привыкай! — Каролина вышла из кухни, чмокнула нас в щечки и опять затараторила: — Чарли, дорогая, тебя все еще тошнит, да? Ха-ха, я тебе сразу сказала, что это не сахар, Ульрих, ты что, не брился сегодня, колючий, как ерш, Герри, как хорошо, что ты пришла, ты прелестно выглядишь, это что, у тебя новая футболка, да, Северин, сейчас же отпусти ее сережку, я купила лосось, стейков из тунца не было, да и не знаешь, покупать ли их… эта избыточная ловля, скоро весь тунец вообще вымрет, потому что он не успевает вырастать и размножаться, и есть им тоже нечего, Северин, я же сказала, оставь сережку, потому что маленьких рыбешек мы тоже всех вылавливаем, какой стыд, иногда мне стыдно быть человеком, а лосось специально выращивают, так что мы можем спокойно его есть, не мучаясь угрызениями совести, я подумала, может, приготовим его в сливочном соусе с укропом, и еще с лапшой, быстро и сытно, и детям понравится, Марте и Мариусу пришлось привести обоих с собой, няня не смогла, Оле и Миа уже тоже здесь, пожалуйста, ни слова не говорите о том, что мы знаем, что у них кризис семейной жизни, Оле нам об этом рассказал при условии, что мы будем молчать, притворитесь, что все как обычно, Фло, иди скорее наверх в детскую, по-моему, Одетта хочет напялить на твою Покахонта[24] платье Спящей красавицы.
— Да она спятила! — Фло помчалась вверх по лестнице.
— Отличный трюк, — похвалила Чарли.
— Но действует только на девочек, — сказала Каролина, подхватила Северина на руки и пошла вперед, прокладывая дорогу между горами тряпок, обуви и игрушек и отпихивая то, что мешало ее и нашему продвижению.
Я вдруг почувствовала, что не решаюсь идти дальше, но Чарли ухватила меня за локоть:
— Пойдем! Тебе нечего стыдиться.
Ах, Чарли, и что бы я только без тебя делала? Сегодня утром у нее было последнее официальное певческое выступление: на свадьбе в церкви Святой Агнессы она пела «Ауе Мала», а мы с Ульрихом сидели в последнем ряду и слушали. Причем не только пение Чарли, а еще и комментарии приглашенных на свадьбу гостей: «Боже, и кто только ее пригласил?» — «Наверняка она чья-то родственница». — «Неудивительно, что мать невесты плачет».
«Спасибо, — шепнул мне Ульрих. — Самое время было положить этому конец». — «Пожалуйста», — откликнулась я, хотя сердце у меня кровью обливалось, потому что как раз в этот момент Чарли с невероятным усердием брала невозможно фальшивую ноту.
— Грудь вперед, голову высоко поднять, — произнесла Чарли, и я ее послушалась. Действительно, не было никакой причины стыдиться. Особенно перед своими друзьями.
Все было как обычно, как в любую другую субботу. Мы готовили и по мере возможности старались игнорировать детей, мастерски производящих шум. Хотя, с другой стороны, конечно, все было не так, как обычно. Во-первых, потому, что Мариус и Марта очень странно на меня смотрели, говорили со мной очень медленно и слишком отчетливо, а еще потому, что Оле старался на меня не смотреть, в то время как Миа, наоборот, буравила меня взглядом.
Я даже всерьез начала подумывать о том, чтобы встать на стол и объясниться: «Я не принимаю психотропных препаратов, и у меня никогда ничего не было с Оле. Клянусь жизнью».
Но сделать этого у меня, конечно же, духу не хватило. И потом, хоть у меня и правда ничего не было с Оле, я уже начала об этом сожалеть, потому что и для Оле, и для Миа это мало что изменило бы.
У меня даже создалось такое впечатление, что Миа хотела, чтобы я заметила ее пронзительные взгляды.
— Миа, как прошли твои курсы повышения квалификации на прошлой неделе? — не выдержав, поинтересовалась я, когда мы, наконец, сели за стол, чтобы вкусить лосося с лапшой. Фло, как всегда, забралась ко мне на колени, чтобы я кормила ее с ложечки, как маленького ребенка.
— Скука смертная, как всегда, — ответила Миа. — А вот у тебя, насколько я слышала, выходные выдались волнительные.
— Миа! — прошипел Мариус, но Миа сделала вид, что не слышала его шипения.
— Открывай ротик, паровоз на подходе, — сказала я Фло.
— Мне даже любопытно, Герри, ну, и как это было? — Миа чуть подалась вперед, и в свете лампы ее рыжие волосы стали переливаться огненными бликами. — Ты хотела наглотаться снотворного, но тут что-то тебе помешало, да? А можно поинтересоваться, что именно? Или, может быть, кто?
— Миа, прекрати немедленно! — рявкнула на нее Каролина. — Я ужасно рада, что она этого не сделала. И пожалуйста, не забывай, что здесь дети!
— Мне просто интересно. На месте Герри я бы порадовалась интересу к своей персоне. Это уж точно лучше, чем делать вид, что ничего не случилось. Или ты со мной не согласна, Герри? Ну же, расскажи нам, как все было.
— Обычно люди сначала спрашивают «почему», — произнесла я и отправила очередной груженный едой вагон-ложку в рот Фло.
— А, ну если ты серьезно хочешь это сделать, то я тебя прекрасно понимаю, — кивнула Миа. — Ты живешь в жалкой однокомнатной квартирке в доме твоей жуткой тети, пишешь порнороманчики, и у тебя задница, которой с легкостью хватило бы на двоих.
— Миа, у тебя что, совсем крышу снесло? — воскликнул Берт. — Герри пишет не порнороманы! Как ты можешь так говорить с подругой, которая чуть не пошла на само… Ты же знаешь, через что она прошла?
— Действительно! — фыркнула Марта.
— Жизнь Герри объективно нисколько не хуже твоей или моей, — сказала Чарли.
— А что такое порно? — услышала незнакомое слово дочка Марты и Мариуса Одетта.
— Ну, вот видишь, что ты наделала? — упрекнула Каролина Миа, а потом пояснила Одетте: — Дорогая, порно — это интересные истории про пони, так их называют.
— Жалко, что ты не пишешь порно, Герри, — расстроилась Одетта.
Мне вдруг пришло в голову, что никто не высказался в защиту моей задницы. А ведь она совсем не превышала среднестатистических размеров, чтобы вот так громогласно можно было об этом заявлять. А в последнее время моя попа стала еще меньше, потому что я почти ничего не ела.
— О, прости, Герри, я совсем не хотела тебя обидеть, — слащаво протянула Миа. — Конечно же, у тебя были какие-то свои личные причины.
— Придержи язык, Миа, — тихо, но внятно проговорил Оле.
Миа последовала его совету, по крайней мере до тех пор, пока дети не поели, не встали из-за стола и не затеяли свою обычную буйную игру, в ходе которой каждые пять минут кому-нибудь делали больно и этот кто-то с воем прибегал жаловаться. Я с удовольствием вытянула ноги — они порядком затекли от давившего на них некоторое время веса Фло — и украдкой бросила взгляд на Оле. Он в ответ тоже украдкой взглянул на меня. Я хотела было ему улыбнуться, но тут мой взгляд упал на Миа, и улыбку пришлось сдержать.
Миа пересела на свободный стул рядом со мной, причем специально пододвинула его поближе ко мне, что было, совсем уж необязательно.
— Вот я все время думаю, а как бы я все обставила, если бы захотела свести счеты с жизнью, — тихо начала она. Миа выбрала удобный момент для атаки: Чарли как раз помогала Каро убирать со стола тарелки, Марта вынимала из носа Одило, младшего брата Одетты, деталь конструктора «Лего», а остальные были заняты беседой. Один только Оле встревоженно на нас поглядывал, но явно с другого конца стола не мог расслышать, что говорит Миа. — Может быть, я бы сняла хороший номер в отеле, нацепила бы какой-нибудь суперклассный прикид и позвонила бы тому, на кого давно положила глаз.
А, ну вот, наконец, перешла к делу. Хочет закинуть удочку. По мне — так на здоровье. У меня было явное преимущество. Во-первых, я знала то, что знала она, а во-вторых, всем понятно, что она ничего не может знать, если только не откроется, что была не на курсах повышения квалификации, а со своим любовником, в том же отеле, что и мы. Ну и, наконец, в-третьих, у меня действительно ничего не было с Оле!!!
— А что, есть кто-то, на кого ты давно глаз положила? — с невинным видом спросила я. — Ну, конечно же, я имею в виду — до замужества!
— Нет-нет, ты меня не поняла. Я пыталась поставить себя на твое место, — прошептала Миа.
Ее светлые, водянистого оттенка глаза благодаря рассеянному освещению комнаты казались полупрозрачными, и зрачков не было видно вовсе, что производило жутковатое впечатление. Надо запомнить этот эффект и использовать его потом для «Ронины». — Я просто размышляла о том, как бы поступила, окажись я в той же ситуации, что и ты. Я бы позвонила тому типу, по которому давно уже сохну. А потом прорыдала бы ему что-нибудь в трубку про самоубийство, и он, конечно же, тут же примчался бы ко мне, чтобы не позволить мне себя убить.
— Ну, это было бы очень глупо с твоей стороны, — поддержала я ее игру. — Потому что тогда ты не смогла бы покончить с собой.
— Так в этом-то все и дело. Ты знала, что тридцать процентов всех попыток свести счеты с жизнью не что иное, как просто способ привлечь внимание к своей персоне! Получить похвалу и заботу, которую самоубийцы, по их мнению, заслужили!
— Ты это в Интернете выискала?
Миа кивнула:
— И знаешь что? По-моему, это как раз твой случай.
— Ну, как минимум это объясняет полное отсутствие сочувствия и тревоги с твоей стороны.
— Должна сказать, приемчик очень даже ничего, — проговорила Миа. — Коварный, зато действенный. Тот тип, по которому ты давно сохнешь, конечно, не в силах тебе противиться, когда ты стоишь перед ним вся такая несчастная и страдающая. Ну и конечно, не следует забывать, что мужчины любят чувствовать себя спасителями. Глазом не успеешь моргнуть, как уже окажешься в койке с объектом своей страсти.
— Не знаю, Миа, по-моему, слишком много мороки только для того, чтобы затащить кого-то в койку, — рассудила я.
— Ну, некоторых мужчин не так-то просто соблазнить. Например, женатых.
Я рассмеялась:
— Ну, какая же дура будет вешаться на шею женатому мужику?
Миа серьезно на меня взглянула:
— Многие женщины охотятся на женатых, Герри. Их больше, чем ты думаешь. Ты, наверное, не поверишь, но даже Оле время от времени сворачивает с истинного пути налево.
— Оле? — Я бросила взгляд в его сторону. Вид у него был обеспокоенный, как будто диванная подушка под ним раскалилась. — Нет, только не Оле!
— А вот представь себе, — прошептала Миа. — Он еще об этом не знает, но моя подруга в эти выходные видела его с другой.
— Может, это была его кузина? — с серьезным видом предположила я. Вся эта ситуация начала меня сильно забавлять.
— Нет-нет, ты меня не понимаешь, — сказала Миа и наклонилась ко мне поближе. — Моя подруга видела Оле с его любовницей в отеле. За завтраком. В очень интимной обстановке. Они лапали друг друга на глазах у всех.
Наверное, Миа посчитала меня настоящей стервой, потому что я, выслушав это признание, даже не покраснела:
— Нет, в это я ни за что не поверю. Только не Оле! Твоя подруга наверняка его с кем-то спутала.
Миа затрясла рыжей гривой:
— Она уверена на все сто процентов!
— И когда это было?
— В позапрошлые выходные, — ответила Миа, и ее зрачки стали совсем крошечными, с булавочные головки.
— О! Бедняжка! — посочувствовала я. — Это когда ты была на курсах повышения квалификации? Какая пошлость! Ну, и что он на это сказал?
— Он еще ничего не знает. Я решила сначала… выждать.
— Так ты думаешь, это у него серьезно? — поинтересовалась я.
Миа долго меня разглядывала, потом заявила безапелляционно:
— Это совершенно исключено.
Да что ты? Какая наглость! Задиристая коза!
— Ну и славно, — спокойно произнесла я. — Только не понимаю, почему ты прямо не сказала Оле о том, что видела твоя подруга, — давно бы все выяснила.
— Может быть, я так и сделаю, — ответила Миа. — Я бы давно с ним поговорила, если бы не началась вся эта кутерьма из-за твоего неудавшегося самоубийства. А ты собираешься попробовать еще раз?
— Да нет, знаешь, мне хватило внимания и похвал, которые обрушились на меня после первого раза.
— А тебе совсем неинтересно, что это за женщина?
— Ты имеешь в виду любовницу Оле? Конечно, мне интересно, — сказала я. — Я просто подумала, что, может, тебе больно говорить об этом.
— Нет, вовсе нет. Подруга сказала, что это была пустышка весьма невыразительной наружности.
— Ну, — одарила я Миа дружественной улыбкой, — на ее месте я тоже бы так сказала. Кто же захочет во всех подробностях описывать подруге, которой и так неприятно, какая горячая штучка ее соперница. Довольно уже и того, что он вообще тебе изменил, так ведь?
— Да нет же, правда! Подруга удивилась, что только Оле в ней нашел.
— Просто когда дело касается любви… — протянула я.
— Любовь! — фыркнула Миа. — Я же только что сказала, что там ничего серьезного!
— Хм, ну, значит, это просто… животное влечение, — сделала я вывод. — Тем лучше. Такое быстрее проходит.
— Да! Да-а-а! — Марте, наконец, удалось извлечь автомобильную фару от конструктора «Лего» из носа Одило, и она с видом победителя подняла ее в воздух. Одило с облесением ретировался. Он часто засовывал что-нибудь себе в нос, и не всегда Марта могла вынуть это. Перед Пасхой Одило проделал фирменный номер с каской одного из членов игрушечной пожарной команды, которая входила в комплект машинки того же назначения. И извлечь ее смог только врач дежурной скорой. А еще Марта клялась, что в носовой полости Одило бесследно канули как минимум две туфельки Барби.
— Нам уже пора, — сказал Мариус, взглянув на Берта, который заснул, сидя с Северином на плече, как бывало почти каждую субботу.
— Да, нам тоже, — поддержал его Оле и тут же вскочил. — Ты идешь, Миа?
— Но я так замечательно общаюсь с Герри, — ехидно ответила Миа.
— Договорим в следующий раз. — Я позволила себе слегка улыбнуться. — Мне очень интересно, что будет дальше.
— Мне тоже, — бросила Миа.
Оле наморщил лоб.
Среди общей суматохи, которая сопутствовала сборам, потому что дети уходить не хотели и за ними пришлось гоняться по всему дому, Берт проснулся и тщетно пытался установить местонахождение пиджака Миа, а Оле вдруг схватил меня за руку:
— Нам нужно поговорить!
— На твоем месте я бы лучше поговорила с Миа, — передразнила я его. — Она думает, что я заманила тебя в отель под предлогом предотвращения моего самоубийства. И сразу тебе поверит, если ты скажешь ей, что легко смог устоять перед моим толстым задом.
— Но это неправда, — возразил Оле.
— Но правда так же безобидна, — сказала я. — Кроме правды о Миа, конечно! Ну, чего же ты ждешь? У тебя все козыри на руках.
Берт торжественно извлек пиджак Миа из-под красного анорака и пары резиновых сапог и отдал ей. Марте в это время удалось поймать Одило, схватив его за локоть. Тот жутко ревел и дергался.
— В понедельник в половине первого в кафе «У Фассбиндера». Пожалуйста, приходи, — произнес Оле тихо, почти одними губами.
Тут Миа повисла у него на руке и заглянула ему в глаза, изогнув губы в соблазнительной улыбке:
— Мне не терпится поскорее оказаться в постели, дорогой. А тебе?
Оле высвободился из ее объятий, и тогда Миа окинула меня в последний раз, причем в ее взгляде явственно читалось: «А что касается тебя, я договорюсь с киллером, как только доберусь до дома».
В принципе я была не против. Оставалось только надеяться, что она наймет не какого-нибудь неумеху, а профессионала, выполняющего свою работу быстро и безболезненно.
На следующее утро позвонила мама.
— Сегодня воскресенье, — сообщила она.
— Да, мама, — вежливо согласилась я.
— Ровно в половине первого еда будет на столе, — продолжала мама. — Камбала, спаржа и вареная картошка. Я просто хотела тебя предупредить, потому что, если ты придешь поздно, рыба пристанет к форме.
Я ошарашенно переспросила:
— Мама, ты приглашаешь меня на обед?
— Ну конечно!
— И ты даже не хочешь посадить меня с тарелкой в прихожей и игнорировать меня во всех прочих отношениях?
— Не говори глупостей. В общем, договорились, ровно в половине первого. И надень что-нибудь поприличнее, Патрик приведет свою маму, и я хочу, чтобы все произвели на нее самое приятное впечатление. Мы просто обязаны это сделать ради Ригелулу.
Ух ты, похоже, у сестры и правда намечается что-то серьезное, раз Лулу отважилась привести свою будущую свекровь в нашу клетку с леопардами и познакомить ее со всей семейкой, в том числе с Арсениусом и Хабакуком и их весьма своеобразными манерами за столом. Прежние романы Лулу кончались через два, ну, максимум через три месяца, и я не помню, чтобы хоть раз знакомилась с ее потенциальной свекровью. Чтобы отважиться на нечто подобное, человек должен быть чертовски уверен в отношениях.
Ну, лично я Лулу не завидую. Тот факт, что где-то бродит извращенец, вылитый будущий муж моей сестры, вызывал у меня довольно неприятные ощущения.
— Ладно, тогда скоро увидимся, пока. — Очевидно, мама решила, в силу неизвестных мне обстоятельств, забыть о том, что очень на меня разозлилась и не собиралась больше никогда со мной разговаривать.
Найти что-нибудь приличное в плане одежды было сложно, потому что в результате моих действий по очистке квартиры от хлама большинство вещей отправились на помойку, а в шкафу у Чарли, к сожалению, было мало того, что в представлении моей мамы являлось «приличным». Когда я отложила в сторону все ее вещи с надписями «Риск» и «Shit», выбирать мне осталось только между футболкой с надписью «Подольски[25], я хочу от тебя ребенка» и просвечивающей белой блузкой.
— Остальное в стирке, — извиняющимся тоном произнесла Чарли, протягивая мне черный кожаный корсет.
— Ну, уж нет, — ответила я. — Тогда лучше рубашка с черепом.
— У нее, к сожалению, под мышкой огромная дыра.
В конце концов я надела просвечивающую блузку, потому что Чарли сказала, что с симпатичным кружевным лифчиком (он немного царапал кожу, зато смотрелся очень благородно, поэтому я его не выбросила) блузка выглядит элегантно и очень стильно.
Когда я вышла из ванной, Ульрих восхищенно присвистнул.
— Эй, подруга! Вот ведь правду говорят — никогда не знаешь, кто именно перебежит тебе дорожку.
Чарли ткнула его локтем под ребро и кивнула мне:
— Ты выглядишь вполне подобающе для общественной жизни, мышка.
— Ну, не знаю, — сказала я. — А соски через эту блузку не просвечивают?
— Да уж, детка, — продолжал Ульрих. — Вполне подобающе, ничего не скажешь. И как же зовут этого счастливчика? А ты не думаешь, что еще немного рановато для такого? По-моему, ты должна прийти в стабильное, с точки зрения психики, состояние и только потом уж… Ай!
Чарли еще раз двинула ему по ребрам.
— Сегодня к моим родителям придет будущая свекровь моей сестры, — сообщила я, окидывая себя нерешительным взглядом.
— А, понятно, — протянул Ульрих. — Ну, для такого случая костюмчик что надо.
— Грудь вперед, плечи назад, голову выше, — скомандовала Чарли. — Не вздумай больше облажаться, слышишь! Все это не должно быть напрасным.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Ну, все это смертоубийство, — произнесла Чарли.
Мама Патрика была миниатюрной невзрачной женщиной с седыми, коротко подстриженными волосами. Общую картину дополняли очки и бежевая блузка в цветочек. В столовой она уважительно огляделась и сказала: «О, как у вас тут мило», чем в одно мгновение покорила сердце моей мамы.
— Очень простая женщина, но сердце у нее золотое, — говорила она позже на кухне, когда я помогала ей раскладывать еду по тарелкам. — Блузка, конечно, у нее просто невообразимая, но, с другой стороны, когда ей, бедняжке, было следить за модой? Она ведь пошла мыть полы, чтобы заработать сыну на образование. А теперь она очень гордится тем, что Патрик нашел себе такую умную девушку, как Геритилу. Ведь она учительница и из хорошей семьи.
— И блондинка, — вставила я.
— И блондинка, — повторила мама. — У них будут прелестные детишки. Больше соуса, Тиригерри, но клади его только на спаржу. Кстати, у тебя блузка тоже совсем никуда! Сквозь нее даже лифчик просвечивает. Разве я не ясно выразилась, когда сказала, чтобы ты надела что-нибудь приличное? Вот один раз в жизни я тебя о чем-то попросила и…
— Извини, — прервала я ее обвинительную речь я. Надо было все-таки надеть футболку с Подольски.
— Да что уж там. Ты делаешь это нарочно. Вечно с тобой так: ты никогда не вписываешься в рамки!
Обед был вкусным, несмотря на то что Арсениус с Хабакуком презрительно отвергли некоторые блюда и проделали неприятные фокусы с картошкой. Все вели себя как обычно, и только папа не удостоил меня взглядом. Наверное, все еще сердился за грубости, что я наговорила ему в прошлый понедельник.
Хизола села рядом со мной и робко мне улыбнулась:
— Вот, твой mрЗ-плеер. Он теперь тебе и самой понадобится.
— Можешь оставить его себе, Сисси. — Я так иногда называла ее, и это уж точно было лучше, чем Хисси, как нередко звала ее моя мама: ведь не все сокращения бывают удачными, а краткость иногда бывает таланту сводной, а не родной сестрой. — Дареному коню в зубы не смотрят, а повторять — все равно, что воровать.
— Но ты ведь остаешься жить, правда? Я вздохнула:
— Вероятно.
— Спаржа на вкус полное дерьмо! — завопил Хабакук.
— А рыба — говно, — в рифму прибавил Арсениус. Хорошо, что они только близнецы, а не тройняшки, а не то картофелю тоже пришлось бы подбирать рифму…
— Хаби! Арсениус! Что про нас подумает наша гостья? — одернула их мама. Гостья, в единственном числе. Патрик, очевидно, уже относился к членам семьи.
— Ах, иметь большую семью — это так прекрасно, — защебетала мама Патрика. — Я всегда хотела, чтобы у моего Патрика были братья и сестры, но… — тут она вздохнула, — видно, не судьба. — Значит, у Патрика никогда не было брата-близнеца, бесчинствовавшего в Интернете под ником otboyniymolotokЗ1. Жаль.
— Здесь еще нет одной из сестер, Тигелу, — сказала мама. — Моя вторая дочь живет с семьей в Венесуэле. Ее муж дипломат, и наша Гетирика работает переводчицей в посольстве. Она говорит на трех языках.
— О, как чудесно. Какие у вас талантливые дочери! — Мама Патрика повернулась к Тине: — А кем вы работаете?
— У меня сейчас хватает забот по хозяйству и воспитанию детей, — с достоинством пояснила Тина. — Но когда у близнецов самый трудный период будет позади, — интересно, и когда, же это, наконец, случится? — я хочу вернуться на работу в школу.
— Тоже учительница… — Мама Патрика явно находилась под впечатлением, а моя мама чуть не лопалась от гордости. Но, когда мама Патрика повернулась ко мне, моя молниеносно сунула ей под нос блюдо с картошкой:
— Еще немного?
— Нет, спасибо, — поблагодарила та. — Все было очень вкусно. Как в ресторане. Я ничего такого сама не делаю.
— Да что ты, мама! Как будто ты не можешь приготовить ничего вкусного! — Патрику явно было немного неловко за свою мать.
Мама Патрика опять повернулась ко мне:
— А чем вы занимаетесь?
Моя мама вскочила и лихорадочно начала собирать тарелки:
— Луриге, ты не поможешь мне на кухне с десертом?
— О, еще и десерт будет! — удивилась мама Патрика.
— Мама, пожалуйста, не надо делать вид, что ты никогда не готовишь десерт, — попросил Патрик.
— Герри — писательница, — громко заявил вдруг мой папа. Мама замерла с горой тарелок в руках. Все остальные тоже изумленно уставились на папу, причем больше всех изумилась я.
— Писательница! — восторженно повторила мама Патрика. — О, но это, же просто великолепно! А что вы пишете? Может быть, я что-нибудь читала?
— Я… — начала я, но мама уронила вилку на кафельный пол, и я замолчала.
— Лично мне больше всего нравится «Ночная сестра Клаудия под подозрением», — сообщил важно папа. — Очень увлекательно, невозможно оторваться до самой последней страницы.
Будь у меня в руке вилка в тот момент, я бы тоже ее уронила.
— Или вот еще «Роза для Сары», — продолжал папа. — Очень проникновенное произведение.
— Звучит потрясающе, — произнесла мама Патрика. — Надо будет при случае купить.
— Я могу дать вам почитать свои экземпляры, — предложил папа. — Если вы пообещаете, что они никуда не денутся.
— Ну, это само собой, разумеется, — кивнула мама Патрика.
Господину Дитмару Мергенхаймеру,
Молткештрассе, 23
Дорогой Дитмар, он же Макс, 29, не курящий, робкий, но любящий развлечения.
Во время уборки у себя дома я случайно наткнулась на письма, которыми мы обменялись, и вспомнила тебя. К сожалению, наша первая и единственная встреча прошла не очень хорошо. Наверное, ты и по сей день задаешься вопросом: а не случилось ли со мной тогда чего-нибудь в женском туалете.
Прости, что я оставила тебя вот так просто сидеть в кафе, выскользнув через заднюю дверь. Но я была слишком шокирована тем, что тебя зовут не Макс и что тебе не 29 лет, ну… и что ты совсем не робкий. Я тогда предположила только, что ты и правда любишь развлечения и что с тобой интересно, — но, судя по письму, которое ты мне тогда прислал, и это тоже неправда. (Извини, что я не ответила на твое письмо, я просто не хотела подливать масла в огонь!)
Откровенно говоря. Макс или Дитмар, так нельзя! Нельзя писать, что ты на десять лет моложе, чем ты есть на самом деле, когда в жизни ты выглядишь на пять лет старше своего возраста. И если ты Дитмар. то ты тогда уж точно не Макс. Мне тоже не так легко быть Гердой, а вот, скажем, Хлоей я могла бы быть запросто. Но вот что: наше имя — это часть нас. Я понимаю, что зваться Дитмаром и в то же время быть сексуальным тяжело, но почему бы тебе не назваться, скажем. Диди? Или называйся своей фамилией. «Привет, я Мергенхаймер» — вот это я понимаю, звучит… ну ладно, ладно, тоже дерьмо полное. Но клоню я к тому, что с человеком гораздо проще общаться, если он искренен и честен. Поэтому я приложила к письму роман, в котором совсем непривлекательному главному герою, в конце концов, удается завоевать любовь потрясающей женщины именно потому, что он честен, искренен и чрезвычайно сексуален. Прочитай «Летом, когда Дара нашла любовь», и ты будешь располагать всеми необходимыми знаниями об отношениях мужчин и женщин.
Желаю удачи в поиске партнерши.
С наилучшими пожеланиями, Герри Талер.
Р.S. Пять евро — это за латте макиато, который тебе тогда пришлось оплатить вместо меня. Еще раз извини.